Раздвоенное сердце

Глава 4 Глупые сплетни

На следующий день мама и папа решили отвести меня на ужин в единственный ресторанчик в Кауленфельде. Я была молчаливой, придя со школы, так что мама решила меня порадовать.

Я согласилась, так как других планов у меня не было, но все равно наделялась, что этот вечер надолго не затянется. По пути в отель мои мысли были заняты новой катастрофой в школе. Мама и папа пытались меня как-то развеселить и отвлечь, но все попытки их были тщетны.

Утро было ужасным. На перемене шел дождь, поэтому мне очень хотелось побыть одной. К тому же у меня болели мышцы - напоминание о моей экскурсии в лес вчера вечером. Я закрылась в женском туалете, села с вытянутыми ногами на закрытую туалетную крышку и прислонилась затылком к плиткам. Здесь было тихо. Только было приглушенно слышно, как барабанил дождь.

Гуляющий человек был прав. За грозой ночью последовал холодный фронт, и теперь стало также холодно, как в наш приезд. На удивление я не простыла, как хотелось бы.

У меня не было даже насморка. Горло не першит, вообще ничего. При этом воспаление лёгких было бы в самой раз, чтобы заглушить эйфорию, связанную с переездом, у родителей.

Здесь, в затхлом убежище туалета, я, наконец, хотела сконцентрироваться и вспомнить о моём недоброжелательном спасателе на лошади. Но не успела я закрыть глаза, как воспоминания улетучились из головы, как будто мой мозг хотел задвинуть засов. Я попробовала упрямо сделать это снова. Гроза. Дождь. Бурный ручей. Всадник.

Внезапно в моём туалетном убежище с тишиной было покончено. Дверь распахнулась, и несколько стучащих каблуков заставили пульсировать мои виски. Хотя я ночью и спала, как убитая, чувствовала себя я всё-таки переутомлённой.

Папа считал, что это из-за свежего деревенского воздуха, к которому мы не привыкли. Сама мама, больше мертвая, чем живая, посмотрела на меня испытующее со стороны, когда я так зевала, что почти не смогла выпить своё кофе.

Подозревала ли она, что я сама чуть ли не казнила себя в бурю? Но когда я посмотрела на неё в ответ, она мне только сонно улыбнулась. И сейчас мне хотелось зевать, но я плотно сжала челюсти, что бы лучше слышать. Я определила три голоса девушек, которые возбуждённо судачили между собой. Их звонкие голоса вибрировали в моих ушах.

Фраза "Тест по французскому" вырвалась из их уст. О. Они из моего курса. Час назад мы писали контрольную - для меня пустяк. Я напряжённо подслушивала, была ли Майке тоже тут. Майке была единственным светлым моментом этим утром. Она помахала мне, зовя к своему столу.

— Здесь свободно, — сказала она мне, указывая на место рядом с собой.

Я села, и мы начали беззаботно болтать. Она даже ни разу не спросила меня о Кёльне и почему я была здесь.

Вообще-то она ничего не спрашивала - или даже не ждала ответа. Но её хорошее настроение успокоило меня немного, и я даже вставила пару разумных предложений. В конце концов, теперь был курс, на котором я сидела не одна.

Да, здесь была Майке - я узнала её слегка грубоватый и всё-таки девчачий голос. К двум другим голосам я не смогла припомнить лица, но я уже их слышала.

— Видели, как быстро писала новенькая? — спросила одна из девчонок весело. — Как её зовут, можешь сказать ещё раз?

— Эли, — быстро ответила Майке. — Елизавета Штурм. Правда, её называют Эли.

"Спасибо Майке."

— Елизавета Штурм, — раздалось насмешливо с другой стороны. — Что за имя? Такое старомодное. Не удивительно, что она считает себя лучше нас. Она даже на нас не смотрит.

— Бенни сказал, она хочет здесь только окончить гимназию и больше ничего. Она сама ему об этом сказала. Я думаю, раз она из Кёльна, то что ей здесь еще делать?

"Это правда", — подумала я мрачно и заметила, что мускулы шеи напряглись. Только это звучало так, что "здесь" — это сногсшибательно, а Кёльн — это жалкий угол.

— Так, с Бенни она, значит, разговаривает. Ну, посмотри на неё. Я тебе вот что скажу, Майке, если она хочет общаться с Бенни, то тогда она будет иметь дело со мной. Если она из большого города, то это не значит, что она может забрать его себе.

Хорошо, теперь я узнала, кто говорит. Черноволосая Снегурочка - красавица с длинными ногами. Её зовут Лотте, но про себя я называла её только Чёрная Лола. Её ядовитые взгляды преследовали меня уже в первый день. Майке тихо хихикнула.

— Мне она кажется странной, — задумчиво сказала другая девушка. — Одевается, как модель, но какая-то вся напряжённая.

— Она не напряжённая, а высокомерная, — ответила чёрная Лола.

— Я не думаю что она такая, — возразила Майка.

— Нет? — спросили другие хором.

Короткое молчание. Я задержала дыхание. Глупые бабы, что, не замечают, что всё это время кто-то заперт в кабине?

— Может, она просто не уверена в себе, — предположила Майке задумчиво. О боже, Майке. Я почувствовала симпатию к её большому количеству веснушек и вздернутому носу. Но всё равно она сделала только хуже. Я предпочла выглядеть высокомерной, чем неуверенной.

— Она не неуверенна, — прогремел неизвестный голос.

Возможно, это была Надин? Девушка с большой грудью?

— Посмотри только, как она ходит и двигается. Она думает, что она лучше нас. У неё богатые родители. Отец руководитель психушки.

Психушка... Так говорили, может быть, в прошедшем столетии. С трудом я подавила фырканье. Когда Чёрная Лола глупо засмеялась и пропищала "Ну тогда", моё терпение закончилось. Я отодвинула задвижку и одним нацеленным пинком раскрыла дверь, которая с грохотом стукнулась об стену. Три девушки вздрогнули одновременно. Лола вдохнула от страха чёрную прядь волос.

— Внимание, здесь сумасшедшая из большого города, — прошипела я и проскочила мимо.

— Привет Майке, — добавила я более мягко. Все-таки, она была честной.

— Господи, Эли! — она бросилась за мной. — Почему ты это делаешь?

Я молчала, прикусив губу.

— Они начнут тебя теперь бояться, — сказала она укоризненно.

— Они злословили. Другого они не заслужили, — проворчала я сердито.

— Извини Эли, но это не было злословием. Мы только разговаривали. Это нормально. Мы ничего дурного не говорили. Я тем более нет. Ты пойдёшь со мной к киоску? Мне нужен шоколад.

— Мне тоже. Срочно, — сказала я коротко.

— Видишь, — улыбнулась Майке.

— Видишь? — спросила мама.

— Что, — крикнула я сконфуженно и, щурясь, подняла голову.

— Посмотри, раньше это была старая почтовая станция, здесь когда-то останавливались кареты.

Я смотрела на заросли плюща передо мной, за которым скрывалась стена с поблекшим деревянным каркасом и несколько тяжёлых, заржавевших крючков.

— Чудно, — механически ответила я и позволила маме и папе протолкнуть меня через открытую дверь трактира. Несмотря ни вправо, ни влево, я целеустремлённо направилась к самому спрятанному столу в заднем углу и села, прежде чем мама и папа смогли бы меня переубедить. Здесь никто не будет на меня глазеть. Не так, как в школе, где были большие классы и посещаемые мной усиленные курсы не позволяли быть в тени.

Остаток утра мне пришлось пережить без Майки. Я провела его за тем, что выкладывала кучу книг, как защитную стену, и думала о том, есть ли выход из этой ситуации. Всё, что я здесь в течение двух дней натворила, вряд ли можно хоть как-то исправить. Но если кто-то смеялся о профессии моего отца, я теряла контроль. Папа помогал людям, которым было плохо. И если так пойдёт дальше, то и я скоро буду, как он.

Когда я сидела вечером с моими родителями в трактире, осуждения девушек продолжали преследовать меня. Действительно ли я выглядела такой высокомерной и напряжённой?

— Эй, Элиза, просыпайся! Что ты будешь есть?

Папин голос вырвал меня из моих мыслей. Я смотрела в моё меню, но не видела ни одной строчки. Перед нами стояла официантка и смотрела на нас вопрошающе. Снова у меня было такое чувство, будто я застряла в неверном фильме. За мамой на деревянных панелях стены висела огромная голова кабана со злыми маленькими глазками, окружённая оленьими рогами. Как будто я была в горнолыжном туре - только это был не отпуск. И комната не декорацией, а единственный ресторан вокруг.

В Кёльне у нас было десять ресторанов только в нашем блоке, и ни один из хозяев этих заведений не позволил бы прибить на стену ресторана череп кабана.

— Э... что ты хочешь? — спросил папа. — Я буду Вестервальдский антрекот. По-английски, пожалуйста. С кровью, — добавил он, поясняя.

Я спрятала улыбку. Значит, он тоже не доверяет этим наивным дикарям.

— Хорошо я тоже возьму такой же, только средне прожаренный. Без крови. С картошкой фри, — сказала я.

Мама и папа посмотрели на меня с удивлением. Но у меня появился аппетит и хотелось мяса, после того как я несколько дней ела нерегулярно и неохотно.

Пока наш заказ готовили, мама и папа пытались сделать жизнь в деревне для меня приемлемой. После короткой болтовни с хозяином, папа вернулся со стопкой брошюр для туристов, картами туристических маршрутов (нет спасибо, у меня это уже было) и программами клуба.

Здесь она была довольно унылой. В неё входил клуб для футболистов (ах), клуб для стрелков (никогда) и клуб каратистов в Риддорфе.

— Посмотри, у них есть пробные уроки. Самозащита для девушек и женщин, — сказала мама и пролистала с благоговением помятые чёрно-белые копии, как будто имела дело со старой ценной рукописью.

— Пожалуйста, — застонала я. — Это не для меня.

— Ты ведь сказала, что снова хочешь заняться спортом, — напомнил мне папа.

— Нет, это ты сказал. Я точно нет. Это что, допрос? — Я чувствовала себя загнанной в угол. Только я смогла немного расслабиться, как они начали говорить со мной, как будто мне одиннадцать.

Несколько минут мы молчали.

— Это была просто идея, — наконец сказал папа.

- Ах, папа, ты ведь сам точно знаешь, что из этого ничего не выйдет, — вздохнула я. — Это просто не получится. К тому же, ты тоже не занимаешься спортом. И мама тоже нет. И в клуб вы тем более не вступили.

— Я занимаюсь йогой, — напомнила укоризненно мама.

— Это не спорт, — возразила я.

— Это развлечение для домохозяек. — Папа усмехнулся. Мы оба знали, что приводило маму в ярость, если мы такое говорили. Поэтому мы делали это снова и снова.

— Да ну? — спросила мама и ухмыльнулась в ответ. — Тогда спроси вон ту домохозяйку, умеет ли она так, — она положила голень на колено, сцепила свои ноги друг с другом и скрестила свои руки ладонями наружу за спиной. Мне было больно даже на неё посмотреть. Мужчины, сидевшие за соседним столиком и одетые в зелёное, прервали свой разговор и смотрели на нас, ничего не понимая. Только упомянутая домохозяйка продолжала выбирать кости из её поджаренной форели.

— Что ты делаешь, мама? — прошептала я и попробовала незаметно распутать её руки и ноги, когда увидела, что официантка подходит ближе. Но она только засмеялась.

Мы ели как всегда молча. Папа закатил от наслаждения глаза, когда сок мяса красными полосами потёк из его стейка.

Охотники рядом с нами опустошили стаканы с пивом с рекордной скоростью, играя при этом громко в скат. Они поприветствовали нас кратким кивком головы, когда мы уходили - каждый в ресторане приветствовал нас, но никто не начал с нами разговор.

Облака разошлись. Над нами возвышалось огромное звездное небо. Несколько секунд мы смотрели безмолвно наверх. Такого я не видела уже несколько лет.

— Как красиво, — вздохнула мама благоговейно и замотала шарф потуже вокруг шеи.

На полпути домой папа внезапно остановился и схватился с искажённым лицом за лоб.

— Мигрень? — спросила мама сочувственно.

— Возможно, — ответил папа осторожно. — Пойду-ка я ещё поработаю, прежде чем завтра станет в невмоготу.

Так, снова ночная смена. Мама довольно про себя напевала, пока мы поднимались последние пару метров к дому. В самом деле, полчаса спустя папа уехал в Риддорф. Я ушла в свою комнату. Мама смастерила мне что-то вроде ширмы вокруг спального сектора, из нескольких свободных кусков тёмно-серой лёгкой ткани, которая прерывалась серебряными блестящими полосками.

— Чтобы было более уютно, — сказала она.

Они оба беспокоились. Всё-таки от меня не ускользнуло, что мама залепила подоконники вокруг моей кровати орхидеями. Ей это может и нравится - мне нет. Я находила их запах сладковатым и навязчивым и при въезде я маме сразу ясно сказала, что не хочу никаких цветов в моей комнате. Я никогда не могла хорошо обращаться с растениями. Я сняла горшки с подоконника и поставила их на лестницу под световой люк. Они никому там не будут мешать, а я теперь не буду их ни видеть, ни нюхать.

В конце концов, я затянула свободно болтающиеся портьеры и легла в кровать. Я себя чувствовала как в бедуинской палатке - мне это понравилось. Так как в этот звёздный вечер моя студия на крыше показалась мне вдруг сильно большой и голой. Только я закрыла глаза, как мои мысли обратились к следующему дню.

Завтра. Завтра мне нужно будет снова отсидеть длинный одинокий день в школе. Не было ничего, чему бы я могла радоваться. Страх тупо сжал мой желудок, и я пожалела, что съела весь стейк. Я не знала, чего я боялась больше - идти в школу или самого страха, который меня весь день сопровождал.

Моё сердце стучало громко и нерегулярно так, что я долго не могла уснуть. Но потом на краю леса снова начала кричать птица.

В этот раз она не мешала мне спать. Её крик утешал и успокаивал меня. Он погрузил меня в глубокий сон без сновидений.