Разрывая стены

12.Ана

Стоило остаться одной и спокойно осмотреться, как зачесалась печать на памяти — настолько сильно, что Ана начала оглядываться, пытаясь понять, чем это вызвано. Потом поднялась со своего места и медленно пошла вдоль улицы.

За угол. По узкой улочке еще за один. Промочила ноги на перекрестке.

Выбрала проулок. Сделала десяток шагов, пока не застыла перед высоким забором. Успокоила дыхание и прислонила к светлым камням ладони, требуя впустить, показать, что за ними скрыто.

Это было не только важно, но и больно.

Ана сама не понимала, почему глотала соленые слезы и сердито шептала вслух:

— Ну же. Открывайся. Покажи. Покажи, ко всем безглазым Теням!

За глухим высоким забором был сад. Густой и не знавший ножниц аккуратного садовника, он был похож на диковинный лес. Журчала вода в ручье, который в одном месте расширялся, превращаясь в небольшой пруд, и над ним тянулся пузатый мост. Если смотреть сквозь толстые перила вниз, то можно было увидеть громадных полногубых рыб. Они хватали куски хлеба целиком, и Ана громко смеялась. А еще ей нравилось бросать в воду большой сухарь и смотреть, как рыбы облепляют его, превращаясь в живой цветок. Справа от мостика находилась беседка, в которой удобно было рисовать. Чуть дальше — целая поляна с редким растением айгюль — оно распускалось ночами огромными белоснежными цветами, нежными, как облака. Привлеченные сладким ароматом, к ним прилетали летучие мыши, хлопали кожистыми крыльями.

Ане нельзя было выходить ночью в сад. Но однажды она убежала, потому что мечтала увидеть своими глазами цветы-облака и мышей с лапами-крыльями. Сладкий аромат оказался настолько сильным, что девочка заснула прямо на земле, и это было опасно. К счастью, ее вовремя нашли.

За беседкой был спрятан секретик — однажды на дорожку сада упало серебристое, порванное по краям крыло бабочки. Ана подняла его и, спрятав под осколок прозрачного стекла, закопала в земле. Когда ей было скучно или очень одиноко, она пряталась за беседкой и водила пальчиком, рисуя круги до тех пор, пока не показывалось стеклышко, а под ним — белое облачко, как камень, внутри которого спрятали надежду с рваными крыльями.

Оглушенная, растерянная, потерянная…

Ана сидела на земле, прислонившись спиной к каменному забору и обхватив руками раскалывающуюся на части голову. Куски воспоминаний, вывалившиеся сквозь печать на памяти, были слишком яркими. Их было достаточно, чтобы понять, что она жила за этим забором и чувствовала себя одинокой, мечтая о крыльях, чтобы улететь. Нет. Ей не было плохо в том саду и в доме, который оставался пока укрыт за печатью, иногда ей бывало даже весело. Просто очень, очень одиноко.

— Вот ты где, — Дэш налетел на нее со стороны. — С ума сошла! Что ты делаешь рядом с домом Верховного?

Ана была слишком опустошенной, чтобы отвечать на вопросы. Или их задавать. Потом. Когда соберет себя по кусочкам.

— Нам повезло, что многих помощниц уже начали отпускать по домам, а некоторые из них не выдерживают долгого пребывания в Храме и могут потерять сознание, так что твоя скрюченная поза у стены никого не удивила. Но что, если бы тебя подобрал другой жрец и отправил в Долину? Оказалась бы в каком-нибудь горном селении на радость их мужчинам — молодая и без памяти. Хотя у тебя с ней всегда были проблемы. О чем ты только думала?!

Дэш возмущался и так спешил, что даже не заметил, насколько молчалива Ана, наверное, решил, что ей тоже стало плохо от пребывания в Храме.

Стало. Только совсем по иной причине.

Пока жрец и Избранница шли по дождливым улицам через черный, пахнущий сыростью и металлом шов, пока Дэш вел ее через скачки скольжений к столице, Ана пыталась понять, почему так больно? Что ударило сильнее: что она не смогла вспомнить все, или что в воспоминаниях не было теплых женских рук и заботливых мужских взглядов? Или что теперь она знала — их не будет и в той части, которая еще скрыта печатью? Значит, она обманывала себя, что ей все равно. Любой покинутый ребенок цепляется за веру, что когда-то, пусть очень короткое время, был любим.

Дэш остановился у Беглянки и, пока Избранница вылуплялась из бурки, начал рассказывать. Ана слушала его торопливые объяснения сквозь полотно невыплаканных слез, что лились в душе, как дождь на улицах Храма. Взрослая Ана оплакивала девочку из приюта, мечтавшую вспомнить свой собственный мир, в котором, оказывается, ее тоже никто не ждал.

— Магистров в Храме трое. За забором, у которого ты сидела, живет Йодан.

— Значит, у вас есть имена?

— А как я тебе о них буду рассказывать? Это одно из имен Верховного, которое он носил до того, как принял служение, так что оно не имеет никакого значения в Храме. Йодан относительно молод — магистры живут невесть сколько лет. В них слишком много силы, и они способны качать ее из изначальных камней.

— Изначальных? — Ана вынырнула из дождливой тоски. — Тех самых, из сказок про древних королей? Как они попали в Храм?

— Сколько камней у Верховных — неизвестно. Какие-то принесли с собой уходившие в служение владельцы, какие-то кристаллы жрецы выкупали или выманивали разными способами. Поверь, в них такая сила, что без воровства и обмана тоже не обошлось. Не знаю, как они ими пользуются, но говорят, что долголетие Магистров связано с этими камнями. Второго Верховного зовут Брегон. Он древний старик, так что страшно представить, сколько ему лет. Ты видела обоих во время избрания пар. Йодан, кстати, из рода Моранов, отсюда белые волосы и белые брови. Так что можешь представить себе Ларса, когда его черная полоса поседеет.

Ана знала, что в роду Моранов дети с даром скольжения рождались, сразу заявляя свои права на чужой мир необычным цветом волос.

— Значит, Йодан Скользящий?

— Был. Жрецы не совершают переходов. Я не буду пересказывать тебе свои поиски и рассуждения, но у меня было подозрение, что комната в старой и неиспользуемой части дворца, куда последнее время стали часто наведываться Магистры, и где побывали мы, скрывает самый большой секрет Храма. Теперь твоя очередь говорить.

— Рисунок гобелена ожил и плетется, — ответила Ана. — Почему ты думаешь, что именно он связан с предсказанием Ткача о судьбе Долины?

— Я уверен в этом, — заявил Дэш. — Не зря он хранится в такой секретности. Рок говорил, что гобелен оживал и раньше. Ты видела это?

Да, Ана видела потухшие следы.

— И пока ничего не изменилось, — Дэш потряс головой, сбрасывая с волос песок.

Заговорщики сидели со стороны Беглянки, которую не трогал ветер. Но время от времени им на головы сыпался песчаный дождь.

— Какой он, Ана?

Она рассказала, насколько могла найти подходящие слова.

— Это он! — уверенно сказал Дэш, пристально посмотрев на Избранницу. — Тот самый. И ты — одна из его нитей. Наверняка, там есть Ларс. И может быть я, и другие… Но в тебе скрыт какой-то важный ключ, если тебя так прятали от тех, кто не хочет, чтобы мир Долины менялся.

— Йодан всегда жил в этом доме? — спросила Ана, вспоминая жреца, сидевшего на трибуне во время объявления Избранников, у него было слишком приметное лицо, чтобы его забыть. Ана пыталась представить Магистра тем самым человеком, который нашел заснувшую рядом с цветами айгюля девочку, и не могла.

— Нет. Раньше это был дом третьего Верховного. Его изгнали из Храма за преступление перед верой. Не спрашивай, какое — это тайна, до которой я еще не добрался. Бывшего Магистра собирались казнить, но он скользнул в шов и пропал между мирами. Возвращаясь к разговору о тебе, я думаю, что стоит опасаться Брегона. Он выступает за отделение миров и не скрывает, что чтит привычные порядки.

Попав в имение, Ана нашла Кимико в саду вместе с Тревом и Глазом и застыла в сторонке, наблюдая, как девочка и мужчина по очереди бросают камушки для мангуста, а тот их приносит, словно собачонка… Кимико смеялась звонко и беззаботно, как счастливый ребенок, хотя сама считала себя почти невестой. Но когда к лишенным настоящего детства подросткам оно вдруг заглядывает редкими солнечными зайчиками, с ним не хочется расставаться… Особенно вот в такие моменты настоящего счастья.

Почувствовав свою покровительницу, девочка повернулась в ее сторону, ища невидящими глазами.

— Ана? — голос сразу стал беспокойным.

Неужели догадалась, что ей плохо? Ясновидящая…

Ана стала ручьем, волной из тепла и чувства, слишком близкого к любви, она скользнула к сидевшей на траве на своей пестрой юбке Кимико, и, резко опустившись рядом, притянула девочку к себе, выдыхая в густые темные волосы:

— Ничего не случилось. Просто соскучилась.

Кимико прижалась к ней на мгновение, потом, вспомнив, что уже большая, отодвинулась. В спутницы Мирна готовится…

— Ничего? — повторила ясновидящая недоверчиво.

Избранница и ее подопечная остались вдвоем под навесом, дарившим спасительную тень.

Трев отошел в сторону, забрав за собой мангуста, который уже скалил зубы в сторону Аны. Кроме Кимико, Начальник охраны был единственным человеком, которого Глаз слушался. А все попытки Аны подружиться со зверьком провалились, и даже усилия Трева ни к чему не привели. Мангуст продолжал портить платья Избранницы и пугать ее острыми зубами. Имя Срака — в него превращалась и превращалась Сорока — тоже не помогало. Может, потому, что было слишком неуважительным?

Конечно, Кимико догадалась, что Ана чем-то расстроена, иначе бы не решилась на признания.

— Ты простишь меня? — глаза-озера заливались синевой. — Я тебя обманула. Целых два раза. Не духи предсказали мне Носатого, а одна знакомая ведьма. Она сказала, что у него доброе сердце и, если я окажусь в беде, он не откажет мне в защите, потому что я — его судьба. Я поверила. А потом оказалось, что ведьма обманула.

Ана улыбнулась. Подумаешь, ложь?

— Значит, мне не стоило оставаться, чтобы сделать его счастливым, — продолжала Кимико. — Но… мне негде было жить, а на улицах Гавры так страшно…

Девочка замолчала, ожидая, приговора Аны.

— Зачем же ты приехала в Закатную?

— Мне пришлось, — Кимико замолчала, отворачиваясь, не готовая больше рассказывать, — ты простишь меня?

— Я очень рада, что ты меня обманула.

Ана улыбалась и, почувствовав ее улыбку, девочка продолжила:

— А можно я тебе еще признаюсь?

— Давай.

На душе становилось легко. Внезапные воспоминания, лишавшие Ану сил, отступали, проиграв виноватому голосу одной очаровательной обманщицы.

— Я верю, что ведьма солгала не в первый, а во второй раз. Носатый — моя судьба.

— Значит, готовимся сделать его счастливым? — разулыбалась Ана.

— Готовимся, — рассмеялась в ответ девочка и в который раз спросила: — Почему ты больше не хочешь, чтобы я посмотрела, определилась ли твоя судьба?

Ана и сама не могла ответить на этот вопрос.

Не хотела. Боялась.

Она поняла, что имели в виду Рок и Дэш, когда говорили, что гобелен «оживал» раньше, но не сложился до конца. От неудачных попыток остались следы по бокам рамы и едва заметные линии там, где ожившая волна рисунка остановилась, прежде чем откатиться обратно или исчезнуть в темноте. Что случилось с живыми нитями Ткача? Их смерть привела к тому, что не исполнилось предсказание, или их поступки привели к тому, что рисунок не мог продолжиться дальше? Может ему помешали сложиться те, кто не желает, чтобы мир изменился?

Мерцающие нити нового полотна свивались в сложную вязь, и в ней угадывались знаки, но из двухсот, известных Ане, она узнала только один — единства всего сущего — о том, что даже короткое и малое перетекает в бесконечность и становится ее частью.

А еще Ана увидела на рисунке необычную линию, непохожую на все остальные. Словно прочерченная желтым маркером, она начиналась не от верхнего края, а сбоку, и тянулась к тому месту, где пульсировали густым клубком все остальные нити, так что невозможно было отличить одну от другой. Прямая и яркая, казавшаяся неостановимой, как стихия, способная разрывать стены на своем пути.

Бэй.

Сильный и солнечный.

Был.

Нет, Ана не хотела, чтобы Кимико заглядывала в ее будущее.

Она сама знала, что в ней свиваются и расходятся светящиеся живые нити. Но ей не хотелось услышать из уст девочки, что один яркий мазок маркера прервался.

И был еще один вопрос, ответ на который Ана не хотела услышать — о своей судьбе.

Что случится, если исполнится предсказание Ткача? Откроются проходы в горах, предлагая покинуть темницу? Оживет пересохшая река, наполняя Долину живительной влагой и превращая ее снова в дивный сад? В Долину с гор спустятся жестокие боги? Или вырвется из каменного креста тот, с которым связана Ана? Что принесет он людям — добро или зло? Ведь не просто так постарались о нем забыть, словно он никогда не существовал?

Никто не знал.

Так что Ана могла понять тех, кто опасался перемен. Она бы тоже боялась на их месте. Но на своем — хотела жить.

Ночью Ане снились крылья. Не коричневые крылья огромного степного орла, делившего с ней полеты, а легкие и белоснежные. Она летала рядом с летучими мышами, которые крутились вокруг нее, словно Ана была огромным цветком айгюль, и пищали. Забавные вначале, зверьки становились все крупнее и беспокойнее, все ближе и ближе подлетая к ее хрупким крыльям. Ана вовремя проснулась — перед тем, как мыши вцепились в них острыми зубами.

В гостиной Избранницу ждал необычный подарок. Его уже тщательно проверил Трев и специально приглашенный для этого жрец. На столе в небольшой чаше под стеклянным колпаком находился огромный белоснежный цветок-облако — раскрытый, несмотря на дневной свет.

Ана не знала, что и думать.

Ларс появился из дворца уже к середине дня и сразу потребовал показать ему айгюль. С ним пришел «ее» Истинный. Почему Ана не попросила Дэша придумать имя и ему? Приходилось называть «своим» совершенного чужого человека…

Цветок под колпаком парил над каменной чашей и блестел крошечными капельками влаги, будто был усыпан чистейшими бриллиантами. Наследник хмурился и покрывался пятнами, требуя Истинного проверить странный подарок, вскрыв колпак. Жрец отказывался, настаивая, что не видит никакой опасности, и если разбить стекло, то бутон погибнет.

— Ана, — Ларс развернулся к своей невесте, — ты же не будешь против, если мы откроем чашу, чтобы проверить айгюль, но цветок от этого, скорее всего, пострадает.

Несмотря на то, что необычный подарок появился на следующий день после посещения Храма, и невероятное совпадение страшило, Ане было жаль белокрылое облако. Но Ларс казался настолько взведенным, что не хотелось его расстраивать. А еще больше — рассказывать, где она была вместе с Дэшем днем раньше.

Страшно подумать, как рассердится Наследник! Он наверняка захочет посадить свою Избранницу на привязь, как Кимико Глаза, когда боится, что зверек залезет в чужую шкатулку. Недавно девочка сплела мангусту новую веревку из разноцветных нитей. Ларс тоже бы сплел для Аны — из железных. Давно он не был настолько зол! Так что Избранница не посмела вступиться за судьбу цветка и как можно более равнодушно пожала плечом.

— Как хотите.

Через десять минут слуга унес из гостиной открытую чашу с увядшим цветком.

— Завтра Король ждет нас на охоте, — стоило исчезнуть испорченному подарку, как Ларс успокоился и даже пожелал остаться на чай, уговорив Истинного подождать с проверкой печати на память.

За столом Ана думала, рассказывать о своих новых воспоминаниях или нет? Оба ее собеседника относились к кругу доверенных лиц, но она настолько привыкла рассовывать информацию по сотам и делиться только маленькими порциями, что давно напоминала сама себе карскую пчелу.

Как только Наследник покинул имение, Истинный повел Избранницу к ее комнатам, чтобы приступить к проверке.

Будь что будет. Ана решила не бояться. Надоело. С нее хватило вчерашнего.

Аксела шла следом за жрецом до самых дверей, не переставая громко рассуждать по поводу самоуправства Храма. Лэда не переносила Истинного на дух, потому что этот мужчина, пусть даже монах, оставался с Избранницей наедине, но, не имея возможности помешать нежелательным встречам, Аксела ограничивалась ядовитыми замечаниями и масками яркого недовольства на лице.

Всего-то и надо было приспустить ткань платья с одного плеча, не оголяя ни грудь, ни руки. Но в это раз что-то изменилось. Ана почувствовала себя неуютно, как только закрылась дверь, оставляя ее со жрецом в комнате наедине. Как в самом начале, когда девушке приходилось стоять перед ним голой, пряча стыд за вызывающим поведением — ею завладело беспокойно. Нет. Это было не просто беспокойство. Ана ловила вибрирующие волны чужих эмоций — раздражение, злость и очень сильное, испепеляющее желание. Такое, что она начала захлебываться в чужом жаре и — о Тени! — плавиться и гореть сама.

— Печать на памяти скоро пропадет, Ана.

Низкий голос жреца обволакивал, топил в золотистом море горько-сладкого карского меда. Откуда такие мысли и образы? Неужели ей хочется почувствовать прикосновения мужской руки?

Хотелось.

И когда в нарушение всех правил ладонь жреца накрыла то место, где находилась метка, Ану прострелило электрическим разрядом до пальцев ног, она вспыхнула шаровой молнией, и ей показалось, что вместо рук у нее раскрылись белые крылья.

Она испытывала возбуждение?! Да. Такой силы, что познала с Бэем. Только это возбуждение было неправильным! Еще жарче, на грани боли. Невыносимым — до рвущегося из груди крика и мольбы, чтобы громадная птица или мужчина взметнулся вместе с ней в небеса и позволил рассыпаться на Долиной сверкающим дождем невиданного удовольствия.

Рука жреца оставила Ану неудовлетворенной, желавшей большего, потерявшей крылья, дрожавшей осенним листом. Она едва переводила дух, когда за спиной хлопнула дверь. Испытанное только что было запретным. Необъяснимым. Возмутительно дерзким и неправильным.

Поправив платье и закрыв оголенную спину, девушка бросилась в ванную комнату к ледяной воде.

Никогда! Даже когда в нее бросило сапогом привидение она не чувствовала себя так близко к измене, как сейчас.

Обоим. Ларсу и Бэю.

И Ана остервенело смывала с себя ощущения несвершенного преступления.

В том, что Аларик большой любитель соколиной охоты, Ана успела убедиться, еще когда Король демонстрировал, как легко открутит ей голову, если она своими кроличьими лапами замахнется на его наследного сына. Неизвестно, вспоминал ли тот разговор Король, когда она ехала верхом рядом с Ларсом как его Избранница и невеста, но сама Ана тактично воздержалась от намеков.

Не имея возможности отказаться от участия в выезде, девушка настраивалась на тяжелый день, но оказалась намного кровожаднее, чем о себе думала, потому что охота захватила её. Был ли тому виной ветер, наполненный запахами незнакомых трав, от которых легкой становилась голова, или строгая организация охоты, словно все принимали участие в каком-то важном обряде? Почтение и восхищение, окружавшие птиц, сочетались с подчинением гордых соколов воле их ловчих. Люди и птицы дышали одним воздухом, пропитанным азартом погони, и предвкушали момент, когда уверенные руки снимут с птичьей головы клобук, и сокол сорвется с руки хозяина в короткий полет, заканчивающийся убийством.

Охотились на перепелов и хазарок. К седлам мужчин уже было привязано по несколько тушек добычи, когда с небес упал огромный степной орел. Он сбил в сторону сокола Ларса и проткнул огромными когтями тело его жертвы. Ана слышала хруст костей и видела, как летели в стороны перья. Крик орла оглушил ее.

Разъяренный Аларик потребовал убить птицу, но орел полетел прямо на застывших на вершине дюны всадников, чтобы уронить свою добычу под копыта Опала. Издав еще один победный крик, хищник быстро исчез в вышине.

Необычный подарок стоил Ларсу сокола, у которого было перебито крыло, а Ане — хорошего настроения. Если чей-то крылатый жест говорил, что она всего лишь пестрая хазарка, на которую ведут охоту большие и малые хищники, то Избранница не собиралась становиться мешочком с перьями, разодранным острыми когтями. Ей больше не нравилась охота, как, впрочем, и остальным участникам, повернувшим коней в сторону столицы.

Разговоры о коварстве и странном поведении орла перетекли в разговоры о нападениях горцев, которые последние месяцы все чаще появлялись на стоянках кочевников и в селениях на окраинах каньонов, уводя животных и женщин. Закатные искали встреч со старейшинами горных племен, и накануне охоты как раз было получено сообщение, что предложение принято. Значит, Ларс с еще одним советником и небольшим отрядом солдат должен скоро отправиться на переговоры.

— Рассветные всегда хорошо ладили с племенами Ташида, и в личной охране королевской семьи состоят горцы, — проговорил Наследник.

— Да. Но Кайра отказалась от своего последнего телохранителя. Парень и правда был слишком неопытен и горяч. Старейшины сделали ошибку. Разве молодой мужчина выдержит испытание постоянно находиться рядом с такой красивой женщиной, как Рассветная? Пусть даже она и принцесса, — посмеивался один из друзей Аларика.

— Зато теперь у нее особый телохранитель, — усмехнулся еще один приближенный Его Величества, — Кайра отступила от своих правил, допустив его в свою спальню. У Рассветной впервые появился фаворит.

— Все верно. И старейшины горцев чувствуют себя оскорбленными, что принцесса отказалась принять от них нового воина. Что дает нам хороший шанс на переговорах, — подхватил Советник.

Ана больше не прислушивалась. Её ждала работа — к вечеру предстояло сделать несколько наборов для столичного ювелира, и она уже подбирала в уме камни, когда всех остановил крик охранника.

— Ваше Величество! Тени! Рядом со столицей — Тени.

Участники охоты застыли на возвышенности, откуда открывался хороший вид на город и дворец. Три узких темных облака почти сливаясь вместе, висели, как оторванный от мачты парус над имением Мелины.

Ана хотела было пришпорить коня, но Ларс поймал поводья Опала.

— Король уже вызвал жрецов, так будет надежнее, — и добавил: — Мы едем во дворец и завтра же перевезем всех остальных из имения в королевское крыло.

Аларик посмотрел на Наследника и кивнул.

— Так будет лучше. Поздно менять Избранницу, а Тени рядом с местом, где она живет, нам ни к чему. — И с насмешкой бросил в сторону девушки: — Тебя принял народ, Ана, теперь у тебя нет права даже на смерть.

Король был прав, но не во всем.

Ану принял народ, и в Закатной не кричали на каждом углу о том, что Избранница пропиталась Тенями чужого мира. Но только до тех пор, пока три Тени не зависли над имением Мелины.

Прежде чем Истинные очистили столицу, успели поползти слухи, и вот уже возвращались на углы шептуны — рассказывать, что тьма Избранницы притягивает тьму из Карьера. Напряженная тишина закончилась, и в городе зазвучали первые раскаты грома, потому что ноги странников принесли в Гавру весть о Мадигве.

— А я утверждаю, что это не странствующие монахи начали распространять слухи. Им всем повесили на рты замки в Храме, — настаивала Магда. Она болезненно отнеслась к слухам о невесте сына. — Это Пипа! Решил воспользоваться ситуацией, чтобы создать панику.

В малой столовой ужинали только взрослые члены королевской семьи, Избранница и двое самых доверенных людей Короля.

Ларс привел Трева рассказать, что узнал один из его людей. Парень сопровождал Мирна, когда освободили служанку Аны, и по своей инициативе продолжил искать похитителей. У него появилась для этого вполне серьезная причина, которая вернула блеск глазам Гаи, а ее щекам придала непривычный румянец смущения. Как говорят, Любовь способна на чудеса, и помощник Трева нашел обладателя необычной пуговицы, завалившейся под кровать в постоялом дворе. Им оказался человек из близкого круга Шахрейна. И хотя доказательств причастности Дагана к похищению не было, сидевшим за столом в малой гостиной они не требовались.

— Мало его прихватило у Рассветных, — Аларик мстительно постукивал по столу ножом, забыв о полной тарелке еды.

— Можно помочь ему отравиться еще раз, — Магда кивнула в сторону Аны, и на столе появилось несколько жемчужин. Тех самых, от Кимико.

Девочка получила их от клиента, которому нагадала долгую жизнь и, не догадываясь, что конфетки порченные, хранила их на черный день. Все первые дни в Закатной были черными, но Кимико побоялась продавать опасный товар в незнакомом городе, зато накануне переезда во дворец подарила жемчужины Ане. За заботу. Спасибо, Избранница уже знала об их особом действии.

— Какая мелкая, женская месть, — возмутился Аларик, — ни к чему толковому она не приведет.

— Мелкая, — согласилась Королева, — но очень приятная.

И как-то сразу все мужчины за столом с ней согласились.

Выбрав удачный момент для жемчужного удара, Магда сорвала Шахрейну важную встречу и публичное выступление. И еще пару дней после этого вид побледневшего и похудевшего Дагана, метавшего по сторонам чернильные кляксы злобы, забавлял посвященных в причины его недомогания и хоть немного поднимал настроение.

Когда-то причиной переезда из дворца была безопасность Аны, теперь та же причина заставила ее вернуться в королевское крыло. И сколько сразу добавилось условностей, охранников, правил! От них страдали все бывшие жители имения, привыкшие не только к саду и дому, но и к свободе, которую им давали владения Мелины.

Даже Гая и Аксела с трудом скрывали досаду. А Кимико, перепуганная неожиданным поворотом в жизни, прятала свой страх на дне глаз-озер. Хуже всех пришлось Глазу. Его собирались посадить в вольер в саду, и только под личную ответственность Ларса — вымоленную и выцелованную Аной — разрешили оставить в комнате воспитанницы его невесты. До первого проступка со стороны мангуста.

Кимико пряталась со своим зверьком подальше от королевских особ и все норовила перебраться жить в спальню к Ане, чем вызывала жгучее недовольство Гаи.

— Ты ревнуешь к маленькой девчонке, — журила ее Ана.

— Конечно, ревную! Ты нашла себе большую сиротку, чем я. Даже в спальню к себе готова ее забрать. Лучше бы Наследника туда пустила.

— Гая! Ты не такая… Кимико плохо спит по ночам. А о Наследнике… — Ана понизила голос. — В имении под недремлющим оком Акселы это невозможно было сделать, а во дворце таких Аксел стало десятка два. Рассказывай лучше о себе.

Госпожа и служанка сидели, забравшись с ногами на диван, и болтали.

— Он так на меня смотрит, будто я стеклянная ваза, — жаловалась Гая, краснея и покусывая губы. — Такому бы девственницу.

— А то он не знает, что тебя из постели любовника украли.

— Знает, — краснота на щеках Гаи была такой же огненной, как у Аны в те времена, когда подруга делилась с ней постельными премудростями. — Знает, но все равно смотрит, как на хрустальную вазу.

Разговор был прерван самым неприятным образом.

К Избраннице по срочному и щепетильному делу заявился Шахрейн.

Советник еще не окреп после внезапной болезни, но лучился довольной улыбкой, которая пугала. И не зря. Даган обвинил Кимико в краже.

— Как слепая девочка могла бы совершить это? — возмущалась Ана, ожидая воспитанницу.

— Она прекрасно ориентируется в этом крыле дворца, так что не стоит преувеличивать физические ограничения вашей воровки, — настаивал Пипа. — Мне известно, откуда вы взяли ее к себе в дом. Никакая она не родственница Акселы, а уличная гадалка.

Удивительно, что у Дагана огромными были только круглые глаза, а не нос, постоянно тянувшийся в чужие дела.

Все оказалось гораздо хуже, когда в комнате Кимико нашли гребень из драгоценного перламутра, и девочка созналась в краже.

— Он просто лежал на окне. Я не знала… думала, кто потерял, — неумело оправдывалась она.

Ана пристально изучала лицо Кимико, но не могла понять говорит она правду или нет. Дело в любом случае было плохо.

Ситуацию разрешил сам Шахрейн, пообещав не раздувать происшествие, если Избранница возьмет на себя официальное опекунство над Кимико. У него под рукой даже оказались нужные документы. Ана чувствовала подвох, но не понимала, в чем он, и скрепила клятвой договор о полном опекунстве. Что бы это ни значило, она все равно не собиралась расставаться с девочкой.

— Это Глаз, — призналась Кимико, оставшись с Избранницей наедине. — А этот человек все подстроил. Откуда блестящая расческа оказалась в коридорах недалеко от наших комнат?

— Значит, мангуст опять сбежал?

— Он всего лишь искал Трева. Глазу нельзя в вольер.

— А тебе можно в тюрьму?

— Я убегу, — уверенно сказала слепая девочка.

Ана только покачала головой.

Значение документа, который подписала Избранница, объяснил Начальник охраны, которому Ана — карская пчела, призналась в содеянном. До совершеннолетия Кимико она несла теперь полную ответственность за ее поступки и имела право взять на себя наказание вместо своей подопечной.

— Если Кимико наворует на отрезание руки, вы можете предложить вместо нее свою руку, Избранница, — пояснил Трев.

Не отрежут, обещала сама себе Ана, глядя, как Кимико играет с мангустом.

Последние ночи девочка плохо спала. Кричала во сне. Звала маму. Очень часто — Ро, а когда не плакала, то говорила о петухе, у которого из клюва течет золотая вода. Избранница забрала Кимико к себе в комнату, чтобы вдвоем справляться с кошмарами. Ана знала их изнуряющую настойчивость. А когда не спалось самой, все думала про петуха. Где-то она видела каменную птицу, из клюва которого текла золотая вода.

Однажды ночью, вернувшись с позднего ужина, Ана осторожно присела на кровать рядом с Кимико и, расправляя жесткие локоны ее волос, поняла, что девочка не спит, а лежит, не двигаясь и уставившись в потолок.

— Ты что? — испугалась Ана.

— Я вспомнила, — спокойно проговорила ясновидящая, — вспомнила ночь, когда перестала видеть.

— Расскажешь? — осторожно спросила Ана.

Но Кимико уже сама начала говорить.

— Он пришел поздно. Человек, который хотел услышать предсказание моей мамы. Мы жили втроем. С бабушкой Ро. И к нам часто приходили люди. Или к бабушке, или к маме за кружевами. Вот и он пришел. Не помню, зачем, а когда уходил, развернулся у дверей и руки в нашу сторону протянул. С них молния сорвалась, огромная, как шар, мама встала передо мной и загорелась, как звезда, а дальше я ничего не помню. И не вижу с тех пор. Ро потом долго меня и себя от ожогов лечила. Было больно. Очень.

Ана дотронулась до щек Кимико, но они оставались сухими. И озера ее глаз казались высохшими в свете ночника. Избранница невольно посмотрела на скрытые одеялом ноги девочки. Вот откуда, значит, следы ожогов на голенях, расползавшиеся змеями плоских шрамов. Если Ана спрашивала про них, Кимико молчала. Лекарь из города, которого приглашала Гая, сказал, что ничем не поможет, потому что ожоги лечили магией.

— Ищите сильного ведьмака среди горцев, — посоветовал он.

— Ро была той самой ведьмой, что сказала тебе про Носатого? — тихо спросила Ана. — Твоя бабушка?

Кимико молчала, но не отрицала. Это и был ответ, так что Ана осторожно задала следующий вопрос:

— Что с ней случилось?

— Что-то плохое, — бесцветно отозвалась девочка, поворачиваясь на бок и поджимая к себе колени, словно ей стало холодно.

Ана потянулась за покрывалом, чтобы накрыть Кимико.

— Нет Ро больше. Она оставила мне камни для переходов и сигнальный маячок, наказав исчезнуть из Рассветной, как только он сработает. А куда я пойду? Я же только гаданием и могу заработать. Вот и подалась в другую столицу.

Ана скользнула в постель рядом с Кимико и прижала ее к себе.

— Ты не одна. И даже по закону теперь моя воспитанница. Ведьмака мы тебе найдем. Говорят, что среди горцев встречаются очень сильные, а Наследник скоро к ним на встречу отправится. Про твое зрение у него спросим. Ноги от всех шрамов отчистим. Останутся только шрамы в душе. Но они со временем меньше болят.

Ана знала, о чем говорила. И врала, потому что ее собственные не желали становиться менее болезненными, но она училась жить так, чтобы их реже задевать. Прикрывала безобразные бугры в душе нежными покрывалами новых впечатлений, и рядом с ней вздыхало главное лекарство.

— Почему сейчас? — произнесла Кимико.

— Что сейчас?

— Это началось, как только мы переехали во дворец. Воспоминания. Видения… мне страшно, — голос ясновидящей оставался безразличным, не соответствуя словам.

— Я не знаю, — призналась Избранница.

— Если у меня проснется дар, как у мамы, он придет за мной, Ана, тот человек.

— Ты запомнила, как он выглядел?

— Он не снимал с головы глубокого капюшона, но Ро думала, что это был Истинный.

Шальная мысль стегнула Ану тонкой плетью, заставляя сесть на кровати.

— Не вздумай, слышишь? — торопливо заговорила она, обращаясь к отвернувшейся от нее девочке, ее прямые черные волосы на светлом покрывале казались линиями, которые поначеркал сердитый ребенок. — Ты брала с меня клятву отпустить тебя. Так вот знай. Я нечестная. Я тоже росла одна, и знаю, как это — жить на улице и воровать. А как воры дают клятвы?

Кимико стремительно развернулась, стукнувшись лбом об Ану, обе ойкнули и отодвинулись, застыв друг напротив друга.

— Ты что, пальцы кольцом держала? — сердито спросила девчонка. В глазах-озерах снова заплескалась вода.

— Крестами. В том мире, где я воровала, пальцы держали крестом, чтобы не давать обещаний.

— Да ты… — задохнулась Кимико праведным гневом,

— Да я, — оборвала Ана, делая сердитым голос, а сама уже улыбалась. — Так что останешься со мной, как миленькая. И искать будем вместе, и прятаться.

Голосившего золотой водой петуха вспомнила Гая.

— Ну как же, — удивилась она, — это же фонтан в деревне, что находилась вниз по Ущелью, где начинались каньоны Закатных. Мы туда на ярмарку с Синдой приезжали. Женщины из деревни покупали на рынке ткани и нитки. А нам с тобой повариха леденцы подарила.

Теперь Ана вспомнила. Леденец и помешал ей запомнить фонтан. Соскучившись по сладкому после пары месяцев жизни в Долине, она, кроме медового петушка в руке, тогда ничего больше не видела. Он казался ей вкуснее и марса, и сникерса, и мармеладок. Даже любимых Эм-ен-Эмс.

На этот раз Ана сразу же пришла к Ларсу рассказать про Кимико и попросила разрешения побывать в деревне, чтобы узнать о семье ясновидящей, погибшей в огне.

— Судя по всему, у нее действительно может проснуться дар, — сердился Ларс. — Любишь ты собирать проблемы. — Он и так был взвинчен обстановкой в столице, но старался не показывать волнения, когда находился с Аной. — Может, увезти ее из дворца и спрятать где-нибудь?

Если бы она тогда согласилась! Но нет, не захотела расставаться с Кимико и уговорила Наследника подождать с решением.

Зато в деревню с петухом-фонтаном Ана попала уже следующим днем вместе Ларсом и отрядом охраны во главе с Тревом.

Пожар, в котором вместе с дочерью и внучкой сгорела ведьма, лечившая в округе животных и людей, запомнили многие. Дом вспыхнул факелом, огонь протянулся к небу и прежде, чем успела собраться вся деревня, спрятался в углях, которые тлели потом еще несколько дней. За что наказали ведьму духи, никто не знал, но на всякий случай не произносили вслух ее имени. Зато охотно говорили о ее дочери, искусной кружевнице по имени Майдред, за работами которой приезжали со всей округи и даже из самой Рассветной. Незадолго до пожара она потеряла посреди белого дня сознание, все уже решили, что Май умерла — так неподвижно она лежала, что даже дыхания невозможно было различить.

Случайные прохожие уже заговорили о ее смерти, когда кружевница очнулась и заголосила не своим голосом. С тех пор время от времени у нее случались видения. В деревне к ее рассказам особо не прислушивались, решив, что бедняжка Майдред тронулась умом. Кто-то вспомнил, что она предрекала невиданные беды, кто-то — что говорила про стены, которые должны рухнуть, другие — что вещала о королевских детях. Люди запомнили не бред, что несла кружевница, а пожар, в котором многие винили саму Майдред, мол, в припадке дом и подожгла.

— Огонь такой силы был, что ничегошеньки, ничегошеньки не осталось, — сетовал один из селян, да так, что непонятно было, чего он больше жалел — погибших или их вещей, которых от погорельцев не осталось.

— Что-то припадочной Май все интересуются, — проговорился тот самый селянин. — Два дня прошло, как незнакомые люди приезжали и тоже о ней расспрашивали. Под обманкой были, точно вам говорю, Ваше Высочество. Выглядели, как купец с женой средней руки, да только слишком правильными словами пользовались, особенно жена. Не-е-т. Думаю, из благородных. А еще, — мужчина опустил голову и сверкнул глазами в сторону кошелька в руках Ларса. — Слух у меня отменный. Так вот, из Рассветных они были. А то зачем бы им прятаться?

Пока Наследник доставал пару монет для селянина, Ана думала о том, что дар Майдред пробудился, когда сама она впервые перенеслась в Долину и жила в селении Варна, а когда они с Гаей ходили по ярмарке с леденцами в руках, разрушительный огонь уже лишил Кимико матери и зрения.

В состоянии необъявленной войны с Королевой Ана находилась с самого переезда, потому что Магда настаивала, чтобы Кимико и ее зверь исчезли из дворца и жизни Наследника.

— Хватит на нашу семью одной оборванки, из которой получилась, слава Духам, неплохая Избранница. Сколько было вложено сил и моего таланта!

— Значит, его вполне хватит на то, чтобы Кимико стала хорошо обученной придворной дамой, — упрямо настаивала Ана.

— Где ты видела слепых придворных дам? — возмущалась Магда.

— Тем ярче будет пример милосердия Закатных королей и усердия обычной девушки, способной подняться из низов.

Мгновение задумчивости сменилось решительным:

— Из таких низов в придворные дамы не поднимаются.

«Правильно, — подумала Ана, — из них становятся невестами Наследного Принца!», но вслух ничего не сказала, к тому же, ей не дали

— И время для таких сказок неподходящее. Тебя бы еще выдержать. Сколько усилий стоит охране отлавливать желающих покричать о тенях в твоей душе. Еще не хватало, чтобы достоянием королевства стало, что в любимицах у Избранницы Наследника уличная воровка.

Разговор проходил не в первый, не во второй и даже не в третий раз. Он менял места, время дня, набор слов. Неизменными оставались две участницы и тема для спора. Ана могла понять опасения Королевы и даже согласиться с некоторыми доводами, но боялась расстаться с Кимико, особенно теперь, когда знала, что девочке грозит опасность. К тому же, упрямство не позволяло пойти на поводу у Магды.

— Я начинаю сомневаться в твоей преданности Ларсу и задаюсь вопросом, на какие жертвы ты готова пойти ради его благополучия?

Вопрос был задан.

Вопрос был услышан.

Тенями.

И немедленно приведен в исполнение.

Тоже Тенями, которые появились в наступающих сумерках, отделившись от темных склонов оврага, почти доползавшего от города до дворца, и медленно подплыли к высоким светлым стенам, словно искали что-то — так рассказывали застывшие в ужасе на краю столицы случайные прохожие.

Тени поднялись над крышей, слились вместе и, словно серая тряпка, стали стирать пыль дня с балконов и шпилей дворца, пока не нырнули во внутреннюю часть. Около одного крыла они разделились на семь частей и протиснулись сквозь рамы окон внутрь — туда, где находились кабинеты некоторых членов Совета, в том числе, Наследника. Но видеть этого случайные прохожие, поднявшие крики и вой, не могли.

Зато их голоса подняли тревогу.

Как быстро летит волна объединяющего страха? Очень быстро. Она вибрирует даже там, где еще не слышны крики, но все живое уже почувствовало приближение беды и настраивается на опасность.

Она превращает матерей в ясновидящих. Еще только раздался топот в коридоре, еще не вбежала в комнату охрана, а Магда завыла:

— Мой сы-ы-ын!

Нескольких мгновений хватило, чтобы испуганная мать взяла себя в руки, и посланников беды встречала Королева, способная принимать решения и действовать, опираясь на здравый смысл.

— Тени в башне Совета. Жрецы раскладывают сдерживающие артефакты, чтобы они не смогли проникнуть в другие части дворца. Вам лучше пройти к комнатам, где живут лекари.

— Кто находится в башне Совета?

Ана видела по лицу офицера, что сейчас прозвучит жестокая правда.

— Двое слуг, компаньонка Избранницы и Наследник.

Что там делала Аксела?

— В Храм уже сообщили? Верховным? — холодно спросила Королева и бросила в спину направившейся в сторону башен Ане: — Избранница идет со мной! — а потом добавила, чуть смягчившись, но все так же не глядя на невесту сына: — Мы ничем не можем помочь, только молиться духам, чтобы Магистры прибыли вовремя.

Ана вышла в коридор, будто следовала за Королевой и сделала то, о чем никто не знал, кроме Ларса и Мирна — она могла скользить во дворце.

И скользила сейчас — из коридора в коридор, оттуда — прямо в башню, где было место перехода для посланников. После переезда Наследник не надел на свою Избранницу ограничитель и спас таким образом себе жизнь.

Об опасности Ана не думала. Она представила Ларса лежащим на светлых простынях — белоснежные волосы сливаются с полотном, растекаются молочной рекой, и только темная полоса острым ножом касается его лба. Лицо Наследника бесцветное как у Варна, когда Ана видела старейшину в последний раз. И девушка поняла, что не сможет пережить еще одну потерю.

Избранница вошла в короткий коридор башни, где сходились двери разных комнат, и едва не упала, споткнувшись о тело одного из слуг. Сразу бросилась к комнатам Наследника. Из-под стола торчал подол фиолетового платья лэды Акселы с кружевами и оборками и темные каблуки ее туфель. Женщина сидела на четвереньках, повизгивая от страха, но Теней рядом с ней не было. Они дрожали полупрозрачными шторами без багет и источали древний холод из соседнего кабинета.

Ана молча внеслась в комнату, где сидела когда-то в кресле с янтарем и откуда украла этот камень из сейфа. Две Тени висели рядом с окном, третья застыла над лежавшим на ковре Наследником. Не издав ни звука, Ана метнулась к телу на полу, упала сверху, не глядя по сторонам, только чувствуя холодный ветер у себя за спиной. У нее не билось сердце, пока она не увидела, что лицо Ларса не потеряло цвет, и его глаза закрыты, а не распахнуты, как у превратившегося в куклу Варна, пока не уловила его дыхание. Тогда Ана прижалась к неподвижному Наследнику, щека к щеке, прикрывая его голову растрепавшимися из прически волосами.

Ничего не происходило. Только все холоднее становилось спине, бежали по телу муравьи ледяной дрожи, и у них были острые лапы. Но Ана дышала, думала, жила. Звала Слепого Бога, представляя его пустые глазницы, заполненные грандидьеритами, которые она, Скользящая, вернула в Долину из другого мира. В какой-то момент страх превратился в забытье, а потом в сон. Разве такое бывает с теми, кто считает последние минуты жизни?

С Аной случилось.

Проснулась она от голосов, полулежа в том самом кресле, в котором сидела когда-то с янтарным сердцем. Над ней суетился дворцовый лекарь.

— Ну вот, она уже пришла в себя. Я же говорил, что у девушки случился обморок.

Лекарь отошел в сторону, и Ана увидела Йодана. Верховный жрец стоял у окна, рядом с которым недавно колыхались Тени, и с интересом разглядывал Избранницу, как если бы она была редким видом мух.

— Что с Наследником? — Избранница спрашивала лекаря, но не отводила взгляда от жреца, поэтому, наверное, и получила ответ от Магистра.

— Отделался сильным ударом головы об стол. Отступил назад, когда появились Тени, поскользнулся на костяном гребне, который выронила лэда, что спряталась потом под столом в другой комнате, и, падая, ударился головой об угол. Потерял сознание.

Истинный отошел от окна к столу и, взяв с него светлый предмет, развернулся к Ане, показывая расческу, подозрительно напоминавшую гребень Шахрейна, который украл Глаз.

— Комично, ужасно, — проговорил жрец, — или ужасно комично, как думаете? Вот эта вещь спасла Наследника от первого удары силы Тени. Они могут парализовать душу только через глаза, а они у Его Высочества оказались закрытыми. А потом выпить его не дали вы, Избранница, потому что оказались не во вкусе Теней. — Йодан усмехнулся. — Что такого необычного с вашей душой, что они ее не пьют?

Услышав голос Магистра, Ана окончательно уверилась в том, что этот человек никак не связан с тем, что еще оставалось спрятанным за печатью на памяти.

— Может, просто не успели, — она выпрямилась на стуле. — Я не смотрела на них и потом слишком быстро потеряла сознание? — Теперь, когда все было позади, ее начинало трясти, липкий пот потек по спине и выступил на лбу. Ей нужно было в теплую ванную, но сначала она спросила: — Где Наследник?

— Он все-таки немного пострадал от встречи с Тенями. Это вам не обычные воришки, заявившиеся с оружием за сокровищами и тайнами.

Почему жрец так выделил это слово? Совпадение или намек?

— Не волнуйтесь, Избранница, — ответил лекарь, направляясь к двери. — С ним не случилось ничего такого, с чем бы не справились дворцовые лекари. Так же, как и с лэдой Акселой. Обоим нужен отдых и хорошее питание, а также укрепляющие дух лекарства. Я могу проводить вас, если Магистр отпустит.

— Отпустит, — проговорил Йодан. — Знакомство состоялось.

Ларс спал наговоренным, целебным сном, и на подушке вокруг головы Наследника была разложена целая мандала из сильных целительских камней. Сидевшая на стуле рядом с кроватью Королева порывисто встала, увидев Ану и, как только Избранница подошла поближе, на мгновение притянула ее к себе с выдохом облегчения. А потом уступила ей место рядом с сыном. Стоило руке Аны коснуться ладони Ларса, как он, не просыпаясь, сжал ее пальцы.

Какое же это было счастье — видеть его мирно спящим и знать, что все позади и беда прошла. Нет, пролетела, проколыхалась мимо. Вместо страха и волнения у Аны появилась мысль, что уже второй раз Тени не тронули ее. Своей «невкусной»,?по словам Йодана, душой она закрыла от них Ларса. Значит ли это, что в Карьере ей не грозила опасность? Янтарь перенес Ану в Ущелье, сзади нее за выступом скалы лежал старатель. Камень всегда напоминал ей о Бэе. Поцелованный стал Тваном и мужем Звезды. Лысым, с татуировкой на затылке…

Но что, если был еще кто-то за выступом Ущелья?

Нет! Хватит. Только не эти сомнения вновь!

— Кимико может остаться, — услышала Ана. Магда вышла из комнаты, оставляя Избранницу наедине со своим сыном.

Переволновавшись за жизнь сына, Железная Королева оказалась слишком великодушна.

Едва Ана вернулась в свои комнаты, надеясь на быструю ванну, как к ней потянулась испуганная Кимико. Избранница совсем не думала о судьбе девочки, когда бросилась в башню к Наследнику! Опекунша! И теперь испытала приступ жгучего стыда. Но Трев не остался бы в стороне, лишись Кимико покровителя, успокаивала свою совесть Ана. И Аксела… Зачем лэда пришла с гребнем к Наследнику? Как и Ларса, женщину погрузили в лечебный сон, и задавать вопросы было пока некому. Зато лекарь уверял, что компаньонке Избранницы повезло дважды: и пережить встречу с Тенями и омолодиться за их счет. «Богатые лэды тайком прибегают к такому дорогому и незаконному способу!» — сообщил он по секрету Ане.

— Я знала, что с тобой все будет хорошо, — сказала девочка, прижимаясь к своей покровительнице и прерывая ее рассуждения.

— Нагадала?

Кимико покачала головой, отодвигаясь. Она никогда не оставалась в объятиях дольше мгновения, потому что никак не могла определиться с собственным возрастом и вела себя то как ребенок, то как почти взрослая девушка.

— Ты сильная.

— А разве сильным не грозят опасности?

— Грозят, — согласилась Кимико, теряясь в поисках доводов для своей уверенности.

— Где Глаз? — спросила Ана, проходя к ванной комнате. Гая только начала заполнять ее горячей водой и должна была вернуться с ведрами кипятка. Холодная вода поступала во дворце по трубам, а горячую носили слуги. Последние месяцы на бытовой магии экономили.

— Когда поднялся шум во дворце, он сбежал, Ана.

— Только этого нам не хватало, — расстроилась Избранница.

Кимико опустилась в кресло, поворачиваясь в сторону открытого окна.

— Я его слышу.

Подтверждая ее слова, раздался шум, и через подоконник кубарем ввалился серо-коричневый шар. Прокатился клубком из лап и хвоста, издавая визгливо-рычащие звуки, и раскрутился в длинноногого тощего мангуста, из пасти которого вывалился на пол черный, пульсирующий темнотой камень.

Шерл.

Ана заметила на нем трещину, а тяжело переводивший дух мангуст изогнулся и бросился на камень, как на змею и завертелся снова визгливым клубком. Визг зверька подхватила Кимико, забираясь с ногами на кресло.

— Раздави его! Раздави! — кричала она. — Нет! Брось! Глаз, я сказала — брось! — Мангуст не слушался, и девочка сердито визжала еще сильнее: — Бро-о-о-ось!

Зараженная страхом, Ана метнулась к Гае, появившейся в дверях, выхватила из ее рук тяжелое ведро и застыла с ним рядом с мангустом. Как только зверек на мгновение отскочил от шерла, она с силой опустила ведро на камень. Раздался грохот, трест, Ану окатила волна горячей воды, и она закричала от боли.

Сцена получилась впечатляющей — охрипшая от крика Кимико стояла на кресле, едва живой мангуст валялся на полу, подпрыгивала в луже воды Ана, дергая мокрый подол своего платья. Бросившись к ней, Гая споткнулась о пустое ведро, и оно с грохотом покатилось к ножке стола.

Из проема двери за всем этим хаосом наблюдали Йодан, еще один Истинный и Шахрейн.

Жрецы осматривали дворец в поиске следов Теней или заговоренных камней. Расколотый шерл оказался ведьминым камнем невероятной силы — даже разлетевшись на части, он продолжал излучать тьму. Много тьмы. Ане было все равно, какими взглядами ее награждал Верховный. Но то, что сказал перед уходом Даган, было плохо.

— Зверь, место которому в вольере, не покидает коридоров дворца, не так ли? И каким образом ведьмин камень мог оказаться в комнатах Избранницы Наследника?

— Даже жрецы не приставали к моей госпоже с подозрениями! — не выдержала Гая. — Избранница обезвредила шерл.

— Может, чтобы скрыть улики? Узнала, что жрецы осматривают все комнаты, а спрятать от них подобный камень невозможно… — настаивал Даган. — Истинных не касаются дела королевств, пока мы не начинаем молить их о помощи. Так что подозрения должны быть у меня, как члена Совета, а не у них, — сказал Пипа, прежде чем скрыться за дверью.

— Ну почему, ну почему я отдала часть жемчужин Шюрту, — сетовала Кимико ему вслед. Шюртом звали мальчишку с площади Рассветной.