Развод в 50. Муж полюбил другую (СИ)

Глава 17

Весна приходит в город незаметно. Я сижу в просторном офисе моего фонда, просматриваю бумаги, а за окном уже цветут первые деревья. Солнечные лучи пробиваются сквозь жалюзи, оставляя тёплые полосы на моих руках. Воздух пахнет свежестью и едва уловимым ароматом кофе, оставленного на столе. Три месяца прошло с того дня, когда Рамазан объявил о своем уходе. Три месяца, которые изменили всю мою жизнь.

Каждое утро я просыпаюсь с ощущением тяжести в груди, словно на ней лежит невидимый камень. Но с каждым днем он становится все легче. Прохладная кожа кресла под моими ладонями напоминает, что я здесь, в настоящем. Что прошлое отступает, тает, как утренний туман под лучами солнца.

Бракоразводный процесс идет своим чередом. Тамерлан оказался не просто компетентным юристом, но и чутким человеком. Его спокойный, низкий голос действует на меня успокаивающе, когда мы обсуждаем детали развода. С его помощью мы составили соглашение, которое устроило всех. Половина имущества теперь моя, включая долю в бизнесе Рамазана. Когда я поставила последнюю подпись на документах, мои пальцы дрожали, а во рту пересохло, будто я пересекла пустыню.

Что дальше? — этот вопрос преследует меня ежедневно, пульсирует в висках, когда я просыпаюсь среди ночи в пустой постели.

Перебираю бумаги, которые мне прислали из компании. Цифры, графики, отчеты — все это вызывает у меня лишь головную боль. От напряжения шея затекла, а между лопатками появилась тупая боль. Я никогда не вникала в дела фирмы, предпочитая создавать домашний уют. Теперь же понимаю, насколько была зависима от мужа. Но исправлять это уже поздно. Или нет? Может быть, сейчас самое время начать что-то новое? Эта мысль посещает меня все чаще, но я отгоняю ее, как назойливую муху.

В кабинете становится душно, хотя окошко открыто. Стук в дверь заставляет меня вздрогнуть, выводя из задумчивости.

— Мурад сказал, что ты хотела меня видеть, — Ахмет появляется в дверях моего кабинета. Я не слышала, как он вошел, настолько была погружена в свои мысли.

Да, с Мурадом я уже говорила на эту тему. Осталось еще и среднему сыну сообщить о своем решении.

Наш средний сын выглядит повзрослевшим, серьезным. В сером дорогом костюме, с кожаным портфелем из темно-коричневой кожи в руках — он так похож на отца в молодости, что сердце на мгновение сжимается от боли. Те же густые брови, та же линия подбородка, даже складка между бровей — точь-в-точь как у Рамазана, когда он о чем-то беспокоился.

— Да, проходи, — я указываю на кресло напротив, стараясь, чтобы голос звучал ровно, хотя внутри все дрожит от предстоящего разговора. — Есть разговор. Хочешь чаю?

Он качает головой, его глаза внимательно изучают меня. Интересно, что он видит? Постаревшую женщину с сединой в волосах или все еще свою маму, которая когда-то целовала его ссадины и пекла его любимые пирожки с капустой?

— Нет, спасибо, — Ахмет садится, ослабляя галстук нервным движением пальцев. Я замечаю тени под его глазами — глубокие, синеватые полукружия, видно, что он много работает. Сердце сжимается от материнской тревоги.

— Ты выглядишь измотанным, — мои пальцы невольно тянутся к его лицу, но я останавливаю себя. Он уже не мальчик, которого можно погладить по щеке.

Ахмет трет переносицу, морщась:

— Много работы. После ухода отца… многое изменилось.

Повисает неловкое молчание. Я чувствую, как между нами разрастается невидимая стена. Раньше мы никогда не испытывали неловкости друг с другом. Разве это не странно? Нужно было расстаться с мужем, чтобы начать заново узнавать собственных детей.

— Я изучила документы по компании, — начинаю я, складывая бумаги в аккуратную стопку. Пальцы слегка подрагивают, и я сжимаю их в кулак, чтобы унять дрожь. — И принимаю сейчас, наверное, самое важное решение в своей жизни.

Внутри разливается странное ощущение — смесь страха и решимости. Словно стою на краю обрыва и готовлюсь сделать шаг вперед, не зная, есть ли там внизу вода или острые камни.

— Какое? — Ахмет подается вперед, его брови сдвигаются точь-в-точь как у Рамазана. Кожаное кресло скрипит под ним, когда он меняет позу.

— Я передаю свою долю в управление вам с Мурадом, — говорю спокойно, удивляясь собственной решимости. Слова вылетают изо рта легко, будто я репетировала их тысячу раз. В каком-то смысле так и есть — я прокручивала этот разговор в голове всю неделю. — Я никогда не была бизнес-леди и не собираюсь ею становиться. Вы с братом лучше разбираетесь в этом деле.

Ахмет выглядит потрясенным, его глаза расширяются, а рот приоткрывается. Он даже подается назад, словно мои слова обладают физической силой и оттолкнули его.

— Ты уверена? Это же половина компании, мама. Это… миллионы, — его голос звучит хрипло, он облизывает пересохшие губы. — Это то, что обеспечивало вас с отцом все эти годы.

— Нас обеспечивало, — делаю попроавку. — Это то, что обеспечивалонас нас все эти годы. Твой отец умело всем распоряжался, а вы как сыновья ему в этом помогали. И да, я уверена, — киваю, чувствуя, как напрягаются мышцы шеи. — Я оставлю себе только контрольный пакет акций, чтобы получать дивиденды, но управлять будете вы.

Меня саму удивляет, насколько твердо и решительно звучит мой голос. Словно говорит другая женщина — сильная, уверенная в себе. Может быть, она всегда была внутри меня, просто я не позволяла ей проявляться?

Чувствую, как внутри растекается странное облегчение. Словно сбрасываю с плеч непосильную ношу. Тело становится легким, почти невесомым. Кажется, сделай я глубокий вдох и взлечу под потолок, как воздушный шарик. Все эти годы я была тенью своего мужа, поддерживала его, служила ему. Теперь настало время жить своей жизнью.

Ахмет нервно барабанит пальцами по подлокотнику. Его взгляд блуждает по комнате, останавливаясь то на фотографиях на стене, то на бумагах на столе, то на моем лице. В этот момент он так похож на маленького мальчика, что мне хочется обнять его.

— Мама, я не знаю, что сказать, — Ахмет явно взволнован, его голос срывается. Он прокашливается, выпрямляется, пытаясь вернуть себе деловой вид. — Это огромное доверие. Мы с Мурадом… мы не подведем тебя.

— Я знаю, сын, я верю в вас с Мурадом, — улыбаюсь сыну, чувствуя, как натягиваются мышцы лица, отвыкшие от улыбки за последние месяцы. — И потом, когда Фарид закончит учебу, он тоже присоединится к вам. Компания должна оставаться в семье, Лейле тоже будут капать ее проценты, но мы девочки ничего не смыслим в делах бизнеса.

Ахмет встает, делает шаг ко мне, потом останавливается, словно не уверен, что делать дальше. Я поднимаюсь ему навстречу, и он неловко обнимает меня. Чувствую тепло его тела, запах дорогого одеколона и что-то еще — знакомое, родное, то, что не меняется с годами. Мой мальчик. Каким бы взрослым он ни был, для меня он всегда останется тем ребенком, которого я учила ходить, держа за ручки.

— Спасибо, — шепчет он мне в волосы, и я чувствую, как к горлу подкатывает ком.

После ухода Ахмета долго смотрю в окно. За стеклом жизнь идет своим чередом — люди спешат по делам, машины движутся в потоке, солнце отражается в витринах магазинов. Девушка в ярко-красном пальто выгуливает маленькую собачку, пожилая пара держится за руки, переходя дорогу, молодой человек с букетом цветов нервно посматривает на часы. Обычный день, обычные люди. Они понятия не имеют, что моя жизнь только что изменилась. Впрочем, так всегда и бывает — чей-то мир рушится или рождается заново, а для остальных это просто еще один вторник.

А где-то там, за океаном, начинает новую жизнь Рамазан.

Эта мысль приходит внезапно, и я вздрагиваю, словно от удара. Протягиваю руку к чашке с остывшим кофе, но пальцы дрожат так сильно, что я боюсь разлить его. Делаю глубокий вдох, стараясь успокоиться.

Вчера дети рассказали, что он уехал в Америку. С Зумрут и их еще не родившимся ребенком. Решил начать все с чистого листа, где его никто не знает, где не будет косых взглядов и шепота за спиной. Здесь слишком многие осуждают его за то, что бросил жену после тридцати лет брака.

За то, что бросил меня.

Не могу сказать, что эта новость меня не задела. По телу пробегает волна холода, желудок сжимается, словно в судороге. Что-то внутри по-прежнему сжимается при мысли о бывшем муже. Но боль уже не такая острая. Скорее тупая, ноющая, как старая рана в непогоду. Как колено, которое я повредила десять лет назад, катаясь на лыжах, и которое теперь предсказывает дождь лучше любого метеоролога.

Он будет отцом. Снова. В пятьдесят лет.

Эта мысль вызывает странную смесь эмоций — горечь, обиду, но и какое-то отстраненное любопытство. Интересно, каким отцом он будет сейчас? Лучше, чем был для наших детей? Тридцать лет назад он был слишком занят строительством бизнеса, чтобы проводить время со старшими сыновьями. Мурад однажды сказал мне, что до сих пор помнит запах одеколона отца, который появлялся, когда тот заходил поцеловать их перед сном — уже спящих.

А что буду делать я? Чем наполню свою жизнь?

Собираю бумаги, закрываю ноутбук. Солнце уже клонится к закату, заливая кабинет оранжевым светом. Пора заказывать такси и выезжать за детьми в аэропорт, а еще купить по дороге букет цветов для моей прекрасной Лейлы. Младшие сегодня прилетают из Лондона, где были на собеседовании в университетах. Мурад и Ахмет тоже должны выбраться на встречу.

Улыбаюсь своим мыслям. Может быть, в этом и есть ответ? Моя жизнь — это мои дети. По крайней мере, сейчас.

В цветочном магазине долго выбираю букет, перебирая пионы — от нежно-розовых до глубоких бордовых. Их аромат наполняет мои легкие, вызывая воспоминания о саде моей бабушки, где такие же цветы росли вдоль дорожки к дому. Наконец выбираю пышный букет — розовые и белые пионы, перевязанные атласной лентой. Лепестки шелковистые на ощупь, нежные.

Аэропорт встречает меня гулом голосов, объявлениями на нескольких языках и запахом кофе из многочисленных кафе. Мои каблуки стучат по мраморному полу, отражаясь от высоких потолков. Замедляю шаг, глядя на табло прилетов. Самолет из Лондона приземлился десять минут назад. Сердце начинает биться быстрее от предвкушения встречи с младшими детьми.

Телефон вибрирует уже когда стою в терминале аэропорта с букетом шикарных пионов, которые так любит моя Лейла: "Мама, встречай, мы с Фаридом вернулись!" — сообщение от Лейлы заставляет меня улыбнуться. К горлу подкатывает ком нежности и гордости. Мои дети. Мои самые главные достижения в жизни.

— Успели, мам? — раздаются за спиной знакомые голоса.

Оборачиваюсь, а там старшие сыновья, тоже с букетами пионов — Мурад держит нежно-розовые, а в руках Ахмета — ярко-малиновые. Мы знаем предпочтения Лейлы. В горле перехватывает от неожиданной нежности. Воздух внезапно кажется густым, насыщенным, его трудно втянуть в легкие.

— Мои хорошие, — только и могу выдавить из себя, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

Мурад, всегда более эмоциональный из двух старших, обнимает меня, осторожно, словно боится сломать. От него пахнет свежим одеколоном и кожей его куртки. Ахмет стоит рядом, переминаясь с ноги на ногу, но затем тоже присоединяется к объятию. На мгновение меня окутывает тепло их тел, и я чувствую себя защищенной, как не чувствовала уже давно.

— Смотрите, вот они! — восклицает Мурад, первым заметив Лейлу и Фарида, идущих к нам через зал прилета.

Лейла, увидев нас, ускоряет шаг, почти бежит, ее длинные волосы развеваются за спиной. Солнечные лучи из высоких окон аэропорта создают вокруг нее золотистый ореол. Фарид идет следом, улыбаясь своей спокойной улыбкой и тащит чемоданы за двоих. Моя девочка бросается мне на шею, обнимает так крепко, что я едва могу дышать. Ее волосы пахнут самолетом и какими-то новыми духами — цветочными, незнакомыми.

— Мама, мы так скучали! — Лейла целует меня в щеку, ее глаза сияют. — Ты не представляешь, как там круто! В Лондоне весна, все цветет!

Фарид подходит спокойнее, обнимает меня более сдержанно, но я чувствую, как его руки крепко сжимают мои плечи.

— Привет, мам, — говорит он тихо. — Хорошо выглядишь.

Мое сердце переполняется любовью и гордостью. Они все здесь, все четверо, мои дети. Мое богатство, которое никто не сможет отнять. Внезапно понимаю, что улыбаюсь — широко, искренне, всем лицом. Впервые за долгие месяцы эта улыбка не требует усилий.