Рождественский пирог

Глава пятнадцатая

Проснулась я с опухшими от слез глазами и долго плескала в лицо холодную воду. Настроение было похоронное, но я успокаивала себя тем, что, если бы великолепная Клавдия объявилась не вчера вечером, а сегодня утром, все могло бы выйти еще хуже. Или нет? Было бы хоть что вспомнить — ночь безумств, а теперь я чувствовала себя обманутой и изо всех сил старалась не распускаться.

Но стоило только мне взглянуть на Джики, как я опять разревелась. Ведь сегодня мы с Дэйви должны отвезти его в питомник. И хотя манеры у этого зверя были отвратительные, я все равно буду по нему скучать. Когда вошел Дэйви, я все еще всхлипывала.

— Да, вечерок вчера выдался жуткий, — сказал он, заметив мое опухшее от слез лицо и сопливый нос. — А я и забыл, какая мама бывает, когда ей кто-то не нравится. Опасная женщина! Ну, перестань, Клавдия ужасная злыдня, так что можешь не волноваться: Алекс ускользнет от нее на одну ночь, если ты по этому поводу переживаешь.

Утешил, называется.

Я была слишком расстроена, чтобы объяснять Дэйви, что Клавдия, может быть, и злыдня, но она великолепна, и мне вовсе не хочется, чтобы Алекс ускользал от нее ко мне на одну ночь. И как Дэйви вообще мог подумать, что я мечтаю поразвлечься с Алексом, когда в соседней комнате спит его подружка? Я-то знала, что хочу гораздо большего. Возможно, кратковременный флирт меня бы и устроил, когда я только познакомилась с его братом, но теперь мне хотелось продолжения истории — на годы, десятилетия, с подарками на годовщины.

Я взяла корзину с Джики и вышла из комнаты, надеясь, что мне не придется столкнуться нос к носу с Клавдией, усталой и счастливой после ночи примирения с Алексом. Если честно, я всю ночь провела мучаясь подозрениями и представляя себе, как эти двое вытворяют всякие штуки и смеются над несчастной простушкой.

Мы спустились на кухню выпить чаю. Я посмотрела в окно — обнаженные деревья клонились под ветром. Надеюсь, в новом доме Джики будет тепло — у них там наверняка есть специальное отопление. Хотя, если он смог вытерпеть собачий холод в замке, теперь его ничем не испугаешь.

— А где все? — спросила я.

— Думаю, спят. Так что давай поскорее разберемся с этим делом, — сказал Дэйви тоном, не терпящим возражений. Так говорят родители с детьми при посещении стоматолога.

Мы допили чай и вышли. Я хотела как можно скорее пристроить Джики. Спортивная машина Дэйви подскакивала на ухабистой подъездной дорожке. Помахав Тому, вылезающему из своего «Лендровера», мы свернули на проселочную дорогу. Вокруг было серо и пусто. Я содрогнулась. Возможно, в действительности пейзаж был прекрасен, просто в моем нынешнем настроении я воспринимала все в черном свете. Снова всхлипнув, я заставила себя собраться с силами.

— Не отвлекай водителя, — предупредил Дэйви, — это опасно. Еще раз шмыгнешь — и аварии не избежать. Давай же, взбодрись. Джики поселится в новом милом доме, найдет себе подходящую женушку и прекратит ублажать сам себя. Наверняка к нашему возвращению Джокаста уже успеет прикончить Клавдию, и мы без помех станем готовиться к вечеринке. Все самое интересное у нас впереди, дорогая. Договорились?

— Ладно.

Мы ехали и подпевали Джуди Гарланд, безбожно фальшивя, так что мне и вправду немного полегчало. Когда мы прибыли в питомник, на душе было уже не так тоскливо.

— Боже мой, с виду так просто частная школа, — постарался утешить меня Дэйви. — Надеюсь, другие мальчишки не станут его обижать и макать головой в толчок. Хотя, если учесть, какой наш Джики счастливчик, ему должен попасться симпатичный голубой обезьяныш, который будет таскать ему виноград.

— Да, ему бы это, наверное, пришлось по вкусу, — согласилась я, оглядывая огромную территорию, огороженную проволочной сеткой. Видимо, чтобы обезьяны не сбежали. Или люди не залезли. По-моему, заведение сильно напоминало тюрьму.

— Надеюсь, ты не забыла собрать его игрушки и пришить метки на одежду, как положено. Знаешь, дети бывают очень жестоки по отношению друг к другу.

— Заткнись, Дэйви, я и так нервничаю, — сказала я и позвонила.

Нас встретил бородач. Он прочитал нам короткую лекцию для поднятия духа — о том, как славно живется обезьянкам в питомнике, и о том, как он постепенно приучит мою мартышку к новому обществу. После чего засыпал вопросами, на которые я не знала ответов. Сколько Джики лет, чем он болел и откуда родом.

— Послушайте, история моего знакомства с Джики очень проста — однажды за ужином он просто свалился мне на голову. И я согласилась привезти обезьяну сюда. Я вообще ничего о нем не знаю.

Бородач поднял корзину, потом попросил меня выпустить обезьяну, что я послушно и сделала, и Джики тут же вскарабкался мне на шею. Бородач быстро его осмотрел и покачал головой.

— Что такое? — спросила я.

— Боюсь, он для нас слишком стар. Видите, какие у него зубы? По ним всегда можно определить возраст… Он не сумеет приспособиться к стае. Извините, я не могу вам помочь.

— И что мне теперь с ним делать?..

Бородач снисходительно улыбнулся и пожал плечами. Я перевела взгляд на Дэйви, но он тоже пожал плечами. Похоже, Одесса была права: обезьянке суждено остаться со мной.

— А сколько ему лет? — спросила я, рассеянно поглаживая Джики и размышляя, разрешит ли мне Дэйви брать его в магазин.

— Точно сказать трудно, лет восемь или девять.

— А сколько они обычно живут? — поинтересовался Дэйви.

— Десять, иногда одиннадцать.

— Понятно.

Мы с Дэйви направились обратно к машине. В воздухе медленно кружились снежинки.

— Как ты? — спросил Дэйви. — Как тебе перспектива поселиться с престарелым обезьяном-онанистом?

Ответа у меня не было. Утром, перед расставанием с Джики, я плакала, но теперь осознала, насколько неудобно жить под одной крышей с мартышкой. Обидно, что его не взяли в питомник. Как если бы человек приехал в дом престарелых, а ему отказали, потому что слишком стар. Я наверняка разорюсь на винограде. Может, удастся приучить его к более дешевой пище, к морковке например?

— Поппи?

— Ой, извини, задумалась о морковке.

— Ну конечно, а почему бы и нет? Я всегда считал, что люди недооценивают этот овощ. Если сделать морковное пюре и смешать с черешней и петрушкой, получается отличнейшая вещь.

Мы рассмеялись и отправились обратно в замок.

Рассматривая опустевшие поля, я наконец спросила Дэйви о «Плейбое». Он покраснел, смутился и ответил, что пока не готов дать мне исчерпывающий ответ. Я решила оставить его в покое и не мучить расспросами.

Небо окрасилось в жемчужно-серый цвет, когда мы подъезжали к замку, снег прекратился. На кухне Одесса, засучив рукава, раскатывала тесто для праздничного пирога.

— А, доброе утро. Где это вы шлялись? — спросила она, ловко орудуя скалкой.

Я рассказала о поездке в питомник, и она довольно хрюкнула в ответ. Одесса, конечно, не сказала «а я что говорила?», но это читалось на ее лице.

— Мистер и миссис Стентон завтракают в постели, Табита гуляет, Алекс помогает Тому загонять овец, а эта женщина, американка, возится в туалете, — сообщила Одесса последние новости.

— А что она там делает? — поинтересовался Дэйви.

Мы все еще хихикали, когда в кухню вошла Клавдия. Губы у нее были поджаты, в руках она несла бутылку отбеливателя. На ней был тоненький кашемировый свитерок с таким же шарфиком и шифоновая юбка до колен, но я точно знала, что ей холодно не меньше, чем мне: под тонкой шерстью отчетливо угадывались соски.

— Привет! — оскалилась она. При дневном свете на ее зубы было невозможно смотреть без солнцезащитных очков. — Веселитесь? А я тут убираюсь — дом просто зарос грязью, и, если не соблюдать мер предосторожности, мы все непременно что-нибудь подцепим. — Она повернулась к Одессе: — Так, унитазы продезинфицированы, а где тут хранят спрей для полировки мебели?

— Да нигде не хранят, — ответила Одесса, прожигая Клавдию ядовитым взглядом. — Раз в три месяца всю мебель в доме полируют пчелиным воском. А если тебе не терпится заняться чем-нибудь полезным, поди достань стаканы к вечеринке.

Клавдия поняла, что это сражение она проиграла, и ретировалась в холл, вооружившись кухонным полотенцем и парой резиновых перчаток. Одесса послала ей вслед полный ненависти взгляд и набросилась на тесто с удвоенным энтузиазмом.

Мы с Дэйви переглянулись, и я робко спросила Одессу, чем ей помочь. Она приветливо улыбнулась, и вскоре я, обернутая в фартук, уже шинковала картошку, морковь и лук для начинки.

— Ерунда, — ворчала Одесса. — Уборные здесь чистейшие. Она думает, у нас тут что, больница? «Подцепить что-нибудь»! Кукла размалеванная. Если б я захотела, уж она бы точно подцепила.

Я подавила смешок. Не подкупить ли мне Одессу, чтобы она наслала на Клавдию какую-нибудь дрянь? Ничего ужасного, но что-нибудь пренеприятное. Например, бородавки покрупнее. Или чтобы у нее зубы пожелтели. Пустячок, а приятно.

Одесса хитро глянула на меня и усмехнулась:

— И не вздумай меня подбивать, милочка!

У меня аж дыханье сперло.

— Да ладно, у тебя на лице написано все, что ты думаешь! На Алекса глаз положила? Ну, не ты первая и, думаю, не ты последняя, хотя как знать? Что будет, то будет. Так, а теперь заканчивай с овощами и давай выпьем чаю с твоими пирожками, еще осталось немножко.

Я слабо кивнула и принялась за картошку. Одесса — ведьма, никаких сомнений.

Над ее словами про Алекса я предпочла не задумываться.

Дэйви обходил замок, наводя лоск — расставлял свечи, посуду. А также прятал ценности в оружейную комнату. Заглянув в кухню с огромным хрустальным канделябром в руках, Дэйви прохрипел:

— Умоляю, пить! Я умираю от жажды.

— Чаю или покрепче? — уточнила я.

— О, от чаю я бы не отказалась, — сказала Клавдия, появляясь на пороге. — У вас есть ромашковый? Он так успокаивает. Одесса, мне нужна новая тряпка. Эта уже грязная. — Она помахала испачканным полотенцем.

Одесса молча протянула ей чистое. С минуту Клавдия придирчиво изучала его. Кажется, полотенце прошло тест на пригодность, и я с облегчением вздохнула. Открытые военные действия между Клавдией и Одессой нам сейчас ни к чему. Хотя я и не сомневалась, на кого надо ставить. Дэйви у меня за спиной поперхнулся смешком, и я поспешно переспросила:

— Значит, чаю? — И ринулась ставить чайник на плиту.

Пока вода закипала, я угостила Джики сельдереем, и Одесса посоветовала мне выпустить его из корзины:

— Он там еще насидится сегодня. Пусть мальчик побегает.

Я согласилась и чай заваривала уже с живым воротником на шее. Я точно помнила, что где-то на кухне видела травяной чай, но найти так и не смогла, поэтому налила Клавдии чашку слабо заваренного зеленого чая и крикнула, что все готово.

Клавдия вошла на кухню и вскрикнула:

— О господи! Ты что, готовила с этим животным на шее? Ты с ума сошла! Это же негигиенично! Убери его сейчас же, слышишь!

Только я открыла рот, как на плечо мне легла рука Одессы.

— Так, прекрати орать! Животное? Да он почище тебя будет. К тому же бедняжка замерз и сидит себе тихонько и никому не мешает. Оставь его в покое. Поняла меня? Оставь! — И Одесса даже ногой притопнула.

Клавдия села за стол, не сводя с Джики злобного взгляда. В кухне воцарилась тишина, которую можно было бы счесть неловкой, но Клавдия была слишком толстокожа, чтобы это понять, Дэйви был слишком дипломатичен и сохранял невозмутимый вид, а Одесса замкнулась в себе, так что кроме меня, похоже, неловкости никто не испытывал.

Клавдия пришла в ужас от количества мяса, масла и муки, потребовавшихся на приготовление традиционного корнуоллского пирога, и предложила вместо него подать к столу суши и свежие овощи. Дэйви вздрогнул, а Одесса захохотала.

— Вот еще придумала! К нам на ужин сегодня все графство пожалует, и все будут ждать моих пирогов. Овощи, подумать только. Да еще су-у-ущи-и-и — из чего только их делают?

Узнав, что суши делают из сырой рыбы, Одесса так и закатилась. Отсмеявшись, она с издевкой сказала:

— Ох, посмотрела бы я на епископа, когда ему подадут сырую рыбу! Или на парней с фермы. А уж рыбаки местные просто от смеха умрут или подумают, что мы того, ку-ку!

Ну, для того чтобы счесть семейство Стентонов «ку-ку», есть поводы посерьезнее, чем тарелка с сырой рыбой на столе.

Я вызвалась отнести чай Джокасте и Эдварду, но Одесса сказала, что они сами спустятся, если чего-нибудь захотят. Клавдия фыркнула и объявила, что приготовит себе отдельный обед, если это не возбраняется. И презрительно глянула на мои пирожки с мясом.

— Ну и вкуснятина, Поппи, — похвалил мою стряпню верный друг Дэйви.

— Да, у тебя талант, — согласилась Одесса.

Клавдия с шумом отодвинула стул, прошествовала к холодильнику и резко открыла дверцу. Я подумала, что она вряд ли найдет там что-нибудь подходящее, если только Табита не припасла своего силоса.

Одесса и Дэйви принялись обсуждать вечеринку, а я убрала посуду. Оставалось начинить пироги и сунуть их в плиту. Одесса отвечала за начинку, Дэйви призвали защипывать края, а мне доверили смазывать взбитым яйцом поверхность теста. Клавдии же досталась роль нытика. Под ее брезгливые стоны о диком количестве жиров и белков в этой еде вскоре у нас уже набралось несколько противней готовых к выпечке пирогов, и спустя еще полчаса кухня наполнилась ароматом пекущегося теста. Одесса поручила мне нарезать петрушку и добавить ее в большую крынку со сливками.

— А это для чего? — удивилась я, мешая ярко-зеленую крошку с желтыми жирными сливками и восхищенно наблюдая за рождением нового цвета.

— Это секрет рождественских пирогов, — гордо ответила Одесса. — В верхушке готового пирога делается надрез, и туда заливаются сливки с петрушкой. Пальчики оближешь. Думаю, даже Табита съест кусочек.

— Кстати, о Табите. Надеюсь, она там не замерзла на болотах. — Дэйви встал на цыпочки и выглянул в высокое окно. — Наверняка снова пойдет снег.

— Да уж за нее не волнуйся, — ответила Одесса. — Она эти места получше тебя знает. Так, дорогушечки мои, пора этот противень вытаскивать, а тот ставить в духовку.

Мы выполнили приказ. Будто служки главной ведьмы на средневековом шабаше. Да и кухня благодаря стараниям Одессы походила на лавку знахаря: повсюду пучки сухих трав, старые фаянсовые посудины и потрепанные кулинарные фолианты. Пестики и ступки, медные миски и половники вперемешку с древними кухонными орудиями поблескивали на тусклом зимнем солнце. Огромный шкаф скрипел под остатками роскошных викторианских столовых сервизов, расписанных ярко-розовыми цветами и позолоченной листвой. Склянки с вареньем, пыльные медные формы для пудинга, косички чеснока и связки лука — все это создавало неповторимый колорит. Может, на кухне и царил беспорядок, зато на ней было уютно. Над разделочным столом висели половники всевозможных размеров и форм, деревянные ложки, гладкие от старости и частого использования, ложки для снятия сливок, расписные фарфоровые черпаки, серебряная ложка для варенья с длинной ручкой, а также котелок, истертый поколениями хозяек, варивших в нем варенье.

Я точно зачарованная наблюдала, как умелые руки Одессы снуют над противнями с пирогами. Клавдия убралась в свою комнату, пробормотав что-то про дневной стрейчинг, уж не знаю, что это такое, а Дэйви полировал для вечерних возлияний массивную серебряную чашу для пунша. Словом, идиллия.

Мы все вздрогнули, когда отворилась дверь и вошла бледная, озябшая Табита.

Дэйви тут же бросился хлопотать вокруг сестры, а Одесса поставила перед ней стакан какого-то горячего отвара с молоком.

— Спасибо, — сказала Табита, благодарно улыбнувшись Одессе. — Там так красиво, снег только что пошел, и я…

— Неважно, что там ты. Выпей и отправляйся в горячую ванну, а потом, девочка моя, обязательно ненадолго приляг, — скомандовала Одесса.

Табита смиренно вышла из кухни, сжимая в руках чашку.

Я улыбнулась. Сразу понятно, кто в этом доме главный. Табита слушается Одессу больше, чем своих родителей.

Где-то в замке зазвонил телефон, но никто и не подумал снять трубку.

Я посмотрела на Дэйви:

— Ты что, не подойдешь к телефону?

— Господи, конечно нет.

И я не подойду, решила я. А что, если это звонит Алекс с фермы? Вдруг он решил сообщить, что возвращается в Париж, и я его больше никогда не увижу? Или напился и звонит из паба в Бодмине, что не сможет приехать на вечеринку?..

— Выпей еще чаю и расслабься, — посоветовала мне Одесса.

Она наполнила мою чашку, щедрой рукой сыпанула туда сахару. Дверь снова распахнулась, и к нам ввалился Алекс, согревая дыханием руки и притопывая ногами.

— Господи, до костей продрог! — воскликнул он, звонко чмокнув Одессу в щеку.

Она отпихнула его и вручила кружку с чаем и кусок подоспевшего пирога.

— Обалдеть, как вкусно, — сказал он с набитым ртом. — Овцы все в овчарне. Я и забыл, какие они тупые твари, по-моему, от них только и проку, что на вертеле под мятным соусом. Оленей мы тоже покормили.

Тут он заметил Джики на полке между чучелом петуха и старой соломенной шляпой, украшенной бумажными розочками.

— А эта зверюга что там делает? Я как раз собирался утешать тебя, но, похоже, не потребуется.

Я заставила себя поднять на него глаза. Алекс смотрел на меня с сочувствием, нежностью и легким удивлением.

— Джики оказался совсем старичком, и они отказались его принять…

— Кто это тут совсем старичок? — ворвалась в кухню Джокаста.

Я рассказала про Джики, и она буквально взорвалась от восторга. Я поняла, что, если захочу оставить его себе, мне придется за него побороться.

— Так, миссис Стентон, это зверюшка молодой мисс Поппи. А вам мы подыщем кого-нибудь другого, хорошо? — сурово прервала ее крики Одесса.

Джокаста с сожалением вздохнула, глядя на Джики. Тот, сообразив, что оказался в центре внимания, мигом принялся за свое гадкое дело. Все рассмеялись, и я почувствовала, как заливаюсь краской. Алекс смеялся громче всех.

— Я собираюсь принять ванну. Дэйви, ты не мог бы поделиться одежонкой?

— Ни за что! В прошлый раз ты взял мою лучшую шелковую рубашку, и где она? Ты — кукушка, или как там называют птицу, которая тащит все что ни попадя…

— Сорока.

— Вороны… — мечтательно сказала Джокаста. — Убийца ворон, какое прекрасное имя…

Одесса смотрела на них с такой же удивленной и снисходительной улыбкой, как и я.

— И вообще, — твердо заявил Дэйви, — ты, по-моему, растолстел с прошлого года, так что мои вещи тебе не подойдут…

— Растолстел? Я растолстел!! Да как вы смеете, сэр! — Алекс изобразил, будто хватается за ножны.

— Я вам этого не спущу, сэр Перси! — завопил Дэйви, нанося Алексу укол воображаемой шпагой.

— Я никогда вам не уступлю! — воскликнул, набычившись, Алекс и воткнулся головой в живот отца.

— Спокойно, мальчики, спокойно.

Вид у Эдварда был крайне раздраженный.

— Что случилось, дорогой? — спросила Джокаста, шикнув на сыновей.

— Вы только посмотрите! — Сэр Эдвард взмахнул какой-то грязной тряпкой. — Это я нашел внизу в туалете. Что за тупица драил унитазы родовым знаменем! И теперь оно воняет хлоркой! Кто способен на такое?

Мы с Одессой обменялись понимающими взглядами.