Сердцу не прикажешь

Глава 31

— Ты и в самом деле так думаешь? — переспросил Лукас и настороженно застыл в ожидании ответа.

С тех самых пор, как они покинули квартиру Джо, Фриско ожидала от него подобного вопроса.

— Я о том, что ты не только любишь меня, — сказал Лукас, опасаясь, что Фриско перебьет его и не даст закончить, — но также хочешь выйти за меня замуж?

— Да, — искренне ответила она.

— И тогда, на Гавайях, в первый раз — тоже? — не унимался он.

— Да, Лукас. Ты уж извини, я сяду. Вечер получился весьма волнительным, чего уж и говорить.

На лице Лукаса стала оформляться обольстительнейшая и вполне при этом дьявольская улыбочка. Не отрывая взгляда от Фриско, он медленно двинулся к ней.

— Как сказал бы старик Генри Форд, у меня есть куда лучшая мысль. — Подойдя вплотную, Лукас неожиданно заключил ее в свои объятия. — Что значит присесть, если мы можем даже прилечь.

Фриско положила руку ему на плечо, прижалась к груди Лукаса и прошептала:

— Твоя идея много лучше фордовской.

Считанные мгновения спустя одежда Лукаса и Фриско оказалась разбросанной по всему полу спальни. Лукас осторожно водрузил Фриско на постель и лег на жену.

— Рискую быть обвиненным в плагиате, ибо намерен повторить слова собственного брата, — сказал он и слегка коснулся губами ее разомкнутых губ. — Но я люблю тебя, Фриско Бэй.

— Очень приятно, — прошептала в ответ Фриско, замирая от того, что горячий его язык прошелся по всей длине ее нижней губы. — Потому что ведь и я тебя люблю, Лукас Маканна.

— Уже больше месяца я не был с тобой, — сказал Лукас, нетерпеливо раздвигая ее колени. — Я за все это время чуть не спятил, до того хотелось быть с тобой, быть в тебе, любить тебя.

— Впереди у нас еще целая ночь, — напомнила она, выгибаясь и тем самым как бы приглашая Лукаса в себя.

— И это прекрасно, — прошептал он, наслаждаясь медленным проникновением во Фриско, в ее нежнейшую плоть. — А еще более прекрасно, что впереди у нас множество таких вот ночей.

За всю ночь они покидали постель исключительно для того, чтобы прибежать на кухню и наскоро чего-нибудь перехватить, дабы банальная потребность в пище не мешала удовлетворять сексуальный голод. Четверг они провели в постели, и ночь с четверга на пятницу тоже.

Скрепя сердце они расстались утром в пятницу, да и то лишь потому, что обоих ждали совершенно неотложные дела. В частности, Фриско пообещала матери, что вечером в пятницу будет с родителями и переночует у них в своей комнате, когда-то детской.

Пятница пронеслась совершенно незаметно. Она приехала в родительский дом перед самым ужином, прихватив с собой косметичку, ночную рубашку, платье для вечера и свой подвенечный наряд. Понимая, что для повторного акта бракосочетания белоснежный наряд будет не слишком-то уместен, она остановила выбор на традиционно пошитом подвенечном платье, но — кремоватого цвета, с длинными рукавами, под горло, с кружевами. Родители, едва только увидели платье, тотчас же одобрили выбор дочери.

— Дорогая моя, оно прямо-таки восхитительно! — Гертруда даже вздохнула. — И хотя оно современное по дизайну, но тем не менее к этому платью отлично подойдут фата и шлейф, которые через Лукаса передал тебе добрейший мистер Дентон.

— Несколько вычурно, на мой взгляд, хотя в общем нормально, — высказал свое мнение Гарольд, внимательно рассмотрев платье дочери. — Твоя мама правильно говорит: фата и шлейф должны подойти.

После того как закончили ужинать и прежде чем Фриско отправилась спать, ей дважды звонил Лукас. И каждый раз затем, чтобы сообщить:

— Я люблю тебя, Фриско Бэй.

На что всякий раз она ему отвечала:

— И я тоже люблю тебя, Лукас Маканна.

Ухватывая краем глаза быстрые — в ее сторону — подозрительные отцовские взгляды, Фриско тем не менее чувствовала себя так хорошо, так счастливо, что не хотела сейчас отрешаться от этого своего состояния и задумываться над тем, какие мысли крутятся в голове у отца. Спать она ушла рано. Ее переполняло чувство радостного ожидания.

Едва только Фриско вошла в свою комнату и прикрыла за собой дверь, как к ней постучались. Дверь со скрипом чуть приоткрылась.

— Позволишь, я загляну к тебе? — риторически спросила Гертруда после того, как вошла и прикрыла дверь.

— Конечно, — разрешила Фриско с лукавой улыбкой. — Насколько понимаю, наступило время, когда в преддверии замужества мама должна учить свою дочь уму-разуму?

— Ну, если угодно, — призналась Гертруда и улыбнулась в ответ.

— Собственно, ты что же, намерена учить меня тому, как добропорядочная жена должна вести себя с мужем, так, что ли? — улыбка все еще освещала черты Фриско.

— Нет, — сказала Гертруда, и лицо ее сделалось строгим. — Всякая женщина, становясь женой, сама должна выбирать, как вести себя со своим мужем, сообразуясь с его характером и образом жизни.

Ого! — мысленно произнесла Фриско, с сожалением чувствуя, как еще совсем недавно переполнявшее ее чувство эйфории катастрофически исчезает. Эх, если бы мать знала, если бы только могла догадываться, до какой степени любовь имеет мало общего с тем начальным соглашением, которое было заключено с Лукасом.

— Сообразуясь, говоришь, с его характером? — переспросила она и сама едва расслышала собственный голос.

— Именно, — Гертруда сделала жест рукой, давая понять, что от этого никуда не деться. — Мне, например, лично Лукас очень приятен. Он кажется честным и откровенным человеком. — Она вздохнула, и Фриско мысленно повторила за матерью этот вздох. — Но не я ведь, а ты собираешься за него замуж, так ведь? И потому тебе не худо было бы получше изучить его характер.

— Конечно, — согласилась Фриско. — Впрочем, . так же как и ты сама, я считаю его честным и откровенным человеком.

— Да, но вопрос в том, любишь ли ты его? — взволнованно спросила мать. — Да или нет?

Ах, вот оно в чем дело! Вот, оказывается, что так беспокоит ее! Выходя замуж по любви, Гертруда хотела бы того же и для своей дочери. От этой мысли Фриско ощутила комок в горле. На губах ее обозначилась улыбка. Пройдя всю комнату, она обняла мать.

— Да, мама, я люблю его, — с убежденностью в голосе ответила она. — Давно и сильно люблю его.

Гертруда стиснула дочь в объятиях, затем сморгнула, чтобы не дать слезам пролиться.

— Очень за тебя рада. Замужество — это весьма сложная штука. И если есть любовь, что само по себе уже хорошо, то легче бывает уживаться с мыслью, что твой избранник или избранница не вполне таковы, какими казались ранее. — С этими словами мать открыла дверь и, выйдя в коридор, мягко сказала: — Ну, доброй тебе ночи, дорогая моя.

Она знала!!! Фриско уставилась на закрытую дверь. Вот это да! Оказывается, мать знает, все эти годы знала о том, что ее муж не из когорты героев. И тем не менее она любила своего мужа, поддерживала его, всегда оказывалась на его стороне.

А каких-нибудь полчаса спустя и отец постучался в ее дверь.

— Фриско, ты еще не спишь? — шепотом спросил Гарольд.

— Пока нет, — ответила она, искренне недоумевая касательно того, какого же рода совет намерен дать ей отец. — Входи, что ж ты…

— Я вот, знаешь, тут подумал, — начал он, как только переступил порог комнаты, — об этой свадьбе…

— А что именно? — с подозрительностью в голосе поинтересовалась Фриско, завязывая кушак своего халата. — Полагаю, что ты не намерен в самую последнюю минуту что-то менять? — шутливым тоном поинтересовалась она, хотя ей было не до шуток.

— Да нет же, я вовсе не об этом, — он отрицательно покачал головой. Фриско заметила, что у него сильно дрожат руки: в состоянии такой нервозности отец бывал нечасто. — Гхм… Вовсе не об этом.

У Фриско мелькнула мысль, что если сейчас отец расколется и скажает, что вновь проигрался в пух и прах, то она не станет себя более сдерживать и даст полную свободу словам и чувствам.

Но отец так и продолжал стоять в дверях. Его сильно трясло. И потому Фриско приготовилась к самому худшему. Если, конечно, у отца хватит духа произнести это худшее вслух.

— Ну так что же случилось, папа? — не выдержав затянувшейся паузы, спросила она наконец, чувствуя, как нервы ее напряглись.

— Фриско, деточка, — с тяжелым вздохом выговорил он наконец. — Мне очень жаль… — он пожал плечами. — Привычка, должно быть… — Вздохнув, он продолжал: — Я… э-э… так сказать… Я хочу, чтобы ты знала. Если все это только из-за меня, то тебе вовсе не обязательно выходить за него замуж. Я как-нибудь сумею выйти из положения, смогу возвратить ему деньги, которые он заплатил в возмещение моих долгов.

Фриско облегченно вздохнула.

— Я уже вышла замуж за Лукаса, папа, и тебе это отлично известно. Я ведь случайно подслушала конец вашего с ним телефонного разговора, когда он звонил с Гавайских островов. — При мысли, что Лукас любит ее, она сейчас без тени тяжелого чувства припомнила тот теперь уже давнишний эпизод. — Я слышала, как Лукас сказал тебе, что бракосочетание вполне законное, оформленное по всем правилам.

— Нет таких узлов, которые нельзя было бы развязать.

— Что ты имеешь в виду?! — Конечно же, Фриско хорошо понимала, к чему клонит отец, но ей хотелось от него самого услышать это.

— Всегда можно аннулировать, развестись… — Он улыбнулся, как бы желая улыбкой приободрить дочь. Сейчас Гарольд очень напоминал ей отца, каким он запомнился ей в детстве. — И ведь если хочешь, все это можно было бы устроить по-тихому. Кроме матери и твоих друзей, никто и знать ничего не будет.

— А что если ты потеряешь дело? — поинтересовалась она, заставляя себя удерживаться от непрошеных сейчас слез. — Как тогда быть? — Она говорила с трудом: в горле стоял ком. И все же Фриско хотела именно от отца услышать ответ на свой вопрос.

— Не волнуйся, справимся как-нибудь, — храбро ответил он, причем в голосе его не было сейчас ни грана бравады. — Пока мы все вместе, пока твоя мать согласна поддержать меня, мы не пропадем. — Он улыбнулся, и это была улыбка признательности и любви, адресованная собственной супруге. — Знаешь, твоя мать на самом деле очень сильная женщина, гораздо сильнее, чем это может показаться со стороны.

Нет же, нет! — подумала Фриско, и неожиданная слеза покатилась по ее щеке. Еще час тому назад Фриско, возможно, и согласилась бы с отцом, но только не теперь, потому что нынче она многое начала понимать совсем по-другому, нежели раньше.

— Я намерена пройти через всю эту процедуру бракосочетания. Нет нужды менять планы, — сказала она, успокоив тем самым отца, позволяя его страхам улечься.

— Но зачем? Сама ведь говоришь, что в этом нет никакой необходимости?!

— Так нужно, — сказала она, улыбнувшись сквозь слезы. — Это даже не тебе, не матери — это в первую очередь мне самой нужно. Видишь ли, папа, я Лукаса действительно люблю. Может, даже больше, чем мама любит тебя.

Был превосходный для церемонии бракосочетания день. Солнце светило, но не обжигало. Мягкий ветерок приятно овевал лица. Все настраивало на праздничный лад.

— Ты сама себя превзошла, — сделал Гарольд комплимент супруге и, пригнувшись, коснулся губами ее розовой от волнения щеки.

— Благодарю тебя, дорогой, — при взгляде на мужа улыбка осветила ее лицо. — Все так замечательно, не правда ли?

— Именно что так, — согласился он, оглядывая результаты деятельности супруги в доме и саду, где Гертруда, конечно же, не без помощников, все надлежащим образом приготовила к предстоящему торжеству.

Они стояли на пороге французской двери, через которую из столовой можно было попасть сразу в сад. Решив, что стол все-таки лучше устроить под крышей, а не на открытом воздухе, Гертруда дала задание слуге наилучшим образом использовать все имевшееся пространство залы.

Слуга с заданием справился превосходно. Длинный, предназначенный для официальных приемов стол был покрыт белоснежной льняной скатертью. На середине стоял четырехуровневый свадебный торт, украшенный полевыми цветами, над которыми изрядно потрудился кулинар. Между цветами тут и там была пропущена виноградная лоза. Повторяя мотивы лозы и Цветов, по всему периметру столовой были уставлены букеты диких цветов и вились лозы.

В одном конце столовой установили специально для этого случая бар: стойка также была украшена виноградной лозой и дикими цветами в тон. Двое лихих, облаченных в белые пиджаки барменов стояли, готовые к исполнению своих обязанностей.

Однако едва ли не самую удивительную работу выполнил специально приглашенный флорист, который устроил в саду буквально царство цветов. Там были розы, гардении, красная гвоздика, девственно белые лилии и множество других, совсем неведомых.

В середине сада, где стояла открытая беседка, устроили места для гостей, оставив четырехфутовый проход, по которому можно было из столовой пройти к алтарю, устроенному в дальнем конце сада. Вокруг алтаря были установлены решетки, увитые зеленью: там жениху и невесте надлежало дать друг другу клятву любви и верности.

Как сам алтарь, так и живая изгородь вокруг него были декорированы виноградной лозой и цветами. Их аромат, казалось, колебал воздух.

Вполне удовлетворенный тем, что увидел, Гарольд взглянул на изящные золотые часы.

Почти что время. Через несколько минут Роб Ма-канна проводит Гертруду на ее место. Это будет условный сигнал, по которому Гарольд направится в фойе, где по лестнице к нему должна сойти его дочь, его девочка.

Правильно ли он сделал, дав согласие на этот ее шаг? Первый брак, заключенный вдали от всего мира, мог бы быть легко расторгнутым. Сегодняшняя церемония, на которую приглашены друзья и знакомые, — совсем иное. Это настоящее торжество.

В последнюю минуту Гарольда охватила легкая паника, холодок прошел у него по спине.

— Вот и Лукас. А также Майкл, — произнесла Гертруда.

При звуке ее голоса уверенность вернулась к Гарольду.

— А вот и Роб идет.

Гарольд сконцентрировал все свое внимание на Лукасе. Маканна стоял возле живой изгороди: уверенный, высокий, статный — не гость, а хозяин.

Уж Лукас сумеет позаботиться о его девочке. Гарольд не мог бы при желании объяснить, откуда в нем появилась эта уверенность, однако в способностях Лукаса он не сомневался.

Гертруда направилась на свое место. От былой, охватившей Гарольда паники не осталось и следа. Вздохнув, он двинулся в сторону фойе. У нижней ступеньки остановился, поднял голову. На верхней площадке стояла Фриско, готовая сойти вниз. Она была так обворожительна, что у Гарольда даже слегка дух захватило.

— Детка, как же ты прекрасна!

Фриско слышала обращенный к ней отцовский комплимент. Все ее волнение куда-то подевалось. Она была спокойна и уверенна. Губы ее сложились в улыбку, и улыбка эта предназначалась человеку, которого в детстве она обожала, а потом разочаровалась в нем. Сейчас Фриско вовсе не хотела, чтобы отец был таким, как Уилл Дентон или другие мужчины. Он — ее отец. Она его очень любит, и важнее этого нет ничего.

Ей вдруг пришло в голову, что любовь меняет людей. Вот ее мать все эти годы любила отца, и, конечно же, ее восприятие мира во многом претерпело трансформацию.

Улыбка на лице Фриско сделалась еще шире, еще более легкой. Фриско начала спускаться по ступеням. Все было замечательно — к ней вернулось легкое, приятное чувство юмора.

— Я немного смущаюсь, — призналась Карла, следовавшая за спиной Фриско и поддерживавшая изящный кружевной шлейф, который был доставлен сегодня утром от Уилла Дентона.

— С чего бы это вдруг? — с мягким смешком поинтересовалась у подруги Фриско. Боже праведный, никто не поверит, до чего же хорошо было у нее сейчас на душе.

— Ты меня смущаешь уже тем, что я гляжу и все никак не могу врубиться, откуда у тебя такое олимпийское спокойствие? Когда я, например, выходила замуж, то очень волновалась. Представь, и мой Дэнни тоже жутко переживал.

Спустившись в фойе, Фриско чуть задержалась, обернулась в сторону подруги и улыбнулась ей, как бы желая сказать этой своей улыбкой: «Стало быть, я много опытнее тебя, более взрослая и зрелая».

Карла с сомнением взглянула на нее.

Державшая самый конец шлейфа Джо через силу улыбнулась.

— Да, — повторила Карла, — смотрю я на тебя и все больше смущаюсь. — Она встретилась глазами с Джо. — Ты вдруг так преобразилась! Совсем иной человек, много более приятный… и даже говоришь как-то по-иному.

Фриско и Джо обменялись многозначительными взглядами — и обе одновременно улыбнулись.

— Ну же, красавицы, двигайтесь, — поторопил их Гарольд. — Негоже опаздывать на церемонию.

Фриско и Джо вновь переглянулись: обе были признательны Гарольду, что он прервал их молчаливый разговор. Джо поклялась, что пока Фриско не выйдет замуж, ни единого слова относительно намерений выйти за Майкла не будет произнесено.

Лукас поджидал невесту, стоя в середине беседки. Он выглядел красивым, осанистым — прямо глаз не оторвать.

Держа под руку отца, она шла по проходу. Отец сам вложил ее руку в руку Лукаса, после чего молодые вошли под зеленые своды. Священник с несколько угрюмым лицом принялся вести службу.

На сей раз Фриско отчетливо слышала всякое произнесенное слово.

Да и неудивительно: они женились вторично.

Когда настал черед уже в качестве новоявленных супругов поприветствовать гостей, Фриско вдруг почувствовала, что слезы навернулись ей на глаза.

Лицо Гертруды выражало безграничную любовь, по щекам текли радостные слезы. Даже глаза Гарольда подозрительно блестели влажным блеском.

Фриско тепло улыбнулась Уиллу Дентону. По его морщинистому лицу текли слезы умиления. Фриско, впрочем, отлично понимала, что в этот самый момент Уилл видит перед собой не ее, но ту женщину, которая много лет назад надела эту фату и этот шлейф.

Сразу за церемонией бракосочетания начался прием, который, как показалось Фриско, растянулся до бесконечности. Наконец к ней подошла мать и шепнула, что они с Лукасом могут потихоньку исчезнуть, если устали сидеть за столом.

Этим советом они не преминули воспользоваться.

— Слушай, а куда ты намерен отправиться на медовый месяц? — поинтересовался Роб, провожая молодых до автомобиля.

— Не твое дело, — парировал Лукас, чем вызвал смех у некоторых гостей, слышавших разговор.

— Медовый месяц? — переспросила Фриско, когда машина двинулась вперед. — А ведь и в самом деле, ты совсем ничего не рассказал мне о том, где мы проведем медовый месяц.

— Знаешь, у меня это вовсе вылетело из головы.

— Ну еще бы! — на лице Фриско обозначилось суровое выражение. — Ладно, так что же ты все-таки можешь предложить?

Он игриво посмотрел на нее.

— Может, хотела бы отправиться на Гавайи?

— Да, на Гавайи мы как-нибудь с тобой обязательно съездим, но только не сейчас, — сказала Фриско. — При мысли о том, сколько времени туда нужно лететь, у меня с сердцем плохо делается.

— Рад слышать, ведь и у меня сходное ощущение.

Фриско рассмеялась.

— Значит, если я правильно тебя поняла, никаких планов еще не созрело?

— Увы. — И он очаровательно ей улыбнулся. — Другое дело, что я всегда готов послушать стороннее мнение. С тем условием, что мы договорились оторваться от работы не более чем на одну неделю.

— Ну… — раздумчиво начала Фриско. — Собственно, мы могли бы съездить куда-нибудь неподалеку, где можно было бы хорошенько отдохнуть: в горы, на побережье или… — она послала ему ответную улыбку. — А можем и так: сделать вид, что поехали отдыхать, а вместо этого запремся у меня дома.

Лукас издал гортанный звук, соотносимый с предвкушением сексуального пиршества.

Другого ответа, впрочем, ей и не нужно было.

— Еще?

Фриско потянулась и отрицательно покачала головой.

— Нет, мне достаточно, даже больше, чем просто достаточно. Я и так чувствую себя ненасытной хрюшкой.

Лукас усмехнулся и отставил блюдо с сэндвичами.

— На следующей неделе можешь сесть на диету.

— Заботливости и чуткости тебе не занимать, — Фриско допила оставшееся в бокале шампанское.

— Что есть, то есть, — признался Лукас, взглянув на нее.

— От скромности не умрешь, — сказала Фриско и сделала вид, будто хочет подняться с постели. — Хвастун.

Улыбнувшись, Лукас не позволил ей подняться, обхватив за талию.

— Уж кто-кто, а ты должна знать, что я не хвастун. Кто угодно, только не хвастун.

— Ну, ладно, ладно, — успокоила его она. — Пусть не хвастун. Скажем так: человек, отдающий должное своей жене.

— Скорее знающий, что почем, — подкорректировал ее Лукас.

— Пожалуй, сменим-ка тему разговора, — предложила она.

— Ладно, — тотчас согласился он. — Знаешь, есть один вопрос, который не дает мне покоя с тех самых пор, как я впервые тебя встретил.

— Вот как? — нахмурилась Фриско. Была пятница. С тех пор, как они пришли в эту квартиру после церемонии бракосочетания, Фриско и Лукас только и занимались тем, что любили друг друга, ели, спали и поверяли друг другу самые сокровенные свои секреты, самые затаенные мечты и мысли. Фриско не могла представить, что же еще осталось нерассказанного, о чем еще они не переговорили. — И что же это за вопрос?

— Почему твоя мать вдруг решила назвать тебя Фриско Бэй?

Ожидая какого-нибудь действительно серьезного вопроса, может, касающегося чего-то темного или стыдного, Фриско от неожиданности расхохоталась. Отсмеявшись, она поведала Лукасу романтическую подоплеку своего имени.

Лукас нахмурился.

— Что такое? — поинтересовалась она.

Он покачал головой.

— Да так, подумал просто…

— О чем именно?

— Ну, о том, скажем, что в последнюю неделю ты вполне могла забеременеть.

Ах, вот оно что, подумала Фриско, и ей сделалось неуютно. И ведь правда, они не предохранялись, а наоборот — только и разговаривали о том, что хорошо бы иметь детей.

А ну как Лукас вовсе не спешит так уж скоро обзавестись потомством?

В этот момент Фриско почувствовала страстное желание забеременеть, подобно тому как ее мать забеременела во время медового месяца — от человека, которого любила больше жизни.

Конечно, следует знать его мнение, нужно спросить…

— А что если и забеременела? Что тогда?!

— Если будет девочка, — сказал он, и брови сошлись у него на переносице, — не будешь ли ты настаивать, чтобы мы назвали ее именем Филадельфия?

— Ну… — сказала Фриско, и на лице ее вспыхнула радостная улыбка. Фриско обняла Лукаса, ощутив его горячее сильное тело.

— Ну и как это понимать? — поинтересовался он, осторожно взглянув на нее.

— Уж тут мы договоримся, не сомневайся.