На следующий вечер
– Вот и вечер сочельника, – произнес Вильерс. Его голос был так слаб, что он едва сам себя слышал. Что это означало? Он не стал тратить силы на размышления, потому что и так знал ответ, чувствовал его каждой клеточкой своего измученного болезнью тела и принимал свою судьбу. – Прочтите, пожалуйста, еще раз то предание, – попросил он Шарлотту.
Удивительно, но только эту худенькую, умную, не дававшую себя в обиду старую деву хотел видеть герцог у своего смертного одра.
Она позволяла себе дерзить, иногда даже могла прикрикнуть на него, но Вильерс не помнил случая, чтобы Шарлотта плакала, хотя несколько раз он замечал слезы в ее глазах.
– Я уже говорил, что собираюсь на вас жениться? – пробормотал герцог.
– Берегитесь! Если выздоровеете, я могу поймать вас на слове и выйти за вас из мести, – пошутила Шарлотта. – Впрочем, я уверена, что вы откажетесь от своего намерения, когда оправитесь от болезни.
– Тогда вы сможете подать на меня жалобу о нарушении обещания жениться.
– Какую же я, по-вашему, получу компенсацию?
Ох, как трудно было сосредоточиться и ответить на вопрос, все равно что плыть в патоке, но герцогу нравился этот беззлобный обмен колкостями, поэтому он напрягся и подсчитал:
– Пожалуй, я заплатил бы вам не менее тридцати шести тысяч фунтов. Как видите, я богат.
– Так много?!
– Да, – не без гордости сказал Вильерс. – Образумьтесь, пока не поздно, и выходите за меня.
– Вы для меня слишком стары, – парировала Шарлотта. – И посмотрите на себя – вы тощий, как щепка!
Вильерс хотел ответить какой-нибудь непристойной шуткой, но не смог вспомнить ни одной. Он был теперь очень далек от плотских желаний, хотя прежде никогда не слышал, что с приближением смерти влечение к женщине исчезает. Увы, в смерти вообще много такого, о чем узнаешь только на смертном одре…
– Тогда почитайте мне ту историю еще раз, – повторил он свою просьбу.
– Которую?
– О ночи, когда родился Иисус.
– Да, помню, о рождественской ночи, – улыбнулась Шарлотта. – Ах, эта ночь действительно волшебная. Мне любила о ней рассказывать бабушка. Только рождественской ночью животные обретают способность разговаривать между собой.
– О Рождестве есть у Шекспира, – заметил Вильерс. И неожиданно для него самого в памяти легко, словно по благословению Божьему, всплыли слова: – «Всю ночь святую не смолкают птичьи трели, и дух нечистый не смеет беспокоить живые души…» – Герцог запнулся, вспоминая, потом продолжил: – Там есть еще строка: «Ни фея добрая, ни ведьма не имеют власти над чародейством, так почитаема и благодатна пора святая».
– Вам больше по душе Евангелие от Луки? – спросила Шарлотта.
– Да, пожалуйста, прочтите то место про постоялый двор и архангелов, – кивнул больной.
Шарлотта начала читать своим чистым проникновенным голосом древнее предание, и Вильерс уцепился за знакомые с детства, дорогие сердцу слова, как за спасательный трос, протянутый из мира живых.
– «И на шестой месяц послал Господь архангела Гавриила в Галилею…»