Развод. Вспомни, как мы любили

Глава 33. Дура!

Жалюзи сорваны.

Под туфлями Виктора хрустят осколки. Перешагивает через большой булыжник, на который я в свое время обратила внимание.

Лежал у клумбы у крыльца.

Я планировала его убрать, потому что клумба красивая, белая, с лепниной, а камень — страшный и непонятно было откуда он.

Планировала, но каждый раз почему-то этого не делала. Награждала многообещающим взглядом и проходила мимо.

И почему я не слышала звон осколков? Хотя под Андреем для меня весь мир схлопнулся до глухого сердцебиения и пульсирующего ужаса в ушах.

Я бы пропустила и звук клаксона в ухо в этот момент.

Затем мои мысли переключаются на воспоминание, в котором Виктор рассуждает у стеклянных дверей ювелирного магазина, что без дополнительных защитных ролл-ставен хозяин будто вежливо приглашает его ограбить.

Райончик ведь так себе, а тут панорамные окна, красивая стеклянная дверь, которую при правильном подходе можно разнести с одного удара. Главное — знать куда и с какой силой бить. Он даже мне показал место на стеклянном полотне, куда стоит ударить, и начал все объяснять с точки зрения физики.

Мой бывший муж был опасным умником-хулиганом. И кстати, он однажды скрепкой вскрыл замок моей квартиры, когда я забыла ключи, и потом настойчиво порекомендовал моей маме установить второй замок. Сувальдный. Такой скрепкой не вскрыть, только отмычками, за что я получила грандиозный скандал, что я снюхалась с каким-то уродом.

После свадьбы мама вообще перестала со мной говорить. Вычеркнула меня из своей жизни. Отказалась. Она мечтала об интеллигентом зяте, а не о какой-то шушере. Сейчас наше общение свелось к редким звонкам раз в три-четыре месяца. О разводе я ей не говорила, потому что я получу “ну, это было ожидаемо”.

Мысли о маме меня встряхивают гневом.

— Пусти! — рявкаю я на руках Виктора у его машины.

Получает от меня по роже пощечиной, я брыкаюсь, и он опускает меня на ноги.

“Наплачешься с Ворониным, — звучит недовольный голос мамы в голове, — ко мне потом не приходи. Не пожалею, потому что сама виновата”

— Какого черта ты тут забыл?!

— Садись в машину.

— Отвали от меня! — взвизгиваю. — Тебя не должно быть тут!

— Должен, — щурится. — Да, я поехал за тобой…

— Зачем?!

— За тем, что ты чуть не въехала в чужую машину, — тихо говорит он. — За тем, что я решил, что должен поехать. Должен, Маша. Я обычно доверяю своей чуйке.

— Чуйке? — возмущенно шепчу я.

— Да, а теперь садись в машину, — распахивает боковую заднюю дверцу.

— У меня своя есть!

Затем я перевожу взгляд на Пастухова, который выходит на крыльцо.

— Что это еще за друг такой?

— Друг, который согласился, что тот урод был подозрительным, — мрачно отвечает Виктор.

— Да ты что?

— Да, — Виктор сглатывает. — Выглянул и по сторонам позыркал.

Гнев сменяется волной страха и тошнотой. Прижимаю ладонь ко лбу, разворачиваюсь и шагаю прочь.

Но кто же мне даст сейчас уйти?

Бывший рыцарь-муж?

Да прям.

Он хватает меня, а затем буквально запихивает в салон машины. Я не кричу, а вот он повышает голос:

— Успокоилась! Села и сиди! Или мне тебя, мать твою, связать?! Куда, дура, поперлась?

— Не знаю, — шепотом отвечаю я, и слеза катится по щеке.

— Ты, идиотка, кого набрала?! — рычит он. — С улицы, да? По объявлениям?

— Не кричи…

— Я буду кричать! Ты вечно вляпывалась в подобное дерьмо!

Однажды одного профессора привезли в травмпункт с переломанными ногами и разбитым в кашу лицом.

И этот профессор за пару дней до рокового вечера намекнул мне, накрыв мою руку своей толстой ладонью, что я могу получить зачет автоматом. Я ведь такая умненькая, такая симпатичная.

Кто напал на уважаемого человека — неизвестно. Ну, как неизвестно. Все подозревали Виктора, но заявления с обвинением от профессора, который затем уволился, не поступило. Девочки на нашем и других потоках выдохнули.

— Я не виновата…

— Я не говорил, что ты виновата! — в ярости клокочет. — Но ты ведь могла обратиться ко мне! Я бы тебе нашел нормальных и проверенных людей!

— Мне ничего от тебя не надо!

Ныряет в салон, и я вжимаюсь в угол.

— Ты имеешь полное право ненавидеть меня, — поддается в мою сторону, вглядываясь в глаза. — Имеешь, Машуль. Но нет у тебя права подвергать себя опасности. А ты это и делаешь. Сколько раз я тебе говорил, что нанимать надо людей с умом! Сколько?! И только через знакомых! Через поручителей!

— У этой бригады были хорошие отзывы на страничке…

— Хорошие отзывы? — шепчет Виктор. — Правда? Да я тебе столько отзывово накатаю через ботоферму, что ты охренеешь! Еще не открылась, а уже весь город с ноготочками ходит! И все довольные! Никогда таких ногтей ни у кого не было! Самые лучшие ногти во всем мире!

— Не ори…

— Дура!

Резко отшатывается, смотрит перед собой и медленно выдыхает, поскрипывая зубами.

Пастухов на крыльце кому-то звонит, и я шепчу:

— Твой друг что-то мутит…

— Это уже не твоя забота, — опять выдыхает.

— Ты ему доверяешь?

— Ну, он насиловать меня не будет! — опять повышает голос и в ярости смотрит на меня. — Ясно? Ароматизатор для шкафа сожрет! Это да! Это он может! И я тебя с ним, если понадобится, то спокойно оставлю!

— Хватит на меня орать! Ты на меня в браке не орал! И сейчас тем более не смей!

— А стоило, похоже, орать! И ведь мне часто так хотелось орать на тебя! Орать и все ломать! Потому что ты иногда невыносима!

— Да ты что? Ты у нас что ли выносимый?!

— Да что там иногда! Ты часто сукой была!

— Я — сукой? — возмущенно охаю я. — Обалдел?!

— Ласковой, мягкой, — тихо отзывается он и затем рявкает, — но сукой!

Я его сейчас убью. Меня начинает трясти от злобы к его бледной харе, окровавленным рукам и к этому сладкому запаху Ларисы, которым провоняла вся машина.