Я просыпаюсь от звука дождя, барабанящего по крыше. За окном серое утро, небо затянуто тучами, словно сама природа оплакивает мою разрушенную жизнь. Уже три дня прошло после разговора с Рамазаном, три дня относительного спокойствия. Мурад звонит каждый вечер, спрашивает, как я, не нужно ли чего.
Мама решила остаться со мной и теперь хлопочет по дому, готовит еду, которую я едва могу проглотить, и смотрит на меня с тревогой, когда думает, что я не вижу.
Сегодня я впервые за долгое время проснулась без тяжести в груди. Не то чтобы боль ушла — она просто притупилась, стала привычной, как старая рана, которая ноет к дождю.
Натягиваю халат поверх легкого сарафана, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить маму.
Спускаюсь по лестнице, осторожно переступая через скрипучую третью ступеньку. Дом встречает меня тишиной и запахом свежесваренного кофе. Значит, мама уже проснулась. В кухне её не нахожу, но на столе стоит чашка кофе — всё как я люблю, с небольшим количеством молока и без сахара. Рядом записка: «Пошла в магазин. Вернусь к обеду. Поешь, на плите омлет».
Улыбаюсь этой заботе. Сколько бы мне ни было лет, для мамы я всегда остаюсь ребенком, которого нужно накормить и о котором нужно позаботиться.
Пью кофе, стоя у окна.
Наш сад — гордость Рамазана. Каждое дерево посажено его руками. Помню, как он возился с яблонями, сажал их ровными рядами, подрезал ветки, опрыскивал от вредителей.
«Здесь будет настоящий рай, Рания, — говорил он, вытирая пот со лба. — Наши внуки будут собирать эти яблоки».
Наши внуки… А теперь у его нового ребёнка будут другие сады, другие яблони.
Звонок в дверь вырывает меня из воспоминаний. Странно, кто это может быть в такую рань? Мурад обычно звонит перед приездом, мама ушла с ключами.
Иду к двери, на ходу поправляя волосы и халат. За последние дни я почти не смотрелась в зеркало, но почему-то сейчас меня заботит, как я выгляжу.
Открываю дверь и застываю. На пороге стоит мужчина в строгом костюме, с кожаным портфелем в руках. Его лицо кажется смутно знакомым — возможно, я видела его на каких-то корпоративных мероприятиях Рамазана.
— Рания Тагирова? — спрашивает он официальным тоном.
— Да, — отвечаю я, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Меня зовут Карим Ашуров, я адвокат вашего мужа, — он протягивает визитную карточку. — Могу я войти? У меня документы, которые требуют вашего внимания.
Документы. Конечно. Рамазан не тратит времени даром.
— Проходите, — отступаю, пропуская его в дом.
Адвокат проходит в гостиную, оглядывается с профессиональным любопытством. Его взгляд скользит по фотографиям на стенах — счастливая семья, тридцать лет совместной жизни, запечатленные в улыбках, объятиях, памятных моментах.
— Присаживайтесь, — указываю на диван. — Хотите кофе?
— Нет, спасибо, — он садится, расстегивает портфель. — Я ненадолго. Мне поручено передать вам эти документы и объяснить их содержание.
Сажусь напротив, сложив руки на коленях. Стараюсь выглядеть спокойной, хотя сердце колотится так, что я боюсь, он услышит.
— Рамазан Ильдарович подготовил соглашение о разделе имущества, — адвокат достает папку с документами. — Условия более чем щедрые. Вам остаётся этот дом, автомобиль, ежемесячное содержание в размере…
Он называет сумму, и я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Щедрые? По сравнению с тем, что у Рамазана на счетах, это подачка.
— И что взамен? — спрашиваю я, удивляясь спокойствию своего голоса.
Адвокат поднимает на меня глаза, в которых мелькает удивление.
— Взамен вы отказываетесь от претензий на бизнес вашего мужа и другую недвижимость, включая дом на побережье и квартиру в центре, — он перелистывает страницы. — Также здесь соглашение о порядке общения с несовершеннолетними детьми. Рамазан Ильдарович готов оплачивать их образование и…
— Подождите, — я поднимаю руку, останавливая поток слов. — Вы хотите, чтобы я подписала это сейчас?
— Ну, было бы идеально, — кивает он. — Рамазан Ильдарович надеется на ваше понимание и…
— Никаких подписей, — раздается от двери твердый мужской голос.