Развод в 50. Муж полюбил другую (СИ)

Глава 15

Он вздыхает, и на мгновение я вижу в его глазах что-то похожее на усталость. Но она быстро исчезает, сменяясь привычной решимостью.

— Я возьму пару чемоданов сейчас, — говорит он. — За остальным пришлю водителя завтра.

Я киваю, наблюдая, как он поднимает два самых больших чемодана, словно они ничего не весят. Его сила всегда восхищала меня. Теперь же я смотрю на его широкие плечи почти равнодушно.

— Пока ты здесь, — говорю я, — хочу сказать, что Тамерлан нашел несколько проблемных моментов в твоем предложении по разделу имущества. Мы подготовим встречное предложение до конца недели.

Рамазан замирает на полпути к двери. Медленно оборачивается.

— Проблемных моментов? — переспрашивает он, и его голос звучит опасно тихо. — Рания, я предложил тебе лучшие условия, чем требует закон.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Но есть детали, которые нужно обсудить. Особенно касательно будущего младших детей.

— Я никогда не брошу своих детей, — его голос звучит жестко. — И не позволю каким-то юристам вмешиваться в мои отношения с ними.

— Никто не вмешивается, Рамазан, — говорю спокойно. — Но мы должны все оформить юридически правильно. Ты же сам настаивал на этом.

Он смотрит на меня с нескрываемым раздражением.

— Ты меня удивляешь, Рания, — говорит он наконец. — Никогда не думал, что ты будешь так… практично подходить к разводу.

— А как я должна к нему подходить? — спрашиваю я, удерживая его взгляд. — Как ты представлял мое поведение?

Он не отвечает, и я вижу, как желваки играют на его скулах. Наконец он говорит:

— Передай моему адвокату список требований, как только он будет готов. Мы рассмотрим его.

Поворачивается, чтобы уйти, но я останавливаю его вопросом:

— Зачем ты вообще пришел, Рамазан? Ты мог прислать водителя сразу.

Он замирает с чемоданами в руках, не оборачиваясь.

— Я хотел увидеть детей, — говорит он тихо.

— Они наверху, — напоминаю я. — Ты можешь подняться к ним, если хочешь.

Он стоит неподвижно несколько секунд, затем качает головой:

— Нет, не сегодня. Сегодня не лучший день.

И в этот момент я понимаю, что он просто не готов к разговору с детьми после их вчерашней реакции. Он, всегда такой уверенный, всегда знающий, что сказать… растерян? Нет, кто угодно другой, только не Рамазан. Он всегда знает что и как делать.

— Как хочешь, — отвечаю я. — Передать им что-нибудь?

— Скажи, что я люблю их, — произносит он, все еще стоя ко мне спиной.

— Хорошо.

Он наконец поворачивается, и его взгляд встречается с моим.

— Я не хотел, чтобы все закончилось вот так, Рания, — говорит он, и в его голосе впервые за весь разговор слышится что-то похожее на искренность. — Не хотел причинять тебе боль.

Я молчу, не зная, что ответить. Слова кажутся бессмысленными.

— Тем не менее, ты это сделал, — наконец произношу я. — И теперь мы все должны научиться жить с этим.

Он кивает, затем делает шаг к двери, но внезапно останавливается и поворачивается снова.

— Надеюсь, ты не делаешь глупостей, Рания, — говорит он, и его тон меняется. — Я имею в виду этого адвоката, Тамерлана. Мне не нравится, что он тебе советует. И мне не нравится, как ты сейчас себя ведешь. Это не похоже на тебя.

Меня охватывает волна возмущения. После всего, что он сделал, он смеет указывать мне, как себя вести?

— Забирай свои вещи, Рамазан, — говорю я, не повышая голоса. — И не беспокойся о том, что я делаю. Это больше не твое дело.

Его глаза сужаются, и я вижу, как в них вспыхивает гнев.

— Не переходи границы, Рания, — предупреждает он. — Я все еще отец твоих детей.

В этот момент раздается пиликанье духовки и мы оба замолкаем. Я разворачиваюсь и, надев прихватки на руки, достаю готовый пирог с яблоками и корицей. По всему помещению разносится умопомрачительный запах выпечки. Той который любил Рамазан.

Я приготовила его любимый пирог. Дура, что сказать. Но не выкидывать же его, хотя очень хочется швырнуть его в лицо Рамазана.

Бывший муж не уходит, чувствую как сверлит взглядом мне меж лопаток. А я стараюсь невозмутимо переставить пирог на подставку. Режу румяное круглое тесто и приговариваю:

— Отец, который только что бросил своих детей ради новой женщины, — уже не сдерживая эмоций. — Который обещал дочери пышный праздник на юбилей свадьбы, а вместо этого разрушил ее представление о семье. Который обещал сыну место в бизнесе, а теперь заставляет его сомневаться в своем будущем.

— Я ничего у них не отнимал! — повышает голос Рамазан. — Мои обещания в силе! Я все еще их отец, черт возьми!

— Тогда иди, поговори с ними, — бросаю вызов, разворачиваясь и со злостью глядя на него. — Объясни, почему их мама вдруг оказалась ненужной через тридцать лет брака. Объясни, почему должен был разрушить их представление о семье именно сейчас, в самый важный год их жизни.

Он смотрит на меня с яростью, и на секунду мне кажется, что он готов швырнуть чемоданы и сделать что-то страшное. Если бы я не знала Рамазана столько лет, то так бы и решила, но он никогда не поднимал руку на женщину.

Он вместо этого глубоко вдыхает, выпрямляется и говорит ледяным тоном:

— Это было ошибкой. Я не должен был приезжать.

— Возможно, — соглашаюсь я, уже спокойнее, отправляя в рот кусок пирога. Вкуса не чувствую, но мне плевать. Рамазан следит за каждым моим движением. — Но раз уж ты здесь, не стоит на меня лить свой негатив, Рамазан. Дома тебя ждет твоя будущая жена, которую не стоит волновать в ее положении.

Его буквально передергивает от моих слов. Он делает шаг ко мне, и его лицо искажается от гнева.

— Я же сказал — не переходи границы, — шипит он.

— Какие границы? — я выдерживаю его взгляд. — Ты больше не мой муж, Рамазан. Ты сам это решил. Я просто принимаю новую реальность.

Мы стоим, глядя друг на друга, и воздух между нами практически вибрирует от напряжения. Тридцать лет вместе, и теперь мы как чужие люди.

Вдруг морщусь, словно надкусила половину лимона, а не кусок пирога, зажатого в пальцах. Больше мне его, который только хотела отправить в рот. Рамазан смотрит на меня вопросительно вздернув бровь.

— Надо будет угостить соседей, а то пропадет пирог, есть его некому, — пожимаю плечами якобы с досадой и притворно вздыхаю.

Я понимаю, что довожу мужа своими словами, но мне хочется напоследок его хоть как-то задеть. Ему-то я не предлагаю его некогда любимый пирог. Хотя по глазам вижу, что был бы не прочь съесть кусочек. А моэет и не один. Пусть теперь ему готовит его новая жена.

Не смотрю на Рамазана. Изображаю бурную деятельность, дстаю контейнеры и начинаю раскладывать кусочки пирога в них. В воздухе все еще витает запах корицы и яблок приправленные напряжением.

Наконец он отворачивается, резко открывает дверь и выходит, не сказав больше ни слова. Я слышу, как он загружает чемоданы в багажник, как хлопает дверца машины, как рычит двигатель. А затем звук постепенно стихает, и наступает тишина.