Секреты Примроуз-сквер 1

Глава 4 Свадьба под виселицей

Ответить за искалеченных полицейских Вэлу пришлось в первую же ночь в тюрьме. Как лара, его посадили в одиночную, пусть и небольшую камеру. Только вот охранники при этой камере были те же самые, что и во всей «Веревке». Вэл проснулся среди ночи от того, что ему на голову накинули одеяло, а потом принялись методично бить. Ему даже рот не закрывали — не боялись, что кто-то услышит его крики и проклятья.

Напоследок, когда он мог только тихо вздрагивать от боли, ему прошептали в ухо, наваливаясь всем телом и прижимая к койке:

— Это тебе за искалеченных томми! — Так в столице за глаза называли констеблей. — Тока не думай, что это усе — завтра вернемси!

— От... ве... тишь... за... все... — еле выдавил из себя Вэл.

— Дык ты-то никогошеньки не видел и не увидишь, хоть все гляделки свои прогляди, лар!

— Потащились, хватит с него поди... — сказал кто-то второй, и Вэла оставили в покое. Раздались стихающие шаги. Лязгнул замок.

Вэл остался в одиночестве, заставляя себя дышать и запоминать голоса и акцент каждого, кто избивал его — охранники и не догадывались, что их легко опознать, стоит им лишь раскрыть рот — слишком плохо они говорили на родном языке.

— А огненные маги... Мы не злые, просто... Память у нас... Хорошая... — еле выдавил из себя Вэл, заставляя себя шевелить пальцами — больше всего, как маг, он боялся потерять их гибкость и подвижность, пассы искалеченными руками не повторишь.

Днем его отправляли в шагальню — шаг за шагом по подвижной лестнице, по которой никуда не взобраться, потому что, как в эскалаторе метро, ступеньки шли по кругу, заставляя динамо-машину крутиться и вырабатывать электричество.

Шаг за шагом, не позволяя себе падать, потому что не знающие жалости ступеньки ломали кости упавшим только так. Идти часами без остановки до изнеможения, до черноты перед глазами. Наверное, за неделю до суда он покорил не один пятитысячник, взойдя на него и даже умудрившись спуститься. Ему уже можно было обращаться в Комитет Покорительницы ветров — он запросто мог подняться на Крышу мира, если бы захотел.

Шаг за шагом в шагальне в ряду таких же наказанных, зная, что заслужил — пусть эта зеленоглазая тварь-детектив его спровоцировала, но, как ни крути, слив устроил он. Ему и отвечать. Только вряд ли закон предусматривал ночи без сна в попытке отстоять себя и сохранить свои пальцы от дубинок охранников.

Из шагальни его выдирали на долгие допросы, на которых Вэл привычно все отрицал — не нападал, не убивал, какими бы ни были его политические взгляды и амбиции, делить с убитым Спенсером ему было нечего. Даже внимание красавицы Сесиль не стоило жизни этого придурка.

Кроме полицейских с завидной регулярностью приходил его адвокат лэс Миллер. Только обнадежить Вэла ему было нечем.

Семья отвернулась от Валентайна, забыв, что когда-то был Одиннадцатый герцог Редфилдс, любимый сын, а так же брат и племянник. Гадать, отрекся ли от дружбы с ним Вернон, даже не хотелось.

Вэл потер пальцами болевшие виски — головная боль не унималась всю неделю. Наслаждаясь покоем и почти мягким стулом в допросной, он тихо произнес:

— Лэс Миллер, я готов признать свою вину в нападении на полицейских. Это действительно было, и это моя вина, хоть инспектор Вуд и спровоцировал меня. Я готов это признать и понести наказание... Кстати, что там с благотворительным фондом помощи полицейским?

Уже немолодой лэс Миллер, работавший с семейством Шейлов более трех десятков лет, протянул бумаги:

— Суммы, что вы указали, уже переведены семьям пострадавших полицейских. Помощь им оказывается — констебль Хеттер пролечен у мага-целителя, хотя следы ожогов до конца удалить не удастся. Он согласен на мировую, его все устраивает. Инспектор Декстер почти не пострадал — он тоже не имеет претензий к вам. Некоторые затруднения связаны с инспектором Вудом.

Вэл скривился:

— Вечно от него все неприятности! Он, что же, не нуждается в деньгах на лечение? Удвойте сумму — я все оплачу.

— Проблема в том, лар Вэл, что Вуд до сих пор не пришел в себя — целители только руками разводят и не дают прогнозов. Сильный ушиб головного мозга.

— Сомневаюсь, что мозги у него есть... — пробурчал недовольно Вэл, понимая, что неправ. — Найдите других целителей, привезите с континента в конце концов! Поставьте этого ублюдка на ноги!

— Да, лар, но сами понимаете — это не поможет. Закон суров к тем, кто нападает на полицейских. Тут надеяться на снисхождение присяжных глупо... Да и время поджимает, дело вот-вот передадут в суд, суперинтендант Дафф ликует и всем рапортует о том, что Безумец взят и скоро предстанет перед правосудием.

— А что... — Вэл сглотнул и не смог договорить.

Миллер снял очки и принялся протирать платком их и так безупречные, магически защищенные от грязи стекла.

Вэл терпеливо ждал: выдержка — главная добродетель огненных магов, иначе они уже давно бы уничтожили этот мир ко всем проклятым эльфам.

Наконец Миллер, подслеповато рассматривая лара, начал:

— Министерство внутренних дел ратует за быстрое завершение дела. Король отстранился от скандала — сейчас шумиха вокруг титулованных лиц для него смерти подобна, вот-вот в Нижнюю палату внесут на рассмотрение закон об урезании прав титулованных лиц. Сами понимаете, что...

— ...меня надо похоронить раньше, чем внесут эти законы.

Миллер надел очки и кивнул:

— Верно. Неудачное время для всего случившегося, лар Вэл. Очень неудачное...

Вэл сжал челюсти, а потом все же сказал:

— А если я признаюсь в убийстве Спенсера? Это облегчит мою участь? Я могу рассчитывать на снисхождение присяжных?

В конце концов, он действительно был тогда в хлам пьян, мало что помнил, кроме злости на святошу Спенсера, увивавшегося вокруг его Сесиль, да и... Этот Вуд мог быть прав — свежие синяки могли появиться как от тренировок, так и от драки со Спенсером. И, опять же, эта проклятая запонка!.. Вэл понимал — он мог убить Спенсера в тот вечер, хоть и не помнил этого. Возможно, тогда, в пьяном угаре, он даже мечтал это сделать — Сесиль ему была дорога. Он год осаждал эту крепость, а она уплыла к Алану! К Алану, которому она совершенно не нужна — он же святоша, он женщин боялся, как огня.

— Я могу рассчитывать на замену виселицы каторгой в колониях? Там я хотя бы смогу приносить пользу. Болтаясь на виселице этим не заняться. Можно рассказать в суде о разногласиях между мной и Спенсером... Рассказать о моих проектах — закон о защите детства, закон об общественном благополучии... Рассказать, что Спенсер ставил мне палки в колеса, мешая вести нашу страну к новому будущему, более справедливому к нелюдям и низшим слоям населения...

Миллер извиняюще улыбнулся:

— Боюсь, что для большинства присяжных ваши политические взгляды окажутся слишком левыми и отталкивающими...

Вэл привычно сказал — уже устал от непонимания:

— Что левого в запрете детского труда? Мы, что, вымрем все, проявив гуманность к детям?

Миллер мягко сказал:

— Лар... Понимаете... Речь идет о вашей жизни, спасти бы её, а уж все ваши политические амбиции... Простите, они похоронены вами у дома Спенсеров.

— То есть... Я сам дурак... — он до боли сжал пальцы, и почему-то память неудачно подкинула воспоминание, как кулак влетает в живот Спенсеру, и удивленный Алан всхлипывает от боли, не понимая за что.

Адвокат лишь кивнул головой:

— Приблизительно так и есть. И, лар, я настоятельно не рекомендую признаваться в убийстве Спенсера. Оно слишком похоже на убийства, творимые Безумцем. Тот же почерк. Признаетесь в убийстве Спенсера, остальные убийства на Примроуз-сквер повесят тоже на вас. У вас, к сожалению, нет алиби ни на один из эпизодов убийств.

— У полиции тоже нет доказательств моего присутствия на месте преступлений! — напомнил Вэл.

Миллер согласился:

— Но у них есть ваша запонка, ваши разногласия со Спенсером и похожий почерк всех остальных убийств. А еще ваши мотивы для убийства тех несчастных... Боюсь, если вас признают виновным в убийстве Спенсера, в памяти поколений вы так и останетесь Безумцем с Примроуз-сквер.

Вэл подался вперед, кандалы на руках печально звякнули:

— Но вы же знаете, что это не так!

Миллер машинально вжался в спинку кресла — просто на всякий случай, хотя знал, что магия у Шейла заблокирована:

— Но ваша запонка и похожий почерк убийства...

Вэл сверкнул глазами:

— То есть и вы верите, что это делал я.

— Вы сами сказали, что могли убить Спенсера, хоть и не помните этого. С теми убийствами, лар Вэл, может быть тоже самое, только там вам и вашим запонкам повезло больше, лар.

Вэл прикрыл глаза — болтаться на веревке на потеху публике он не собирался, но, кажется, все решили за него:

— Когда следующая массовая казнь в «Веревке»?

Миллер еле слышно сказал:

— Через пятнадцать дней. Суд как раз успеет вынести приговор, лар Вэл. Мне очень жаль, но надеяться на снисхождение присяжных и судьи глупо. Ни я, ни вы не в состоянии объяснить наличие вашей запонки в руках убитого Спенсера. Для вынесения обвинительного приговора этого более чем достаточно. А ведь есть еще свидетельства тех, кто видел, как вы увязались после бала за Спенсером...

— Проклятье...

— Славы Безумца вам не избежать, лар Вэл.

...Когда судья надел свою черную квадратную шапочку, готовясь объявлять приговор, Валентайн уже знал — болтаться на веревке за убийство Спенсера будет справедливо, а вот за остальных девять жертв Безумца висеть будет крайне обидно.

***

За чуть запотевшими окнами магомобиля медленно проплывали незнакомые улицы. Аликс, никогда не бывавшая за пределами Эш-стрит, уже даже не пыталась понять, куда же они едут.

Она бессмысленно смотрела в окно, лишь изредка реагируя на звуки, раздающиеся в магомобиле: скрип кожаного дивана, когда нервно шевелился кузен Верн, шорох одежды, короткие замечания шофера... Иногда её взгляд все же пересекался со взглядом Верна, сидевшего напротив неё, и тогда мужчина тут же вымучено улыбался, изображая саму любезность, но стоило Аликс отвести глаза в сторону, и Верн тут же гасил улыбку, снова смотрел на часы, поворачивался к шоферу и что-то уточнял.

Не так Аликс представляла свою свадьбу. Совсем не так.

Улыбка примерзла к её губам. Аликс изо всех сил старательно пыталась выглядеть кротко и безмятежно, соблюдая приличия — женщина создана для того, чтобы радовать мужчину и поддерживать уют в доме. Женщина должна порхать, вызывать восхищение в глазах мужчин и не создавать проблем. Женщин, не понимающих это, говорила мама, ждет одно — одиночество. Потому всегда улыбка, всегда ровное настроение, всегда готовность щебетать и не лезть в мужской мир. «А тебе, Аликс, еще и молчать, молчать и молчать, даже когда хочешь сказать что-то хорошее. У тебя же одни нелепости, за которые краснеть приходится, получаются!» И Аликс старательно молчала всю дорогу, и даже пообещала себе, что и весь день, и даже целую неделю, и даже месяц, сколько потребуется, будет молчать, пока Верн не оплатит все долги отца. Молчать, улыбаться... «И строить из себя дурочку!» — недовольно подумала она и тут же притворно благоговейно погладила новенькую норковую шубку, подаренную кузеном — он как раз в упор смотрел на Аликс и остался доволен её умильной мордашкой. Фальши он не заметил.

Аликс снова отвернулась к окну, не в силах радовать, порхать и глупо щебетать, тем более что Верну это сейчас и не требовалось. Ему вполне хватало её вымученной улыбки. Она отрешенно рассматривала проносящиеся мимо обшарпанные, безликие дома из красного кирпича, унылых чуть горбящихся прохожих, спешащих по своим делам, многочисленных детей в обносках... Наверное, это та часть города, которая называется трущобами. Где-то здесь расположены трудовые дома, где для нищих предоставлялся кров, еда и работа. Аликс не удержалась и передернула плечами — именно такой дом и ждал их семью, если бы... Если бы... Если бы не кузен Верн. Именно он спас их отца от долговой тюрьмы, а саму Аликс и троих её сестер от нищеты. Правда, взамен она теперь ехала в шикарном магомобиле на свою свадьбу неизвестно с кем. Аликс чуть поправила алое платье невесты — это обещало, что её супруг будет из высшей аристократии. Только невесты ларов выходили замуж в алом. Это гарантировало более или менее благополучную жизнь. Только страха перед тем, кем же окажется её супруг, это не отменяло. Кем должен быть лар, чтобы жениться на первой попавшейся девушке? Может, он старик? Или у него дурной нрав, или он искалечен так, что вынужден скрываться от всех... Или... Думать о том, кого же кузен выбрал ей в мужья было откровенно страшно. Но она обещала сказать «да!» тому, на кого укажет Верн, потому что она еще помнила...

…Испуганная Полин, старшая сестра Аликс, неслась по холлу с коробкой дуэльных пистолетов... Аликс, еще ничего не понимая, помогла их спрятать в тюках с убранными до лета платьями... А потом всю ночь Полин захлебывалась слезами — её жених отказался от свадьбы, а она так её ждала...

…Мать заперлась в своей спальне, отказываясь что-либо выполнять по дому, и только трезвон колокольчика снова и снова доносился из её комнаты — она вновь вызывала горничную, требуя то бульон, то горячий компресс, то вызвать доктора, на которого не было денег...

…Отец, переставший ходить на службу и вздрагивающий от каждого стука в дверь. Иногда приходили и друзья, обещая помочь, но чаще приходили кредиторы, и тогда из кабинета отца доносились крики и ругань.

…Вся забота о сестрах и доме легла на Аликс, на Аликс, про которую мать всегда говорила, что та не создана для семьи. «С твоим несносным языком и нравом тебе никогда не выйти замуж, а уж нести на своих плечах весь дом ты никогда не сможешь — вечно витаешь в облаках! То ли дело Полин!» Но Полин могла только плакать, мать лежать в постели и страдать, отец... Что делал отец, Аликс не знала, да и не хотела знать — ей было не до того. Она была обязана поддерживать младших сестер, заниматься домом и пытаться искать работу. Заодно она сходила в храм, чтобы узнать адреса ближайших трудовых домов — может, там им помогут с едой и кровом...

…А еще была пустая кладовая и сбежавшие слуги, а колокольчик в спальне матери звонил и звонил, требуя то чая, то бисквитов, то горячего бульона...

Приезд кузена Верна все это прекратил. Появились деньги, еда, слуги, мать смогла внезапно выздороветь и встать с постели, отец наконец-то прекратил вздрагивать от каждого громкого звука, а Полин... Полин все продолжала рыдать — приезд Верна не вернул ей жениха... А потом на кухне пропал нож. Аликс сделала свой выбор. Она очень любила свою сестру.

Аликс продолжала бессмысленно смотреть в окно — кем бы ни был её будущий жених, она все выдержит, потому что у неё есть Полин, Августа и Элизабет. Она обязана все выдержать. Она тихонько вздохнула, и это не укрылось от Верна. Он тут же ожил, загораясь наигранной улыбкой:

— Вы очаровательны, Аликс! Не стоит так переживать, все будет просто замечательно — я позабочусь обо всем!

Она кивнула, выныривая из липкого тумана воспоминаний, старательно улыбнулась и снова отвела взгляд в сторону — она будет послушной, она будет глупой, она будет очаровательной, она будет молчаливой. По крайней мере до тех пор, пока Верн не покроет все долги её отца, и её семья не переедет куда-то прочь, подальше от скандала.

Магомобиль резко сбавил скорость и принялся медленно ехать в довольно плотной толпе людей. Аликс вздрогнула, не веря, что они добрались до нужного места. Сердце пустилось в дикий перестук. Перед ними вздымалась серая громада королевской тюрьмы «Веревки» — когда-то это был королевский замок, и его очертания до сих пор печатались на некоторых банкнотах.

Магомобиль остановился прямо перед помостом из дерева, на котором была установлена виселица. Кажется, они приехали посмотреть на казнь. Это была странная с точки зрения Аликс прихоть — посмотреть на массовую казнь перед свадьбой, но девушка напомнила себе, что она поклялась быть кроткой и глупой, она промолчит о том, с какой неприятной стороны показал себя кузен Верн.

Шофер тем временем выскочил из магомобиля и принялся снимать кожаный верх, наверное, для того, чтобы было лучше видно. Аликс тут же отвела взгляд в сторону, не желая наблюдать казни несчастных людей, чем бы они не провинились. Вокруг бурлила и радовалась толпа, от которой их магомобиль закрывало кольцо охраны в ливреях рода ларов Гровексов.

— Мы не опоздали, лар, — громко сказал шофер, — их как раз выводят...

Верн кивнул и судорожно сжал в руках какую-то безделушку. Аликс словно обложило ватой — пропали все звуки, весь мир сузился до крохотной точки, в которой находилась сама девушка. Ей только и оставалось, что делать вдох и выдох в странном небытие. С воздействием магии она до этого никогда не сталкивалась.

Наверное, на помосте что-то происходило — что-то объявлял одетый в черную мантию чиновник, что-то орала толпа, кто-то дрыгал ногами, отплясывая свой последний танец на веревке.

— Пора! — громко сказал Верн и дернул Аликс за руку вверх. — Пойдем! Ты должна сказать «да!». Ты же помнишь это? Просто сказать «да!». Это несложно... Пойдем...

Она шла через послушно расступающуюся толпу, она поднималась по ступенькам, она снова делала и делала шаг за шагом по старому рассохшемуся помосту, пока не оказалась перед ошарашенным происходящим мужчиной, в чью ладонь Верн вложил её холодные пальцы... Звуки стали пробиваться через странную завесу, отгородившую её от мира, и Аликс только и оставалось молиться сразу всем трем богам — ей сейчас нельзя было упасть в обморок. Свадьба Полин зависела от неё. Счастье младших сестер зависело от её выдержки. Жизнь матери и свобода отца зависели от её одного простого слова.

Верн что-то доказывал судейскому чиновнику, толпа дружно скандировала:

— Свадьба под виселицей!

— Свадьба под виселицей!

Кто-то еще кричал из первого ряда жадных до зрелища горожан:

— Это законное право осужденного!

— Его никто не отменял!

— А Ализония до сих пор наша земля! Свадьба под виселицей!

— Свадь-ба... Свадь-ба... Свадь-ба...

Аликс удивленно рассматривала такого же ошеломленного мужчину лет тридцати. Неровно обрезанные черные волосы. Длинная неухоженная борода. Незаживший шрам на виске. Карие пустые глаза. Огромный рост, сжатая в кулак левая рука — такой и убить запросто, одним только ударом... И отвратительный запах неухоженного тела.

— ...она его любила с первой встречи на балу дебютанток... Она имеет право на свадьбу под виселицей! — твердо сказал Верн, и Аликс нервно сказала то, что от неё требовалось:

— Да... Да... Я готова выйти за него замуж...

Вместо того, чтобы стать выше по статусу, как обещало алое платье, она пала ниже не бывает — она стала женой осужденного. И самое страшное — она прослушала, за что его приговорили к смерти.

***

По дороге домой, в особняк Гровексов, Верн смеялся сразу за троих, поздравляя Аликс и мрачно замершего рядом с ней мужчину. Кузен шутил, разливал по бокалам благословляющий фай из храма и поднимал бокалы за молодых.

Аликс лишь пригубила фай, просто потому что так было положено по обычаю. Брачный браслет непривычно оттягивал левую руку и мешал. Аликс задумчиво крутила его, пытаясь привыкнуть.

Её муж выпил фай залпом, отправляя пустой бокал в корзину для пикника и откидываясь на заднем сиденье. Мужчина закрыл глаза и надолго замолчал. Аликс видела, как нервно дрожали его пальцы — то ли от холода, то ли от пережитого ужаса. Он был одет совсем легко для начала декабря — в узкие, шерстяные штаны и грязную рубашку с закатанными по локоть рукавами. Что уж мешало пользоваться манжетами подобающе, Аликс не понимала. На левом запястье, перевязанном грязным бинтом, красовалось два браслета — один, тонкий, брачный, а второй широкий, не меньше двух дюймов, блестящий и гладкий. Его назначения девушка не знала.

Сама Аликс еле держалась — Полин бы уже билась в истерике, Аликс же себе такого позволить не могла. Если только... Если только прибегнуть к любимому трюку матери — лечь в постель, объявляя себя больной, но до той постели еще надо добраться... А ехать еще далеко — до королевской тюрьмы они добирались больше часа. До особняка Гровексов, где Аликс гостила уже пять дней, они доберутся в ранних зимних сумерках.

Верн взял со спинки своего дивана плед и крайне бережно укрыл им мужчину — Аликс судорожно вспоминала, как же зовут её мужа и не могла, память отказывала ей, надеясь, что это страшный сон. Кузен тем временем снял с себя и пальто, накидывая поверх пледа:

— Спи, дружок, ночка у тебя будет хорошей!

Аликс сглотнула — она до сих пор ничего не знала о том, что будет её ждать ночью. Мать на прощание лишь напутствовала её словами: «Слушайся мужа: какие бы гадости и невероятные неприличности он не делал в первую ночь — так положено!» Отец при этом не присутствовал, и уточнять, что же подразумевала под гадостями мать, было не у кого. Не у зареванной уже от счастья Полин?

Мужчина пошевелился под пледом и показал пальцами какой-то странный знак Верну. Кузен рассмеялся, тут же говоря:

— Ай-ай-ай, тут же Аликс! Как можно?

Мужчина резко открыл глаза и хриплым, простывшим голосом сказал:

— Прошу прощения, Аликс. Впредь не повторится.

Она нашла в себе силы лишь кивнуть. Голос ей до сих пор отказывал.

Когда выехали на Примроуз-сквер, пошел крупный пушистый снег — хорошее предзнаменование, но Аликс в такое уже не верила. Не с её удачей получить что-то хорошее в такой день.

Магомобиль припарковался у крыльца особняка, прислуга уже заранее выстроилась у основания широкой лестницы, готовясь кидать лепестки цветов. Ливрейный лакей замер с зонтиком в руках — он так и не решил для себя: раскрывать зонтик над ларами, защищая от снега, или не мешать обычаю осыпать новобрачных на счастье?

Шофер быстро выскочил из магомобиля, открывая пассажирскую дверь. Первым вальяжно вышел Верн. Аликс направилась следом за ним, протягивая руку лакею, но наткнулась на протянутую грязную ладонь со сломанными ногтями — её муж успел выйти через другую дверь и пришел ей на помощь. Надеясь, что у мужа нет чесотки и других заразных заболеваний, она кончиками пальцев оперлась на ладонь и принялась повторять про себя, что осталось совсем чуть-чуть, еще капельку потерпеть, и она останется одна в своей спальне в тишине и одиночестве.

Со всех сторон обрушились лепестки цветов и пожелания счастливой жизни и множества детишек. Мужчина шел, чуть прихрамывая, ладонь под рукой Аликс до сих пор подрагивала. Он натянуто улыбался и приветственно кивал всем слугам. С некоторыми он даже здоровался по имени, как со старыми знакомыми.

Верн замер в дверях, рассматривая новобрачных:

— До чего вы красивая пара! Счастья вам, Аликс и Валентайн!

Аликс как никогда была ему благодарна — она наконец-то вспомнила имя мужа. Вэл… Вэл Шейл. Она лэса Валентайн Шейл.

У дверей Вэл замер, поднимая голову вверх и ловя ртом снежинки. Это было так неожиданно и по-детски, что Аликс с робкой надеждой подумала, что, может, все не так и страшно? Мать её матери так выходила замуж, не зная за кого, видя мужа первый раз у алтаря. И мать её матери так же играла свадьбу… И жили же… Она протянула свою руку, ловя снежинку на голое запястье:

— Пусть все будет хорошо!

Вэл опустил глаза вниз, тяжело и явно оценивающе рассматривая Аликс:

— Да, удача нам точно не помешает.

Аликс вспыхнула от гнева — пусть она не совершенство, пусть она не красавица, пусть она не титулованная особа, но это не она была осуждена на смертную казнь.

Она вошла в холл и, скидывая манто в руки лакею, предупредила Верна:

— Я к себе — мне нездоровится!

Кто уж громко вздохнул за её спиной, Верн или муж, её не волновало.

Сейчас её ждет ужин, ванна, кровать и книги. О муже и новой жизни она подумает потом… Чуть позже. Ближе к ночи, потому что этого все равно не избежать.

***

Он пришел ближе к полуночи, когда она уже отчаянно хотела спать и тайно надеялась, что он забыл… Или передумал… Или еще что-то… На нем была короткая рубашка для сна и длинное нижнее белье. Поверх был накинут теплый бархатный халат. В руке новобрачный держал бутылку с вирньяком и два бокала. Аликс редко его пила — слишком дорог магический напиток на травах, дающий успокоение и хороший сон. Лары любили его пить, особенно обсуждая семейные тяготы. Как же, он хорошо успокаивал. Говорят, огненным магам его выделяли за счет короны — чтобы те не срывались.

Вэл внимательно рассматривал сидящую на кровати Аликс, как будто она была неведомая зверушка из зоопарка. Аликс захотелось с головой залезть под одеяло от его мрачного взгляда, но она понимала, что это её не спасет, а только покажет её незрелость и глупость.

«Надо быть кроткой и послушной. Надо быть кроткой и послушной!» — как заклинание повторяла Аликс, хоть на язык от одного только досадливого вида мужа так и просились язвительные фразы.

Наконец, Вэл то ли остался доволен её осмотром, то ли смирился — он сел рядом на край кровати.

— Лэса Аликс Шейл…

От такого чопорного обращения Аликс чуть не подавилась воздухом.

Мужчина приподнял правую бровь — воспринимать его своим мужем и тем более называть его по имени Аликс до сих пор не могла, — и все же продолжил:

— …Могу ли я поинтересоваться: ваша матушка провела с вами необходимую беседу перед свадьбой?

— Простите?

Вэл стоически повторил:

— Рассказала ли вам матушка о тяготах супружеского долга? Или с вами беседовал домашний врач, подготавливая к браку?

— Я… — от такой отчаянно наглой постановки вопроса Аликс растеряла все слова.

Вэл продолжил:

— Только честный ответ, лэса Аликс.

Наконец, она все же смогла из себя выдавить:

— Я… Я знаю о супружеских отношениях.

— И что же вы знаете? — не отстал от неё Вэл, заставляя её мысленно ругаться.

Аликс из последних сил пыталась говорить ровно и улыбаться. Обязательно улыбаться, она же воспитанная лэса, она дочь джентльмена!

— Вы заставляете меня говорить это вслух?

— Я хочу знать — к чему мне быть готовым, лэса. Только и всего.

Она гордо приподняла голову вверх:

— Я знаю, что это гадливо и неприятно. И я так же знаю, что это долг женщины — слушаться мужа и выполнять любые его прихоти.

Он выругался в сторону:

— Проклятые эльфы, за что мне это…

— Не бойтесь, я готова на все.

Вэл снова что-то сказал себе под нос — Аликс не расслышала, что именно.

Он поставил бокалы на прикроватный столик и принялся разливать вирньяк:

— Что ж, лэса Аликс… — Он протянул ей полный душистого вирньяка бокал, — для начала — до дна! За счастливую жизнь!

Он показал ей пример, выпивая весь бокал сразу. Пока Аликс старательно пила глоток за глотком обжигающий горло напиток, он продолжил:

— Утром придет судебный экзекутор. Не забудьте ему рассказать о том, как мерзко и уму непостижимо я вел себя ночью. Только без подробностей, лэса — он не будет на них настаивать. — Он снова щедро разлил вирньяк по бокалам…

Они пили, пили и пили бокал за бокалом. Сперва было страшно, потом легко, когда магия подействовала, потом безразлично, потом… Сонно. А потом её муж снял с себя халат, лег в постель и притянул Аликс к себе, прижимая к груди и чуть укачивая, снова стало страшно и горячо где-то в сердце. Он поцеловал её в висок, потом чуть ниже, еще ниже. Ждавшая гадостей Аликс еле сдерживала слезы, и лэс Вэл… Точнее её муж снова принялся укачивать Аликс в своих объятьях, словно она дитя и нуждается в утешении…