Раздвоенное сердце

Глава 29 Апокалипсис

Я знала этот сон. Я уже так часто теряла себя в нём. И всё же я не была уверенна, был ли это сон или в этот раз реальность. Может быть, он принадлежал к одному из тех кошмаров, которые становились в какой-то момент явью.

Я бежала через город, в тёплый солнечный день и внезапно мир затаил дыхание. Они были везде. Реактивные истребители, пересекая небо слишком низко, теряли контроль и неумолимо падали вниз на нас. Их моторы гудели так громко, что я не могла слышать крики людей вокруг меня, а могла их только видеть. Они бежали, спасая свою жизнь. Но не имело никакого смысла бежать. Всё происходило слишком быстро.

Один самолёт за другим падали на крыши и загорались. И это было только начало. Кто сейчас выживет, тот будет вознаграждён одной из самых мучительных смертей. Я знала, что умру, так что можно было при этом понаблюдать, как смертоносный гриб поднимается на горизонте, апокалиптически красиво, почти величественно.

Длинная, элегантная труба, а над ней образуется призрачно медленно, светящееся красным облако, с его тысячью округлостей и оттенков, чья токсичная пыль начинает заволакивать солнце. Это был конец света. Я никогда больше не увижу своих родителей. Я не смогу больше сказать им, что люблю их. И хотя это был конец, я не проснулась. В этот раз это был не сон. Потому что всё это продолжалось.

Смотря широко открытыми глазами на сияющий свет, я бесцельно бежала мимо стонущих людей. Горы обломков загораживали мне дорогу, но я не хотела останавливаться. Пока я бежала, я оставалась живой.

Я перелазила через горячие камни, прокладывала себе дорогу через разрушенный бетон и подтягивалась на горящих досках, пока не смогла пробраться в узкий переулок. Он кончался домом, который до сих пор ещё противостоял огню. На увитую плющом стену облокотился юноша.

Он смотрел на меня так, как будто ожидал. Я сразу же его узнала, и мой взгляд тоскливо остановился на нём; его мягких тёмных глазах, ямочках на щеках, озорной улыбке, которая даже теперь не покинула его.

Он взял меня за руки и притянул нежно к себе, так что моя голова могла прижаться к его груди. Наконец-то, подумала я. Я всё-таки не ошиблась. Он всё-таки меня заметил, за все эти годы. Он имел в виду меня.

- Гриша, - прошептала я. Было так приятно иметь возможность произнести его имя, не оставаясь при этом в одиночестве. Мы не выживем. Но я была с ним. Всё было так, как должно было быть.

Моторы самолётов и крик людей вокруг нас стихли. Стало спокойнее, а жар пожара ослабел, пока не стало прохладно. Но я всё ещё прислонялась лбом к груди Гриши. Он аккуратно положил свои руки мне на плечи и провёл ими вдоль моей спины. Но почему они были такие холодные? Мы что, были мертвы? Это была смерть?

В течение нескольких минут я оставалась, как была: голова прижата к сердцу Гриши, и я слушала, не смотря, как мир вокруг нас становился всё тише и холоднее. Его сердце не билось. Но мои руки были тёплыми, а моё дыхание спокойным и равномерным.

Я всё ещё была жива. Это был не сон. Я открыла глаза.

- Я не он, - сказал Колин тихо и провёл успокаивающе своими холодными руками по моей спине, прежде чем отодвинуть меня от себя, чтобы я могла посмотреть на него.

Да. Это был Колин. Колин, не Гриша. Его раскосые глаза блестели, а его светлая кожа мерцала, как свежевыпавший снег, хотя было очень темно. Дрожа, я набрала в лёгкие воздуха.

Он пах сухими камнями, дикими травами и лесом, который раскинулся вокруг нас, тёмный и непроходимый. Никаких обломков самолётов. Никаких грибов от атомной бомбы на горизонте. Никаких горящих домов. Это был сон.

- О нет, - выдохнула я. - Нет ...

Я посмотрела на себя вниз. На мне была надета только моя тонкая, ночная рубашка и я стояла на коленях перед Колином, который в ожидании облокотилась на каменную стену. Его левая рука лениво опирается о колено. На нём ничего не было надето, кроме его костюма для каратэ. Из-за тёмного материала костюма его белая кожа светилась ещё сильнее. Свои непослушные волосы он удерживал с помощью чёрной длинной повязки.

И всё-таки несколько прядей, извиваясь, танцевали перед его носом. Покачиваясь, я поднялась, развернулась и хотела убежать. Моя нога сильно ударилась о камень. Я пошатнулась вперёд и увидела мчащуюся мне на встречу пропасть.

- Остановись, Эли. Так не пойдёт.

Колин схватил меня за талию и притянул к себе. Он снова сел и прижался расслабленно к выветренным камням. Я остановилась и в замешательстве стала оглядываться. Две тёмные башни возвышались над нами, стены полные дыр, зубцы, грубо разъеденные ветром, льдом и дождём.

- Я не знаю, сплю я или бодрствую! - закричала я отчаянно.

- Ты проснулась, - ответил Колин спокойно. - Теперь ты уже проснулась.

- Где мы, чёрт возьми, находимся?

Видел ли он меня вместе с Гришей? Я не он, сказал Колин. Я должна выбраться отсюда, и сделать это быстро.

- Развалины замка Райхенфельз, - ответил Колин сухо. - Это бы нужно знать, если уж живёшь здесь.

- Но…?

- Ты шла во сне, как лунатик, - вздохнул коротко Колин и потянулся. - У тебя был весьма паршивый сон. Нечто подобное может погубить у меня подобных несуществующую душу.

Я качала ошарашено головой.

- Окончание же сна ... - Ухмылка Колина постепенно сошла с лица. - Горько-сладкое.

Он нас действительно видел. И как всегда, когда я видела во сне Гришу, я чувствовала себя такой несчастной и израненной, что с удовольствием бы сразу же вернулась в своё сновидение.

- О Боже, это не может быть правдой, - пробормотала я задыхаясь. Рассержено я снова повернулась к Колину.

- Что всё это значит? Ты сидишь ночью на этой убогой развалине и шпионишь за моими снами? Что я для тебя - что-то вроде фирменного блюда на шведском столе? И сегодня господину пришлось это не по вкусу?

Колин засмеялся. Я была зла, но в то же время так смущена, что у меня было большое желание придушить его.

- Иди сюда ко мне. - Он указал на место, рядом с собой.

- Зачем мне это делать? - Я потёрла свои холодные плечи.

- Хорошо, тогда я помогу тебе. - Мягко он встал, схватил меня и посадил рядом с собой. Я отвернулась от него. Слёзы были слишком близко, а я не хотела предоставлять Колину ещё одну закуску. Не сейчас.

- Послушай, Эли - я сидел здесь наверху, потому что мне нравится медитировать на этом месте, после того как я потренируюсь. Я делал это и прежде, чем мадам переехала в Кауленфельд. Я почувствовал, что ты видишь плохой сон. Поэтому попытался вытащить тебя оттуда. Всё остальное было не в моей власти.

Он намекал на Гришу? Ах, это всё равно не имело значения. Почему я должна отрицать Гришу, если Колин всё равно его видел?

- Точно, - сказала я с горечью. - Он мне всё время сниться. Снова и снова. Хочу я этого или нет.

Колин какое-то время молчал.

- И это мучает тебя, - наконец закончил он осторожно мои мысли.

- Да! - закричала я бурно. - Это мучает меня, и я чувствую себя беспомощной. Я даже ни разу с ним не разговаривала. Я только смотрела на него, и он что-то во мне затронул - что я не знаю ... Это не то, что я хочу с ним переспать, или иметь с ним отношения. Но он просто здесь внутри, и я не могу его оттуда выкинуть, чёрт побери!

Я ударила кулаком себе в грудь. Колин взял мою руку и заключил её в свои прохладные пальцы.

- Хочешь, я украду у тебя эти сны? Мне нужно будет это сделать всего один или два раза, и они никогда больше не вернуться.

У меня перехватило дыхание. Забыть Гришу? И, следовательно, избежать раз и на всегда этих страшно тоскливых последствий? Хотя он уже два года как окончил гимназию и покинул школу, они всё ещё посещали меня.

- И это сработает? - спросила я с надеждой. Я попробовала себе представить, как бы это было. Никаких больше приносящих боль сновидений. Это казалось опустошающим, но так же очень надёжным.

- Да, это сработает. И всё же я не советую тебе делать это.

- Почему? - спросила я удивлённо.

Колин расправил мой кулак и провёл нежно по моим напряжённым пальцам.

- Ну, ты не единственная, кого беспокоят подобные сны. Они снятся многим деятелям искусств - музыкантам, писателям, художникам ... Они пробуждают творческий потенциал. А это дар, который лучше не заглушать, потому что он может содержать целебные силы.

- Но я ведь совсем не творческая натура, - вставила я. - Я не играю ни на каком музыкальном инструменте, не рисую, а мои сочинения были всегда неуклюжими. Хорошо сформулированными, но им не хватало накала страстей.

- Я бы так не сказал, - ответил Колин.

- Нет? И что это значит?

Он посмотрел на меня задумчиво, как будто взвешивая, говорить ему дальше или нет. Затем он коротко пожал плечами.

- Ключевое слово кино, - сказал он тихо. - Кино, происходящее в голове. Ты так это называешь, не так ли?

Я вырвала свою руку из его и встала.

- Это тебя вообще не касается!

Теперь я едва могла подавить слёзы. Я отошла от Колина, так далеко, как было возможно на этой каменной платформе, на которой мы находились, и стала смотреть затуманенным взглядом вниз на лес.

Вообще-то я себе их запретила. Никаких больше мечтаний. Никакого кино в голове. Ладно, о Грише Колин теперь знал, и, казалось, его это не сильно беспокоило. Но в этих мечтаниях появлялся не только Гриша, но и сам Колин ... И большую часть времени он был наполовину раздетый. Я подождала, пока смогла проглотить слёзы, и снова повернулась к нему. Я должна была положить этому конец.

- При всей моей любви к тебе…, - начала я.

- О, - пробормотал Колин и усмехнулся.

- Заткнись! Это всего лишь оборот речи. Во всяком случае: для меня это слишком интимно. Я не хочу этого. Никогда больше так не делай. Понял?

Он дотронулся пальцами до лба и склонил голову, как будто отсалютовал.

- Очень хорошо, мадам. Но интимность - это нормально, и это невозможно изменить, если связываешься с Демоном Мара.

Я раздражённо фыркнула. Колин встал и молча подошёл ко мне. Он взял меня за руку и заставил отступить на несколько шагов.

- Мне не нравится, когда ты стоишь на краю прорости.

Я так сильно напряглась, как только возможно, и демонстративно смотрела мимо него, когда он сдул мне прядь волос с лица.

- Только одного я не понимаю, - продолжил он задумчиво. - Почему блондинка и потом ещё эти светло-голубые глаза без бровей? Елизавета, пожалуйста, я думал, у тебя есть вкус. По крайней мере, он начинает у тебя проявляться. - С озорным подмигиванием он дотронулся до моего живота, тонкий намёк на мой бывший пирсинг.

- О, Боже мой, - простонала я и отвернулась. - Теперь ещё и это. Да, когда-то, когда мне было одиннадцать или двенадцать лет, у меня появилась идея, что было бы намного лучше, если бы у меня были длинные, прямые волосы, как у ангела и голубые глаза, как незабудки.

Нежный голос и никаких густых, тёмных бровей. И всегда, когда я придумывала кинофильмы у себя в голове, я была в них блондинкой с голубыми глазами. Так я чувствовала себя намного лучше.

- Я тебя ненавижу, Колин, - прошипела я и вытерла слёзы, чтобы он не смог их украсть. - Я так сильно тебя ненавижу.

- Я тебя тоже, моё сердечко, - ответил он и даже не пытался подавить свою усмешку. Я подняла глаза и посмотрела на него в упор.

Что-то сверкало в его в глазах, что не соответствовало его усмешки. И всё же, как раз это разожгло моё тлеющее негодование.

- Хорошо, теперь послушай меня. Я не какой-то глупый ребёнок, который позволяет собой помыкать. Мой отец попытался сначала убедить меня в том, что ты психопат-преследователь - и иногда я думаю, что он не ошибся. Ты подпускаешь меня к себе, а потом снова отправляешь подальше, так как тебя устраивает в этот определённый момент.

- Нет, Эли, может быть так…

- Я ещё не закончила! - перебила я его. - Не зависимо от того, как ты это обоснуешь, я чувствую себя при этом паршиво. У нас людей, если хотите лучше узнать друг друга, то обычно проводите друг с другом больше времени. Но ты отсылаешь меня, как только я начинаю обретать доверие. Если это твой метод, чтобы сделать меня покорной, как собачонка, то забудь об этом!

В первый раз я увидела, что Колин избегает моего взгляда.

- Мне не нравятся собачки, - сказал он. - А комнатные собачки тем более. Глубокая серьёзность его голоса заглушила юмор слов. Его непринуждённость исчезла.

- И я не люблю игры, - сказала я резко. Теперь Колин снова смотрел на меня. Сияние его чёрных глаз изматывало меня.

- Я тоже, Эли. Совсем не люблю. Как раз по этому ... - Он замолчал. - Что бы ты ни думала обо мне - я не хотел ни похищать твои мечты, ни принимать их.

- Но как ты вообще можешь теперь воспринимать меня всерьёз?

- А как же мне не воспринимать тебя серьёзно после всех этих прекрасных образов? Хорошо, немного безвкусных. Но в большинстве случаев - классное кино.

Мой гнев всё ещё будоражил мне кровь, но что-то другое начало его успокаивать. Это было во взгляде Колина. Я не могла это объяснить. Была ли это боль? Но что причиняло ему такую боль?

- Кроме того, я видел их только один раз. И даже это я не планировал. С тобой очень сложно планировать.

И поэтому впоследствии я видела его во сне? Но я была уже душевно так обнажена, что не смогла его об этом спросить. Больше я уже сегодня не вынесу.

И чисто физически я тоже была не так что бы соответствующе одета. Я отчётливо чувствовала свою голую кожу под короткой рубашкой на лямочках. Она даже не доставала до колен.

- Но если всё время только смотришь, а не ешь - разве ты не становишься страшно голодным? - спросила я с лёгкой провокацией в голосе.

Колин выкинул быстро, как молния, свою руку вперёд, сжал кулак и снова медленно опустил её. Как в замедленной съёмке, он раскрыл свои белые пальцы. Летучая мышь прижималась к его ладони, подёргивая своими крыльями. Но не улетала.

- Ну, ты маленькая бестия, - прошептал Колин. С любопытством я наклонилась вперёд. Зверёк внимательно наводил свои круглые, пушистые ушки во все стороны. Густой тёмно-серый пушок покрывал его спину и живот. Теперь он расправил нерешительно свои крылья, но не взлетел.

- Погладь её, - потребовал Колин. Нежная вибрация прошла через мою руку, когда я провела ей по крыльям крошечной твари. На ощупь они были странными - тёплыми и прохладными одновременно и даже немного липкими. Летучая мышь позволяла делать с собой всё, не отводя при этом не на секунду своих с булавочную головку глаз от лица Колина.

- Да, я голодный, - сказал Колин хриплым голосом и отпустил летучую мышь назад в темноту ночи. - Но я хочу ещё немного подождать. Тебе пора домой.

- Как я уже говорила…

- Да, я знаю, - прервал меня Колин с усмешкой. - Ты меня ненавидишь. Видишь тропинку внизу? Она как раз приведёт тебя к полю перед вашим домом. Я провожу тебя до подножия горы.

Молча мы, перелезая через булыжники, спускались вниз. И иногда я вскрикивала, потому что мне в мои голые подошвы впивались острые камни. В конце концов, мы добрались до низа и оказались перед высоким металлическим забором.

- Что? - спросила я и стала, гадая, оглядываться. - Я что, перелезла через забор? Во сне?

- Что ты там говорила про пятилетнее посещение балета?

Я не хотела представлять себе, как я тут перелазила, в моей слишком короткой рубашке. Но, по-видимому, я с этим хорошо справилась. И не заработала при этом никаких травм. Но сейчас, в бодрствующем состоянии, стальная сетка казалась мне непреодолимой.

- Да, ты можешь это, но у нас больше нет времени, - сказал Колин неопределённо. Я посмотрела на него вопросительно. Не говоря больше ни слова, он поднял меня, положил себе на плечо и перепрыгнул через преграду прыжком хищника.

- Я желаю тебе хороших снов, - прошептал он мне насмешливо в ухо и снова опустил меня вниз.

- Да, понятно, - зарычала я. Задетая, я пригладила свою ночную рубашку. - Если доберусь до дома живой.

- Я поблизости. - Он отступил на несколько шагов. - Эли?

- Да?

Колина уже едва можно было видеть. Его силуэт сливался с возвышающейся за ним руиной замка.

- Это не сможет прогнать сны, но есть ли кто-то в твоей жизни, по кому ты очень скучаешь? Может быть, вовсе не Гриша. Спокойной ночи.

Я не могла его больше видеть. Он исчез. Одинокая и покинутая руина тянулась в бархатное ночное небо.

- Да, - ответила я глухо. - Пауль. Я скучаю по брату.

И если случиться так, как я боялась, возможно, я никогда его больше не увижу. Деревня передо мной как будто вымерла, когда я, с развевающейся ночной рубашкой, поспешила по просёлочной дороге вниз, через открытую настежь дверь зимнего сада юркнула в дом и зарылась в свою тёплую, мягкую постель.

- Только держись от меня подальше, - прошептала я угрожающе. - Ты слышал меня, Колин? И никогда больше не уходи.

С быстро колотящимся сердцем я не могла уснуть, пока не взошло солнце.