Разрывая стены

6. Бэй

— Ты расспрашивал Шена о той ночи, когда мы тебя нашли… — Звезда поднялась с лавки, поправляя одежду и оружие на поясе. Бэй в последний раз осматривал дом, в котором вернулся к жизни месяц назад.

За окном уже светлело, и группа контрабандистов готовилась отправиться в дорогу, чтобы отвезти свой товар разным скупщикам. Поцелованный впервые отправлялся вместе с ними, чтобы познакомиться со связными. Но только Тара знала, что на самом деле он собирался исчезнуть в столице Рассветных, где будет легко затеряться в толпе народа, съехавшегося на праздник Первых дождей. Звезда напросилась проводить его до города. Бэй не смог отказать. Трудно отказать тому, кому обязан жизнью дважды.

— Да, я услышал, что оказался не один в ту ночь в Ущелье, и мне было интересно узнать, что стало с другими людьми. — Кобейн поднял с пола сумку с вещами. — Тем более что девушка, которая находилась там, была известна в селении.

Сказал очень спокойно. На самом деле эта новость разорвала его в клочья не хуже гранаты. Теперь он знал, что Ана не только раньше жила в поселке Кима, она стояла в нескольких метрах от него в Ущелье!

Все началось с дурацкой детской книжки. Ее держала в руках девочка в поселке и так забавно пучила глаза, читая сказку копошившимся у ее ног близнецам Дервиша, что возвращавшийся из Ущелья Бэй остановился, махнув Таре, чтобы не ждала, и стал наблюдать за детьми издалека. Выражение лица чтицы напомнило ему Ану. В последний день в Пальме Тайна вдруг заговорила о какой-то глупой лягушке… И глаза свои серые, бездонные округляла… Совсем как девочка перед ним, рассказывая о пучеглазой Пипе — такой наивной и глупой, что ее съела цапля.

Проходившая мимо повариха Синда рассмеялась и бросила своей спутнице:

— Лия твоя так на Ану, подружку Гаи, похожа.

Бэй не помнил, как навис над перепуганной поварихой, перегородив собой дорогу.

— Ты что, Поцелованный? Бедовый какой…

От Звезды в селении трудно было что-то скрыть, наверняка, рассказали ей и о его горячем интересе к Ане. На самом деле Кобейн едва сдержался, чтобы не напроситься в дом к поварихе, осмотреть комнату, в которой жили подруги. По словам Синды, Ана оставалась в поселке время от времени, но в последний год совсем не появлялась. Гая уехала в Закатное. Значит, Бэй начинает совершенно не там, направляясь в Рассветную столицу, но ему сначала нужно расстаться с контрабандистами, потом разобраться, где искать дальше. Главное, не спешить. Каждый раз, когда он бездумно бросался вслед за Тайной, заканчивался бедой.

А потом одним вечером у костра, когда под алкогольными парами да под рваные крики ночных птиц тянет рассказывать страшные истории, зашел разговор о Тенях и Поцелованных. О прежнем старосте селения, о котором вспоминали с теплом и веселыми шутками. Варн пережил первую встречу с Карьерным волком, заработав на лице и руках карту Карьера из шрамов и морщин. Когда Тени забрали его душу, старатель пролежал дышащей куклой целую неделю, а потом Ким, Шен и Звезда унесли его в Ущелье и оставили на вторую встречу с волком.

— Хороший был мужик. Надежный, — закончил рассказ один из старателей, и сидевшие у костра стали оборачиваться к Бэю — он же был исключением, Дважды Поцелованным, но восстановившимся, не считая «частичной потери памяти».

— Нет, все-таки не может такого быть, чтобы две встречи с этой напастью кто-то пережил, — покачал головой один из старожилов.

— А вторую считать не стоит, — вмешался Шен, он выпил лишку и кривил лицо, пытаясь улыбаться. — В ту ночь Тени были какие-то странные. Застенчивые. Ни его, ни девчонку не тронули.

— Какую девчонку? — вопрос за Бэя задал один из новичков.

— Ту, что раньше в селении время от времени жила, любимицу Варна. С ней еще Звезда разговаривала.

— А куда же она делась из Ущелья?

— Так ее забрал какой-то мужик в плаще. Похоже, жрец.

Бэй досчитал до ста и поднялся от костра. Направился к обрыву, заставляя себя дышать, дышать, дышать, пока не успокоится распухшее сердце, которому не хватало места в груди.

Значит, Ана была рядом с ним в ту ночь? И оставила? Или не нашла? Или оказалась близко от него случайно, но разве Бэй теперь верит в случайности?

Можно было расспросить Тару, но почему-то не хотелось, чтобы она догадалась о причинах интереса. Поэтому Кобейн молчал или уклонялся от ответов, как теперь, когда перед дорогой Звезда сама заговорила на эту тему.

На встречу со скупщиками всегда отправлялось несколько Проводников, чтобы сократить расстояние, иначе бы путь в три дня превратился в недели.

Перед тем, как войти в столицу Рассветных, контрабандисты заночевали в поле.

— Куда ты отправишься? — спросила Тара Кобейна, пока Дервиш обсуждал с остальными, кто с какими кристаллами и куда завтра пойдет.

Опаснее всего было сбывать ведьмины камни, за которые можно было лишиться головы, в то время как множество других находок охотно брали скупщики на рынках. Бэй и Тара собирались пройтись по городу, смешаться с толпой, заодно посмотреть на прибытие Закатных.

— Пока не знаю. Осмотрюсь сначала в Рассветной, потом решу.

— Помни, мы всегда примем тебя обратно. Я буду ждать.

— Не надо, Тара. Я не вернусь.

Звезда отвернулась, подняла к небу голову, прикрывая глаза от яркого сияния Лупоглазой. Женщина пришла в восторг, услышав, как Поцелованный называет луны Долины — Мелкая и Лупоглазая, и уже весь поселок использовал новые имена.

— Какое прозвище ты придумал Третьей луне? — спросила Тара как-то Бэя, и он едва сдержал удивленный возглас. Этому миру было недостаточно двух ночных светил? И аккуратно ответил, что забыл про нее.

Оказалось, что третье ночное светило редко появлялось на небе и висело в нем совсем недолго.

— Если хочешь увидеть Третью луну, то сегодня она выглянет из-за гор перед самым рассветом, — проговорила Тара, не открывая глаз. — У нее много названий, но было бы интересно услышать, что придумаешь ты, Поцелованный… Ты скажешь мне на прощание свое настоящее имя?

— Пусть все остается, как есть.

Бэй опустил голову на дорожный мешок и закрыл глаза.

— Спокойного сна, Тара.

— Мне нравится, что ты всегда зовешь меня по имени… — уронила она тихим голосом.

Кобейн забылся глубоким сном, пока Звезда не позвала его, выуживая из уютного темного моря без сновидений.

— Третья луна.

Бэй сел, сбрасывая с себя остатки сна вместе с песком, который насыпал на него ночной ветер.

Тара все так же сидела на том же месте, словно совсем не ложилась, желая подарить своему Поцелованному прощальный подарок в виде застенчивого ночного светила, которое уже появилось над кромкой далеких гор и собиралось быстро спрятаться обратно. Луна оказалась серо-коричневой, с полосами и мелкими пятнами, напомнив морскую пену на пляжах в Зандворте.

Назвать ее Застенчивой?

— Застенчивая? — проговорил Бэй вслух, и Тара рассмеялась.

— На это раз ты не оригинален, Поцелованный.

— Тогда пусть будет Шенми, — почему не обогатить чужой язык одним китайским словом?

— Что это значит?

— Тайна.

Столица Рассветного королевства была самым большим городом из всех увиденных Бэем в Долине. Вдоль ровных, как по линейке прочерченных улиц и вокруг аккуратных площадей стояли дома с веселыми фасадами в стиле Гауди. Город казался опустевшим, потому что почти все жители собрались на высоком холме для встречи Закатных. Наступало время ежегодных праздников Первых дождей, и оба королевства по очереди принимали соседей.

Тара вывела Бэя к толпе горожан и стала уверенно протискиваться вперед, чтобы занять место, откуда будет хорошо видно дрожавшую, как прозрачный занавес, арку перехода.

Впервые Кобейн становился свидетелем «серьезной» магии, которую творили жрецы и одаренные, прибегая к помощи камней. Магия! Слово-то какое… Из книг.

Привыкнуть к тому, что в мире Долины существовали и использовались силы, не вмещавшиеся в рамки полученных на Земле знаний, было сложно, зато Бэй уже сроднился со своими новыми способностями. Ему нравилось скользить, у него немного получалось слышать голоса камней. Не получалось только осознать мир вокруг, как единое целое. Похожий на другой, привычный Кобейну, он в то же время казался «неправильным». Драгоценные и полудрагоценные камни, различные минералы добывались здесь и «нормальными» для землянина способами, но чаще всего — совершенно невероятным — их искали и собирали, как трюфели, пользуясь помощью не собак или свиней, а одаренных людей. Слитками, карбункулами, порой даже с отшлифованными гранями, кристаллы были рассыпаны по всей Долине, и особенно много их встречалось в каньонах и в опасном Карьере.

Умные детские книжки Бэя говорили, что на Сатурне время от времени идут алмазные дожди. Получалось, что на этот мир с неба веками сыпались драгоценности. Кристаллы приносила в своих водах Великая река, а когда ларец наполнился сокровищами, взмыли ввысь непроходимые горы, превратив всю Долину в громадный сейф.

Мало того, что камни встречались везде, они были полны энергии или готовы принять и напитаться чужой волей, превращаясь в оружие, орудие, мощный талисман, удобную и полезную вещицу вроде зажигалки или же лекарство.

Что с чего началось и откуда возникло, выяснить пока не получалось. Похоже, этого не знали даже сами жители Долины. У местных вообще было много неопределенностей — например, Кобейн так и не разобрался, во что они верили. Вроде бы в духов, олицетворявших силы природы. При этом побаивались богов, которые прятались в горах Ташида, считая, что именно они иссушают Долину и усложняют жизнь в ней. Но не поклонялись им. Зато почитали жрецов из Храма, про которых Бэй узнал очень мало, потому что таинственные служители не появлялись в Карьере.

Прерывая его размышления, зазвучала музыка, задрожал, заискрился полог, и из него появился темный, как ночь, скакун с всадником на спине, державшим в кольце своих рук девушку. Шлейф ее платья струился драгоценным водопадом.

Зрелище было красивое, достойное Диснеевских мультфильмов про прекрасных принцесс и храбрых принцев, и собравшаяся толпа по достоинству оценила торжественную сцену — радостными воплями и приветствиями.

Кобейн поднял взгляд и увидел принцессу…

БЭЙзумный!

Его первая, шальная, превратившая мозги в кашу мысль была: «Наконец-то!»

И следом — «Моя прекрасная Тайна!»

Лицо Бэя расплылось в блаженно-идиотской улыбке, пока не собрались в одну картину кусочки пазла, и Тайна вдруг оказалась НЕ ЕГО.

Ана была не просто в красивом платье и на коне, но той самой Избранницей Наследника Закатного королевства, о которой говорили люди, собравшиеся на холме. И как положено сказочным принцессам, она мягко улыбалась народу, встречавшему появление высоких гостей, прижимаясь спиной к Цепному Псу.

Как же она к нему прижималась!

Бэй захлебнулся в красном море ярости, в застилавшей глаза зеленой ревности и в желтом отвращении к самому себе, которое желчью поднималось в горле.

Слишком много чувств. Слишком. Мешавших двигаться, мешавших дышать. Только и можно было, что стоять истуканом и смотреть. Метаться взглядом по дорогому лицу (как же давно он его не видел!), ловить взгляд серых глаз (если утонуть в них, может, станет не так больно?) и жадно касаться приоткрытых губ. Таких сладких! С тонким ароматом олеандра…

Его личная отрава.

Ана взяла за руку своего жениха и прислонилась головой к его плечу. При всем вопившем от радости народе! У Бэя на глазах?!

Цепной Наследник трогательно наклонился к Избраннице и даже едва не поцеловал! Если бы впереди не было так много спин, Кобейн бы не выдержал и бросился вперед, за ноги сорвал бы обоих с коня.

В песок. Под копыта — Его.

В руки… Чтобы задушить — Ее. В объятия. К своей груди.

Что же она с ним делает?!

— Поцелованный, что с тобой? — голос Звезды тянулся издалека.

Да. Он — Поцелованный! На всю голову, сердце и душу. Только не Тенью, а Тайной.

— Куда ты смотришь?! Что с тобой? Да не может быть! — Тара глухо рассмеялась. — Ана?!

Уже исчезли с холма за высокими стенами дворца почетные гости и встречавшие их Рассветные. Уже поплыла обратно в город толпа, а Бэй стоял скалой, обветренным утесом и не мог прийти в себя.

— Пойдем, — потянула его за рукав Звезда.

— Куда?!

Куда ему теперь идти? Он не рассчитывал найти свою Тайну так быстро и так оглушительно!

— Тебе нужно что-нибудь выпить.

— Нет.

Бэй увидел цель — самую невероятную из всех возможных! Вполне подходящую этому безумному дню — его собственную выцветшую за пару месяцев кожаную куртку, уходившую в сторону города. Кобейн пошел за ней — медленно, не отрывая взгляда, заставив Звезду беспокойно оглядываться по сторонам в поисках помощи. Какой? Зачем?

«Филлип Пляйн», вытертая вдоль швов, порыжевшая от красной пыли, въевшейся в растрескавшуюся кожу, шла впереди. За ней — на расстоянии нескольких спин — Бэй и Тара. Цель и преследователи протекли друг за другом по ровной улице, миновали еще одну и влились в яркую толпу на украшенной к празднику площади. Прилавки пестрого рынка ломились едой и всякой ерундой. На разных углах выступали музыканты и акробаты. Пел менестрель. Попросить его сложить новую песню: «Горечь обмАНА»?

— Подожди, — Звезда придержала Бэя за локоть и стала торопливо доставать из кошелька деньги. Рядом с ними бойкий мужичок разливал желающим вино из бочки.

Кобейн хоть и остановился, но смотрел только на куртку, которая тоже покрутилась в очереди за спиртным и собралась уходить прочь. А ведь по случаю праздника все вырядились в лучшие одежды! Какой же ценной была потертая кожанка, если кто-то готов потеть под ней на жарком солнце?

Не отдавая себе отчета, Бэй рванул вперед и схватил куртку за рукав. Ядовитая смесь из боли и злости переполнила его, ослепила и стала выплескиваться, требуя выхода в тупой агрессии. Например, свалить на землю того, на ком ехала кожанка, сдирая с него свою вещь.

Бэй наелся этого мира. Он заберет то, что принадлежит ему, и уйдет отсюда к тванской матери навсегда.

Но Кобейн забыл, что мир Долины видел в нем хлеб и зрелище, и он набросился на него клубком чужих рук, кулаков, сапог и сандалий. Бэй с радостью раздавал удары, пока его не скрутили, придавив к земле, потом подняли на ноги, добавляя удары в живот и челюсть. В многострадальный нос — нет, Звезда, скоро он не будет красивым…

А вот и Тара, застывшая за спинами людей с маской боли на лице.

Сквозь толпу протискивались люди с нашивками на рукавах с изображением скалящихся собачьих голов — не иначе как местная полиция. Бэй это уже проходил — сейчас с его спины потянут рубашку, открывая знаки. Начнут задавать вопросы. Он прикинется Поцелованным. Как в прошлый раз.

Только в этот что-то пошло не так. С полицейскими появился лысый жрец, он протянул в сторону Бэя какой-то бледный, плоский камень. А потом толпа взорвалась ненавистью, с еще более явным презрением, чем к желтым пятнам Изгоев. И вот уже полиция защищала Кобейна от пинков и тычков столпившихся вокруг людей. Рубашку с него сорвали, оставляя голым по пояс. Заломили назад руки, сцепив долинными наручниками. Посмотреть бы, какие они?

И повели с площади.

Он. Ничего. Не понимал!

Как если бы снова оказался в Долине впервые.

Люди вокруг кричали о знаках, шипели и плевались ему в лицо и под ноги:

— Неприкосновенный! Изгой!

Но у Изгоев нет меток на спине!

Бэй оглядывался по сторонам в поисках Тары, надеясь, что она даст ему знак.

Звезда протиснулась сквозь кипевшую ненавистью толпу и закричала:

— Твои! Татуировки… наносил жрец? Кто? Кто тогда?!

Бэй усмехнулся, теперь не имело смысла скрываться перед ней, и шевельнул губами, не издав ни звука, но Тара поняла.

— Она погубила тебя, слышишь! Стерва погубила тебя!

ЗреЛиЩем… Кобейн был для этого мира зрелищем. И кормом для крыс, которых в яме, где он сидел с еще двумя пленными, оказалось достаточно, чтобы обеспечить бессонную ночь.

На плахе, так неожиданно появившейся в расписании на ближайшие дни, Бэй собирался стоять ровно, а на обгрызенных ступнях сделать это будет непросто. Вот и приходилось сражаться с мерзкими животными, дергая ногами и наугад раздавая пинки, в надежде попасть по наглому хвостатому телу. Побили Бэя хорошо — до ссадин, рваных царапин, до расквашенного и наверняка сломанного носа, так что пот смешался с запахом крови, превратившись в наркотик для местных крыс. Они дурели и лезли из темноты на Кобейна и двух его соседей по несчастью со всех сторон.

С площади Бэя увезли в тележке, забросив на нее мешком, а через пол часа пути выгрузили в маленьком городке в земляную яму, прикрытую сверху тяжелой решеткой.

В яме он познакомился с Гарием и Соком, а за бессонную ночь успел выяснить собственную судьбу.

Если повезет, то завтра, иначе — после еще одного дня испытаний жаждой и изнурительной жарой — всех троих казнят на городской площади без суда и следствия. Заливать их грязной кровью площадь столицы не стали из-за Закатных. Не дотянули Бэй, Гарий и Сок до статуса показательной казни, достойной внимания высоких гостей.

Гарий попался на перекупке ведьминых камней. Не тех, что привезли люди Кима, но, похоже, тоже из Рукава.

Сок — на продаже подделок жемчужных желаний, местного наркотика, превращавшего жизнь на несколько часов в чудесный сон. Но от конфеток Сока люди на несколько часов прилипали к выгребным ямам. Он что-то перепутал в этот раз, пока намешивал тесто, и так глупо попался!

Бэя собирались лишить головы за то, что знаки на его спине не наколоты или не закреплены жрецом, а это считалось страшным преступлением в Долине. Изгои с чистыми спинами влачили жалкое существование, промышляя разбоем или надеясь на чудо, что кто-нибудь возьмет несчастного в род. Решившись нанести себе липовые татуировки, они улучшали свою жизнь, но только до тех пор, пока не попадутся во время проверки. Тогда все. Приехали. Плаха без суда и следствия.

Подделка нательных документов каралась в Долине смертью.

Ана спасла — Ана погубила…

В первый раз Бэю повезло, потому что когда его скрутила полиция, в Ветке не оказалось странствующего жреца, чтобы проверить законность метки. Зато не повезло теперь.

Сражаясь с крысами, он смеялся, если удавалось подбросить одну из них в воздух, наслаждаясь в темноте писком верного солдата Мышиного короля.

Не хватало наточенных коньков.

Бред…

Все, что случилось с Бэем с момента, как он увидел на фестивале девушку с серыми глазами и утонул в них, считая в полете зеленые крапинки, было бредом. Игрой со смертью. Потерей самого себя. Судьба протягивала Кобейну руки помощи после каждого падения, намекая — беги. Влажными от слез глазами Карениной, умными разговорами Кайта, мудростями Милоша и Гашика, рассказами психиатров, сумасшествием Кардинала. Даже встречей со Звездой. Но нет, он упрямо поднимался и бросался преследовать свою Тайну.

Помойка? Мало. Ущелье? Тоже недостаточно.

Что ж, Великолепный Бэй, получи выгребную яму и казнь.

В ожидании завтрашнего дня Кобейн не испытывал страха. Только всепоглощающую злость на Ану и самого себя. И оглушительную боль — до белой ваты в голове и камня в груди вместо сердца. Иногда ему казалось, что он больше не слышит его биения.

Бэй думал, что справился? Выжил в этом тванском мире? Поднялся?

В яму.

В Долине он хлеб для крыс и зрелище для толпы.

И Судьба его — Шляпник из сказки про Алису.

Утро следующего дня было вполне похоже на качественную костюмированную сцену, в которой Кобейна пригласили сыграть главную роль.

Он с честью прокатился в вонючей повозке спина к спине с Соком. Нервы Гария не выдержали внимания толпы, сдобренного помидорами и плевками (человеческая фантазия ограничена в выборе символов презрения). Скупщик ведьминых камней завалился на дно повозки, скуля от страха, и от него подозрительно пахло мочой.

Сок скороговоркой повторял рецепт жемчужин желаний, пытаясь выяснить, где сделал ошибку. Бэй молчал, презрительно усмехаясь в лицо чужому миру, готовому повеселиться за его счет.

Деревянный помост, как в лучших фильмах про Средневековье, был высоким, чтобы обеспечить собравшимся на площади хороший вид, и просторный — для нескольких осужденных и пары охранников. У одного края помоста лежал широкий пень. Внизу, под ним, стояла на земле плетеная корзина для…. Ну ее.

На роль палача выбрали высокого и крепкого мужчину, и это давало надежду на избавление от лишних мучений, если голова отлетит от тела за один раз.

Так как ноги остались целыми, стоять ровно в очереди на казнь получилось без проблем. Ну и что, что тряслись колени и ручьями лился пот по спине?

Звезда протиснулась в первые зрительные ряды. Увидев ее застывшее лицо, Бэй понял, что Тара задумала его спасать, а значит, скоро на плахе станет одним участником зрелища больше.

— Уходи, — проговорил он.

— Ты плохо обо мне думаешь, — вернула Тара его же слова.

— Хорошо думаю. Уходи.

Их разговор одними губами и глазами был понятен лишь Искателю и Разрывающему пространство, привыкшим работать в связке. Руки Тары были неестественно вытянуты вдоль тела, и Бэй покачал головой.

— Нет.

За спиной раздался тонкий визг Гария и звук, который не хотелось бы слышать в своей жизни… и не забыть теперь, по-видимому, никогда. О чем он? В его случае «никогда» — это всего лишь несколько минут.

В этот момент Кобейн почувствовал чей-то взгляд. Повернулся и увидел на площади, за спинами собравшихся, всадницу на белоснежном коне, сверкающую волосами и одеждой, как солнечный луч. Забыв обо всем на свете, Бэй не мог отвести от нее глаз.

Это было похоже… на узнавание.

Когда весь мир сужается до одного взгляда, одного лица, и на несколько мгновений выключаются все звуки.

Женщина была очень красива — уверенной, открытой, почти идеальной красотой заявившего свои права Утра. Ветер трогал ее золотистые волосы и несколько локонов коснулись высоких скул, скользнули по длинной шее.

А потом вернулся крик толпы, и разлетелось на осколки очарование момента. Руки стражей толкнули Бэя к широкому пню, к палачу в черной маске и с тяжелым мечом в руках.

— Остановитесь! — один женский голос смог заглушить целую толпу.

Кобейн посмотрел вниз и увидел, как Тара торопливо прячет нож обратно в рукав.

— Ваше Высочество! Рассветная! Принцесса Кайра! — понеслось со всех сторон.

— Правом Верховной судьи я забираю этого преступника с собой.

Бэя подхватили с двух сторон под руки и потащили. Сначала с плахи, потом между раздосадованных зрителей, лишившихся зрелища, но не решавшихся выказать недовольство волей принцессы, и через несколько минут бросили к белоснежным ногам коня.

— Что прикажите с ним делать, Ваше Высочество?

— Помилованный смертник отныне королевский раб. Отвезите его к Архане на псарни, пусть ему поставят клеймо Рассветного дома.

У белоснежного коня были красные глаза, что объясняло его непривычную для Долины окраску.

У красивой, как заявивший свои права Рассвет, женщины был властный безразличный голос. И холодная сталь разливалась в глазах. Разве этот взгляд показался Бэю узнаванием? Теперь он ненавидел его. Вместе с высокомерно приподнятым лицом. Внезапно подаренная жизнь превращалась в следующий круг его личного ада.

Или в очередной круг унижения, потому что через час Великолепного Бэя повезли по пыльным дорогам в клетке, как зверя. Когда повозка проезжала деревню, на дорогу высыпали мальчишки и стали забрасывать пленника мелкими камнями. Кобейн закрыл глаза, пытаясь медитировать. Вдыхать и выдыхать воздух ненавистному ему мира. Вдыхать и выдыхать, сидя в клетке, обхватив колени руками — с него наконец сняли долинные наручники, которые он не успел рассмотреть. Вывернутые более суток плечи болели так, что из глаз сыпались злые слезы. И не только от физической боли — Кобейн сходил с ума от ревности и отчаяния. Из опасной смеси рождалась злость.

До ненависти.

БЭЙзумный Бэй! Он думал, что влюблен, но Ана была болезнью. С самого начала. Отравой. Чумой. Бежать надо было от нее, а не все время за ней.

Тайна попользовалась им как мягкой игрушкой, насладилась как забавным развлечением и оставила — словно приевшийся леденец на пыльной дороге. Перед глазами Кобейна крутились все их встречи и каждое расставание. Ана бросала его на Земле, с каждым разом все больше лишая разума и нормальной жизни. Ана бросила его в этом мире — умирать в Ущелье.

Но Бэй поднимался, полз, выживал… Мечтал! О теплых губах и бархатистой коже, о шепоте на ухо. Даже сейчас, разрываясь изнутри от боли и злости, он мог легко представить, как Ана сопит на его груди уставшим котенком, и думать, что в такие моменты был для нее всем миром.

Разве можно так сильно заблуждаться? Не почувствовать обман?

Почему он не верил в то, что говорили ему о Татии врачи и файлы с ее преступлениями? Бэй все списал на необычные способности и особые обстоятельства, и сидел теперь в звериной клетке по дороге к псарне, где на него поставят клеймо раба.

Знакомый свист показался громом, вырывая из размышлений. Оказывается, Бэй погрузился в особый вариант медитации, потому что открыл глаза уже в темноте, пропустив пару часов жизни, сотни метров дороги и то, как клетка попала на постоялый двор. Заскрипели железные прутья.

Тара.

Звезда была здесь, скрытая ночью. И она вытащила Кобейна из клетки.

Схватила за руку и потянула за собой вдоль темных домов. Онемевшие от долгого сидения ноги плохо слушались, и Бэй неуклюже бежал за своей спасительницей, пока она не замерла, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам.

— Тара… — устало выдохнул Бэй, качая головой.

— Давай руку!

На правом запястье Кобейна болтался медный браслет, похоже, блокировавший скольжение, потому что все попытки почувствовать волну закончились провалом. В руках Звезды светился холодным зеленым огнем ведьмин камень. Она дотронулась им до браслета, но ничего не происходило. Со стороны деревни уже неслись крики — охрана заметила пропажу раба и бросилась в погоню. Тара ругалась, Бэй осматривал окрестности, лихорадочно выбирая направление побега, когда раздался тихий щелчок — камень погас, а браслет слетел с руки.

— Все. Держись. Уходим.

Подкатила прозрачная волна, подхватывая беглецов, наполнила их легкие прохладным воздухом и унесла далеко от околицы спящей деревни, от приближавшихся охранников в то место, куда звала Звезда.

Одно скольжение следовало за другим — пока Тара и Бэй не оказались в темном поле без огней.

Звезда вцепилась руками в плечи Кобейна и, прижимаясь к его груди, издала возглас облегчения вместе с коротким рыданием:

— Получилось…

Бэй склонил голову на женское плечо и устало выдохнул:

— Ты снова спасаешь меня, Тара.

— Буду. Слышишь? Всегда буду… А теперь спать.

Рухнув в изнеможении на землю, они провалились в сон.

Утром Звезда привела Кобейна к роднику. Достала из сумки смену одежды и мыло и отошла в сторону, не предлагая помощи. Бэй не выдержал бы ее повышенного внимания. Его тошнило от женщин.

Когда он был готов, Тара снова взяла Кобейна за руку, и скольжение привело их на пустынную улицу сонной деревеньки. Красные стены домов гнулись под тяжестью соломенных крыш и сливались цветом с глинистой землей, словно вырастая из нее. Тара оглянулась и, не заметив никого вокруг, постучала в ворота одного из дворов.

Вскоре со скрипом распахнулись деревянные створки, и невысокая старуха в сером платье и длинном платке, прикрывавшем лицо, проводила их в дом. Внутри было на удивление светло, но свет лился не из узкого окна, а с каменных плит, развешанных на стенах вместо зеркал или картин.

— Ну здравствуй, Звезда, — глубокий голос хозяйки не сочетался с обликом старой, похожей на выжатый лимон женщины. — С чем пожаловала?

Тара достала из сумки несколько кристаллов.

Сухая рука тут же выхватила овальный камень, размером с перепелиное яйцо, и светло-коричневый кристалл стал наполняться непрозрачным дымом, от него начало исходить зеленоватое свечение. Ведьмин камень, скрытый обманным заклинанием.

— Неплохо, — довольно крякнула старуха, сгребая подарки себе в ладонь и пряча их в одежде. — Чего хочешь?

Тара показала на Кобейна, равнодушно наблюдавшего за происходящим.

— Поможешь?

Приблизившись к гостю, хозяйка обошла его кругом, принюхиваясь, словно большая гончая.

— Покажи спину, красивый.

Бэй качнул головой и одним движением снял через голову рубашку.

Старуха обошла его кругом еще раз.

Застыла перед Тарой.

— Нос ему поправлю, зачем такую красоту портить. С ссадинами сама справишься, возиться не буду. А со спиной я тебе не помощник.

— Кто?

Старуха молчала.

— Сколько? — настаивала Тара.

— Принесешь залитый под завязку шерл из Рукава, сведу с человеком, который знает больше. Только вряд ли кто в Долине за это возьмется. Думать надо было прежде, чем такую красоту на спине рисовать. Краску Истинных-то откуда достал? Там больше нет? — старуха уже стояла перед гостем и насмешливо ухмылялась.

У Бэя перекосилось лицо от раздражения, у Звезды — от паники. Она торопливо осмотрела Кобейна, его плечи, перевела взгляд на старуху, словно услышала что-то страшное. Чернила у Аны, оказывается, были какие-то особые!

— Тут на три виселицы и два костра нарисовано! — прозвучал приговор.

Бэй глухо рассмеялся. А он думал, что не повезло, когда ему всего лишь один раз пытались отрубить голову!

Руки у старухи были сильными и ловкими, как у молодой женщины или опытного хирурга, и быстрыми движениями она помяла ему нос, так что Бэй слышал скрип хрящей, но не чувствовал боли. Потом хозяйка дома дала Таре чашу с подкрашенной водой и послала на двор промывать ссадины.

— Расскажешь, что было до Ущелья? — спросила Тара.

Бэй покачал головой.

— Имя свое откроешь?

Такой же ответ.

— Неужели не заслужила? — голос Звезды оставался спокойным, но слова…

— Зачем ты, Тара? — поморщился Бэй. — Не нужно. Останусь Поцелованным. Кто эта женщина? О чем ты с ней говорила?

— Ведьма. Ее зовут Рокса. Мы приносим ей иногда камни из Ущелья. Тебе опасно появляться в городах. Надо найти жреца или ведьмака, который согласится закрепить знаки, чтобы ты не попался при облаве без тщательной проверки. Но на твоей спине такие сильные символы, что сделать это очень сложно. А убрать совсем нельзя из-за чернил.

Ана — МондриАНА не пожалела ни краски, ни знаков…

— Много ты теперь должна селению за то, что использовала на меня камни?

— Не волнуйся. Я свои долги всегда сполна отдаю. Куда ты теперь?

Бэй пожал плечами.

Он не знал. Ему было все равно. Сначала бы прийти в себя после событий последних двух дней. Научиться снова дышать свободно, а не через раз, чтобы распухшее от боли сердце не задевало ребра. В голове навести порядок, выключив беспрерывное кино с самим собой в главной роли — в нем мелькали лица родных, смотрела влажными глазами Карина и предлагала лечить Бэя русскими бабками от болезни по имени Ана. Почему он не согласился? И где оказался теперь из-за своего упрямства?

Ради той, которая счастливо сидела в кольце рук Прекрасного принца и сама была прекрасной. Ко всем Теням, как же она была прекрасна! Руки ломило, так хотелось сжать в ладонях ее лицо, прижаться лбом, горевшим от ярости, и вдыхать, вдыхать полной грудью эту отраву.

Тара вела, Бэй следовал.

Занятый разговорами с самим собой. И молчаливый, как камень, со Звездой.

Она терпеливо молчала рядом с ним. Приводила в трактиры, чтобы Кобейн мог поесть, всовывала в руки флягу с водой, чтобы попил. Заставляла упражняться с оружием по утрам и скользить, скользить, пока на его лице не появлялась дерганая улыбка наркомана. Бэй увидел столько мест за пару дней! Калейдоскоп из гейзеров Йелоустонского парка, мертвое море, как в Израиле, холмы, утыканные яркими пятнами кустарника с темно-синими ягодами, живописные русла пересохших рек, разукрашенные окисями металлов в красный, синий и фиолетовый цвет. Бескрайние пустоши. Только ветер и песок. Песок и ветер.

Не говоря ни слова, Звезда лечила Кобейна и искала, чем пробить броню, в которую он спрятался. Внутри него все бродило и бурлило, уже готовое разорваться при первой же возможности, выпуская накопившееся напряжение, когда Тара привела Бэя к пестрому городу из шатров среди круглых холмов.

— Праздник Шахди, Поцелованный, я подумала, что твоему белому лицу не помешает немного краски. Пойдем, — проговорила она и потянула Кобейна в сторону музыки и разноцветных чаш, чтобы вдохнуть воздух, дрожавший в предвкушении безумия.

Ему нужно это, думал Бэй, проходя мимо огромных чанов с остатками красильных порошков, прислушиваясь к разговорам людей, ожидавших сигнала, что торги закончены, и наступает время веселья. Бэй вздрогнул, когда прозвучали удары молота в металлический щит.

Один, два, три… двенадцать, мир вокруг взорвался фейерверком красок.

Энергичная музыка — заразительна. Чужая радость — заразительна. Всеобщее безумие — как эпидемия Эболы — захватывает стремительно, не позволяя прийти в себя.

Ритм — барабанов, смеха, топота множества ног — подхватывает и несет в освобождающем танце.

В руках Кобейна оказался маленький сморщенный шарик.

— Жемчужные желания? — спросил Бэй Тару. — Сок лишился за них головы. Если эта с его кухни, мы захватим до вечера местный туалет… А хотя… пошло оно все! — он закинул горошину в рот.

Пусть не сразу, но все же броня неестественного спокойствия и молчания с треском лопнула. Бэй позволил себе пить и танцевать, купаться в разноцветном дожде и кидаться горстями красок.

Он даже смеялся, потому что Звезда стала не пепельной, а полосатой — цвета индиго спорили за лучи в ее прическе с карминно-красными и рыжей охрой.

Бэй опрокинул в себя на спор пару стаканов прозрачной и очень крепкой водки из шипастых огурцов — они заслужили его внимание, они пытались когда-то спасти ему жизнь.

Участвуя в перетягивании каната из разноцветных лоскутов, Кобейн разорвал его к тванской матери. Тара стянула с него ошметья порванной в шутливых поединках рубашки, и под восторженные вопли зрителей Бэй танцевал капуэру.

Ритм, только ритм имел значение и знакомая легкость в натренированных мышцах. Пусть нарушена алкоголем координация, танец от этого только выходил зажигательней и веселей! Ритм! Его сердца, которому некуда спрятаться от боли. Ритм, заполняющий пустоту в душе! И во время танца завороженный ритмом Бэй увидел Ану.

Она стояла за спинами первых зрителей и неотрывно смотрела на него.

Призывно! Напряженно. Горячо.

Пришла посмотреть…

Ну конечно, ей же нравится, когда он танцует капуэру!

Значит, все-таки увидела его с вороного скакуна, из объятий Цепного Пса, и вспомнила, как Бэй был хорош! Нашла среди этого разноцветного безумия, где все можно! Здесь Шахди! Цветной беспредел и обманчивая вседозволенность любого карнавала.

Здесь можно все и всем. Даже будущим королевам.

Ведь им тоже хочется сладко-горькой страсти горячего любовника! Сплетения не знавших границ тел. Да! Между ними всегда было именно так — все на двоих. Одно тело, одно дыханье, один ритм…

В пестром платье, с распущенными волосами, с приоткрытыми влажными губами, выдающими ее желания, Тайна была так близко! Великолепный Бэй смотрел в ее глаза и проваливался в бездну.

Зарычал, когда Ана попробовала уйти от него сквозь толпу.

И как всегда! Как всегда, бросился за ней.

Как бездумное животное, влекомое на невидимом поводке… На одних инстинктах, не в силах сопротивляться притяжению этой хитрой кошки и опасной львицы.

Бэй шел, раскидывая людей, как кегли на своем пути, не отрывая взгляда от своей Тайны. Нагнал ее неостановимым потоком воды в узком ущелье…

Смел, схватил, смял в руках, оглядываясь, куда бы унести и спрятать от всего мира.

Увидел раскрытый полог палатки и понес в нее свою дрожавшую от возбуждения ношу.

Ана закинула голову к небу и громко, хрипло рассмеялась.

И все.

У Бэя сорвало все цепи. Поплыли грани плавящейся металлической решетки.

Кобейн никогда не был любителем жесткого секса. Но сейчас он не мог по-другому и не мог остановиться. Только рваные, резкие движения. Никакой нежности. Близость — освобождение через боль. Как наказание за отчаяние и бессилие. За все, что было потеряно, и за то, что не обретено. За разбитое сердце и отнятую жизнь. За истерзанную душу и истерзанное тело.

За любовь, сцепившую его с этой женщиной стальными узлами.

И разорвать их можно только в рваных движениях. Разорвать или затянуть еще туже.

Ана — рваная р-р-рАНА…

Зараженная его безумием, она тоже была не в себе — орала и рычала, кусалась и царапалась разъяренной кошкой.

Никогда секс не был таким ядовито-сладким и неправильным, рвущим тонкие нити в душе, сметая хрустальные стены нежности.

Его Тайна билась в его руках и сама наносила удары.

Все было неправильно. Как и ее волосы, взлетевшие и застывшие разноцветными острыми лучами.

В безумии на двоих рычалось и сражалось, взлеты сменялись болезненными падениями и новыми отчаянными взлетами. Длилось и длилось, пока не закончилось пустотой с холодным чувством потери и темнотой, в которую Бэй провалился, как в бездну.

Спустя часы он очнулся на мягких покрывалах голый, измазанный с ног до головы разноцветной пудрой, с мерзким вкусом перегара или предательства во рту. Над ним разбивались о ткань шатра тяжелые капли Первого дождя.

Бэй повернулся и увидел рядом с собой обнаженную Разноцветную Звезду.

Тара вытянулась рядом, подставив под голову согнутую в локте руку, и смотрела на него сытно, удовлетворенно, с восхищением.

— Мой мужчина! Неистовый, ненасытный мужчина, — с гордостью произнесла она. — Сильный и самый красивый… Ты возьмешь себе имя, и мы наведем порядок в Карьере.

На ее руке в районе пульса темнела татуировка в виде спирали, и, даже не зная подробностей и не глядя на свою руку, Бэй был уверен, что увидит на ней точно такую же.