Роман на Рождество

Глава 11

Городской дом герцога Флетчера

30 апреля

– Все эти годы я только и делала, что слушала тебя, мама, – спокойно сказала Поппи. – Люси, пожалуйста, поаккуратней с моими любимыми эмалевыми щетками.

– Сейчас же перестань паковать вещи, Люси! – рявкнула на горничную леди Флора. Люси замерла – когда почтенная матрона начинала командовать, никому и в голову не приходило ослушаться, словно ее зычный голос был гласом небесным. – Дамы нашего положения не сбегают от мужей столь постыдным образом! Я воспитывала тебя не для этого!

– Знаю, знаю, мама, – ответила Поппи. – Ты воспитывала меня для того, чтобы я стала герцогиней.

– А герцогиня – это жена герцога, – с неумолимой логикой продолжала леди Флора.

– Понимаю.

– Уж не осмеливаешься ли ты мне дерзить?

– Что ты, мама, – ответила Поппи, поднимая на леди Флору открытый вопрошающий взгляд. Многолетний опыт подсказывал, что такой взгляд придавал ее лицу самое невинное выражение.

– Жена не должна покидать мужа ни при каких обстоятельствах, даже если он законченный болван, каким был твой отец. Я никогда не думала уйти от него.

Поппи послушно кивнула. Разочаровавшись в браке чуть ли не через час после венчания, леди Флора считала своим долгом делиться мудрыми мыслями в этой области с единственной дочерью, причем не делая скидки на возраст. «Замужество имеет смысл только при условии, что жених – герцог, – вдалбливала она в светловолосую головку Поппи, когда малышка, едва научившись ходить, ковыляла по детской. – Запомни, детка, герцог».

Как это часто случалось в жизни леди Флоры, ее желание выдать дочь за герцога исполнилось.

– Я всегда хотела, чтобы ты стала герцогиней, – продолжала почтенная матрона. – И ты в кои веки раз поступила так, как я просила.

– Я же всегда так поступаю, – возразила Поппи, беря лежавший возле матери молитвенник и передавая его горничной.

– Но не сейчас! Ты хотя бы немного подумала, к чему приведет уход от мужа?

– Я всю неделю только об этом и думаю.

– Ты всегда была маленькой дурочкой, – холодно заметила леди Флора. – То ты несла какую-то чушь про любовь к Флетчеру, то вдруг собралась от него уйти. Подумай хорошенько, ведь само провидение уготовило тебе роль герцогини. Я вырастила тебя не для того, чтобы ты навлекла на себя позор!

Мать действительно вырастила ее для другого, подумала Поппи. Фактически ее роль как герцогини сводилась к тому же, что и раньше, когда она еще не была замужем, – оказывать всяческую поддержку, говорить комплименты и служить украшением самой леди Флоре, матери герцогини Флетчер.

– Я же велела тебе прекратить сборы, негодница! – снова набросилась леди Флора на горничную. – Ты, я вижу, не только уродлива, но и глуха!

Поппи выпрямилась – она была чуть выше леди Флоры – и сказала, глядя прямо в ее голубые, со стальным отливом, глаза:

– Люси продолжит работу, мама, потому что она моя горничная и выполняет мое поручение. И она вовсе не уродлива.

– Как ты смеешь мне перечить?! – завопила леди Флора, выкатывая глаза, некогда удостоенные в сонетах сравнения с летним небом и нежными незабудками. Если бы доморощенным поэтам довелось увидеть свою музу в гневе, то они, возможно, переписали бы свои стихи.

Поппи струхнула и, чтобы скрыть это, потянулась за журналом, который собиралась отдать Люси. Она уже набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, когда услышала окрик матери:

– Повернись ко мне лицом, когда я с тобой разговариваю, Поппи! А тебе, – снова набросилась леди Флора на горничную, – лучше выйти, а не тереться возле хозяев, как плохо выдрессированная собачонка!

Бедняжка Люси потрясенно посмотрела на молодую госпожу – та кивком разрешила ей уйти, и девушка выскочила из комнаты, хлопнув дверью так, что Поппи вздрогнула.

– Точно, ты ее плохо выдрессировала, – констатировала леди Флора. – Я бы уже давно прогнала эту дрянную девчонку, если бы не ее умение укладывать волосы. У нее наглый вид, и она дурнушка, что бы ты ни говорила! Да и как может быть иначе с ее-то носом картошкой? Я считаю, что людям низшего сословия нельзя лгать, им же самим будет хуже. Поэтому твоя горничная должна знать свое место.

– Я ухожу от мужа и покидаю его дом, мама, – наконец решилась сказать самое главное герцогиня. – Ты можешь принимать это или не принимать, но я не отступлю.

– Разумеется, я не принимаю и не приму никогда! Ты же герцогиня!

– Я хочу ею остаться, но только не ценой брака, превратившегося в сплошной обман.

– Герцогиня должна жить в доме своего супруга! Разве я когда-нибудь осмеливалась даже подумать об уходе от твоего отца, хоть он и был полным идиотом? Все мужчины идиоты, и твой отец не стал исключением. Да, мы с ним друг друга терпеть не могли, но это не повод для расставания. Если после свадьбы женщина не испытывает антипатии к мужу, значит, она наивная простушка. Ты знаешь, сколько времени я любила своего мужа?

Поппи отрицательно покачала головой, в который раз сожалея, что не помнит отца. Он рано умер, поэтому она не знала, любил ли он свою дочь. Если да, значит, Бог дал ей хотя бы одного любящего родителя.

– Я считала его дураком еще до свадьбы, – продолжала откровенничать маман. – Но после первой брачной ночи я начала его еще и ненавидеть. Я ведь тебе уже об этом рассказывала, правда?

– Да, мама.

– Мой муж был мерзким развратником. От него шла вонь, как от хорька, а вел он себя как распаленный бык. Но ведь тебя-то я подготовила к этому испытанию должным образом, не так ли, дочь моя?

– Спасибо, мама, – проговорила Поппи, чувствуя, что ее сотрясает дрожь отвращения, как бывало всегда, когда леди Флора заводила речь об интимных отношениях.

– Я всегда старалась рассказывать тебе самое худшее, с чем мне довелось столкнуться, полагая, что это подготовит тебя к брачным отношениям. Например, я говорила тебе, что мужчины скучны, даже если от них есть прок, я рассказывала тебе об их омерзительных привычках в постели. Если бы ты вышла не за герцога или же мне не удалось бы должным образом подготовить тебя к браку, то я бы сочла это свидетельством своей несостоятельности как матери, да, полной несостоятельности.

Во время своей речи леди Флора поймала в зеркале свое отражение и немного подвинулась, чтобы улучшить обзор, но, поскольку ее прическа имела целых три яруса (нижний украшали голубые бантики, средний – жемчужные нити, а верхний – голубая же атласная лента), то, даже согнув колени, почтенная леди не смогла увидеть ее всю. Столь внушительное сооружение на голове больше годилось для приема при дворе, нежели для обычного утреннего визита к дочери.

Поппи села на стул, хотя это было невежливо по отношению к матери. «Но ведь я, в конце концов, герцогиня, – устало подумала она, – значит, имею право сидеть в присутствии менее титулованных особ».

Словно услышав ее мысли, леди Флора разразилась гневной обвинительной речью в адрес собственных родителей за то, что они отдали ее за мистера Селби, хотя она могла сделать куда более выгодную партию. Эх, если бы отец с матерью верили в ее возможности!

– Посмотри на меня! – потребовала она. – Ты только посмотри на меня!

Поппи повиновалась.

– Я никогда не лгала тебе, дочь моя, – продолжала леди Флора, – не солгу и сейчас. Хоть ты в отличие от меня и стала герцогиней, но я гораздо красивее тебя даже сейчас, в не столь юном возрасте. Если бы мне попался подходящий герцог, я бы вышла за него, если бы пожелала, разумеется. – Она выпрямилась и пригладила чуть сбившуюся ленту в волосах. – Я считаю, что ты сделаешь большую глупость, если уйдёшь от мужа. Чего ты добьешься? Ты не станешь свободной до тех пор, пока твой герцог не умрет, а он, похоже, отличается отменным здоровьем.

– Я вовсе не желаю ему смерти, – поспешно сказала юная герцогиня. Ей показалось неприличным сожаление, прозвучавшее в голосе матери, но ведь собственный муж леди Флоры скончался вскоре после свадьбы, поэтому, наверное, она считала такой ход событий нормальным.

– Тогда почему ты уходишь? Объясни, Пердита, – настаивала мать. – Я не вижу ни одной причины, по которой ты вправе бросить Флетчера. Не делай этого, просто позволь ему следовать своей дорогой, а сама иди своей. Или, – тут леди Флора нахмурилась, – у вас сложности в постели?

Поппи почудилась симпатия в ее голосе. Это было так необычно…

С выражением, которое можно было бы принять за сочувствие, будь на ее месте другая женщина, леди Флора уселась на краешек кровати.

– О, я знаю, как это отвратительно! Я все помню, Пердита, все! Да и какая женщина может забыть боль и унижение, пережитые в первую брачную ночь?!

– Но у меня…

Однако леди Флора уже вошла в раж.

– А этот багровый от прилившей крови, омерзительный во всех смыслах мужской «инструмент»! – воскликнула она. – Едва я его увидела, меня стошнило прямо на постель. Но даже это не остановило моего мужа, он только рассмеялся и продолжил свои грязные домогательства! Ты не поверишь, я только через три месяца смогла собраться с силами, чтобы отвадить его от своей спальни.

– Неужели ты ему отказала? – удивилась Поппи. – Но раньше ты говорила, что отец приходил к тебе раз в неделю.

– Да, приходил, но потом, когда я вновь допустила его к себе. А поначалу он даже не принял мой отказ всерьез, представляешь?

Поппи покачала головой. Действительно, как можно было не принять всерьез ее матушку?

– Так вот, я надела твоему отцу на голову ночной горшок со всем содержимым, – сообщила леди Флора. – К тому же в тот день у меня были месячные. Я все очень удачно спланировала, – не скрывала удовлетворения матрона.

Поппи почувствовала, что ее сейчас стошнит, как леди Флору в первую брачную ночь.

– После того как лорд Селби понес заслуженное наказание и до него наконец дошло, какова его роль в супружеской спальне, я разрешила ему посещать меня раз в неделю. Его визиты продолжались до тех пор, пока я не зачала тебя. После этого, поскольку земли твоего отца могли наследоваться по женской линии, я заявила ему, что больше не потерплю его мерзких домогательств.

Поппи заставила себя улыбнуться.

– Но пожалуй, твоего мужа поставить на место будет не так легко, как лорда Селби, – задумчиво проговорила леди Флора.

– Я…

– До сих пор я уделяла тебе слишком мало внимания, дочь моя, – перебила ее мать. – Как часто твой Флетчер посещает любовницу?

– Не думаю, что у него есть любовница, – покачала головой герцогиня.

– Как, у него нет любовницы? – ахнула леди Флора. – Не хочешь ли ты сказать, что вынуждена сама удовлетворять его плотские желания? Постой, сколько лет это продолжается?

– Уже четыре года, но ты…

– Это омерзительно! – возмутилась леди Селби. – Герцог, а ведет себя так низко! Впрочем, возможно, он хочет обзавестись наследником? Но если столь длительные попытки не приносят успеха, значит, Флетчер определенно бесплоден. – И леди Флора ободряюще потрепала дочь по плечу.

– Наверное, это я бесплодна, – с горечью заметила юная герцогиня.

– Это исключено, – твердо заявила маман. – В тебе течет моя кровь, а женщины нашего рода всегда отличались плодовитостью. Мы с твоим отцом достаточно быстро справились со своей задачей. Если Флетчер бесплоден, ты легко найдешь ему замену и произведешь на свет наследника. Таков уж долг дочерей Евы, не всегда приятный, к сожалению. Когда придет время, я сама выберу тебе спутника, как четыре года назад выбрала мужа.

– Мы с Флетчем сами выбрали друг друга, мама, – поправила ее Поппи.

– Чушь! – воскликнула леди Флора. – Это я наметила его тебе в мужья, едва он приехал в Париж. Не скрою, мне было приятно наблюдать за вашей прелестной игрой в любовь, но, боюсь, именно эта игра заставляет тебя страдать теперь, когда открылась неприглядная правда.

– Что за правда, мама? – судорожно сглотнув, спросила Поппи.

– Брак – это всего лишь условность, удобная обеим сторонам, – сразу, без экивоков, перешла к сути леди Селби. – Мы, женщины, никогда бы не стали мириться с порочными наклонностями сильного пола, если бы не брак. В браке мужчина фактически покупает женщину, и она берет на себя обязательство подарить ему детей. Вот за что выплачивают вдовью долю в наследстве, вот почему ты, Поппи, подписав брачное свидетельство, получила право на одну треть имущества Флетчера. По этой же причине ты не должна бросать мужа. Не беспокойся, дочь моя, – тут она снова потрепала Поппи по плечу, – мама обо всем позаботится. Я бы не хотела, чтобы ты скрывала от меня свои затруднения.

– Но это совсем… – Разумеется, Поппи опять не удалось закончить фразу. Иногда ей казалось, что она по несколько дней кряду не может вставить в монологи маман ни одного законченного предложения.

– Подумать только, – продолжала леди Флора, уставившись в пространство, – мне было невдомек, что ты целых четыре года терпела этот кошмар! Разумеется, я сделала все возможное, чтобы подготовить тебя к интимным отношениям с мужем, но мое материнское сердце сжимается при мысли о том, что тебе, бедняжке, пришлось перенести! Пожалуй, ты права – ты должна уйти от Флетчера.

– Вот как?

– Это заставит его завести любовницу, ведь мужчины не в состоянии справиться со своими пороками и руководствуются только желаниями плоти. Вообще проявлять интерес к одной и той же женщине в течение пяти лет для мужчин не характерно… Возможно, Флетчер уже созрел для любовницы и его надо только немного подтолкнуть. Но ты не должна его ненавидеть слишком сильно – он хотя бы принимает ванну.

– Да, принимает, – пробормотала Поппи.

– Вот что: я перееду в ваш дом, – решила леди Селби, – и заставлю Флетчера понять, как низко он себя ведет. Ты еще слишком молода и уступчива, Поппи, и у тебя нет той твердости характера, какая была у меня, когда я надела ночной горшок на голову твоему папаше. Господи, ты целых четыре года страдала от домогательств мужа! Я, должно быть, никудышная мать, раз не почувствовала, как тебе тяжело!

К изумлению Поппи, у матери влажно заблестели глаза.

– Все в порядке, мамочка, – поспешно сказала она. – Это было не так уж…

– Я беспокоюсь о тебе, Пердита. Знаю, временами ты считаешь меня слишком властной, у нас с тобой разные характеры, к тому же я не умею лгать, когда знаю правду, но я твоя мать, Пердита, я всегда заботилась и буду заботиться о тебе.

– Я никогда об этом не забываю, мама.

– Этот Флетчер у меня узнает, как человеку его положения подобает вести себя с женой! – посуровела леди Флора.

– Но…

Мать прервала ее, воздев руку, словно генерал, останавливающий наступающую армию.

– Не волнуйся, – сказала она, – вопреки своему обыкновению я не пойду напролом, а буду действовать тонко, хитростью. Поверну все так, что твой дурачок сам сделает нужные выводы. И когда я решу, что он достаточно хорошо осознал свои права и обязанности, ты к нему вернешься, и вы снова заживете в полной гармонии.

– Но если ты останешься здесь…

– Понимаю, куда ты клонишь, – нахмурилась леди Флора. – Где ты будешь жить, уйдя от мужа? Действительно, если ты вернешься ко мне в мое отсутствие, это будет выглядеть странно.

– Тогда я перееду к подруге, – осенило Поппи.

– К какой именно?

– К герцогине Бомон.

– К этой шлюхе? – возмутилась леди Флора. – Бога ради, почему именно к ней?

– Потому что она мне нравится.

– Погости лучше у леди Вартли. Она такая милая! К тому же много работает в Попечительском совете больницы и к тебе относится с искренней симпатией.

– Нет, мне будет удобнее у Джеммы.

– Зря я позволила тебе с ней познакомиться тогда, в Париже, – сокрушенно вздохнула леди Селби. – Там-то все было прекрасно, но кто мог знать, что эта вертихвостка надумает вернуться в Англию?

– Джемма – моя подруга, и я прошу тебя не…

– Я всегда называю вещи своими именами. Если герцогиня Бомон вертихвостка, то я ее так и называю. Ее мужа можно только пожалеть. Но с другой стороны, она все же герцогиня… Пожалуй, я разрешу тебе нанести ей визит, – сдалась леди Флора.

– Извини, мама, но мне надо идти. – Поппи встала и сделала книксен, только чуть менее почтительный, чем это было бы на людях. – У меня назначена встреча. Скажи слугам, и они подадут чай, шоколад и все, что тебе будет угодно.

– А знаешь, наша затея может оказаться весьма занимательной, – сказала леди Флора с задумчивым видом. – Мне всегда казалось, что, сложись моя жизнь по-другому, я могла бы преуспеть на театральных подмостках.

«Бедный Флетч», – почти с симпатией подумала Поппи.

– Для начала я закачу твоему мужу истерику – как известно, мужчины ненавидят это больше всего. Поверь, я заставлю его одуматься. – Леди Селби взяла лицо дочери обеими руками, и в душе Поппи шевельнулось беспокойство, потому что взгляд маман вновь затуманился. – Ах, я была ужасной матерью, которая бездумно отдала тебя в этот дом на годы страданий!

– На самом деле…

– Молчи, – леди Флора торжественно поцеловала дочь в лоб, – и предоставь все маме. К тому моменту, когда я подам знак к твоему возвращению, Пердита, твой муж станет другим человеком. – В глазах леди Флоры зажегся веселый огонек, что бывало крайне редко. – Представь, что я – та самая ночная ваза, которая приведет его в чувство.

Поппи уже спустилась по лестнице вниз, в холл, когда ее одолели сомнения. Остановившись, она оперлась на перила и стала размышлять. Стоит ли подвергать Флетча наказанию, как задумала маман? Перед глазами возникла флиртующая парочка – Флетч и Луиза. Стоит, решила Поппи. Он должен получить урок.

Еще одна проблема заключалась в том, что хотя Поппи и считала Джемму доброй подругой, в Лондоне было немало дам, которых герцогиня Флетчер знала гораздо лучше, чем Джемму Бомон, – главным образом дам-благотворительниц, работавших во всевозможных попечительских советах и комитетах. И в отличие от герцогини Бомон репутацией они пользовались незапятнанной.

Весь Лондон судачил о любовных приключениях Джеммы во время ее пребывания в Париже (где она жила одна, без мужа), весь Лондон следил за ее шахматными матчами с Бомоном и Вильерсом – она, несомненно, была «дурная женщина». Именно поэтому ее дом так подходил в качестве убежища для Поппи: Джемма не стала бы ни осуждать ее поступок, ни уговаривать вернуться к мужу.

Еще одно преимущество: леди Флора ни за что не переступит порог ее дома. Она считала Джемму дамой с запятнанной репутацией. Если мужчин почтенная матрона называла презренными дураками, то женщины, которые добровольно якшались с ними, по ее глубокому убеждению, были еще хуже. «Потаскуха!» – шипела леди Флора, когда слышала очередную сплетню о какой-нибудь даме. В Париже она разрешила дочери дружить с Джеммой только из-за собственного снобизма: презренная «потаскуха» все-таки носила герцогский титул…

Собравшись с духом, Поппи отпустила перила – ладони были влажными от пота. Выпрямившись, она попросила дворецкого принести ее пелерину.

– Поручаю вам, Куинс, – добавила она, когда он выполнил просьбу, – сообщить герцогу, что я покинула его дом.

– Что вы сказали, ваша светлость? – округлив глаза, переспросил дворецкий.

– Я решила жить отдельно, – объяснила она, застегивая пелерину. Для конца апреля погода стояла довольно холодная. – Не думаю, что это сильно расстроит герцога, но если он захочет со мной поговорить, то в конце недели я буду на балу у леди Весси.

От изумления у Куинса отвисла челюсть, но в следующее мгновение он взял себя в руки и проговорил с поклоном:

– Позвольте от лица всех слуг выразить сожаление, ваша светлость.

– О чем же вам сожалеть? – удивилась Поппи. От ощущения свободы у нее шла кругом голова – теперь можно было говорить все, что думаешь! – Без меня вам будет только легче. Герцога тоже большую часть времени не будет дома, вот как сейчас, поэтому вам не придется много работать. – Заметив, что ее речь лишь усилила замешательство дворецкого, она ободряюще похлопала его по плечу и попросила: – Пожалуйста, прикажите подать мне карету.

Герцогиня уселась на стул и стала ждать, мурлыкая себе что-то под нос. Холл был огромный, гулкий, мрачный. Поппи его терпеть не могла, но сейчас она смотрела на его суровые стены даже с некоторым удовольствием – ее грела мысль, что она их скоро покинет.

Ей вдруг подумалось, что для Джеммы ее визит может стать неприятным сюрпризом, но она тотчас прогнала эту мысль. Зачем думать о плохом? Главное, что теперь, после всех тревог и волнений, она наконец почувствовала облегчение.

Когда добродушный Фаул, дворецкий Джеммы, предложил ей снять пелерину, Поппи чуть не расплакалась от радости – вот она, свобода! Несколько минут спустя в гостиную вошла Джемма.

Гостья поднялась с места, но ничего не сказала – от волнения слова застряли у нее в горле.

Герцогиня Бомон остановилась в дверях – от кончиков завитых локонов до каблучков шелковых домашних туфель само воплощение французской элегантности.

– Как я рада тебя видеть! – воскликнула она.

– Я собиралась вернуться к маме, но она хочет переехать к Флетчу и заботиться о нем! – вновь обретя дар речи, выпалила Поппи.

– Ты сказала – «заботиться о Флетче»? – переспросила Джемма.

– Да, – кивнула гостья.

– Не могу себе представить никого в этой роли, тем более леди Флору.

– Я могу остаться у тебя на некоторое время?

– Конечно, дорогая, я буду счастлива! – Джемма поцеловала Поппи в щеку. – Само провидение привело тебя ко мне – сейчас я совсем одна, потому что мой братец увез свою возлюбленную из страны.

– Это правда, что они поженятся по специальному разрешению – без оглашения?

Герцогиня Бомон вздохнула. Правда заключалась в том, что брата и девушку, ее собственную подопечную, застигли буквально в момент интимной близости в открытой лодке, так что поспешная свадьба была шагом, разумным во всех отношениях. Но вслух осторожная Джемма сказала:

– Похоже, брат воспылал такой страстью к новой возлюбленной, что просто не может ждать.

– Боюсь, не смогу составить тебе хорошую компанию, – с грустью заметила Поппи, и ее глаза вновь наполнились слезами. – Просто мне не хочется…

– Когда я ушла от Бомона, то проплакала несколько недель, представляешь? – помрачнев, ответила Джемма.

– Как бы мне не пришлось пойти по твоим стопам, – пробормотала юная герцогиня сквозь душившие ее рыдания.

– Тогда ты пришла именно туда, куда нужно. Я не буду тебя беспокоить, но если соскучишься по моему обществу, то позови, и я приду. А сейчас не стесняйся, поплачь вволю.

Поппи не смогла сдержать улыбки, хоть по щекам ее текли слезы.