Роман на Рождество

Глава 10

Два дня спустя

24 апреля

Его светлость герцог Вильерс лежал в постели. Пронзенное рапирой плечо жгло огнем, унять который не могли никакие охлаждающие компрессы.

– От бренди мне только хуже, – пробормотал раненый сквозь стиснутые зубы.

После дуэли Вильерс сделал одно ужасное открытие: оказывается, он с огромным трудом переносил боль. Сейчас, например, он притворялся, что остается в постели единственно по настоянию врачей, но на самом деле он боялся, что не сможет встать – кровопотеря привела к страшной слабости.

– Бренди уничтожает инфекцию, ваша светлость, – в который раз, как для слабоумного ребенка, повторил камердинер Финчли.

– Я не против спиртного, – покачал головой герцог, – просто оно усиливает дискомфорт.

Разумеется, как всем известно, мужчины вообще плохо переносят боль. Но пронзенное рапирой плечо доставляло Вильерсу гораздо больше страданий, чем обычное ранение, – подчас герцогу казалось, что в его тело воткнули раскаленную кочергу.

– Еще ячменного отвару, ваша светлость? – предложил Финчли и направился к столику, на котором стояла чашка с отваром.

Вильерс прищурился, наблюдая за своим слугой. Из Финчли вполне мог бы получиться отличный герцог под стать хозяину, и они оба это знали. Вильерс обладал внушительной внешностью, высокомерием и родословной. Финчли тоже выглядел внушительно, держался высокомерно, с аристократической элегантностью носил парики и высокие каблуки, но, увы, у него начисто отсутствовала столь необходимая в высшем обществе родословная.

Камердинер обернулся и бросил на хозяина вопросительный взгляд – только тогда Вильерс сообразил, что не ответил на его вопрос. Странное дело, черты лица Финчли вдруг сдвинулись, поплыли, и сквозь них проглянуло широкое лицо старой няни герцога, на котором ясно читалось неодобрение. Вильерс потрясенно наблюдал, как носы обоих, поколебавшись, наложились друг на друга и застыли, словно наконец обрели долгожданную пару.

– Так как насчет отвара, ваша светлость? – повторил слуга.

– Скажи, Финчли, у тебя есть родственники в Сомерсете? – не слушая его, спросил Вильерс. Носы няни и камердинера опять разошлись, и герцог, прищурив глаза, старался их вновь совместить, поскольку пребывал в уверенности, что для Финчли двух носов многовато.

– Ни одного, ваша светлость, – ответил камердинер, – а почему вы спросили?

– У тебя много общего с няней, которая была у меня в детстве, – пробормотал герцог, не желавший признавать, что общего у няни и Финчли был только нос.

Однако, как ясно видел Вильерс, его слова пришлись камердинеру не по вкусу – тот еще выше поднял подбородок, выпятил грудь и приосанился. Вылитый герцог, несмотря на двойной нос!

– Да, чуть не забыл, у няни на носу была бородавка, – добавил герцог почти мечтательно. – Но я все равно ее очень любил. Кто знает, может быть, из-за нее я так и не женился – не смог найти женщину с похожей бородавкой… Как ты думаешь, Финчли, мог я остаться в холостяках по этой причине? А если бы ты был женщиной с бородавкой на носу, я бы на тебе женился?

От изумления у Финчли отвисла челюсть, но, как подобает вышколенному слуге, он сразу взял себя в руки.

– Пожалуй, я пошлю за хирургом, ваша светлость, – сказал он.

– Да-да, пошли! – не унимался герцог, не сводя глаз с его лица. – На твоем месте я бы отрезал себе один из носов. Зачем тебе два? Да и твой собственный достаточно хорош – настоящий герцогский нос!

– Разумеется, я так и сделаю, ваша светлость, а теперь позвольте мне удалиться. – Финчли двинулся было к двери.

– Нет, еще не все, – остановил его герцог. – Принеси мне стекло.

– Как, ваша светлость?

– Стекло, вернее, небольшое зеркало. Хочу посмотреть, сколько носов у меня.

Опешивший поначалу Финчли поспешил выполнить приказ хозяина. Сунув Вильерсу в руку зеркальце, он выскочил из комнаты так, словно за ним гнались летучие мыши из преисподней. Герцог проводил его сочувственным взглядом – со своим раздвоенным носом бедняга камердинер и сам походил на нечистую силу, но не на адскую летучую мышь, а на горгулью.

А что он, Вильерс, увидит в зеркале? Неужели и у него вырос второй нос?

Помедлив в нерешительности, герцог со страхом взглянул в зеркальце – нет, к счастью, нос один, его собственный крупный нос, все остальное тоже в порядке. Но разве так должны выглядеть настоящие герцоги? Где аристократическая бледность, изящная продолговатость черт, как у породистых борзых? Где красота, которой мог похвастаться, например, Элайджа? Но он не должен думать об Элайдже! И Вильерс тотчас прогнал мысль о старом друге, как делал уже несколько лет.

В отличие от Бомона в Вильерсе не было ничего аристократического: внешне он напоминал рабочего из доков. Его красили только блестящие черные волосы, да и в тех уже пробивалась седина. Наверное, скоро он станет совсем седым… Предаваясь размышлениям, герцог и не заметил, как боль в плече утихла. Вильерса охватило ощущение блаженного покоя, и он подумал, что это хороший знак.

По крайней мере брови еще не потеряли свой естественный черный цвет. Одна женщина как-то сказала ему, что у него глаза змеи. Закрыв один глаз, Вильерс решил, что знает, что она имела в виду. Оставшийся открытым глаз был черен, как безлунная ночь – правда-правда!

Пусть у него и один нос, но как мужчина он безобразен.

Дверь распахнулась, и Вильерс увидел этого безнадежного дурака хирурга Бандерспита в сопровождении Финчли. Камердинер избавился от второго носа и выглядел уже вполне нормально, но хирург… Из его головы торчали красные перья! Это было ужасно странно.

– Ваша светлость, у вас началась лихорадка, – заявил Бандерспит, пощупав лоб герцога. Вид у хирурга был очень встревоженный. – Нам придется пустить вам кровь.

– Опоздали! – рассмеялся Вильерс. – Кровь мне уже пустили, ведь я дрался на дуэли, помните? И проиграл. Проклятие! – Он сел в постели. – Мне нужно к Бомонам, пора сделать следующий ход.

В следующее мгновение он обнаружил, что сражается с Финчли и Бандерспитом, которые пытаются удержать его в кровати.

– Какого черта вы делаете?! – взревел герцог. – Сейчас же отпустите меня!

– Господи, ваша светлость, вы снова стали самим собой? – спросил Финчли дрожащим голосом, так не похожим на его обычную величавую речь.

– Я всегда остаюсь самим собой, – быстро ответил Вильерс. – Иногда это неприятно, но у меня нет выбора.

– Мы должны начать немедленно, – сказал камердинеру Бандерспит, вытирая потный лоб.

– Что начать? – переспросил герцог.

– Кровопускание, ваша светлость, – пояснил хирург.

– Вот чертовщина! – выругался Вильерс, снова вспомнив о партии в шахматы. – Я должен сделать свой ход, свой ход, понимаете?

Он хотел встать с кровати, но камердинер буквально пригвоздил его к ложу своим телом, стараясь не задеть раненое плечо.

– Я действительно всегда относился к тебе с симпатией, Финчли, – холодно осадил его герцог. – Но ты не должен заходить слишком далеко, я вовсе не желаю делить с тобой постель.

– Что это за ход, который он так рвется сделать? – поинтересовался Бандерспит.

– Вы, конечно, слышали, что его светлость играет в шахматы с герцогиней Бомон?

– Да, играю, – подтвердил Вильерс. – Она выиграла у меня первую партию, черт побери!

– Вот он и хочет продолжить вторую партию, которую они с герцогиней только что начали, – не обращая внимания на слова хозяина, пояснил Финчли.

– Один ход в день, – продолжал Вильерс. – А третью партию будем играть в кровати с завязанными глазами. И вы, разумеется, понимаете, что уж эту партию выиграю я. – Он ухмыльнулся дородному доктору. – Если только у герцогини будут завязаны глаза.

– Неужели речь идет о супруге герцога Бомона? – переспросил неприятно пораженный доктор.

– Да уж не о его вдове, – не унимался Вильерс, хотя чувствовал, что у него начала кружиться голова. – Мне не довелось ни спать с ней, ни выиграть у нее в шахматы. Впрочем, два этих дела не так уж и разнятся между собой, как вы, должно быть, думаете.

– Не мое дело судить о нравственной стороне вашей игры, ваша светлость, – возмущенно ответил Бандерспит, – но не могу не отметить, что герцог Бомон – уважаемый член парламента, который денно и нощно трудится на благо Англии, стремясь дать ей достойное правительство!

– Мне так нравятся красные перья, которыми вы украсили свой парик, доктор, – сощурил глаза герцог. – Я встречал женщин с подобным украшением, но мужчин – никогда.

Бандерспит вздрогнул, испуганно провел рукой по своему парику и коротко распорядился:

– Моего помощника сюда. Мы приступаем немедленно!