Раздвоенное сердце

Глава 26 Хоровод

Уже в семь часов - я убедилась, посмотрев на часы, так как не могла в это поверить - я услышала, как мама шаркает по дому. По лестнице вверх, по лестнице вниз.

Дверь зимнего сада стучала почти каждую минуту. Потом она полила с самоотверженностью свои цветы и оставила ороситель поливать влажную от росы траву, пока она совсем не промокла. Озадаченно я стояла возле своего окна и наблюдала за ней, как она ходила от растения к растению и каждому из них делала исчерпывающий личный визит. Ладно, несколько дней не было дождя. И стало очень жарко. Но всё-таки это была не причина, чтобы поднимать такую суматоху.

Я бы с удовольствием ещё немного поспала. Мытарства ночи я всё ещё чувствовала в своём теле. От отпечатка копыта при свете дня ничего не было видно. И я больше ничего не чувствовала. Тем не менее, меня снова и снова посещали короткие воспоминания о событиях сна, заставляли меня вздрагивать до мозга костей и вызывали новые вопросы. Но я была слишком усталой, чтобы записать их.

После молчаливого завтрака в компании моих гиперактивных родителей (они что, с недавних пор стали принимать наркотики?), я снова ушла наверх в свою комнату. Даже мой отец, казалось, не сомневался, что я провела всю ночь, как послушная дочь, дома.

Несмотря на летнюю жару, я уютно устроилась на своей кровати и пыталась наверстать ночной сон, дремля. К сожалению, меня всегда беспокоили, когда я как раз собиралась окунуться в очень приятное воспоминание. Живот Колина на моём, например. Но как раз в этот момент мама протопала в комнату и начала складывать свежее выглаженное бельё в мой шкаф.

- Мама ..., - вздохнула я с упрёком. - Я пытаюсь уснуть.

Она не смутилась, хотя она должна была бы лучше всего понимать как это, продлевать сон днём.

Пол часа спустя - мои мысли и чувства находились в тёплом гнёздышки из рук и ног Колина, к которому мне было разрешено прижаться, и жёлтых глаза волка - внизу зазвонил пять раз подряд телефон. Два раза ответил папа, три мама. Переговоры были короткими, но сопровождались нервирующим радостным смехом и стремительным хождениям туда-сюда. Я прокляла ещё раз мой хороший слух и натянула одеяло на голову.

Третья попытка. Закуска Колина из сна волка. Я попыталась как раз вспомнить, какой на ощупь была его голая грудь, когда мама ворвалась в комнату с включенным пылесосом. Даже не постучалось. Это было последней каплей.

- Мама! Хватит! - Я вскочила с кровати и вырвала ревущее чудовище у неё из рук.

Отчаянно я затрясла кабелем, пока не послышался надёжный хлопок, означавший, что я вырвала его из розетки. Я всегда ненавидела пылесосы. Но ещё больше я ненавидела то, что кто-то вместе с ним, не спросив, проникал в мое частное пространство. Мамина блаженная улыбка исчезла лишь на короткое время, чтобы потом сразу уступить место немного более искусственной.

- Ах, Эли, это такой хороший день.

- Точно, - раздраженно умерила я её пыл. - Это прекрасный день, у меня каникулы, я устала и хочу спать. Я что, требую слишком много?

Скептически она посмотрела на меня.

- Разве ты не хочешь хотя бы принять душ?

- Почему? Я что, воняю? – Боже, как она может капать на нервы.

- Нет, но ... - Она указала, подняв брови, на мои ноги. О. На мне всё ещё были надеты джинсы с сегодняшней ночи. Они были покрыты пятнами от травы, всеми мыслимыми оттенками зелёного. К краю подшивки прилипла глина, а мои ноги напоминали ноги суриката.

Шипя, я вручила маме её пылесос в руки и поспешила в ванную. Здесь она тоже всё помыла и поставила для меня на шкафчик для полотенец новый запас косметических проб. Маленькие тюбики геля для душа, крема для кожи, шампуни и зубной пасты.

Город посылает приветы. Раньше Николь, Дженни и я проводили всю вторую половину дня, роясь в корзинах с пробами в аптечном магазине, и тратили наши карманные деньги на бесполезные вещи, которые никому не нужны.

Когда я намылила свою голову - теперь мне нужна была двойная порция шампуня, чтобы захватить все волосы - я снова вспомнила о летнем празднике на краю леса. Я про него совсем забыла. Да, и как это сочеталось друг с другом.

Ночь полная паники и боли, и запрещенная близость, включая встречу с диким животным на рассвете, и только несколько часов спустя жаренные колбаски и фонарики с мамой и папой.

Я позволила моей маме бушевать в моей комнате дальше - мои записи о Колине я на всякий случай закрыла в ящике в прикроватной тумбочки - и переместилась в шезлонг, разукрашенный ужасными цветочками, который папа спас из бабушкиного инвентаря и поставил в тенистом уголке сада.

Мне нужно было сильно постараться и взять себя в руки, чтобы громко не завопить или не сделать ещё что-то более плохое, когда папа с огромными солнечными очками на глазах и банданой на голове начал косить траву - стартовый выстрел для всех остальных жителей деревни. Гул моторов не прекращался до раннего вечера.

Хорошее настроение родителей улучшалось. Мама действительно бегала по траве за папой со шлангом в руках, когда он попытался преднамеренно утопить снова её цветы, пока оба бесшабашно не засмеялись и не упали вмести в траву.

На всё остальное я не захотела смотреть. Я обошла их, сделав круг побольше, и сбежала в свою комнату, чтобы переодеться. Не типично быстро для меня я выбрала футболку с капюшоном и мои любимые джинсы, надела их и пригладила импровизированно свои волосы, проведя влажными руками по непослушным красно-коричневым кудрям.

Поскольку я хотела предотвратить любую попытку сводничества, я даже воздержалась от того, чтобы подвести глаза.

- Ты готова? - спросил папа, сбитый с толку, когда я присоединилась к нему и маме в зимнем саду и начала завязывать кеды.

- Что-то не так? - ответила я колко.

- Нет, - сказал он быстро. - Нет. Ты выглядишь мило. Действительно мило. Я почувствовала, что они переглянулись.

- Может, мы уже пойти? Я хочу покончить с этим, - сказала я холодно.

- Ты ещё удивишься, Элиза, - проворчал папа весело и начал петь "Что нам сделать с пьяным моряком?". Надеюсь, он закончит с этим, когда мы дойдём до торжества. Папа умеет многое, но только не петь. Когда я ещё была маленькой, я всегда начинала кричать, если он пел мне колыбельную. И теперь у меня было желание сделать так же.

Мы шли друг за другом гуськом вниз к ручью. Между этим зазвонил папин мобильник, и он прошептал пару коротких предложений в трубку, которые звучали очень важно. После того как он повесил трубку, он стал напевать ещё громче и понёсся, как на крыльях. Мама и я едва за ним поспевали. Внизу, возле таверны, он остановился.

- Что такое? - спросила я угрюмо. Я почти что врезалась ему в спину, потому что смотрела только в землю. Вместо того чтобы ответить, он повернулся и перевязал мне шалью глаза.

- Папа ..., - застонала я. - Что всё это значит? И перестань, наконец, петь!

Он плавно перешёл на свист. "Ура, поднять на высоту, а потом ещё выше ...". Вместе с мамой он повёл меня через дорогу.

- Сюрприз, - закричали несколько голосов хором, и шаль сорвали с моих глаз. Передо мной стояли Николь и Жени, нагруженные двумя толстыми рюкзаками, а в руках у каждой по чемодану на колесиках. У Николь - розового цвета, у Дженни - сиреневого. Их улыбка пропала, когда они внимательно меня разглядели.

Такой они меня не видели с того времени, как я перестала быть аутсайдером. И, скорее всего, было хуже, когда 17-летняя позволяет себе так опуститься, чем когда это делает 13-летняя. Они обе пытались вернуть самообладание. Но это длилось не долго, и они уже снова воодушевлённо засияли.

- Что вы тут делаете? - спросила я вяло.

- Мы переночуем у тебя, - закричала Николь, которая как всегда была отлично одета и накрашена. Всё подходило, даже лак на ногтях к полоскам на чемодане.

- А потом мы вместе летим на Ибицу. Завтра утром! - добавила Дженни.

- Мы всё устроили, - сказала мама гордо. - Такси в аэропорт заберёт вас в семь утра, тебе осталось только упаковать чемодан. Я уже подготовила тебе твою летнюю одежду.

Так вот почему постоянные телефонные переговоры и косметические пробы. Но к чему мания к уборке и это убийственное хорошее настроение? Мои родители были так рады, наконец, убрать меня с глаз долой?

- Хм, а почему вы не отвезёте нас в аэропорт? - спросила я маму и попыталась улыбнуться.

- Потому что мы едим в другом направлении. В Италию. Тоже на одну неделю, - объявил папа. Окей. Теперь всё стало ясно. Так он убил одним ударом двух зайцев. Дочь отправляется на Балеарские острова, чтобы к ней вернулось благоразумие, в то время как родители отправляются во второй медовый месяц. А после этого всё будет снова в порядке.

- Супер! - соврала я и слабо улыбнулась. - Я ошеломлена.

По крайней мере, это было правдой.

- Давайте мы отнесём ваш багаж! - сказал папа и забрал у Николь и Дженни чемоданы и рюкзаки из рук. Николь улыбнулась ему с широко раскрытыми глазами.

- А вы трое идите вниз к лугу, где будет праздник, - засмеялась мама и подтолкнула меня вперёд. Я тащилась за моими без перерыва трещащими подругами через мостик и через короткий отрывок леса и иногда механически отвечала "да", или "классно", или "супер".

"Торжество" состояло из киоска с картофелем фри, маленького деревянного домика, где толстый мужик заведовал музыкой, пивного грузовика и в беспорядке наставленных скамеек. На подвешенной решётке для барбекю поджаривались стейки и сосиски. Между деревьями были подвешены фонарики и световые гирлянды, а на спортивной площадке боролась орава детей за мяч.

Это было угнетающем, но я всё-таки наслаждалась ситуацией. При других обстоятельствах я бы смогла даже прекрасно развлечься, видя, как Николь и Дженни таращатся.

Прежде чем они поняли, что это действительно было всё, мои родители уже снова присоединились к нам. Держась за руки. Я позволила уговорить себя сесть на одну из скамеек. Напряжённо я пыталась следовать за историям из школы, о ночных похождениях и о наших общих друзьях из Кёльна, о которых рассказывали Николь и Дженни, и одновременно привести в порядок свои проносящиеся в голове мысли.

Я не хотела ехать на Ибицу. Я уже тогда не хотела этого, когда обе позвонили мне. Теперь они были здесь, в лучшем чемоданном настроении, а я всё ещё не хотела туда ехать. Да, это была всего лишь одна неделя, но одна неделя могла быть очень, очень длинной.

С другой стороны, там было Средиземное море, которое я всегда хотела увидеть, и солнце юга, о котором все мечтают и которое я ещё ни разу не пережила. В пол уха я услышала, как папа упомянул, что он и мама хотят выехать уже в три часа ночи. Конечно, они выедут, пока ещё было темно, чтобы не попасть под пылающее полуденное солнце.

Я знала, что они хотели переночевать в Швейцарии. А потом, подумала я, внезапно охваченная завистью, они уже будут на тёплом юге, будут спать днём, а ночью бодрствовать, пробираться по узким улочкам, есть пасту и пить вино. Зато я знала норвежские мрачные фьорды, как свои пять пальцев. Ледяные, дождливые, одинокие фьорды, где даже днём темно.

Товарищеский шлепок по моему плечу освободил меня от моих замораживающих воспоминаний о каникулах. Я коротко закашляла.- Эй, Эли, просыпайся! - Это был Бенни. Конечно. - Ну? - спросил он меня, смеясь. Николь и Дженни изучали его с любопытством. Он весело подмигнул им.

- Ну, - сказала я вяло, потому что мне не пришло в голову ничего другого.

- Подходи позже ко мне, я работаю в пивном ларьке!

И он снова испарился.

- Он такой милый, - сказала Дженни с усмешкой и толкнула меня в бок.

- Забирай его себе, - ответила я сухо. - Его все любят, он префект, хорош в спорте и сын мэра Риддорфа.

Я ковырялась, скучая, в своей картошке фри. Мои родители хотели сделать мне приятно. Дженни и Николь хотели сделать мне приятно. Бенни хотел сделать нам приятно. Колин же был причиной моей боли и душевных страданий. А я сидела здесь и тосковала по нему, вместо того чтобы радоваться жизни и наслаждаться праздником.

Потому что если привыкнешь к этому скудному оснащению, становилось не так уж и плохо. Погода была хорошей, а толстый ди-джей доказал надёжный вкус в музыке. Я немного расслабилась. Всё могло бы быть намного хуже, уговаривала я себя. Я была не одна, было тепло, и я была сыта. По словам господина Шютц, моего учителя по биологии, человеческие основные потребности были этим удовлетворены.

В тот момент, когда я хотела успокоить себя этими банальными аргументами, по лугу прошёлся свистящий порыв ветра. Кусты рядом с нами склонились, шурша, в сторону. Бумажные тарелки с остатками картошки фри, которые мы не успели поймать, слетели со стола.

Рядом с нами начала истерически лаять маленькая такса. Она была привязана к ножке стола, но она хотела убежать. Поджав хвост и зарычав, она сильно тянула за свою верёвку, так, что вся конструкция зашаталась. Пиво опрокинулось, пенясь, в траву и обрызгало накрашенные ногти на ногах у Дженни.

- Чёрт, что это было? - спросила она нервно и засунула концы юбки под ноги. Над ней взорвалась одна из разноцветных лампочек. Крошечные осколки посыпались на её волосы.

- Самая обыкновенная Вествальдовская летная погода, - отрезала я. Такса наконец-то справилась. Стол, грохоча, опрокинулся в сторону, и поводок освободился. Собака бросилась галопом в лес. Ругаясь, её хозяин поспешил за ней.

- Это хорошо. Я ведь не могу выносить этих тварей, - прозвучал знакомый голос позади меня. Я обернулась. Это был Тильман. - Привет Эли, - сказал он небрежно и поплёлся к бару.

Николь и Дженни его даже не заметили. Они были полностью заняты тем, чтобы привести в порядок их разлохмаченные причёски. Мой же взгляд притягивал старый, каменный, железнодорожный туннель на краю луга.

- Это ты? - спросила я в мыслях, в то время как новый ледяной порыв ветра задул мне волосы в лицо.

Нежно они гладили меня по щеке. Мне не нужно было ждать ответа. Прежде чем Николь и Дженни обратили внимание на ритмичный стук копыт, чёрная тень Луиса вырвалась из туннеля. Колин сидел на его спине, склонившись, чтобы его голова не касалась потолка. Из горла папы послышалось рычание.

Колин замедлил темп Луиса, остановил его, как в фильме, в пол метре от киоска с картошкой фри и соскользнул плавно с седла. Дженни пронзительно захихикала. Одно мгновение никто не говорил ни слова. Даже музыка перестала играть.

Потея, толстый ди-джей принялся налаживать установку. Потом люди, как по команде, снова начали разговаривать друг с другом, более глухо, чем до этого, но ропот голосов был наполнен страхом и недоверием. Почему же люди всё-таки продолжали смеяться, как будто ничего не случилось?

Колин свободно привязал Луиса к дереву и пошёл, даже не взглянув в нашу сторону, к бару. Дети на футбольном поле спорили теперь громко за мяч и дёргали при этом агрессивно друг друга за одежду. Две женщины побежали к ним, чтобы попытаться успокоить их. Но маленький, худой мальчик совсем обезумел и, крича, бросился на землю. Ожесточённо он вцепился в мяч.

- Кто это? - спросила Николь растерянно и уставилась беззастенчиво на Колина. - Он выглядит так странно. Посмотри только на его одежду. И на лицо.

Ты не видела его ещё при лунном свете, подумала я. Ты бы от зависти провалилась сквозь землю, если бы знала, как невероятно он красив тогда.

Но если она, как Майке, сейчас начнёт утверждать, что он уродлив, я засуну её накрашенную морду в остатки своей колбасы.

- Ты его знаешь, Лесси?

- Эли, - сказала я резко. - Меня зовут Эли. Никакой больше Лесси.

- Хорошо, - сказала Николь удивленно, глаза всё ещё направлены в сторону Колина, который один прислонился к стойки бара. Крошки её туши для ресниц прилипли, как дерьмо мух, к её напудренным щекам, а от её духов я задыхалась. Папа держал себя в руках, но я видела, как ему было тяжело, просто не схватить меня и не утащить остуда. Мне тоже нужно было контролировать себя.

Желание встать и подойти к Колину так меня взволновало, что у меня кружилась голова. А потом я просто сделала это. Что мог папа предпринять против этого? Побежать за мной и оттащить? Никто его не поймёт. Он ведь не мог сказать: «Уважаемые люди, это Демон Мара, и с ним моей дочери нельзя общаться». Кроме того, завтра наши дороги на одну неделю разойдутся, у него будет свой отпуск, а у меня свой. Нет причин теперь снова откапывать топор войны.

Тем не менее, я чувствовала, что он про себя мучился, когда я направилась к Колину. Но прежде чем я достигла пивного бара, Колин отвернулся и отошёл на несколько шагов. Мне ничего другого не оставалось, как встать рядом с Тильманом. Мои щёки горели от гнева. Он поставил меня в неловкую ситуацию.

- Что это за две бабы? - спросил Тильман. Из его рта слово бабы звучало так уничижительно, что, несмотря на мой гнев, я усмехнулась.

- Мои лучшие подруги из Кёльна. Ну, они были моими лучшими подругами.

- Мне нравятся длинные ноги. Но это - не, это совсем не клёво.

К моему удовлетворению, он имел ввиду Николь, которая втиснулась в обтягивающие джинсы и полусапожки на высоких каблуках. Тильман был прав. Она была не достаточно стройной для этого. Её живот выглядывал наружу.

- Вот, - сказал Тильман и пододвинул ко мне наполовину полный стакан водки. Я находила водку ещё более неаппетитной, чем пиво. И по всей вероятности от неё будут ещё более серьёзные последствия. Но любопытные взгляды Николь, Дженни и моих родителей воодушевили меня поднять стакан и залить большой глоток в свою глотку.

Она жгла как огонь, и я боролась, фыркая, против кашля. Уже через несколько секунд мой мир стал более расплывчатым.

- Твоё лицо стало ярко-красным, - отметил Тильман трезво.

- Я ненавижу эту дрянь, прорычала я.

- Ну, тогда, - сказал он, - ещё одну?

- Спасибо, нет, - отклонила я вежливо. Тильман только пожал плечами. Колин продолжал стоять ко мне спиной.

Тильман и я провели, по крайней мере, целый час молча возле бара, в то время как я наблюдала, как Николь и Дженни флиртовали с моим отцом и говорили обо мне. Если бы я приложила чуть больше усилий, то смогла бы даже считывать слова с их губ. Около одиннадцати часов мои родители собрались уходить. Николь и Дженни остались сидеть на скамейке и разглядывали попеременно Колина, Бенни и меня.

- Я тогда пошёл. Чао, Эли, - сказал Тильман и исчез.

- Спасибо за беседу, - пробормотала я. Я взяла себя в руки и оторвалась от стойки, чтобы попрощаться со своими родителями. Они были достаточно порядочными, чтобы не спрашивать, кем был маленький, рыжий парень возле меня. Вместо этого мама крепко обняла меня и погладила по моим непослушным волосам, которые уже снова торчали в разные стороны.

- Хорошо повеселиться тебе, Эли. Ибица - красивый остров с интересными людьми, - сказала она с тоскливым взглядом. Прежде чем она познакомилась с папой, она прожила там несколько лет, как я теперь вспомнила. А после того, как его атаковали, она никогда не была там снова. Ответить на её объятья не стоило мне никаких усилий.

- Спасибо за сюрприз, - пробормотала я вежливо. Я всё ещё не могла по-настоящему этому радоваться.

Попрощаться с папой мне было намного сложнее. Мы стояли не подвижно друг против друга, и я не осмеливалась смотреть ему в глаза. В конце концов, он схватил меня за плечи и прижал коротко к себе.

- У вас проблемы? - спросила Дженни меня, когда родители исчезли в темноте, а Николь смотрела мечтательно вслед моего отца.

- Скорее расхождения во мнениях, - сказала я, скрывая правду.

Идея о том, чтобы поговорить с Николь или Дженни или даже с обеими о Колине была абсолютно смешной. Вышеупомянутый стоял всё ещё ко мне спиной возле бара и только изредка обменивался парой слов с обслугой стойки. Места рядом с ним оставались свободными. Если сер Блекбёрн хочет, то пусть сидит себе там. Я же хотела пойти домой.

- Давайте пойдём уже, - предложила я после десятиминутной болтовни о пустяках. Болтать мы могли и у меня дома, а там мне хотя бы не придётся постоянно смотреть на зад Колина. Это была как будто зависимость. И это меня расстраивало. Кроме того, водка Тильмана всё ещё действовала. Мне хотелось начать ссору, если кто-то встанет у меня на пути.

А между тем уже было достаточно пьяных ребят, которые пожирали нас жадными взглядами. Бенни усердно вытирал стойку, но и он уже бросил один или два взгляда на Николь и Дженни.

- Хорошо, - уступила Николь. - Тебе же ещё надо упаковать свой чемодан, не так ли?

О Боже. Да, действительно надо. А я даже не имела представления, что необходимо для отпуска на юге. Поэтому мы незамедлительно пошли домой, хотя я с удовольствием высказала бы Колину ещё какую-нибудь подлость.

Как только мы покинули слабо освещенный луг, где был праздник, нас окутал глубокий, чёрный мрак. Но я между тем уже могла хорошо ориентироваться в небольшом отрывке леса, который вёл к ручью и мостику. Мои глаза были натренированны. Тем не менее, я должна была признаться самой себе, что это была действительно чертовски тёмная ночь.

Первые несколько метров я тоже почти не могла отличить лес от неба. Николь и Дженни тут же остановились и стали искать, крича, мои руки. Они находились очень удобно в карманах моих штанов.

- О Боже, Эли, это так жутко! Здесь что, нет фонарей? - закричала Дженни, в то время как Николь впала, в своего рода, оцепенение от шока. Она, вероятно, боялась в своих, на высоких каблуках полусапожках, вывихнуть ногу.

- Мы же в лесу, - сказала я спокойно. - Здесь с фонарями дефицит. Ну, давайте, это всего лишь несколько метров.

Бойко я пошла вперёд и потешалась над тем, что мои подружки остались в панике стоять за мной.

- Боже, Лесси, подожди же! - ворчала Николь, но я притворилась глухой. Ты отбила у меня Тоби, подумала я едко. Теперь смотри, как выбраться из леса самой. Я не твоя няня.

- Что с ней случилось? Да, это будет весело, на Ибице, - прошипела Дженни, которая, очевидно, забыла, какой у меня хороший слух. Теперь и подавно, сказала я себе и решила последовать своей идеи, которая пролетела у меня в голове как блуждающая, светящая комета.

Здесь, как раз рядом на дороге была лесная вышка. И всё это дело было бы намного интереснее, если бы я на пару минут исчезла с лица земли. Я схватилась за ступеньки лестницы и проворно залезла наверх. Наверху я сразу развернулась и посмотрела вниз.

- Ну, ты сегодня слишком много проказничаешь.

Прежде чем я от испуга потеряла равновесие и упала, его рука схватила меня за шиворот футболки и притянула к его телу.

- Ты ... ты проклятый идиот!

- Добрый вечер, Эли, - усмехнулся Колин так нахально, что у меня возникло искушение тут же снова покинуть вышку. Лучше всего смело прыгнув головой вниз в никуда. С другой стороны, то, что Николь и Дженни вытворяли в низу, на дорожке, было достойно этой жертвы.

В то время как Николь искренне верила, что сможет разогнать темноту, светя дисплеем своего мобильного телефона, Дженни, размахивая руками, исполняла своего рода танец теней, который вряд ли можно было превзойти по неловкости.

- Похоже на маленькую Эли во время грозы, - проанализировал Колин сухо.

- Одурачить я могу себя и сама, - отругала я его.

- Что это за примадонны? Твои подруги, не так ли? Ну, у вас же столько много общего, - прокомментировал Колин цинично. Сцена явно забавляла его.

Дженни упала на колени и начала рыться в своей сумке, ища зажигалку, согласно тому, что она объявила дрожащим голосом Николь. Между этим они не однократно выкрикивали моё имя - во всех четырёх вариантах. Эли, Лесси, Елизавета, Элиза.

- И почему ты проигнорировал меня? - спросила я Колина и бросила на него быстрый взгляд. Мне не нужно было этого делать, потому что было невозможно посмотреть на него и не улыбнуться. Я не могла не улыбнуться, потому что я так сильно радовалась, что сижу с ним здесь наверху, а не брожу там внизу с Николь и Дженни по лесу.

- А что бы предложила ты - чтобы я на глазах у всех подрался с твоим отцом? Как ты думаешь, кто победит? Я хотел уберечь вас обоих от этого, - ответил он с сарказмом. - Вы уже помирились?

- Два вопроса, - проигнорировала я его желание узнать больше о нашей семейной ситуации. Я не могла оставаться долго здесь наверху. Николь почти плакала, а Дженни в выдающем её тремоло предложила просто идти дальше, где-то же я должна быть.

- Елизавета, - рявкнула она яростно. Её голос оборвался.

- Пожалуйста, - сказал вежливо Колин. Он трясся от сдерживаемого смеха.

- Почему я могла понять тебя и Тессу? Я имею в виду - ты ведь шотландец.

- Ты когда-нибудь в одном из своих снов что-нибудь не понимала, когда тебе что-нибудь говорили?

Я на мгновение задумалась. Я вспомнила, что в одном очень запутанном сне, даже ездила в Китай и должна была разговаривать на китайском, и на самом деле у меня это получалось. Это был другой язык, но я его понимала, и во сне я могла на нём говорить.

Вместо ответа я только покачала головой, потому что внизу случилось что-то новенькое. Появился Бенни и предстал как благородный рыцарь в беде.

- Наконец-то кто-то появился, - воскликнула Николь, а Дженни от чистого облегчения бурно обняла Бенни.

- Здесь ничего не видно, а Лесси просто исчезла.

- Так, Лесси, - подметил Колин и двусмысленно усмехнулся.

- Забудь об этом лучше сразу же. Я ненавижу это имя.

- Ты не должна этого делать, - возразил он тихо и его взгляд скользнул мягко, почти нежно по моему лицу. Что это сейчас было - новый отвлекающий манёвр? Нет, для этого было слишком мало времени. Кто знал, когда я увижу его снова?

- Второй вопрос: почему я видела тебя один раз сверху, а потом была ... тобой? - настаивала я дальше, не отвлекаясь.

- Это немного сложно, - сказал Колин уклончиво.

Между тем Бенни рассказывал о своих ночных приключениях на охоте в лесу и обеспечил Николь и Дженни двумя маленькими бутылочками с ликёром в виде сперматозоидов, которые он вытащил, как трофеи, из своей сумки, что вызвало у обеих дальнейший хохот.

С поднятыми бровями я посмотрела на Колина.

- Мне нравиться сложное положение вещей. Я ведь отличница.

- Это мне было ясно. - Колин улыбнулся. – Хорошо, я объясню коротко: у меня всегда была способность, если я хочу, созерцать себя сверху - из любой перспективы, какая мне понравиться. И это тоже то, что люди могут делать во сне. Разница только в том: я могу делать это всегда. Поэтому я владею своим телом лучше других существ. Это так же причина того, почему я иногда выгляжу отсутствующим.

- А сейчас ты здесь? Я имею в виду здесь, возле меня? - спросила я на всякий случай.

- Больше, чем сейчас, было бы невозможно. Больше и для меня было бы слишком.

Снова и снова наши плечи прикасались друг к другу, потому что вышка была маленькой, а Колин очень даже настоящий. Такой настоящий, что мне снова пришлось себе напомнить, что нужно будет скоро снова возвращаться к Николь и Дженни, прежде чем они с Бенни придумают что-нибудь глупое.

- Поэтому люди ведут себя так странно в твоём присутствии?

- Это уже был четвёртый вопрос, Эли. Мне надо к Луису. А тебе, наверное, нужно наконец избавить твоих подруг от Робин Гуда.

Николь и Дженни выпили свой ликёр-сперматозоид, и теперь они втроём хором звали меня. Это было нелегко, но я оторвалась с кратким "чао" - большего Колин сегодня не заслужил - от этого своеобразного случайного рандеву на верху деревьев и спустилась вниз по лестнице. Потом я встала как сама невинность на середину дороги и закричала:

- Где же вы? Я всё это время ждала вас наверху возле таверны!

- Маленькая лгунья, - услышала я шёпот Колина в своей голове. Тёплая волна пронзила моё тело. Я всё ещё не хотела на Ибицу. Как две потерянные души Николь и Дженни запорхали в мою сторону, после развлечения Бенни однако, в более приподнятом настроении, чем в первую минуту их испуга.

Я смогла лишь с трудом убедить их говорить немного тише, когда мы пришли домой. Ещё одно прощание с папой я не переживу. Я ни в коем случае не хотела его разбудить.

Следующий час я действовала как на дистанционном управлении робот, который был не в состоянии противиться заданной чужой программе. Я позволила Николь и Дженни составить мою коллекцию одежды для отпуска, а в это время заправляла для них матрасы. Матрас Николь я специально положила на тот пэчворк-коврик, под который сбежали оставшиеся толстые пауки.

Примерно в час ночи наконец-то наступила тишина. Мне так хотелось побыть одной. Я уже сейчас чувствовала себя крайне раздраженной и нервной, и представление о том, как мне придётся втискиваться на дешёвом рейсе в тесный самолет, мне совсем не нравилось. Всё во мне кричало о том, чтобы остаться здесь. Просто сидеть, день за днём, в моей комнате и размышлять свободно в тишине, пока снова не придёт вечер.

Но если я буду завтра уставшей, то всё это станет ещё более изнурительным. Я долго лежала без сна, пока наконец не погрузилась в хаотичный, беспокойный сон, в котором путешествовала по тысячи разных стран и должна была разговаривать на тысячи разных языках. Только Шотландия не принадлежала к ним.