Раздумье двадцать второе

Рассказывая свою историю, я думала о Викторе и вспоминала, как он был добр ко мне. Я почти забыла, что Дэвид лежит рядом со мной и что все это я говорю ему.

Но вдруг мне пришло в голову, что он может подумать, будто, рассказывая ему о Викторе, я хочу тем самым склонить его к женитьбе.

Внезапно я поняла, что веду себя еще глупее, чем прежде. Ну зачем я разболтала Дэвиду о своих идиотских поступках? Я, по сути дела, дала ему понять, если только он не понял этого еще раньше, что я была и осталась полной и безнадежной тупицей и так и не смогла набраться любовного опыта.

Он молчал, и мне казалось, что я понимаю ход его мыслей, понимаю, до какой степени он презирает меня. И я говорила себе, что была совершенно права, решив не видеться Дэвидом до тех пор, пока не буду уверена в том, что избавилась наконец от своей «невинности» и «занудства».

А вместо этого я выболтала о себе все. О том, как я сумела огорчить двух добрых и милых мужчин, и все равно так и осталась все той же глупой девчонкой из усадьбы приходского священника, которая раздражала его и наводила на него скуку.

Я никак не могла взять в толк, зачем он попросил меня выйти за него замуж, разве что он счел это своим долгом из-за того, что я так сильно заболела. Одно я знала твердо: я ни за что не должна давать своего согласия на брак с ним, если он хочет жениться на мне только потому, что усматривает в этом свой долг. Я слишком сильно любила его, чтобы принять от него такую жертву, и если даже я не извлекла никакого урока из того, что со мной произошло, я все же усвоила, что любовь может быть обоюдоострым оружием.

Дэвид все еще молчал, и тогда я сказала:

— Я рассказала тебе все это лишь для того, что бы ты понял, насколько я безнадежна. Я старалась, Дэвид, правда, очень старалась стать такой, какой ты хотел меня видеть. Но когда дошло до дела, я так и не смогла позволить Виктору обучить меня любви. Он был так добр ко мне… Ты, наверное, только посмеешься над моей глупостью. — Я всхлипнула и продолжала: — Вот поэтому ты должен уйти от меня. Я больше не в силах тебя видеть. Я не могу пережить всего этого еще раз… Быть может, когда-нибудь мне удастся измениться к лучшему, но на это, вероятно, потребуется немало времени.

Дэвид продолжал лежать молча, а потом спросил:

— Ты все еще любишь меня, Саманта?

— Ты знаешь, что люблю, — ответила я. — Я пыталась объяснить тебе, что все это я делала только ради тебя, надеясь, что ты будешь мной доволен. Но… ничего из этого не вышло. — Я вздохнула. — Возможно, я устроена не так, как другие, а может быть, во всем виновато мое воспитание. Не знаю, в чем тут дело… Но я ничего не могу с собой поделать! Я очень старалась, но у меня ничего не получилось — вот и все!

Пока я все это говорила, глаза мои стали наполняться слезами, а потом слезы потекли ручьем по щекам, но я надеялась, что Дэвид в темноте ничего не заметит. Я старалась, чтобы голос мой звучал, как обычно, но он все равно дрожал и прерывался.

— Мне многое нужно будет сказать тебе, Саманта, — наконец произнес Дэвид. — Но сейчас уже поздно, и я думаю, тебе надо уснуть. — Я пыталась протестовать, но он продолжал: — Сегодня вечером тебе немало пришлось пережить. Я могу понять, что встреча со мной была для тебя потрясением, а столкновение с грабителем — это вообще трагический случай, который больше никогда не должен повториться. Но теперь я здесь, и тебе ничто не угрожает. И я хочу, чтобы ты закрыла глаза и попыталась уснуть. — Он успокаивал меня, как ребенка. Затем сказал: — Я хочу завтра не только многое сказать тебе, но и кое-что показать.

— Показать? Мне? — удивилась я.

— За городом, — пояснил он. — Я знаю, ты ведь любишь загородные прогулки.

— А как же студия?

— С Барятинским я все улажу, — ответил он.

— Ему не понравится, если я возьму выходной, — сказала я. — Меня так долго здесь не было, и у нас с ним много работы.

— Думаю, он все поймет, если я поговорю с ним, — сказал Дэвид.

Я усомнилась в этом, потому что знала, в какую ярость приходит Джайлз, если кто-нибудь из нас не выходит на работу, когда ему нужно выполнить срочный заказ, но вдруг почувствовала себя слишком усталой для того, чтобы спорить.

Наверное, Дэвид был прав. Мне действительно досталось этим вечером. Сперва потрясение от встречи с ним, а затем этот грабитель. Рассказ о Питере и Викторе тоже потребовал от меня немало душевных сил.

В результате глаза у меня стали слипаться.

— Дай мне руку, — сказал Дэвид, и я повиновалась.

Он взял ее и поднес к губам.

— Спокойной ночи, дорогая моя, — ласково сказал он.

Я почувствовала, как меня охватила дрожь. Такие чувства во мне мог вызвать только один Дэвид, и больше никто в целом мире. Как раз этого мне и недоставало, когда меня целовал Виктор. Не было на свете другого мужчины, который мог бы мне дать то, что давал Дэвид.

Должно быть, я инстинктивно сжала его руку. Дэвид снова поцеловал мои пальцы, а потом бережно положил мою руку поверх одеяла.

— Спи, — сказал он.

И, как ни странно, хотя мне и хотелось о многом подумать, я подчинилась и тут же уснула.

Загрузка...