А мне что слелать?
Приехать поддержать?
Что я должна была сделать?
Я стояла и кусала губы. Смотрела на сообщение и не понимала чего Антон и Алла добивались. Я заблокировала экран.
Никуда он ее не везёт, такую как Алла попробуй против ее воли отвезти, она ж всю душу вытащит.
Этим я себя утешала, когда ехала домой. Я повторяла себе, что Антон не мразь последняя, и если Алла хочет реально этого ребёнка, он не будет платить подпольным врачам, чтобы ее прокесарили.
Я добралась до квартиры и, заглянув в магазин, пошла к подъезду. Поскольку Антон был занят Аллой, я спокойна поднялась к себе на этаж и открыла дверь. Соседка выглянула, и я все же поздоровалась.
— А где этот ваш… — надменно спросила женщина и взмахнула рукой.
— Не знаю. Но вы если его ещё раз увидите, можете сразу вызывать полицию, — посоветовала я, сама в душе брезгливо скривившись. Не любила я людей, которые без спроса ко мне в жизнь лезли.
Соседка поджала губы и хлопнула дверью, верно считав мое настроение. Я покачала головой и прошла в квартиру. Я включила свет и поставила пакет с продуктами на пуфик. Переоделась и сходила в ванну. Поставив воду на пасту, я набрала Стаса.
— Привет, вы как? — тихо спросила я, размешивая в воде соль. Стас тяжело вздохнул и признался:
— Да все норм, но…
Это «но» висело надо мной как острый клинок.
— Но сейчас будем готовиться к операции. И прогноз хороший. Все отлично. Мы вовремя успели, но понимаешь…
— Тебе все равно страшно… — закончила я за брата и он выдохнул. — А Лиза сама как?
— Лиза бодрее меня. Она боец настоящий, но я знаю, что внутри она тоже боится, — как-то грустно усмехнулся Стас, и я присела на стул.
— Я бы хотела ее поддержать… — призналась я, а у самой сердце кровью обливалось, когда представляла картины, где Лиза, солнечная наша лисица, грустно улыбалась и даже интонацию ее словно слышала.
— Поддержишь, — выдохнул Стас. — Когда вернёмся в Россию.
Я поймала брата на слове, чтобы точно быть уверенной, что наше общение не прервётся, и мы попрощались. Мне не хотелось ничего говорить Стасу про свои дела, мне важно было узнать как у них обстояли свои.
Я долго ещё сидела и медитировала на огонь конфорки, а потом опомнилась и стала готовить пасту. На телефон приходили один за одним сообщения от Аллы.
«У тебя ничего святого нет?»
Нет. Не было. После того, как она пожертвовала жизнью моего ребёнка.
«Ань, он не шутит! Помоги мне»
А мне кто поможет от вас избавиться?
«Аня, ты не можешь вообще ничего делать, он решительно настроен избавиться от ребёнка»
Так и Алла была решительно настроена.
После десятого сообщения у меня сдали нервы, и я заблокировала контакт.
Поужинав и сев снова разбираться с курсами для новичков, я никак не могла сосредоточится на работе, потому что в соцсетях постоянно мелькала всякая реклама. У меня в голове словно каша образовалась, и я нервно кусала губы. А потом плюнула и, выставив свет от лампы на кухонном столе, закрепив на мелком штативе телефон, я включила запись. И стала рисовать.
Мужской портрет.
Параллельно я показывала на отдельном холсте элементы портрета: губы, глаза, построение черепа, штриховку.
Через три часа, когда у меня затекло плечо и на боку ладони все почернело от карандашного грифеля, я очнулась. И посмотрела на портрет целиком.
Брутальный мужчина с насмешливой улыбкой.
Хорошо вышло. Только волосы надо поправить.
На мобильном светились время начало одиннадцатого и я отправилась готовиться ко сну.
Следующие две недели слились в непрекращающийся дедлайн. Я торопилась с картиной, макет вышел шикарным. На первом холсте орхидея ещё не распустившаяся и на стеклянном фоне, второй холст, который я уже отдала — орхидея на воде, и третий холст словно на помятой бумажной подложке — увядшая орхидея, которая пеплом рассыпалась на ветру.
Заказчик был так доволен, что аванс мне перевёл на следующий день после утверждения. И я хотела закончить эту работу, чтобы посмотреть на неё в интерьере. На объёмные из гипса лепестки орхидеи и глянцевые блики смолы.
Антон и Алла не трогали меня. Ну я их заблокировала ведь, но машина мужа периодически стояла у меня возле подъезда. Я психовала и не могла ничего поделать, потому что не хотела даже, чтобы мы взглядами пересекались. Я не понимала чего Антон так прицепился ко мне. Но оставалось примерно ещё неделя до первого судебного заседания. И я молилась, чтобы никто не узнал про мою беременность. Я почитала, что если я хочу развестись, нас разведут, но Антон может запросить совместную опеку и прочее, так что лучше пусть никто ничего и дальше не знает.
В студии я умудрилась познакомиться со своим соседом. Семён был таким гламурным и манерным фотографом, он растягивал слова и вечно взмахивал руками, от чего в первое наше знакомство, когда он постучав протянул: «Соседка, душенька, а у тебя не будет ножа?», я приняла его за парня с нетрадиционной ориентацией и уже потом, когда он вернул мне нож, поняла, что это его так сказать сценический образ.
Семён работал с моделями нижнего белья в основном. Иногда брал заказы на обувь и бижутерию. Между делом я попыталась выяснить какая тут аренда, но он что-то пробормотал, а потом, увидев холст с увядшей орхидеей, стал кричать, что хочет вот такое вот. Вот любые деньги, только отдайте ему холст. Я смущенной объясняла, что это уже куплено и тогда с меня взяли слово, что когда освобожусь, напишу нечто подобное, но с более сексуальным уклоном.
В целом мне нравилось в студии, хотя я ещё не всех на этаже узнала, но один Семён многого стоил, потому что периодически приводил ко мне своих моделей пожаловаться, что «вот эту орхидею она для меня зажала». Я давно выяснила, что бизнес это про людей а не про деньги. Это про связи и коммуникацию. Поэтому я в свободное время делала макет для Семёна: девушка от груди до бёдер, обнаженная, на черно-белом фоне, а вот роза на уровне чуть ниже пояса — пурпурная.
Я закончила работу и уже собиралась домой, когда на мобильный пришло сообщение из соцсети: «У меня к вам есть предложение, от которого вы не сможете отказаться».