— Миледи, просыпайтесь!
Я готова поклясться, что не сомкнула глаз, но, очевидно, это не так, поскольку Бетти в ночном чепце и наброшенной на ночную рубашку шали энергично трясет меня. В другой руке она держит свечу.
— Черт побери, что случилось?
— Просыпайся, Шарлотта! — рядом с горничной появляется фигура, закутанная в темный плащ.
— Энн! Что ты здесь делаешь? Который час?
— Утро, начало четвертого. — Сняв плащ, она бросает его на кровать. — Мы знаем, где они встретятся. И должны остановить их, Шарлотта.
Никогда постель так не манила меня.
— Зачем? Уже слишком поздно. Пусть делают что хотят. Меня это больше не волнует.
— Лгунья, — живо говорит Энн. — Марш из кровати. Ты должна одеться.
— Где Шад?
— Уже уехал, миледи. — Теперь к нам присоединился Робертс. — Я вызову для вас наемную карету, миледи, Джереми будет сопровождать вас.
Действительно, Джереми в ночном колпаке и кое-как застегнутом жилете, широко улыбаясь, прислонился к дверному косяку.
— Уходите все. Нет, Бетти, ты останься. — Я снова плюхаюсь на подушки и изумленно разглядываю Энн. Она улыбчива, свежа как маргаритка, на ней красивое платье и мантилья.
Словно прочитав мои мысли, она говорит:
— Почему ты не носишь новую шляпку, Шарлотта?
— Не сомневаюсь, она очень поможет, — ворчу я. — Кроме того, ее, наверное, забрала Уидерс.
— Нет, она этого не сделала, миледи, — щебечет Бетти. Она зажигает свечи и вытаскивает пышно украшенную цветами шляпу.
— По крайней мере, я получу удовлетворение от того, что хорошо одета в момент, когда наши мужья убивают друг друга. — Мой сарказм потрачен впустую, на Энн он не произвел впечатления.
— Если мы там будем, они друг друга не убьют. — Она замолкает и отводит взгляд. — Поторапливайся, Шарлотта. Я ужасно сержусь на Бирсфорда. Шад написал письмо с извинениями, но Бирсфорд их не примет. И боюсь, из-за меня.
— Ты-то тут при чем?
— Оставь нас, — говорит Энн горничной, которая послушно ретируется в гардеробную, чтобы подслушать под дверью. Энн, понизив голос, наклоняется ко мне. — Прошлая ночь была из тех, когда он… ну, ты понимаешь, о чем я говорю. И я отказала ему из-за этого… этого дела. Так что, боюсь, он в плохом настроении.
— Я уверена, что это не твоя вина. — Меня до слез тронула ее привязанность ко мне. — И уверяю тебя, что между мной и Бирсфордом в Воксхолле не произошло ничего непристойного.
— Конечно! — восклицает Энн, словно такая мысль и не приходила ей в голову. — Именно поэтому все это абсурдно, и наш долг предотвратить кровопролитие.
Подавив ворчливость, которая стала привычной и которой я стыжусь, поскольку у Энн самые добрые намерения, я поднимаюсь с кровати. Я быстро плещу воду на лицо и надеваю платье, сожалея, что модные журналы редко пишут о том, что следует надевать дамам, чтобы прервать поединок.
Энн суетится вокруг меня, пытаясь расчесать мои волосы, и с довольным вздохом нахлобучивает мне на голову шляпу, словно готовит меня к прогулке на природе (что на самом деле так, но не в привычном смысле). Мы спустились по лестнице как раз в тот момент, когда Бетти отскакивает от порозовевшего и широко улыбающегося Джереми. Хмуро глядя на него, она поправляет чепец, однако глаза кокетливо поблескивают.
— Она могла найти себе кого-нибудь получше лакея, — замечает Энн.
— Не думаю, что это наше дело, — отвечаю я.
— Конечно, наше! Они твои подопечные. — На ее лице удивление, и я снова думаю о том, как легко Энн вошла в роль графини.
Чувствуя, что отравляю удовольствие другим, я отправляю Джереми на козлы к кучеру и приказываю Бетти сесть в карету, лишая Энн и себя шансов на серьезный разговор.
— И как, по-твоему, мы остановим дуэль? Какое оружие?
— Думаю, пистолеты. Мы должны использовать женскую хитрость.
— Полагаю, ты не увеличишь свои обязанности в спальне. — Я замечаю, что горничная с интересом поднимает глаза. — Бетти, тебе заняться нечем?
— Простите, миледи, я совсем забыла, что взяла с собой работу. — Она действительно вытаскивает чулок, иголку и принимается за штопку.
Мы, должно быть, обезумели. Вознамерились, вооруженные женским обаянием и иголкой, лицом к лицу встретиться с двумя мужчинами, которые хотят убить друг друга!
Энн роется в корзинке, которую Джереми поставил в карету. Мы что, едем на пикник?
— Нам нужно поддерживать свои силы. — Энн вручает мне булочку с маслом. — Я велела Джереми упаковать для нас завтрак. Как жалко, что нет чая! Но здесь бутылка… о, это шампанское. Даже несколько бутылок. Как мудро.
Она неумело вытаскивает пробку, а я пытаюсь прожевать и проглотить липкую, как клей, булку. Шампанское проходит куда легче, и ситуация, когда две хихикающие пьяные женщины пытаются утихомирить двух мужчин, собравшихся убить друг друга на Хампстед-Хит, кажется такой нелепой, что больше меня не волнует. Возможно, после восхода солнца мы сможем повеселиться: покатаемся на ослике, порисуем пейзажи. Как восхитительно!
— Шарлотта, пожалуйста, перестань хмуриться, — говорит Энн.
— Прости. Я знаю, ты хочешь как лучше.
— Я уверена, что Бирсфорд поступит по-джентльменски.
— Откуда ты знаешь? Я не убеждена, что Шад так поступит.
— Но Шад принес извинения.
— От которых Бирсфорд отказался, так что…
— Какая ты сердитая!
Мы прибываем к месту дуэли, осушив три бутылки шампанского. Энн клянется, что точно знает место: слуга Бирсфорда сказал лакею, тот — ее горничной. Джереми поручили сообщить направление кучеру. Я думала, будет чудом, если мы доберемся хотя бы до Хампстед-Хит, но мы явно там. Карета останавливается. Мы выходим. Бетти несет корзину.
Мы быстро пробираемся в кусты — шампанское возымело действие и требует выхода. Нас охраняет Бетти, которую, в свою очередь, охраняет Джереми, но главная угроза нашему уединению, кажется, исходит от кучера, который взгромоздился наверх.
Энн, появившись из-за кустов, любезно интересуется у кучера наемной кареты, не подождет ли он, пока мы найдем джентльменов, и, кажется, удивлена, что он ждет плату за простой. Узнав, сколько он требует — непомерная сумма, по моему мнению, — мы отпускаем его. Он разворачивает карету и уезжает.
— И что теперь? — спрашиваю я.
— Теперь мы будем их искать, — с милой улыбкой говорит Энн. — Джереми, не приставай к Бетти.
— Я и не думал, миледи.
И мы втроем, вернее, я, а следом Бетти и Джереми (которые, как я подозреваю, льнут друг к другу, насколько позволяет корзина между ними), отправляемся за Энн. Становится немного светлее, и она вдруг останавливается. Я налетаю на нее, расплескав свой бокал шампанского на ее мантилью.
— Слушайте! — Она поднимает руку в красивой светло-желтой лайковой перчатке.
Действительно, до нас отчетливо доносятся мужские голоса, и мы замечаем, что недавно здесь прошли лошади, этот факт обнаружила я, вляпавшись в улику.
— Здесь! — шепчет Энн. — Бетти, ты можешь почистить башмаки своей хозяйки?
— Не сейчас. — Я с каждой минутой становлюсь все угрюмее. Схватив из корзины последнюю бутылку шампанского, я открываю ее, замотав юбками, чтобы заглушить хлопок пробки. — Кто-нибудь хочет? Хорошо. — Я бросаю бокал в корзину и делаю большой глоток из горлышка.
— Шарлотта! — Энн хватает меня за руку и отводит в сторону. — Ты не можешь явиться на дуэль пьяной.
— Почему?
— Мы должны убедить их своим моральным превосходством. — Она поправляет на мне шляпу. — И ты должна улыбаться.
— К черту улыбки. Хватит с меня этого идиотизма. — Оттолкнув Энн, я иду через кусты на мужские голоса. Мои башмаки темнеют от росы.
Позади меня Энн пищит что-то о грабителях и «будь осторожна, Шарлотта». У меня сильное подозрение, что Бетти и Джереми занялись друг другом прямо у тропинки, поскольку слышу, как Энн громким шепотом окликает их. Земля клонится вниз в лесистую лощину, где задержался туман. Голоса теперь смолкли. Снова подкрепившись из бутылки, я пускаюсь бегом и вылетаю на небольшую поляну. Уверена, Энн сочла бы это отличным местом для пикника, если бы не пистолет Щада, нацеленный прямо на меня.
Вспышка, грохот, Шад скрывается в облаке дыма, что-то чиркает меня по руке выше локтя. Для пчел еще слишком рано. Но эта «пчела» сбивает меня на землю, в лужу разлитого шампанского.
— Дьявол, все на мне! — Я думала, что выпила почти всю бутылку. Почему тогда так мокро и…
— Черт бы вас побрал, вы пьяны! — рычит Шад, опускаясь рядом со мной на колени. Он рвет мою мантилью, и мне чертовски больно.
Шад кричит, чтобы принесли нож или скальпель. Я бью его, но мой рукав, как я теперь вижу, потемнел не от шампанского, а от крови. Это кровь Шада? Нет, моя.
— Вы меня ранили!
— Не мешайте, глупая вы женщина. — Кто-то дал ему нож. Я вижу, как он блеснул серебром в лучах поднявшегося солнца.
Я кричу, поскольку лезвие разрывает рукав моей накидки и прохладный утренний воздух обжигает кожу.
— Что вы делаете? Она новая! Вы ее испортили!
— Если ткань попадет в рану, вы умрете.
Я смотрю на свою оголенную руку, по ней течет кровь. Много крови. Она течет по разрезанному рукаву на траву.
— Смотрите на меня, Шарлотта. — Это Шад, его глаза устремлены на меня, кисти сжимают мою раненую руку. Кровь бежит по его пальцам. — Нельзя сейчас останавливать кровь, рана должна очиститься. Пуля задела руку и оставила глубокую царапину, это не так страшно. Дышите глубже. Не падайте в обморок, как кисейная барышня.
— Я хочу пить.
Шад поднимает бутылку шампанского.
— Пусто. Вы выпили достаточно.
— Нет. И даже если я пьяна, то, по крайней мере, ни в кого не стреляла.
Теперь я воспринимаю происходящее: рыдания Энн, успокаивающий тон Бирсфорда, кто-то, думаю, врач, говорит Шаду, что пиявки готовы.
Шад обрывает его, используя выражения времен морской службы.
— Моя дорогая леди Шад! — Это Бирсфорд наклонился ко мне, Энн с лицом, залитым слезами, цепляется за его руку. — Я так сожалею.
— Это вы в меня стреляли? — Я думала, что это Шад, почему Бирсфорд извиняется?
— Конечно, нет, мэм!
— Тогда прекратите извиняться и оставьте меня в покое. Вы идиот, — добавляю я, чувствуя себя от этого намного лучше.
— Держитесь крепче, Шарлотта.
— Почему? — Я испускаю громкий вопль, когда Шад льет что-то на мою руку, ее так жжет, что на глазах выступают слезы.
— Бренди, чтобы дезинфицировать рану, — объясняет он.
— Я хочу немного выпить.
— Ну уж нет. — Он садится на корточки, все это время он стоял рядом со мной на коленях, и вытирает лоб ладонью. Усталый, он выглядит старше, руки у него трясутся.
— Милорд, миледи, чем могу помочь? — спрашивает испуганная Бетти. В волосах у нее травинки, наверняка без Джереми здесь не обошлось.
— Наконец-то хоть одна разумная женщина. — Шад дергает галстук. — Платок у вас чистый? Хорошо. Сверните его и приложите к ране, я перевяжу ее. — Сняв галстук, он перевязывает мне руку.
— Вы стреляли в меня! — повторяю я.
— Я знаю. Простите. Я хотел выстрелить в Бирсфорда.
— А я отказался от первого выстрела! — говорит Бирсфорд таким тоном, словно ему за это медаль полагается.
— Ну и глупо. — Шад встает и протягивает ему руку. — Мои извинения, сэр.
— Иди ты к черту! — обнимает его Бирсфорд. — Ты мой лучший друг.
Оба спотыкаются, похлопывая друг друга по спине, и Шад наступает на мою шляпу.
— Просите, мэм. — Стоя на одной ноге, он вынимает из-под другой соломенное месиво. — Редкостное безобразие, позвольте сказать.
— Теперь да, лорд Шад, — хмурится Энн. — Это мой подарок Шарлотте.
— Да, мэм? Эта шляпа? Для Шарлотты? — Он качает головой. — Очень… гм… щедро.
Я убежден, что взял в жены, а теперь едва не убил самую глупую женщину в Англии.
Что еще хуже, я без памяти ее люблю.
Думаю, слуги сговорились сообщить ей и Энн, где мы с Бирсфордом должны встретиться. И конечно, когда мой палец лежал на курке, я меньше всего ожидал увидеть свою жену, которая с угрюмым видом, покачиваясь, шла прямо на меня с бутылкой шампанского и в отвратительной шляпе, похожей на цветочную клумбу. Я укрепился в мысли, что Бирсфорд меня убьет, хотя знаю, что он отвратительный стрелок. Я решил промахнуться, но подошел достаточно близко, чтобы напугать его.
И вместо этого попал в Шарлотту.
Когда она рухнула на землю, я думал, что умру от разрыва сердца. Я был уверен, что она погибла от моей руки. Поток проклятий убедил меня, что она жива, однако у нее открылось сильное кровотечение. Пуля оставила на руке глубокую царапину, думаю, она легко заживет, но я все равно долго не мог унять дрожь.
Чтобы скрыть свою слабость, я громовым голосом велю найти нож, принести бренди и мой сюртук.
— Прекратите кричать, Шад, — говорит Шарлотта. — Какой вы злой.
— Помолчите. Вы можете сесть? — Я чуть двигаю ее, прижимая раненую руку к ее боку.
— Дайте бренди, — говорит она.
При этой повторной просьбе я так радуюсь, что Шарлотта жива, что соглашаюсь дать ей немного выпить, хотя и знаю — это нежелательно.
— Хорошо. — Я подношу бутылку к ее губам и позволяю отпить. Она хватает бутылку и делает большущий глоток.
— Думаю, меня вырвет, — говорит моя чудесная жена после секундного размышления.
— Нет. — Я закутываю ее в свой сюртук. — Дышите носом.
— Ей очень плохо, — объявляет Энн. — Я поеду с вами, и Бетти тоже.
— Нет, леди Бирсфорд, спасибо. Я позабочусь о ней, а вы можете взять Бетти в свою карету, если хотите. — Не думаю, что Энн привыкла к джентльменам, нечувствительным к ее обаянию. Она хмурится, очень мило и женственно, но возмущенно отворачивается под резкий шелест юбок.
Бирсфорд улыбается, когда я отказываюсь от общества его жены, но мрачнеет при упоминании о второй пассажирке. Он все время бросает на жену влюбленные взгляды — хотя я подозреваю, что она по-прежнему отвергает его авансы, — и берет ее за руку. Она вздрагивает и ступает в сторону, и я не знаю, кого из них мне больше жаль.
Но Бирсфорд и его холодная жена не моя забота.
— Еще бренди.
— Нежелательно, мэм. Вы можете встать? Если я подниму вас, то могу задеть раненую руку.
Она встает и, как тряпичная кукла, приваливается к моей груди.
— Ой, больно. — Шарлотта хихикает и — увы, для этого нет изящного названия — рыгает.
Карстэрс, который стоит рядом и держит мои пистолеты, шляпу и другие вещи, краснеет.
Я поднимаю Шарлотту на руки и несу в карету. Для такой стройной женщины у нее убийственный вес. Когда я сажаю ее в экипаж, она клянет меня, и ее едва ли можно винить, поскольку я задеваю раненую руку.
Я обнимаю ее, это необходимо с медицинской точки зрения, поскольку я не желаю, чтобы Шарлотта тряслась от движения кареты или упала на поврежденную руку, поскольку пьяна как матрос.
— Как только мы доберемся домой, вам следует лечь в постель, — говорю я.
— Вы ни о чем другом не думаете, сэр?
— Вы будете спать одна!
— Я не смогу сама раздеться.
— Бетти вам поможет. Ведите себя прилично! — Одной рукой Шарлотта шарит по моим бриджам.
— Ого, — счастливо говорит она. — Вы не столь безразличны, как изображаете.
— Шарлотта, вы пьяны и не понимаете, что делаете.
— Еще как понимаю. Вы сами говорили, что я быстро учусь.
— Да, но вы ранены. Сейчас не время. Мэм, пожалуйста, уберите руку. Это неприлично.
— Вздор.
Это все равно, что иметь дело с охваченным любовной горячкой осьминогом. Шарлотта все-таки зажала меня в углу кареты, придавив сильной длинной ногой. Я боюсь отпихнуть ее из опасения травмировать.
Проблема решается, когда моя жена, захрапев, резко валится на меня. Она крепко спит. Я убираю ее руку с бриджей и застегиваю те пуговицы, до которых могу дотянуться. Иначе хорош я буду, явившись домой в спущенных штанах с мертвецки пьяной женой на руках.