Разрывая стены

13. Бэй

— Мы плохо начали, Бэй, — проговорила Кайра.

— Мы?

— Ты совершил несколько преступлений, — раскрытая женская рука взвилась над лицом Кобейна и застыла черным цветком на фоне миллионов звезд. — Тебе должны были отрубить голову, — один палец исчез, и в небе темнел уже не цветок, а корона с четырьмя зубцами. — Кстати, ты так и не рассказал мне, за что Карьерный Волк попал на плаху…

— Карьерного Волка на плахе не было.

— Ах да, голова, которую собирались отрубить, была не лысой, а с хвостом. Так за что?

— По глупости. Куртку решил украсть.

Кайра рассмеялась и прекратила расспросы. Так случалось каждый раз, стоило ей почувствовать, что Бэй подсовывает осторожные ответы. Вместо того, чтобы выпытывать его секреты, Рассветная прерывала разговор или меняла тему. А в этот раз вернулась к перечислению преступлений Кобейна, загибая пальцы на руке перед его носом.

— Ты — беглый раб. Был главой контрабандистов и владел Ущельем, из которого в Долину тащат ведьмины камни.

Рука-корона потеряла два зубца, и на фоне чужих звезд возник знак победы — как неожиданный привет из далекого мира. Достойный улыбки в ответ.

На самом деле нужно было испытать угрызения совести. Кобейн достаточно узнал о разрушительных свойствах ведьминых камней из Карьера. Но в горах Афганистана люди выживают за счет опиумных полей, и пусть это служило плохим оправданием за вынесенный из Рукава шерл, других у Бэя не было. Правда, он задавался время от времени вопросом, в какой части Долины окажется этот камень, и какое черное дело сделает…

— Ты испортил мой розовый сад, осквернив его землю изображением черепа, — продолжала Рассветная.

— Я расплатился за него зрелищем боя светящихся змей, — возразил Бэй.

— Змей? — оживилась Кайра и мечтательно повторила: — Змей…

Наедине со своим рабом Рассветная все меньше прятала эмоции.

Мне поправился ваш поединок. — Похвалила, но «отсчитала еще один грех». — И ты нанес увечья королевским охранникам.

Над лицом Бэя остался небольшой кулак — как черный шерл в россыпи мелких бриллиантов.

Хозяйка и раб лежали на теплом одеяле на крыше дворца и смотрели на небеса — черные до восхода лун. Лупоглазая и Мелкая поднимались теперь почти одновременно и все ближе к рассвету.

Кулак исчез, и между телами легла прохладная рука.

— У меня были причины сердиться на тебя и не доверять.

Теперь рассмеялся Бэй.

Да, раб мог смеяться в ответ на слова хозяйки.

— Доверие — очень странное чувство в нашей ситуации.

— Ты ушел бы от меня, если бы мог?

Раб не мог обманывать, но мог молчать.

Кайра громко засмеялась, обрывая разговор.

Глядя на незнакомые звезды, Кобейн вспоминал другую Звезду, с необычной прической и упрямо сжатыми губами. Тара пыталась удержать его обманом. Принцесса удерживала силой. Чем привязала его к себе сероглазая Тайна? Сначала любовью, потому что он умирал от тоски, мечтая заключить ее в капкан своих рук и никогда не выпускать. Теперь — ненавистью. Чем же еще? Разве можно любить того, кто унизил больше, чем лежавшая рядом женщина, имевшая над ним безграничную власть?

Бэй слишком часто вспоминал ночь на берегу моря, когда слушал спокойное дыхание спящей на его груди Аны… и утро, когда ее руки и губы вместе с острой иглой плясали по его спине. Боль была сладкой, у Кобейна кружилась голова. Он думал — от счастья, но оказалось, всего лишь от чернил. Тайна нарисовала на нем на три виселицы, два костра и одно рабство. И лежа под чужими небесами, он держал в руке ладонь принцессы, которая могла приказать ему не дышать.

…После злосчастного праздника, когда Кобейн лишился свободы, прошло всего несколько недель. Его положение относительно Рассветной принцессы оставалось неизменным — он должен был почти всегда находиться рядом, но зато значительно изменилось его положение при дворе.

Можно сказать, что Кобейн в очередной раз сделал головокружительную карьеру. От выброшенного на мусорку полуживого трупа он дошел через плаху до Карьерного дона, теперь же от безвольного раба — до личного телохранителя и фаворита Рассветной принцессы.

Неудивительно, что у Кобейна появлялось все больше завистников.

Они награждали его взглядами, полными зависти и ненависти, и взглядами с презрением и злорадством — спектр эмоций был не очень широк. А еще — неожиданными подарками. Например, изрезанными штанами, приготовленными для выхода в город. Или подпиленными креплениями седла — Кобейн умудрился свалиться на землю не получив серьезных повреждений, но без особой грации, как тяжелый мешок с картошкой. Великолепный Бэй оказался скверным наездником. Ему приходилось превозмогать неприятное чувство отсутствия контроля над конем, чтобы сносно держаться в седле. Он и держался, до того момента, как слетел вместе с седлом на дорогу, заработав пару громадных синяков.

Даже битым стеклом в тарелке наградили его завистники.

Как разозлилась Кайра!

Кобейн впервые видел, что принцесса не сдерживает своих эмоций при поданных. А потом познал грани чувства справедливости Рассветной — она жестоко расправилась с виновными. Мужчин из двух семей, причастных к попытке убрать фаворита, приговорила к смерти, а женщин и детей отправила на работы в каньоны. И долго еще после этого составляла мозаики в комнате Настроений.

Первым врагом Бэя стал Лиар.

До их необычной встречи горец считал себя поклонником Карьерного Волка, мечтая помериться силами с легендой Ущелья. Померился. Как говорил Гашик, будь осторожен в своих желаниях — Вселенная может услышать. Так что Лиар получил желанный поединок. Бэй был старше горца, Лиар — слишком молод и горяч. Им обоим претила метка раба. Но чаша терпения Кобейна переполнилась в тот вечер, и он не мог проиграть. Внутри него накопилось слишком много холодной ярости, и ему помогала память о недавнем успехе в борьбе за Рукав. Все равно оставалось чудом, что Бэй вышел победителем. Он ощущал себя слепой, скользкой, светящейся змеей. Его руки скользили с тела противника при каждой попытке захвата. Освоиться в черном круге помогла мусорка знаний — подкинула из памяти сцены из программы «Нэшнл Географик» о схватке за территорию двух змей, напомнив, что даже без рук тело может стать орудием.

Лиар с честью принял поражение. Но не клеймо. На глазах у всех он срезал слой кожи с того места, которого только что коснулось раскаленное железо, бросил шматок плоти под ноги Бэю и, прошипев, что следующая встреча будет без правил и закончится смертью Кобейна, пошел прочь. Горец потерял сознание на выходе из сада, когда его уже не видели участники драмы, а наутро Лиара не было в Рассветном дворце.

К врагам относились и пара Советников. Их можно было понять — где это видано, чтобы принцесса обсуждала дела королевства со своим телохранителем? Но так происходило все чаще и чаще. И чем больше времени Кайра и Бэй проводили вместе, и чем шире становился круг личной свободы Кобейна, тем больше появлялось между ними взаимного уважения и доверия. Это были неправильные чувства в отношениях хозяйки и раба, над ними вполне можно было посмеяться на крыше дворца, лежа на теплом одеяле, прижавшись друг к другу.

Но Бэй не мог не испытывать уважения к женщине, которую безграничная власть над другим человеком не лишила ума и не привела к вседозволенности. Невозможно было отрицать, что между принцессой и Кобейном существует сильное влечение, с которым оба боролись и прятали от самих себя. Особенно в самом начале. Непонятная связь не только притягивала и заставляла кружиться, как танцоров в бесконечном бальном танце, но и не позволяла Кайре, щедро пользуясь данной ей властью, преступать определенные границы, за которыми была бы только ненависть.

Например, она не требовала от раба выдать его тайны. Принцесса могла бы бесконечно копаться в песке молчания и полуответов Бэя, чтобы извлечь «секретики», прикрытые тонким стеклышком выделенной ему свободы, но она этого не делала. Если это не было проявлением уважения с ее стороны, то верности самой себе — среди множества игр, которые принцесса вела со своей живой игрушкой, была та, в которой у раба оставалось много загадок. Кайра верила, что человек, оставивший необычный знак на спине Кобейна рано или поздно выдаст себя. А для того, чтобы заметить его, у Рассветной было много внимательных агентов секретной службы.

Уважение к Рассветной появилось не сразу, оно росло сквозь обиды и злость унижения, сквозь осознание, что Кайра ничего не делает просто так, по прихоти. Вернее, даже ее прихоти тщательно продуманы.

Не скрывая намерения сполна использовать подарок судьбы в виде полностью подчиненного ей раба, первым делом Кайра обезопасила его от притязаний других и от опасностей его безвольного положения, а потом начала осторожно расширять границы клетки, чтобы покорный зверек почувствовал немного свободы.

При этом хозяйке хотелось нравиться Бэю, и Кайра довольно смеялась, когда ловила доказательства, что он неравнодушен.

Нет, Бэй не был равнодушен.

Впервые после встречи с Аной он был настолько сильно увлечен женщиной, что если бы не особые обстоятельства их отношений, наверное, мог бы представить ее рядом с собой. Но «владелица», особенно в начале, слишком охотно напоминала о его зависимом положении. И подчеркивая наличие пропасти между ними, сама же тянула мосты через зияющую бездну.

Кайра соблазняла и себя и Бэя, и ставила стены, чтобы прятаться за ними от собственных желаний. То открывала в стенах проходы, не в силах бороться с той силой, что тянула ее к рабу, то, испугавшись своих чувств, решительно отходила назад.

Кобейн не мог разобраться, что останавливало принцессу, которая совершенно не волновалась насчет своей репутации. После первой ночи в саду все последующие новый телохранитель Рассветной проводил в покоях Ее Высочества. Узнав Кайру получше, Бэй иногда думал, что даже этот ход — не просто блажь Рассветной, а продуманное решение? Но зачем ей нужно было вводить всех в заблуждение?

Ведь несмотря на сплетни и разговоры при дворе, мужчина и женщина, не расстававшиеся ни днем, ни ночью, любовниками не были. Зато между ними часто велись игры с соблазнением. Всегда до грани. И прочь от нее.

Останавливало Кайру то, что она — без пяти минут Королева, а он старатель из Карьера? Или то, что она — хозяйка, а он полностью подчиняющийся ей раб? Может, Рассветная считала себя выше связи с безвольным и полностью подчиненным ее желаниям мужчиной? Разве не поэтому она расширяла клетку Бэя, превращая в вольер и создавая иллюзию свободы?

Или причиной была какая-то тайна, иногда сквозившая в облике принцессы непонятной грустью во взгляде и в едва различимой улыбке в моменты усталости, когда закат рисовал красочные картины на небесном холсте?

Что бы ни останавливало Кайру, Бэй знал, что останавливало его.

Красивая! Как Рассвет или вступившее в свои права утро, с блестящими глазами, в которых разливалось золото или собиралась серебристая зелень листьев оливковых деревьев. С голосом, звучавшим как ручей — самой драгоценной музыкой в сухой Долине…

Эта женщина могла бы стать бальзамом для его исцарапанной бесплотной погоней души, если бы не обстоятельства их встречи и необычной связи. Трудно испытывать теплые чувства к человеку, который может приказать тебе не дышать. Кроме этого, Кайра была наследницей короны, а Бэй — случайным странником в чужом мире, ожидавшим поезд домой.

Но Рассветная влекла Кобейна как оазис, обещавший тень и воду уставшему путнику. Его тянуло к ней так сильно, будто незримая, прохладная волна подталкивала в обожженную немилостивым солнцем спину.

Даже когда Бэя разрывало на части от злости или раздражения, когда душило унижение, заставляя испытывать желание причинить ответную боль, он представлял себе, как разбивает в кровь собственные руки, и неоднократно делал так в ночной темноте и одиночестве своей комнаты, но никогда не желал ударить Рассветную. Причина была не в приказе не замышлять против хозяйки зла и не причинять ей вреда.

Разве можно желать испортить яркий рассвет?

Кайра восхищала Бэя как женщина!

Он смотрел на принцессу сначала украдкой, потом открыто, исследуя черты, запоминая, как она едва заметно щурится, когда сомневается. Поджимает верхнюю губу, когда слышит что-то неприятное. Как ее оливковые глаза наливаются холодным серебром, если Рассветной приходится принимать трудные решения. Как плещутся во взгляде Кайры золотые ручьи лукавства, когда ей скучно или хочется дурачиться.

Да. Почти королеве хотелось иногда чувствовать себя просто девчонкой и позволять себе шалить.

Она так и делала, особенно в первую неделю после того, как получила в свою неограниченную власть живую игрушку. Делала слишком часто, превратив жизнь Кобейна в испытание, а воспоминания о первых совместно проведенных днях в картины, которые можно было смотреть, лишь прищурившись и плотно сжав губы. Принцесса изучала подарок, порой неосторожно и грубо, задевала острыми иглами любопытства и озорства самолюбие Кобейна.

Великолепного Бэя-раба. Волка на короткой привязи.

Не замечая его ярости или не обращая на нее внимания, Кайра заливисто смеялась, и на ее щеках появлялись ямочки. В другой ситуации и в других обстоятельствах Бэй коснулся бы их языком, а потом попробовал на вкус более пухлую нижнюю губу — сочную черешню. Смыл бы усталость со своего лица золотым водопадом ее волос и накурился кальяном с ароматом китайской розы. Но в первую неделю принцесса вела себя как избалованная девчонка и придумывала все новые игры, в которых испытания терпения Кобейна слишком часто напоминали соблазнение. Крепкий напиток всевластия пьянил, заставляя исследовать границы, играя порой на грани жестокости.

Кайра была желанна без приказов. Но приказы убивали желание.

Оставалось подчиниться воле хозяйки и хранить крохи оставшейся Кобейну свободы.

Например, Кайра просила расчесывать ей волосы перед сном. Садилась перед зеркалом, выпрямив спину, и ловила в отражении взгляд Бэя, приоткрывала чувственный рот, когда его руки скользили по ее плечам и спине вслед за перламутровым гребнем.

Или могла «забыть» отпустить раба в его комнату, устроенную из гардеробной, и начинала раздеваться ко сну за невысокой ширмой.

— Следуй за мной, Бэй, — могла она бросить, проснувшись в плохом настроении, и в такой день в ее расписании увеличивалось количество «необычных» мест — псарни, на которых работали рабы, комнаты для рукоделий, где Кобейн оказывался под перекрестным огнем десятков глаз. А еще сауны и бассейн. Он ходил за принцессой тенью, отворачиваясь и прикрывая глаза, когда она переодевалась.

Заметив это, Кайра добавляла:

— Повернись ко мне, Бэй.

Он слушался, ненавидя каждое мгновение вынужденной покорности. Поворачивался, закрыв глаза, и представлял перед собой лицо Тайны, на котором сверкала озорная улыбка, и набатом бился в висках голос: «Готов стать моим рабом? Рабом… Рабом!»

Кобейн задыхался от унижения и аромата олеандра, слушая шепот Кайры:

— Смотри на меня, Бэй.

Открыв глаза, он видел принцессу утонувшей в густой пене или укутанной в прозрачные шали настолько, что были видны лишь очертания прекрасного тела.

Это были сложные дни. Когда Кобейн был только игрушкой.

Но он превратился в того, кем назвала его принцесса перед своими подданными — телохранителя — когда спас Рассветную от наемных убийц, подкарауливших выезд Рассветной рядом с мостом через пересохший вади.

В минуты сильной опасности Бэй мог «смотреть» за стену в несколько минут, превращаясь в живой барометр бед, только не мог контролировать появление предчувствий и заказывать их по желанию. Но своевременный сигнал лишил нападавших внезапности и расстроил их планы.

А еще Бэй отставил в сторону тарелку с битым стеклом, что приготовили для него недоброжелатели. А через день убрал от Кайры бокал с вином, в котором была не отрава, но вещество, лишавшее на несколько часов ясности ума. Принцессе предстояло подписать важный договор с поставщиками дорогостоящей шерсти, из которой в Рассветной плели тонкие, как паутина, ткани, способные защищать не только от холода, что редко случался в Долине, но и от жара полуденного Солнца.

Принцесса жестоко расправлялась с врагами. Но, проводя с ней все время, Бэй видел, что ей тяжело даются подобные решения. Однажды, когда Кайра слишком долго стояла у окна, подписав приказ о казни, он не выдержал и подошел, тронув ее за плечо.

— У меня болит голова, — прошептала Рассветная.

И без приказа Бэй сделал ей легкий массаж головы, пожалев об инициативе, которая привела к приглушенным женским вздохам, от которых он сам начал плавиться и испытывать желания, с которыми боролся, находясь слишком близко к Рассветной.

Кайре понравилась его забота, принцесса перестала вести игры в соблазнение, и вскоре Бэй стал огромным мягким медвежонком, к которому прижимаются в поиске утешения и тащат с собой в постель.

Одним вечером Рассветная начиталась чего-то в библиотеке, в другой вела долгий разговор за закрытыми дверями со Старейшиной Совета и пожилым жрецом. И оба раза не могла потом заснуть от страха. Потому пожелала, чтобы Бэй спал в ногах в ее огромной постели. Кайре понравилось разговаривать с ним о всякой ерунде в непривычной черноте лишившихся ярких лун ночей. Она даже просила Кобейна рассказывать ей сказки. Он рассказывал. У него это всегда хорошо получалось.

Скрывая причины своих страхов или грусти, принцесса все чаще тянулась к Кобейну за поддержкой и утешением. И Бэй разглядел в ней потерявшую родителей девчонку, которой бывало очень одиноко.

— Расскажи о своем детстве, — попросил он однажды, заметив, что уставший после напряженного дня Рассвет грустит. Это было уже в начале третьей недели. Или в конце второй?

Кайра могла не отвечать на вопрос раба, но она рассказала о детстве, в котором были папа и мама, но очень мало времени и места веселью, а так хотелось бы больше любви… А еще игр… В которые она теперь играла с Кобейном.

— Знаешь, меня так старательно готовили быть хорошей принцессой и королевой, что забывали, что я еще ребенок, — призналась Кайра и потребовала у Бэя рассказать о его детстве.

Хотя ему было сложно подбирать слова, его история оказалась немного похожей на рассказ Рассветной. Кобейна ведь тоже готовили к какой-то непонятной, великолепной роли. Наверное, удачно. Потому что представитель рода Вальдштейнов до сих пор был жив в чужом мире, и пусть оказался в незавидном положении раба, вариант его рабства вышел весьма уникальным. Бэй был жив и ждал, когда никому неизвестный Искатель переместится на Землю и утащит его за собой. В том, что Бэй выскользнет вслед за ним даже из спальни Рассветной, он не сомневался. Слишком явной была сила белобрового жреца.

Чем дольше хозяйка и раб находились вместе, тем больше становилась свобода раба. Кайра хоть и не отпускала Кобейна от себя, но все чаще находила время, чтобы следовать туда, куда хотел идти он, или обращалась к нему на равных.

— Твой камень следующий, — принцесса поворачивалась к Бэю, улыбнувшись в предвкушении, и отходила в сторону, оставляя его перед круглым столом, на котором росла сложная мозаика из камней.

Они часто приходили вместе в комнату Настроений, павильон с прозрачной стеной и стеклянной крышей, выходившей на зеленый и аккуратно подстриженный сад. Сама комната была северным лугом, торопливо взорвавшимся яркими красками скоротечного лета. На полу стояли широкие плошки с цветущими травами и корзины с камнями и кусками разноцветных металлов. На высоких круглых столиках Рассветная составляла мозаики.

Комнату Настроений придумала ее мать, Королева Ксана, но для принцессы это место оказалось ее собственным Тибетом, местом, где Рассветная искала покоя и освобождения от тяжелых эмоций и могла побыть собой, складывая из камней музыку.

Кобейн почти не слышал звуков или они не складывались вместе, похожие на шум оркестровой ямы. Зато он увидел разноцветные линии, потом заметил связи между ними и увлекся виртуальным тетрисом, придумывая за спиной принцессы новые, заметные только ему комбинации для выкладываемых ею камней.

Однажды в священных горах Кайры было беспокойно, Бэй не мог понять, что его раздражает все сильнее, пока не увидел в мозаике, над которой работала Кайра, один кристалл, который «мешал». Он был не на своем месте, нарушая связи между разноцветными линиями, связывающими кристаллы. К тому моменту клетка Личной зверушки Принцессы уже стала просторной, в ней можно было свободно двигаться, а еще — подойти к столику и убрать неограненный селестит. Задуматься на мгновение и положить его в новое место, которое соответствовало бы геометрическим представлениям Бэя.

Кайра хотела сначала возмутиться, но потом прислушалась и улыбнулась, посмотрев на Кобейна.

— Это забавно, — сказала она.

В оливковых глазах заблестело знакомое выражение — смесь лукавства и искреннего интереса.

С того дня хозяйка и раб выкладывали мозаику вместе, по очереди подбирая камни. Это стало очередной забавой и времяпровождением не наигравшейся в куклы девчонки с грузом в целое королевство на плечах.

Потом, во время заседания с распорядителем по водным ресурсам, Кайра заметила внимательный взгляд своего телохранителя. И вечером в спальне показала Бэю чертежи системы распределения и очищения воды в столице. Кобейн вырос в Голландии, стране, где знали, как управляться с водой, когда ее много, но также, что делать, когда ее мало. У него было всестороннее образование и знания технически развитой цивилизации. Он дал несколько советов, и Рассветная их услышала!

— Как только вернется Мирн, ты будешь работать с ним, — объявила Кайра.

И стала все чаще следовать дорогами, которые предлагал ее раб.

Например, под обманкой побывала с Кобейном в пекарне Саранчи, и скоро у Дары появился очень крупный заказчик — королевский двор, и ей пришлось искать себе двух помощников.

Так хозяйка и раб превращались порой в партнеров.

Настал момент, когда Кайра сказала вслух то, что знала с самого начала.

— Мне докладывали, что Карьерный Волк был сильным Проводником. Я — сильный Искатель. Попробуем работать в паре.

Бывшие помощники Рассветной тоже перешли в стан врагов и завистников Кобейна, а он был рад снова ступить на прозрачную волну, уносясь на ней, разрывая пространство и наслаждаясь чувством небывалой свободы — изысканного чувства для раба.

Познав грани дара Звезды, которая считалась талантливым Искателем, Бэй был впечатлен возможностями Кайры. Она слышала зов камней, как ее мать, но часто искала те, что приходили к ней во снах или видениях. Это случалось иногда раз в неделю, иногда — в две, а иногда и несколько дней подряд.

Если Рассветная и была впечатлена способностями своего нового партнера, то скрывала это. Зато разрешила Кобейну каждый раз, когда рядом с местом, куда они перемещались, находилась группа Изгоев, искать с ними контакт. Бэй загорелся желанием найти среди Неприкосновенных выходцев с Земли, о которых говорил Истинный — тех, что случайно проходили сквозь швы. Подобные люди не были холстами МондриАны и, попав в Долину с чистыми спинами, могли оказаться только среди безродных, запоминаясь странностями поведения и незнанием языка. Посещая ветхие поселения в поисках землян, Кобейн напоминал себе застрявшего на чужбине туриста, замученного ностальгией, и изнывающего от жажды услышать родную речь.

Его поиски привели к неожиданному результату. Каждый раз, разочаровываясь, что никого не нашел, Кобейн задавал вопросы о Ро и однажды узнал, откуда она была родом. Несмотря на обезображенное и изменившееся от лечебной магии лицо Роксы, один из Изгоев узнал в ней мать знаменитой кружевницы из деревни в каньонах Закатных.

Кайра согласилась отправиться даже туда и помогла Бэю вести расспросы местных жителей. А потом приказала своей секретной службе проверить сведения о ведьме и ее знаменитой дочери. Через день принцесса удивила Кобейна необычными новостями. Оказалось, что по приказу короля Райдека, Рассветные давно собирали сведения о людях Долины, у которых просыпался дар ясновидения.

— Не знаю, зачем отцу это было нужно, но благодаря ему у нас есть сведения о Припадочной Майдред. Она могла быть из рода ясновидящих Таро, который считался уничтоженным несколько столетий тому. Если девочка еще жива, она должна оказаться у нас до того, как у нее проснется дар.

Кайра довольно улыбнулась Кобейну и повернулась, грациозно поведя плечом, любуясь сама собой и позволяя ему любоваться ее ладной, прекрасно сложенной фигурой. Ее движения и жесты были так похожи на фигуры бального танца.

Какого?

Черной ночью, пока голова привычно проверяла события дня, а память укладывала в свои кладовые разные мелочи, Бэй вспомнил этот образ и стал думать о нем и тосковать о доме.

Бальные танцы значились в обязательной программе обучения сыновей Ван Дорнов. На официальных собраниях клана нужно было уметь вести партнершу в вальсе. Кобейн избежал участи танцора, сменив через полгода занятия хореографией на водное поло, и бальные премудрости изучал на выступлениях Куна. Старший брат испытывал серьезный интерес и к танцам, и к своей партнерше. Пока не подросла Джини. Подруга детства не обладала музыкальным слухом и грацией, необходимой для пасадобле и танго, зато преуспела в хоккее на траве, заслужив место в первой команде своего клуба. Но до того момента, когда к веселой улыбке Джини добавился серьезный аргумент в виде хоккейной палки, Бэй успел получить неплохое представление о разных стилях бальных танцев, исполняемых его старшим братом.

В темноте комнаты, переделанной из гардеробной, Кобейн улыбался, вспоминая Куна, и развлекал себя тем, что раскладывал отношения со своей хозяйкой в бесконечное соревнование бальных пар, отмечая, когда менялись ритмы и начинался новый танец.

Первые аккорды прозвучали еще на площади. Они вынудили танцоров застыть в разных концах зала и прислушиваться к едва различимым ритмам будущего танца, перед тем, как начнется неизбежное сближение. На мгновение Бэй забыл о топоре, готовом взлететь над его головой, а принцесса спасла от смерти неизвестного преступника. Первым номером программы соревнований был испанский пасадобль. Партию тореро исполняла Кайра, а Бэй становился то красной тряпкой для быка, то быком — все бесконечные первые дни, после того, как попал во дворец. Никакой романтики между танцорами не существовало, только необъяснимое притяжение, которое каждый скрывал по-своему. Неприятие и раздражение отталкивало прочь, сменялось интересом и любопытством, и вот уже необъяснимая сила снова толкала навстречу друг другу. Из круга в круг, изо дня в день.

Менялись ритмы, неотвратимо меняя партии. Пасадобль уступил место румбе — возникшей когда-то как часть свадебного ритуала, в котором супруги исследовали свои роли, более чувственной, менее агрессивной, выравнивающей позиции партнеров. Романтический танец, отражавший отношения между мужчиной и женщиной.

Но в пасадобле, и румбе мало телесных контактов. Музыка заставляет двигаться и останавливаться, совершать то быстрые, то медленные шаги, показать себя серией поворотов и эффектных поз, постоянно оценивая партнера. Совершить разворот. Подойти, подразнить короткими прикосновениями, разойтись. Перед тем, как снова сблизиться в потребности почувствовать…

На смену ритмов ушло несколько недель, они все больше напоминали фокстрот и самбу, состоящих из множества мелких движений и сложных фигур, совершаемых вдвоем. Хозяйка и раб становились командой.

Пока принцессе не захотелось романтики — чего только стоил вальс на ночной крыше под звездами и разговор о доверии! Или вальс, звучавший, пока Кайра и Кобейн были в селении, где жила Кимико, разыгрывая супругов!

Через пару дней после игры в супругов Рассветная повела Бэя в город — на площадь поэтов. Они не первый раз выходили вместе под обманками в столицу или другие места. Кайре нравилось чувствовать себя обычным жителем королевства, слушать, чем живут ее подданные, делая то, что не позволено принцессам. Например, толкаться в толпе, пить на углу площади эль из дешевого стаканчика, заедая его овсяным печеньем. Или слушать выступление долинного Сирано де Бержерака, вернувшегося утром в столицу.

— Значит, ты была не случайным слушателем в тот день, ты давняя поклонница этого поэта? — спросил Бэй.

— Причем очень давняя, — улыбнулась кареглазая и темноволосая Кайра, совсем не соответствующая внешне своему аромату. — Мы с ним с детства любим играть в переодевание.

Пока Кобейн предвкушал скорую встречу со Скользящим, к Рассветной подошел посланник из дворца, и настроение принцессы мгновенно поменялось. Она еще стояла рядом, но Бэй чувствовал, как она исчезает мыслями в только ей известные дали. Закончилось выступление поэта, Кайра приказала рабу следовать за ней и молча направилась прочь с площади. Неожиданно резкий и короткий — ее приказ внес диссонанс… Он нарушил хореографию танца, заставив танцоров разойтись по углам, и тишина ожидания нового ритма была настораживающей.

Попав во дворец, Кайра сразу же направилась на заседание Совета, и Бэй вынужден был стоять за ее спиной несколько часов, не заслужив даже стакана воды во время перерыва.

— Мирн Моран, признанный бастард Закатного Короля, подданный Рассветной Короны, Наблюдатель за водным богатством Центральной зоны королевства, — объявил глашатай, и в центр зала прошел человек, которому Бэй задолжал болезненный пинок и которому был обязан своим пребыванием в Долине.

Значит Скользящий был почти честен с Кики, назвавшись Марном. Обдумывая неизбежную скорую встречу и ее последствия, Кобейн решил держаться истории кольца со скаполитом. Заодно узнать, кому оно понадобилось в Долине, потому что украшения Кардинала на руке Морана не было. К тому же неплохо было бы узнать об Ари. Но что делает при Рассветном дворе признанный бастард Закатного короля, сводный брат Наследника и участник троицы грабителей драгоценностей в другом мире?

Чтобы не делал на своем месте Скользящий, разглядев за спиной принцессы Кобейна, он замолчал на полуслове, и долгая пауза стала заметна всему заседанию. Бэй слишком устал, чтобы обращать внимания на переглядывания завистников и врагов и делать поспешные выводы, оставив все вопросы на встречу с Мораном.

Она состоялась сразу же после заседания Совета, когда Рассветная уединилась в небольшом кабинете вместе с Начальником секретной службы, оставив своего телохранителя в коридоре. Мирн Моран появился в проходе неожиданно и застыл напротив Кобейна. Снова на его лице появилось странное выражение, будто у бастарда Закатного короля есть причины осуждать Кобейна.

Зато они точно были у Кобейна, и он свалил лже-Марна на пол коротким ударом, похожим на тот, что отправил его самого под стол в кафе в Вене.

Скорость реакции и движений землянина давно «настроились» на новый мир, выравнивая былое несоответствие, стоившее когда-то переломов и тычков.

— За Кики, — проговорил Кобейн, протягивая руку жестом примирения.

Мирн ответил ему хмурым взглядом, поднялся сам и тут же ударил Бэя в лицо так, что тот отлетел в сторону.

— За всех сразу, — выдохнул Скользящий.

Его неприязнь была слишком очевидной, стоила Кобейну разбитой скулы, и неизвестно, чем бы закончилась встреча, если бы не открылась дверь, пропуская в коридор Кайру и ее собеседников.

— Мирн! — воскликнула принцесса Морану, как старому знакомому. Погасила приветливую улыбку, заметив Бэя. И полным раздражения жестом, добавив к нему пару сухих слов, приказала следовать за ней в кабинет. Не Бэю — своему другу, но уже голосом недовольного правителя.

Что вывело Рассветную из благодушного состояния, напугало, лишая терпения, и отбросило отношения между ней и Бэем на несколько недель назад? От вальса под звездами до нового пасадобле? Какое сообщение получила Кайра от посланника в городе, и о чем шел разговор с секретной службой? С Мирном?

Кобейну оставалось только гадать, потому что принцесса была не расположена к разговорам и резка во всем — в том, как расправлялась с едой на своей тарелке, как пила маленькими, злыми глотками вино и воду, отдавала короткие приказы слуге. Она бросала задумчивые взгляды на своего раба, отметив хорошую работу лекаря, убравшего почти все следы удара с лица.

— Останься здесь, Бэй, — прозвучало, как только вышел слуга, приготовивший для госпожи ванную с цветочной пеной.

Давно Кайра не позволяла себе подобного — раздеваться, пока Кобейн еще находился в ее спальне. Правда, на этот раз она не играла в соблазнение. Она, похоже, совсем не играла, только повернулась спиной, торопливо скидывая с себя одежду и оставила рабу самому решать — смотреть или нет.

Что все-таки произошло?

Из ванной комнаты Кайра вышла в одном полотенце, мокрые волосы, тяжелыми прядями спускались на едва прикрытую грудь. Нежная кожа покраснела от горячей воды, и комнату наполнил тяжелый аромат китайской розы. Губы принцессы краснели, как черешня сорта Корда.

Бэй поспешно отвернулся и услышал, как упало на пол полотенце. Стало трудно дышать, воображение рисовало образы обнаженной Рассветной, распаляя желание, уже и так растекавшееся по телу жаркой волной.

— Останься со мной этой ночью, Бэй.

Ко всем Теням, как пережить эту ночь?

Кайра уже легла в постель, прикрыв себя легким покрывалом. Пусть оно подчеркивало соблазнительные формы тела, но хотя бы скрывало от жадного взгляда грудь и живот.

Кобейн направился в сторону окна.

Иногда, когда принцессе было очень грустно или одиноко, она требовала, чтобы он провел ночь в ее спальне. Сначала, пока она не заснет — на краю огромной постели, на которой свободно помещались два взрослых человека, не коснувшись друг друга. Потом на кушетке около окна.

— Иди сюда, Бэй, — раздался за спиной короткий приказ.

Бэй застыл около кровати, борясь с самим собой. Даже отвести взгляд от прекрасной принцессы не получалось, словно она уже приказала смотреть только на нее.

— Что ты хочешь? — спросил он больше от отчаяния.

— Хочу, чтобы ты остался со мной этой ночью как мужчина. Раздевайся, Бэй.

— Не надо, Кайра, — тихо простонал он, а руки уже расстегивали пуговицы рубашки.

— Почему не надо? — Кайра откинула покрывало, впервые открываясь перед ним. Только мокрые пряди волос едва прикрывали ровные груди, но между слипшихся от воды локонов торчали напряженные соски. Темные как вишни.

Бэя мутило от жгучей смеси из вожделения и неприятия, нет, отрицания того, что с ним происходит. Тело хотело и с готовностью подчинялось приказу — отброшена в сторону рубашка, руки развязывают завязки штанов. Но мозг и сердце разрывались от бессилия остановить это чувственное насилие.

— Наш мир готов сорваться в пропасть ко всем Теням. Ни тебя, ни меня не связывают никакие обстоятельства.

— Связывают, — хрипел Бэй, пытаясь остановиться, но где там! Упали на пол штаны.

— Печать Шахди давно пропала, — Кайра резко и вызывающе выгнулась, отбрасывая с плеча мокрые пряди и оголяя грудь.

— Приказы… Не надо… так, — Кобейну хотелось впиться в ее губы, и, наконец, позвать их вкус, а не говорить. Исследовать руками совершенное тело принцессы, определяя самые чувствительные места, наслаждаться им и дарить наслаждение, разделив свой огонь с ее. Слушать женские стоны, а не подбирать с трудом слова.

— Не ври мне, Бэй. Я тебе нравлюсь. Ты хочешь быть со мной, — Кайра вытянулась перед ним, и Бэй бессильно застонал, опускаясь на покрывало.

— Очень, — рычал он, цепляясь не за принцессу, а за последнюю преграду. — Не хочу. Так!

Послать все к твану и перестать сопротивляться? Зачем он еще это делает, БЭЙзумный?

Кайра замерла, разглядывая искаженное от внутренней борьбы лицо Кобейна, его сжатые от напряжения челюсти.

Покрывало уже отброшено прочь, и впервые соприкасались оголенные тела.

— Уходи! Вон! — закричала Рассветная, откидываясь на подушки. А потом приказала ледяным тоном, глядя в потолок: — Иди в свою комнату и оставайся в ней до утра, Бэй!

Это была долгая ночь.

Потребовалось много времени, прежде чем Кобейн смог успокоиться. Рассветная вывернула его наизнанку, заставив испытать невероятную смесь противоречивых и бурных эмоций.

Девчонка! Играющая хрустальными замками своих и чужих чувств.

Несмотря на вызывающей поведение и дерзкое соблазнение, Кобейн давно подозревал, что у Кайры еще никогда не было мужчины. Короткое мгновение, когда он различил в ее глазах испуг, только подтвердило догадку. Принцесса прогнала Бэя не потому, что услышала его отчаянные мольбы, а потому, что не решилась переступить черту. Если бы она хотела этой близости, все давно бы свершилось. Всего-то и нужно было — не отдавать приказов, а отдаться на волю той силе, что толкала их друг к другу. Но, создав для всего мира королевства иллюзию, что у нее есть фаворит, в уединенности личных покоев Рассветная продолжала хранить верность… Собственным принципам или кому-то неизвестному?

Бэй слышал, как принцесса шумела в своей комнате — сначала разворошила, судя по звукам, кровать. Потом разбила пару ваз. Начала ходить из угла в угол закрытой в вольере дикой кошкой. Ее беспокойство не позволяло Кобейну прийти в себя. Неудовлетворенное возбуждение не покидало тело, подогреваемое звуками из соседней комнаты, а воображение продолжало распалять его видениями обнаженной Кайры. Как же желанна она была Кобейну! Вытопив наконец из его души и тела сероглазую Тайну!

Как же рад был Бэй, что метался в закрытой комнате, отделенный от соблазна непреодолимой стеной приказа. И сознавал, что если бы Кайра не остановилась, не прогнала его прочь, то разлетелось бы на осколки призрачное доверие между ними, пусть и слишком сильно замешанное на взаимном притяжении. Безвозвратно сломались бы столпы веры Кобейна в себя, и он по-настоящему стал бы рабом.

Может, поэтому в приступе отчаяния Кайра не оставила его с собой, а приказала? Знала, что сопротивляясь насилию, Бэй остановит приступ ее безумия? Принцесса слишком хорошо изучила свою игрушку и никогда не делала ничего просто так. Даже сходя с ума от неведомой Бэю боли…

Хождение за стеной сменилось тоскливым молчанием и неправильной тишиной. Той, в которой плачут. Она выхолодила остатки возбуждения и телесных порывов, оставив только волнение за ту, что пряталась в соседней комнате.

Девчонка с короной на голове и грузом в королевство на плечах!

Ей было больно, она причиняла боль другим. И ведь не просто так приказала оставить ее до утра. Понимала, что Бэй почувствует ее слезы, как бы тихо она не плакала, и захочет прийти, чтобы утешить. Он же привык к роли плюшевого медведя. Но нет. Кайра выбрала одиночество, наказывая саму себя.

Девчонка! Красивая и гордая. Избалованная и одинокая. Рабом которой был Великолепный Бэй.

Засыпая под утро, он снова чувствовал аромат олеандра, им пахла его ненависть.

В ближайшие дни Кобейну открылось несколько причин плохого настроения принцессы. Но наверняка были и другие, запрятанные в молчании Кайры.

В Долине появился какой-то каменный крест, без окон и дверей, с которым многие связывали несчастья. (Удивительно, но Бэю казалось, что он видел его собственными глазами, пока летал вместе с птицей.) Карьер покидали Тени, и это тоже было как-то связано с крестом. Но пока их тянуло только к Закатным. Тени даже проникли в королевский дворец, покушаясь на жизнь Наследника, который чудом остался жив. Так что Железный Пес стал тоже Недоцелованным, вроде Кобейна.

Первые дни после памятной ночи Рассветная избегала Бэя. Нет, она не отпускала его надолго из вида, но и не оставалась с ним наедине. Это было несложно из-за бесконечных заседаний, встреч и работы с документами. Вместе с Советом принцесса готовила королевство к сложным временам. В остальном же она вела себя так, словно ничего необычного между ней и Бэем не случилось. Он отвечал ей тем же, признавшись самому себе, что простил Кайру за сцену насилия еще когда прислушивался к ее плачу за стеной.

Отчуждение было недолгим. Чувствуя себя виноватой, но не имея обыкновения просить прощения, Рассветная выбрала иную манеру приносить извинения. Она вышла вместе с Бэем в город, чтобы навестить Саранчу, и торопила секретную службу с поисками слепой ясновидящей по имени Кимико, а заодно и черного шерла.

Мирных отношений между Мирном и Кобейном не получалось. Скользящий избегал встреч, кроме как по приказу Кайры, которая всегда присутствовала при разговорах об управлении водными ресурсами. Неприязнь не мешала Морану обсуждать дела и задавать вопросы, пользуясь знаниями человека из технически более развитой цивилизации. Бэй спокойно принял недоброжелательное отношение к себе Скользящего. Бастард Закатного Короля с детства был безнадежно влюблен в Кайру, и, даже узнай он правду об отношениях Рассветной и ее фаворита, ничего бы не изменилось. Кобейн бы тоже не стал дружить с тем, кто проводит дни и ночи с его любимой. Пусть Тайна была чужой и не любимой, ему самому все еще хотелось переломать Цепному Псу железные конечности вместе с железной головой.

В неприязни Морана сквозили какие-то невысказанные причины, родом с Земли, возможные последствия клятвы, которая связывала его раньше с наследным братом. А еще простая зависть. Лишенный дара Мирн узнал, что Бэй скользит с Кайрой по всему королевству. И если раньше Рассветная проводила много времени в словесных поединках со своим воздыхателем, который и на камень поэтов, похоже, полез только чтобы привлечь ее внимание, то теперь она предпочитала компанию своего телохранителя. Так что у Бастарда Закатного Короля с непростой судьбой было много причин ненавидеть Кобейна. И свои собственные тайны.

Из-за натянутых отношений невыясненной оставалась судьба кольца Кардинала.

— Всего лишь один из многих украденных в вашем мире камней, — сухо бросил Мирн в ответ на вопрос Кобейна.

Кобейн не поверил. Как и в то, что Морану неизвестно, кем была Ари.

Чтобы не узнала от Скользящего Кайра, она молча добавила к сведениям о своем рабе, которые собирала с помощью секретных служб, а не выпытывала у Бэя, создавая для него иллюзию сохранения личных тайн. Рассветная, как обычно, ничего не объясняла, не выказала своего удивления, что Кобейн попал в Долину из другого мира, не призналась в том, что подозревала это. Зато в разговорах появилась тема устройства жизни на Земле. И оказалось, что принцесса на удивление много знает о мире, в котором никогда не бывала.

Зато в тишине спальни перед тем, как отпустить Бэя к себе в комнату без окон, одним вечером она еще раз спросила:

— Кто же рисовал знаки на твоей спине и принял тебя в Рассветный род, Бэй?

— Тайна.

Кайра замолчала на мгновение.

— И тебе не известно ее настоящее имя, — проговорила не по годам мудрая Рассветная.

— Нет.

— Твои знаки узаконил жрец?

— Истинный.

Ведь белобровый Магистр их «узаконил». Они даже выдержали часовое изучение в тот день, когда Кобейн попал в Рассветный дворец, так что принцессу удовлетворил этот ответ.

— У тебя очень необычная судьба, землянин, — сказала она, глядя на красочный закат, заливавший мир за окном аквамариновыми красками.

Необычная, согласился Бэй, промолчав о герое из Алисы в Стране чудес, потому что эта сказка была еще неизвестна в Долине.

— Когда-нибудь ты расскажешь мне все сам, — обронила Кайра, не оборачиваясь. — Когда я захочу это услышать. Иди спасть, Бэй.

Кайра снова занялась поиском камней и почти каждый день уводила Кобейна из дворца. Пока они перемещались, испытывая связку Проводник-Искатель, у Бэя часто возникало впечатление, что Рассветная выбирает для тренировок свои любимые места в Долине, и — ко всем Теням! — многие из них он видел глазами орла. Рассказывать кому-нибудь о полете Бэй конечно же не собирался. Засмеют еще. И будет он не только раб, но и шут.

Совместные скольжения и живописные пейзажи возвращали настроение последних недель. В самом воздухе сквозила какая-то обреченность и непонятное волнение, они играли на струнах души, настраивая их на новый ритм и определяя новый танец для необычных партнеров. Более свободный и чувственный. Танго подхватило принцессу и Бэя вдали от чужих глаз и дворцовых сложностей. Повело по сухим дюнам, где приходило скрываться от ветра под одним платком, прижимаясь щека к щеке и смешивая дыхание. Сквозь цветущие яркими пятнами колючего кустарника вади, где Бэй переносил Кайру на руках через острые заросли. К разноцветной ленте пересохшей реки, вьющейся между высоких склонов.

На одном из них их так закружило! Без всяких приказов и соблазнительных взглядов! Притянуло друг к другу неведомой силой!

Все началась с усталого смеха, когда Кайра и Бэй лежали на спине, считая не звезды, но пролетавших в вышине птиц. Случайные касания стали легкими прикосновениями, переплетением пальцев, осторожной лаской. От тела к телу понеслись разряды тока, а быстрые переглядывания превратились в непрерывный взгляд. И закончились слова. Прикосновения переходили в объятия, прерывистым становилось дыхание. На этот раз голова не спорила с телом. Пересохшее горло требовало живительной влаги поцелуев. И вздохи, похожие на сдерживаемые стоны, сбивали с ритма сердце. Приоткрытые, сочные губы так близко! Бэй уже чувствовал их изысканный вкус и знал — они будут упругими, обжигающим покажется язык… Но расстояние не исчезало… Сладкая пытка.

— Хочешь, Бэй? Хочешь? Прикажи… — задыхаясь, прошептала Кайра прямо ему в рот, опьяняя своим черешневым вкусом, пока Кобейн слеп от серебристой зелени ее глаз. — Прикажи мне, Бэй!

— Отпусти меня, — выдохнул он.

Застыла Рассветная. Застыл Кобейн.

Застыл мир вокруг них, только что переполненный яркими красками и звуками.

Замер. Не на мгновение — на вечность.

Которую оборвала Кайра, с силой оттолкнув Бэя от себя, ВЫПУСКАЯ его из своих рук! Она приподнялась на локтях, откидывая голову назад, и громко захохотала.

Научившись умно отвечать на вопросы, Кобейн не привык отдавать умные приказы, Слова прозвучали раньше, чем он «испробовал» их со всех сторон. И он проиграл.

— Ты упустил свой шанс, — Кайра смотрела на Бэя почерневшими от возбуждения глазами.

Упустил…

Шанс на свободу?

Или на Рассветную?

Бэй перекатился в сторону и сел, переводя дух, успокаиваясь сухим ветром, касавшимся разгоряченного лица. Пытался улететь взглядом вдоль извивающейся пестрой ленты.

— Никогда. Слышишь, никогда, — повторяла рядом с ним Кайра.

Не отпустит или не подпустит больше к себе?

Возвращение в столицу было наполнено тяжелым молчанием, таким ощутимым, что его можно было считать третьим спутником, расставлявшим все на свои места.

Только игры были между хозяйкой и рабом и бальные танцы, от пасадобля до танго. Призрачная иллюзия нормальных отношений, рассыпающаяся в пыль от каждого легкого касания реальности.

При въезде во дворец принцессу встретил встревоженный слуга с сообщением, что ее ожидают срочные дела и очень важные послания. Кайра отправила Бэя в свои покои и через час зашла со слугами, тащившими вслед за ней дорожные сумки.

— Мы едем в Закатную столицу. Собирай свои вещи, Бэй.

Объяснений, почему и зачем, не последовало.

Вещей у раба было немного.

Рассветную принцессу, ее личного телохранителя, жреца из Истинных, Советника и бастарда Закатного Короля сопровождал небольшой отряд охраны. Чем ближе к Гавре, тем задумчивее становился Мирн. Его лицу подошла бы усмешка, а не нахмуренные брови и сжатые в щель губы, поймал себя на мысли Кобейн. Не было улыбок и на лице Рассветной. Советник тоже готовился к серьезной встрече. Жрец выполнял свою работу — обеспечивал прикрытие от случайных встречных и помогал с переходами. Бэй старался не разбираться, что творится внутри него. Но никогда еще так часто он не вспоминал белобрового Истинного.

Переход следовал за переходом. Жрец использовал камень за камнем и тянул силу из Кобейна, который впервые в жизни тащил за собой людей и животных. Это было изнурительно, но у него получалось. Каждое новое скольжение сопровождалось болезненной усмешкой Мирна.

— Что ты задумала, Кайра? — спросил Кобейн, когда они остановились на ночь прямо в песках. Охранники поставили пару палаток, а жрец накрыл маленький лагерь защитным куполом. Дорожный мешок, полный камней, который жрец взял из дворца, стремительно пустел.

— Ты знаешь про Аль Ташид. И про то, что Наследник Закатной короны собирается войти в священную гору со своей Избранницей.

Конечно, слышал. Бэй даже видел ее счастливую в объятиях Железного Пса.

— Я тоже прошла все круги Отбора, так что могу выбрать себе пару.

Бэй недоверчиво усмехнулся,

— Ты же не собираешься…

— Собираюсь, — оборвала Кайра, поворачиваясь к нему и глядя прямо в глаза. — У нас с тобой надежная связь Искателя-Проводника. Поверь мне, мы намного сильнее Закатных. Останется только убедить в моем праве на тебя жрецов.

Слышать рассуждения Кайры о правах на его жизнь было почти смешно.

— Но никто в Долине не выступит против моего решения, и я знаю, как разговаривать с Храмом. Мы лишим Наследника мечты его жизни.

В голосе Рассветной прозвучало не злорадство, нет… что-то, больше похожее на боль.

В сердце Кобейна тоже разливалась боль, потому что решение принцессы означало, что ему не только предстоит заглянуть в серые с зелеными крапинками глаза, но и не позволить их обладательнице стать Спасительницей целого мира. Еще недавно Бэй желал наказать Тайну, теперь сделал бы все, лишь бы не видеть ее никогда.

— Почему ты уверена, что меня, незнакомого человека, примут жрецы?

Кайра уже легла в походной одежде прямо на одеяла, завернувшись в легкий плащ.

— Они примут мой выбор. Тогда неважным станет, кем ты был до сих пор. Карьерным Волком или потомком Скользящих с Земли. Благодетелем или вором. Только преступление перед Храмом не прощается даже Избранникам. А твои метки узаконены. Кроме того, живи ты в Долине, ты стал бы участником Отбора. У тебя сильный дар и на тебя тоже действует привязка.

— Что действует? — переспросил Кобейн, он все еще стоял, почти касаясь головой свода палатки.

— Ложись, Бэй — произнесла Кайра, не подумав (или подумав?), и Кобейн рухнул рядом с ней, подчиняясь приказу (а может, сраженный тем, что только что услышал?)

— То, что притягивает нас друг к другу с самого начала, — устало выдохнула Рассветная, устраиваясь поудобнее рядом. — Мне понадобилось время, чтобы принять очевидное. Но я не испытывала привязки ни с кем, кроме Морана. И то, только с одним из двух. Завтра тебе понадобится много сил. Давай спать, Бэй.

Проваливаясь в черную бездну, Кобейн успел подумать, что все-таки принцесса могла заставить его не дышать. Хотя быть может он заснул от изнеможения? День, полный длительных переходов, истощил его. О других словах из уст принцессы Бэй забыл, а утром его голова была полна иных мыслей.

Когда после спешного завтрака Кайра скрылась в палатке, он держал под уздцы своего коня, и смотрел вниз на изрезанную глубокими оврагами равнину и на город вдали. Почти пол года назад Кобейн уже стоял на этом холме, разглядывая столицу Закатных, но судьба забросила его в Ущелье. На этот раз свидание с городом, знаменитым ярмарками и разноцветными фасадами домов, похоже, состоится. Как и еще одно свидание. С Тайной.

— Кто наносил тебе татуировки? — раздался рядом голос Мирна. У бастарда были свои причины не спешить в город его отца, но сейчас он слишком внимательно смотрел на Кобейна. День назад Кайра отдала ему листок с рисунками с его спины. — Ана?

Вот и прозвучало между ними ее имя.

— Да.

Появившаяся из палатки принцесса, немедленно позвала Бэя к себе.

В походных условиях и без привычной помощи служанок она выглядела безупречно. И судя по выражению лица, была готова ко всем встречам зарождающегося дня. Слишком занятый принцессой, Кобейн не услышал тихий голос Мирна:

— Как такое возможно?

Головокружительный путь от столицы до столицы закончился перед внушительным зданием суда, вся архитектура которого кричала о серьезности звучавших внутри речей и строгости выносимых приговоров. Зал заседаний был полон, и Рассветные опоздали к началу слушаний.

— Прикроем пока лица, — сказала Кайра, первой накидывая на голову капюшон дорожного плаща. Встретивший их у входа жрец проводил принцессу и ее сопровождающих на один из балконов, с которого открывался хороший вид на происходящее внизу.

В судах всех миров участвуют похожие персонажи.

Обвинители — среди них выделялся мужчина с черными курчавыми волосами и темными выпученными глазами.

Судьи — их было несколько: Король Аларик, два Советника, трое Истинных, среди которых Бэй узнал белобрового.

Защитников Кобейн пока не нашел.

Сочувствующие сидели на первых зрительных рядах — несколько женщин и мужчин с озабоченными лицами.

Слушали дело по знакомой теме — о незаконных метках, оставленных на спине безродной.

Подсудимые сидели не на скамье, а на маленьком балконе из белого мрамора почти в центре зала. Увидев одного, вернее, одну из них, Кобейн зажмурился в надежде, что когда снова откроет глаза, все окажется только страшным сном.

Не помогло.

Счастливы безумцы и жертвы самообмана.

Бэй думал, что оставил все тайны в прошлом? Он чувствовал себя рыбиной, которая прыгала в воду, а шмякнулась об лед, отбивая все внутренности.

На балконе сидела Ана.