Рождественский пирог

Глава третья

Невозможно описать сутолоку утром в сочельник на вокзале Пэддингтон. Я мысленно поблагодарила Дэйви за его предусмотрительность (а учитывая цену — еще и за щедрость), поскольку он купил мне билет в вагон первого класса. Но мне все равно пришлось нелегко, ведь я волокла чемодан, коробку с едой да еще обезьяну в кошачьей корзине. Я уж не говорю о всяких мелочах вроде сумочки, шарфика, пальто, книги и газеты, которые я умудрялась сжимать под мышкой. Прибавьте к этому еще одно отягчающее обстоятельство — пассажиров, что метались по платформе в поисках своего вагона, согнувшись под грузом плохо упакованных подарков, волоча за собой обалдевших и орущих детей. Свою лепту в хаос вносили и вокзальные динамики, извергавшие хриплую версию гимна «Желаем вам счастливого Рождества», от чего в прямом смысле закладывало уши, а голова трещала.

Одни уже устраивались в купе, раскладывая свои манатки, другие неприкаянно слонялись в поисках свободных мест. Меня удивило, что в моем вагоне было так много семей с детьми, ведь это дорогущий первый класс. Видимо, все эти люди работают в Сити и загребают кучу денег, раз могут себе такое позволить. Поезд тронулся, и я вдруг испугалась. А что, если я села не на тот поезд? А может, стоило все же остаться дома, на своем диванчике перед телевизором, привычно страдая от скуки и зависти, что другие веселятся, в то время как я кукую одна? Нет, вы не подумайте, что я совсем уж затворница. Конечно, порой я выхожу «в свет», даже периодически посещаю разные вечерние курсы, и уж поверьте, такие подвиги даются мне нелегко. Я ходила на курсы по обивке и драпировке — полный провал, да еще тот жуткий поход на телестудию в программу «Сделай сам», где я пригвоздила себе степлером руку к стулу. Потом я записалась на курсы китайской кухни. В принципе, там было неплохо, если не считать, что группа состояла из жутких теток, готовых перегрызть друг другу глотки за ласковый взгляд нашего нервного педагога. А этот бедняжка больше интересовался единственным парнем в группе, и они славно ворковали над китайскими посудинами. После этого, стыдно признаться, я отправилась на курсы толкования китайской Книги Перемен. (Сама не знаю почему. Просто подумала — а вдруг пригодится.) Там я познакомилась с Гайей (настоящее имя Мери), веселой матерью-одиночкой, с тех пор мы иногда встречаемся, чтобы поболтать или сходить в кино, когда ей удается подкинуть ребенка няне.

Да, моя жизнь не отличалась особым разнообразием, но я к ней привыкла и не очень старалась что-либо изменить. Были у меня, конечно, старинные приятельницы, но они все давно обзавелись мужьями, расплодились и любят обсуждать со мной, сколько зубов прорезалось у их отпрысков или как храпят во сне их мужья.

Я еще раз напомнила себе, что должна быть готова к любым приключениям, раз уж приняла решение поехать в Корнуолл и справить Рождество со Стентонами. Винн-Фалькон-Стентонами — таково их полное родовое имя. Как заведенная я пыталась внушить себе, что должна веселиться, общаться и не стесняться.

Я смотрела в окно, разглядывая свое отражение в стекле, когда напротив меня плюхнулся запыхавшийся мужчина. Он был высок и черноволос, трехдневная щетина и черный кожаный плащ не вызывали ни малейшего доверия, как, впрочем, и абсолютно неуместные темные очки. Плюс ко всему он жадно хлюпал кока-колу из алюминиевой банки, бормоча себе под нос:

— Пузырьки и сахар, верная подмога от похмелья…

Где-то в недрах его длинного плаща зазвонил мобильник, парень кинул на меня извиняющийся взгляд и забубнил в телефон.

Ужасно трудно притвориться, будто тебе неинтересно, о чем говорит твой сосед, поэтому я схватила газету и, придав лицу безразличное выражение, уткнулась в страничку с театральными обзорами. Мужчина что-то успокаивающе бормотал в трубку. Наверняка с женщиной болтает, отметила я про себя.

Он рассеянно провел рукой по коротким волосам и заговорил громче:

— К тому же авиакомпания потеряла мой багаж, и он сейчас наверняка где-нибудь на пути в Стамбул. А у меня с собой только одна жалкая смена одежды. Я не смог взять в аренду машину и теперь трясусь в вонючем поезде. В это время года в стране никто не работает, так что уверяю тебя, ехать сюда не стоит. Как только закончится праздничный кавардак, я тебе перезвоню. Да. Да, конечно, перезвоню. Хотя, по-моему, мы уже сказали друг другу все, что могли, разве нет? Прощай.

Он отключился, а потом, к моему изумлению, встал, открыл окно и вышвырнул телефон. Видимо, я удивленно вскрикнула, потому что он посмотрел на меня и заявил:

— Клавдия и похмелье несовместимы. Я не спал всю ночь, так что один только звук ее голоса способен довести меня до самоубийства. А так я, по крайней мере, смогу поспать по дороге домой.

Он улыбнулся мне, и я, сама того не желая, улыбнулась в ответ.

Джики просунул лапки сквозь прутья корзины, пытаясь развязать веревочку на дверце.

— Господи, что там у вас? Руки как у старичка.

— Это обезьяна. Его зовут Джики.

Попутчик наклонился и с интересом заглянул в корзинку.

— Чушь, — сказал он.

— Что?

— Это не обезьяна, а мартышка. Жены древнеримских сенаторов любили держать мартышек в доме. Видимо, из-за знаменитой похотливости этих зверьков… При французском дворе они тоже были в чести.

Он широко зевнул, откинулся на спинку сиденья и укрылся плащом. Потом снял свои дурацкие темные очки, и я увидела, что глаза у него шоколадного цвета (впрочем, сейчас они были красные), в лучиках морщинок.

— Не могли бы вы оказать мне любезность и разбудить меня, когда мы прибудем в Бодмин? Мне просто необходимо поспать… — Он снова улыбнулся, закрыл глаза и вскоре уже тихо похрапывал.

Должна признаться, он меня жутко заинтриговал. Несомненно, таких красивых мужчин среди моих знакомых не водилось. И вот этот красавец сидит напротив меня, а впереди еще долгий путь (тогда я еще не знала, насколько долгий). И между прочим, собирается сойти на той же станции, что и я. Может, он даже знаком с Дэйви? Мы должны прибыть в Бодмин только к вечеру, неужели он собирается проспать всю дорогу? Я украдкой достала зеркальце и проверила, как выгляжу, потом подумала, какая же я все-таки дура, и убрала зеркало. Ну с чего, скажите, этот роскошный тип станет вообще иметь со мной дело? И тут же себя одернула: или я с ним.

Однако, видимо, все мы в душе романтики. А что может быть романтичнее знакомства с красавцем в поезде? Я всегда тайно сожалела о том, что больше не существует «Восточного экспресса», где можно встретить русского графа или румынского шпиона. Во время фильма «Короткая встреча»[4] я всегда плакала. А еще есть шикарный фильм с Марлен Дитрих, тот, где ее лицо прячется в глубокой тени от черной вуали, а она говорит голосом, полным печали и усталости: «В том, что меня прозвали Лили из Шанхая, повинен не один мужчина…» Ой, обожаю эту сцену!

Мой попутчик все спал, и я могла без помех рассмотреть его. Боже, какой красавец! Была в нем какая-то суровая, мужественная сексуальность, так что я с трудом заставила себя отвести взгляд.

Вскоре в проходе появилась проводница с тележкой и принялась предлагать напитки. Тележка гремела, как угольная вагонетка, и мой попутчик проснулся.

— Пожалуйста, четыре больших водки и тоник, красавица.

Проводница зарделась от удовольствия и засуетилась, доставая бутылочки, лимон и лед. Тележка покатилась дальше, а незнакомец подтолкнул одну из бутылочек мне.

— Я стараюсь никогда не пить в одиночку, к тому же спать мне уже, видно, не придется.

Похоже, он из тех мужчин, которым все в этой жизни удается. Вряд ли ему часто приходилось получать отказ. Он был наделен тем обаянием, к которому ты, как кажется, способна остаться равнодушной, но только до тех пор, пока это обаяние не направлено непосредственно на тебя. Вот тогда-то и понимаешь, что совершенно перед ним бессильна. Я взяла бутылочку, и мы молча чокнулись.

Черт возьми, думала я, он всего лишь угостил меня выпивкой. Ничего особенного, к тому же Рождество на носу, все друг друга поздравляют. И все же… Самое время испытать на практике мой новый, «полный очарования» взгляд, который я накануне оттачивала перед зеркалом. Втянув щеки, я слегка надула губки и взглянула на него из-под ресниц.

— Вам плохо? — испугался он.

— Нет, а что?

— Мне вдруг показалось, что вас тошнит…

Я покраснела и едва сдержала смех. Похоже, мой новый взгляд нуждался в доработке. От смущения я отпила больше водки, чем планировала. Джики тихо поскрипывал, я уже знала, что это предвещает: близкое завершение отвратительного акта. Я опять покраснела и отвела глаза, тщетно пытаясь придумать тему для разговора.

— Господи, он все время этим занимается? — удивленно спросил незнакомец.

Я кивнула.

— Типичный самец переходного возраста. Я в свое время тоже часами просиживал, запершись в ванной с «Жизнью и похождениями» Фрэнка Харриса[5] — единственной книгой в библиотеке моего отца, которая хоть как-то могла сойти за эротическую литературу. А вы?

Я захлебнулась водкой. В каком смысле «а вы»? Увлекаюсь ли я порнушкой? Или чем занимаюсь в ванной? Обе темы казались мне весьма странными для обсуждения в поезде с совершенно незнакомым человеком. Я подняла глаза и увидела, что он улыбается.

— Простите, я вечно задаю неприличные вопросы. По-моему, это лучший способ узнать человека.

Я повертела в руках пластиковый стаканчик и с ужасом обнаружила, что он пуст. Видимо, от неожиданности проглотила водку залпом. Незнакомец подлил мне водки, разбавив ее тоником. На этот раз я точно стану неспешно потягивать напиток, а не глотать его так, будто это лимонад.

— Вот, еду на Рождество домой, а вы?

Наверное, это водка развязала мне язык, ибо, сама того не ожидая, вскоре я уже рассказывала, какие не слишком теплые отношения сложились у меня с приемными родителями.

Попутчик сочувственно кивал, а потом сказал:

— У меня в школе был друг. У него тоже были приемные родители. Он придумывал всякие истории про то, что его настоящая мать — герцогиня, а сам он плод преступной связи его матери с лесником. Он говорил, что из-за этого всегда чувствовал себя не в своей тарелке, но с возрастом у него это прошло. Теперь он биржевой брокер, женат, у него трое родных детей, и он все время на них истошно орет.

Я задумалась. А ведь правда. Я тоже вечно чувствую себя не в своей тарелке. Словно неприкаянная. Вот почему я так люблю слушать рассказы Дэйви о его семействе.

Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

По вагону шел кондуктор. В честь праздника в его петлице красовалась веточка омелы, а вокруг шеи он намотал мишуру. Я вяло подумала: интересно, он купил эти украшения сам или их оплатила железнодорожная компания? Скорее всего, компания. Маркетинговый отдел, вероятно, наивно предположил, что это прибавит фирме популярности. Кондуктор остановился у нашего столика, и в поисках билета принялась выкладывать из своей сумочки всякую дребедень. Что-то упало на пол, я наклонилась и услышала над головой удивленный возглас кондуктора, а за ним и всех пассажиров.

Это Джики, мерзавец, наконец научился открывать корзинку и теперь с довольным видом болтался на багажной полке в другом конце вагона.

Мой прекрасный незнакомец помирал со смеху, и помощи от него ждать явно не стоило. Пришлось лезть на стол и приманивать Джики бананом (без бананов я теперь из дома ни ногой). Хорошо зная, сколь коротка моя новая юбка из искусственной замши, я одной рукой размахивала бананом, а другой пыталась одернуть подол.

К поимке беглеца присоединился весь вагон, люди наперебой давали мне советы:

— Хватайте его!

— Повыше, повыше банан!

— Ой, какой миленький…

— Пап, пап, а подари мне такого на Рождество, ну пожалуйста!

— Какая жестокость…

Джики ударил по голове мужчину, который неосторожно пытался подтолкнуть его в мою сторону.

— Вот черт! Эта зверюга на меня напала!

— Слушайте, это как в фильме про гремлинов, помните? Стоит только воде попасть на животное…

— Ой, ни в коем случае, они тогда начнут размножаться!

Мне все-таки удалось уговорить Джики, он спрыгнул мне на плечо и уткнулся в шею. Думаю, стоит отдать ему должное — он был очень смущен переполохом, который сам же и устроил. Вокруг меня собралась толпа ребятишек. Они толкались, чтобы получше рассмотреть мартышку. Заикаясь, я рассыпалась в извинениях и в сто первый раз объяснила, что обезьянка — не домашнее животное, я просто везу ее в питомник. Все рассмеялись, потому что при слове «питомник» Джики заткнул уши и завизжал. Воспользовавшись этим, я запихнула его обратно в корзину, отыскала наконец билет и показала его кондуктору, который, кстати, не счел этот инцидент таким уж веселым, так что пришлось извиняться по новой.

А попутчик все хохотал.

— Должен сказать, это путешествие вышло гораздо забавнее, чем я предполагал. Я как раз собирался представиться и спросить, как же вы оказались в этом поезде с обезьяной, но… — он наклонился ко мне, — у меня есть идея получше. Давайте воздержимся от обычной светской болтовни. Давайте займемся кое-чем поинтересней… Сыграем в одну игру.

Оглядевшись, я заметила, что все уже занялись своими делами и лишь немногие посматривают в нашу сторону. Одна симпатичная девица взирала на меня с явной завистью, а на незнакомца — с нескрываемым вожделением.

— В какую? — спросила я, забыв, что намеревалась больше не глотать водку залпом.

Под ложечкой у меня засосало от предвкушения чего-то восхитительного и удивительного. Я велела себе успокоиться, потому что красавчик, скорее всего, собирается предложить мне вместе разгадать кроссворд.

У него был потрясающий голос — бархатный и глубокий, совсем как вкус дорогого шоколада, чувствовалось, что его обладателю не чужды богатство и роскошь. В тот момент, одурманенная водкой, я даже сочла, что голос у него как у Ричарда Бартона. Он осмотрел меня, словно оценивая, готова ли я сыграть с ним в загадочную игру.

— Это ваш натуральный цвет волос? — вдруг спросил он.

Я собралась было соврать, но потом решила, что это ни к чему. Разве найдется в наше время женщина, которая не красит волосы? И отрицательно покачала головой.

— Это хорошо. По-моему, у женщин, которые не красят волосы, очень скудное воображение.

— Да?

И как полная дура я влила в себя остатки коктейля. Попутчик смотрел на меня с удивленной улыбкой.

— Вы всегда пьете залпом?

— Только когда нервничаю, — последовал идиотский ответ.

Он вновь рассмеялся, встал и снял с полки потрепанный кожаный саквояж. Порывшись в нем, вытащил бутылку бренди. Затем щедро плеснул в мой пластмассовый стаканчик, наполнил свой. Пару минут я отнекивалась, а затем согласилась, решив, что просто не стану пить. В мои планы не входило прибыть в гости к Дэйви пьяной в дым. В животе отчетливо заурчало — не то от голода, не то от нервов.

— Ну что, начнем? Для того чтобы сыграть в эту игру, вам придется на несколько часов побороть свое недоверие. Сможете? — насмешливо спросил он, но глаза были серьезны.

Я кивнула, собираясь сказать, что всю свою жизнь только и делаю, что борюсь с недоверием, но передумала и захлопнула рот.

— Итак, мы в транссибирском экспрессе… Вокруг по заснеженным степям рыщут волки. Мы знаем, что нам предстоит провести в пути еще пять дней. В углу висит икона, а в соседнем вагоне великий князь просаживает в карты свое состояние. Мы только что переехали Волгу, и, пока поезд громыхал по мосту, все мужчины стояли, приложив руку к сердцу в знак почтения к великой русской реке…

— Они что, правда так делают? — удивилась я, увлекшись рассказом.

— Конечно. А мне повезло ехать вместе с любимой фавориткой императора. — Легкий поклон в мою сторону. — С красивейшей из женщин.

Он назвал меня красивейшей из женщин! Меня. Красивейшей!

— Она едет без сопровождения, ее единственная охрана — ручная мартышка. Холодные дни тянутся долго… Я предлагаю ей покровительство и защиту. И она принимает их. Мы не можем сопротивляться нашим чувствам и влюбляемся друг в друга…

Влюбляемся? Влюбляемся…

— Но мы знаем, что нам не быть вместе…

Вот черт! А почему это? Почему не быть?

— Потому что русский император никогда нам этого не позволит.

Проклятье. Но с императором я как-нибудь разберусь.

— Мы в отчаянии, наша страсть необъятна, как бескрайние заснеженные просторы за окном…

Мы разом посмотрели в окно, и, хотя я была почти готова увидеть заснеженные степи, нашим взорам предстали только охладительные блоки ядерного реактора. Мы рассмеялись. Я отпила большой глоток бренди и почувствовала, как во мне закипает жизнь, впервые за долгое, очень долгое время. «Может, это от спиртного?» — встряла моя рассудительность. А мое безрассудство велело рассудительности заткнуться и не лезть не в свои дела. Я немного поборолась с собой, но вскоре сдалась. Слишком уж все было прекрасно.

— Пожалуйста, не обращайте внимания на очаровательные ландшафты Суиндона и, прошу вас, продолжайте, мне не терпится узнать, что было дальше.

Я старалась казаться искушенной и безразличной, как будто со мной постоянно происходят подобные вещи. Ага, как же, происходят.

Он наклонился и провел пальцем по моей руке.

— Вы умоляете меня оставить вас, потому что принадлежите императору. Вы знаете, что он убьет меня, если я осмелюсь хотя бы дотронуться до вас.

Его палец поднялся к моему плечу, потом заскользил по шее, ласково погладил щеку. Я подумала, что у меня сейчас, наверное, глаза вылезут из орбит. И постаралась придать своему лицу выражение, более подобающее фаворитке русского царя.

— Но наша любовь слишком сильна, — продолжал он.

В тех местах, где он касался меня, словно пробегали электрические разряды.

— Мы договариваемся встретиться в вагоне великого князя, потому что он лежит в пьяном обмороке на игорном столе. Вы бежите по всему поезду, разыскивая меня. На вас длинный бархатный плащ, вы накинули тяжелый, опушенный соболями капюшон, чтобы укрыться от любопытных глаз…

— Какого цвета? — спросила я.

— Что?

— Плащ, какого он цвета?

— Темно-зеленый, и на свету отливает цветом ваших глаз — зеленым, как волны великой Волги под луной, как самый чистый изумруд в мире…

— Ну ладно, плащ зеленый, что дальше? — спросила я, едва дыша.

— Вы бежите по бесконечному коридору, мимо попов и монахов, которые дымят ладаном. А звезды на черном небе пылают столь же ярко, как ваша любовь ко мне. Наконец вы находите вагон великого князя. Я стою там и жду вас. Вы знаете, что я готов ждать вас вечно, всю жизнь…

Я отменила свое решение не пить и в один глоток опустошила стакан. Поверьте, это было самое восхитительное и невероятное событие в моей жизни. Конечно, если не считать того дня, когда я выиграла фотоаппарат и мою фотографию напечатали в журнале «Джуди», но мне тогда было всего восемь лет, и воспоминание о том дне успело слегка потускнеть.

И еще я была совершенно сбита с толку. Насколько серьезно он это говорит? На что он намекает? Я была так увлечена им и этой его чертовой игрой, что была готова поверить во что угодно.

— Поезд все мчится и мчится. Снег искрится под холодным лунным светом, но в вагоне тепло. Даже жарко. Нас влечет друг к другу, мы знаем, что другого шанса у нас не будет. Скоро царь заявит на вас свои права, а мне придется отправиться на фронт…

Он встал, поставил на стол свой стаканчик, протянул мне руку и поднял меня на ноги.

— Куда мы идем? — спросила я.

Он посмотрел мне в глаза и сказал:

— В вагон великого князя, конечно… Куда же еще?