Пару дней прошло.
Я потихоньку собирала вещи и дописывала орхидеи.
Я не тешила себя надеждами и никак не обольщалась. Я готовилась съезжать.
Виктор не тот человек, который проникнется к деве в беде. Я это понимала. Он же даже не проникся на мою историю про беременность. А тут уж…
Я мысленно махнула рукой и приставила к мольберту с картиной стул. Надо было закрасить все торцы, чтобы не выделялись. И если боковые и нижнюю часть я прошлась, стоя ногами на полу, то вот с верхом… Можно было дождаться, когда краска высохнет и перевернуть холст, но я не хотела терять время.
Я взабралась на стул и приступила к работе.
Стас звонил вчера. И рассказывал, что все прошло успешно. Хотя конечно Лиза ещё была в реанимации. Но врачи давали хороший прогноз и тихонько можно выдохнуть. Хотя я ещё не выдыхала. Было страшно, и даже на расстоянии я переживала. Наверно сильнее чем сам Стас.
На улице по-зимнему стало темнеть рано, и я бросила короткий взгляд на окно. Смеркалось. Чуть больше четырёх, а уже хотелось начать собираться домой. На общественном транспорте передвигаться было дёшево, но я каждый раз, когда задёрживалась допоздна, нервничала, идя от остановки до дома. Антон, который так и не перестал приезжать ко мне, периодически добавлял нервов в мою жизнь. Как только я замечала его авто на парковке, меня охватывала если не паника, то чувство чего-то мерзкого, к чему неприятно было прикасаться. От Аллы не было ни слуху. Я ещё удивлялась, как она себе новую карту не купила, чтобы писать мне сообщения. При этих мыслях я старалась сплюнуть на всякий случай, а то вдруг догадается.
Наушник в ухе стал выпадать, и я прижала его плечом. Обернулась, чтобы дотянуться до правого края торца картины и вздрогнула, увидев в метре от себя Виктора, который молча стоял и рассматривал картину. Кисточка выскользнула из пальцев и чтобы она не задела полотно, я дернулась вперёд, и стул подо мной пошатнулся. Виктор резко шагнул вперёд и перехватил меня за талию, останавливая падение.
Мое сердце билось где-то в горле и хотело выпрыгнуть. Я как представила, что упаду со стула, что опять могу попасть в больницу, что моя девочка…
Виктор что-то скупо мне сказал, но я не расслышала, потому что наушники. Я сузила глаза, пытаясь разобрать и быстро вытащила из уха таблетку наушника.
— Простите, — я показала зажатый в пальцах гаджет. — И спасибо огромное, что не дали упасть.
Виктор смерил меня взглядом от макушки до пяток. На мне был рабочий комбинезон из джинсы и под ним майка.
— Пожалуйста, — так же лаконично отозвался Виктор и снова перевёл взгляд на картину. Я молчала. Помнила, что он не особо по разговорам, и я его бесила.
Время шло. Я тихонько шагнула со стула и, обойдя мольберт, подобрала кисточку. Встала чуть позади Виктора, рассматривая свою работу. Хорошо вышло.
— Вы мне отказываете? — спросил вдруг Виктор, и я вздрогнула. Выронила из пальцев наушник и, наклонившись, успела заметить, как на коленку поставила пятно цвета увядшей розы.
— Увы… — согласилась я и, подхватив влажные салфетки, решила быстренько оттереть кляксу.
— Но вы же знаете, что я не принимаю отказов… — с нажимом произнёс Виктор, я и хмыкнула.
— Мне приятно в чём-то быть первой, — пошутила, я а потом вспомнила, что наверно это тоже лишнее. Когда подняла глаза на Баженова, я в этом убедилась. На меня смотрели прищуренные глаза. Кстати очень красивые. Такие темные и в обрамлении чёрных ресниц.
— Не надо кокетничать, — припечатал Виктор, и я отвлеклась от своей штанины.
— Это констатация факта, Виктор, — развела я руками. — И мне осталось буквально пару штрихов до завершения работы. Если вы позволите.
Виктор вскинул бровь, и я вновь подошла к стулу и вскарабкалась на него. Набрала краску и прижала кисть к холсту. Баженов стоял молча и наблюдал за мной. Меня вот это никогда не бесило. Да и вообще после института меня мало что могло выбесить. Это в школе обычно закрываешь написанное рукой, а в институте тебе в натюрморт могли ткнуть кистью, показывая где тень легла неправильно.
— Почему картины? — вдруг спросила я, чтобы не стоять в тишине. Виктор поднял на меня недовольный взгляд, который говорил, что я лезла не в своё дело.
Я не думала, что получу ответ, но через пару минут, когда я почти дошла до края холста, бархатный баритон прозвучал:
— Мама была художницей…
Я задержала дыхание и думала, что больше ничего не услышу, но Виктор удивил.
— Мы жили в маленьком городке. Она работала в школе учителем рисования. А летом, когда были каникулы, в городе, тогда там был дворец культуры, и там проходила выставка. Такая временная картинная галерея. И мама вставляла свои работы. Иногда покупали, и она очень радовалась, потому что жили бедно. Одни с ней. И вот мать давно ушла… а картины…
Я замерла, не зная как реагировать. Будь рядом со мной адекватный человек, я бы непременно что-то ещё спросила. Про маму, но рядом со мной был вспыльчивый Виктор, которого я побаивалась именно из-за того, что он мог что-то резко или грубо сказать.
Когда я дошла до края полотна и поняла, что работа закончена, то все равно осталась стоять на стуле. А Виктор молчать рядом. Время тянулось. А потом Баженов вдруг сказал:
— Я смотрю вы и вещи почти собрали, — и обвёл взглядом студию. Я кивнула. — Интересно…
Я слегла со стула и отправила кисточку в растворитель.
— Что именно? — спросила я и посмотрела на Виктора. Он прикусил губу и шагнул ко мне. Склонил голову к плечу.
— Да вот мне стало интересно, девочка, что в тебе такого, что я должен был на тебя запасть по мнению твоего мужа…