Скажи «да», Саманта

Раздумье десятое

Ничто из моего недолгого жизненного опыта не подготовило меня к встрече с Дэвидом Дарэмом. Вероятно, как все дети, росшие без сверстников, я жила в мире своих фантазий, которые со временем превратились в девичьи грезы о любви. Я представляла себе, что мужчина должен быть сильным и мужественным, властным, но нежным и очень предупредительным по отношению к женщине. Скорее всего я почерпнула свои представления о влюбленном мужчине, наблюдая за отцом, который относился к матери с откровенным обожанием.

И я никогда даже представить себе не могла, что мужчина может быть таким неотразимо привлекательным, как Дэвид Дарэм.

Он отвез меня в маленький тихий ресторанчик, в котором почти не было посетителей. Метрдотель радушно встретил нас и проводил к уединенному столику в отделенной от зала нише.

Дэвид заказал нам обоим еду, и мне налили шампанского, хотя я об этом не просила.

Затем он положил локти на стол и заговорил.

Теперь я уже не могу вспомнить, о чем мы говорили. Помню только, что это было захватывающе интересно и я, вероятно, сидела зачарованная, как кролик под взглядом удава, не сводя глаз с Дэвида и пытаясь осознать смысл того, что он мне говорил. Разумеется, по моему виду никак нельзя было догадаться, что я чувствую себя глупенькой, ошеломленной, ничего не понимающей.

Перед Дэвидом сидела экстравагантная, загадочная дива, несомненно умудренная жизнью, в серебристом платье, в длинных изумрудных серьгах, колыхавшихся в ушах и выгодно оттенявших белоснежную кожу.

К концу ужина в дальнем конце зала негромко заиграл пианист. Дэвид поднялся с места и сказал:

— Я хочу танцевать с вами, Саманта.

Когда он положил руки на талию, в горле у меня появилось странное ощущение. Я не могла бы передать его словами, но оно было необыкновенно приятным. Он прижимал меня к себе, и хотя кроме нас по полу кружили всего лишь две или три пары, Дэвид вел меня в танце бережно, медленно, как будто мы танцевали в переполненном зале.

— Мне нравятся ваши духи, — заметил он немного погодя.

Я сразу даже не могла припомнить, что это были за духи. В модных домах, где мы брали напрокат платья, производят также собственные духи. Иногда владельцы проявляли щедрость и вместе с платьем давали нам маленькие флакончики, вероятно надеясь, что это явится отличной рекомендацией для клиенток. Скорее всего это были духи от Молинью, но я не была в этом уверена.

Спустя минуту я сказала:

— Я очень рада!

— Правда? Вы и вправду рады, что мне нравятся ваши духи и что мне вообще все в вас нравится?

— Вы не можете так говорить, вы для этого еще слишком мало меня знаете.

Но на самом деле меня взволновали его слова. Я действительно хотела, чтобы ему все во мне нравилось.

Он был наиболее яркой личностью из всех, кого мне довелось встретить в Лондоне. И в то же время он пугал меня. Он так много знал! Он казался таким сведущим и умным, и я чувствовала, что разоблачение всего лишь вопрос времени. Пройдет, быть может, час или чуть больше, и он поймет, что узнавать обо мне, в сущности, нечего и что я не стою даже того, чтобы составить ему компанию за ужином в ресторане.

Перед тем как покинуть Мэлдритов, я предупредила Джайлза, что мы уезжаем. Когда он увидел, с кем я еду, на лице его отразилось неподдельное изумление. Должно быть, он подумал, что девушка, которую он подобрал в Литл-Пулбруке и которая не умела должным образом одеваться, неподходящая спутница для знаменитого писателя.

— Вы очень загадочное существо, — шепнул мне Дэвид на ушко, пока мы с ним медленно двигались по отполированному до блеска паркету. — О чем вы думаете, и что таится за этим взглядом сфинкса?

Подобные замечания я и раньше не раз слыхала от других, но в устах Дэвида они приобрели особый смысл.

Я побоялась ответить что-нибудь не то, а он, увидев, что я молчу, рассмеялся, прижал меня покрепче к себе и сказал:

— Ну ладно! Вы, стало быть, бросаете мне вызов? Предпочитаете, чтобы я сам разгадал ваши тайны? Этого же хочу и я!

Мы вернулись обратно за столик и снова заговорили. Вернее, заговорил он.

Мало-помалу ресторан почти совсем опустел. Он расплатился по счету, мы вышли из ресторана и сели в его «бентли».

— А теперь куда вы хотите ехать? — спросил он.

— Я думаю, мне следует отправиться домой спать, — ответила я. — Завтра с утра у меня будет много работы.

Я произнесла это не совсем уверенно. Меньше всего на свете мне хотелось бы сейчас расставаться с Дэвидом. Но я знала, что и он был весь день занят, а к тому же я решила, что разумнее будет проститься с ним сейчас, пока он еще хочет, чтобы я осталась, чем дожидаться, когда он начнет мною тяготиться.

— Где вы живете? — спросил он.

Я назвала ему адрес пансиона в Южном Кенсингтоне.

— У вас своя квартира? — спросил он.

— Нет, — ответила я, — я живу в пансионе.

— А могу я заглянуть туда, чтобы выпить с вами на прощание?

— Нет, не можете, — ответила я. — В пансионе миссис Симпсон очень строгие правила, и одно из них гласит, что мы не должны приглашать мужчину в комнату для гостей после десяти часов вечера.

— Я, собственно, не имел в виду комнату для гостей, — заметил Дэвид.

Он сказал это таким тоном, словно хотел меня рассмешить, но мне это смешным не показалось.

Мы уже проехали часть пути, когда я вдруг заметила, что мы движемся вдоль реки. Дэвид вел машину по набережной, а затем остановил ее между двумя уличными фонарями. По одну сторону от автомобиля текла река, по другую — темнели деревья. Было очень тихо.

— Почему мы здесь остановились? — спросила я.

Вместо ответа он положил руку на спинку моего сиденья и привлек меня к себе. Я была до того удивлена, что даже не сделала попытки его остановить. И тут его губы прижались к моим.

В первый раз в жизни меня целовал мужчина, и на какое-то мгновение мне почудилось, что я разочарована. Его губы показались мне чересчур твердыми, и вообще это было не то, чего я ожидала.

Но затем со мною произошло нечто удивительное. Я не могу объяснить, на что это было похоже. Во всяком случае, это было странно и в то же время необыкновенно приятно. Я ощутила тепло и слабость, и мне показалось, что я вот-вот растаю. Затем меня стала бить неуемная дрожь. Это было так упоительно, так приятно, что я словно замерла и не могла шевельнуться, даже если бы захотела. Я и думать не могла, что когда-нибудь в жизни испытаю нечто подобное. Я даже не представляла, что поцелуй может вобрать в себя все прекрасные мысли и чувства, которые один человек хочет передать другому. Это было все равно, что любоваться изумительным видом, испытывать невыразимое блаженство и в то же время ощущать, как внутри тебя ярким фейерверком вспыхивает свет.

Впрочем, бесполезно даже пытаться все это объяснить. По-моему, именно такое состояние люди определяют словом «экстаз». Смысла этого слова я прежде никогда не понимала. Мне хотелось лишь одного — чтобы Дэвид продолжал целовать меня без конца. Но он вдруг убрал руку и, ни слова не говоря, тронул машину с места. Он мчал меня до пансиона с такой скоростью, что его «бентли» едва не заносило на поворотах.

Мы подъехали к дому, но я продолжала сидеть с глупым видом, не сводя глаз с Дэвида.

Он прикрыл ладонью мою руку и сказал странно изменившимся голосом:

— Благодарю, Саманта. Я заеду за вами завтра вечером в восемь часов.

Он вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверцу с моей стороны. Затем он взял меня за руку и помог подняться по ступеням.

Он позвонил, и на этот раз привратник сразу открыл дверь. Едва только я вошла внутрь, как Дэвид повернулся и пошел к машине. Лишь когда он уехал, мне пришло в голову, что я не сказала ему ни слова на прощание. Я просто не нашлась, что сказать.

Я прошла в свою комнату, сняла наряд от Пакэна, аккуратно повесила его, и лишь переодевшись в ночную рубашку, подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение, чтобы увидеть, не изменилась ли я. Я нисколько не удивилась бы, если бы теперь выглядела совсем не так, как прежде, потому что знала наверняка, что без памяти влюбилась в Дэвида Дарэма!