Сладостное заточение

Глава 14

Все четыре катушки бежевых ниток исчезли. Я вздыхаю. Лючия, должно быть, решила с ними поиграть. Ее новое любимое занятие в эти дни — воровать катушки из корзины под моим рабочим столом, и плести паутину вокруг ножек стула и стола, создавая, что-то вроде сети. Когда я спросила ее об этом, она сказала, что она паучок.

Не могу поверить тому, как быстро растет эта маленькая кроха. Ей почти три года, и она такая умная. И вдобавок ко всему, она крепко обводит всех вокруг своего крошечного пальчика. А может, я просто попала в ее паутину.

Я улыбаюсь, думая о своей племяннице.

Направляясь в гостиную, я продолжаю поиски, по пути собирая выброшенные эскизы с журнального столика и дивана. В моей квартире на вилле Леоне всегда беспорядок. Нера говорит, что мой беспорядок распространяется по комнате так же быстро, как грипп. Молнии, журналы по шитью и частично вырезанные выкройки валяются на полу и мебели. Единственное, что я держу в порядке, это такие вещи, как ножницы и иглы. Лючия может пораниться об их острые концы и края, а я не могу этого допустить.

Я нахожу свою рулетку вместе с обрезками ткани под одной из подушек, но не нахожу никаких катушек с нитками. Мне придется бежать покупать новые, если я хочу закончить новое платье для матери Сальво в срок. Это уже десятое платье, которое я для нее шью. Мне даже пришлось заменить старую швейную машинку мамы на новую.

Каждый раз, когда я прихожу к ним домой, чтобы снять мерки с миссис Канали или примерить платье, Сальво оказывается там. Учитывая случайность моих визитов, это не может быть совпадением.

Я держалась от Сальво как можно подальше, так какого хрена он продолжает настаивать на том, чтобы мы пошли куда-нибудь пообедать? В нем есть что-то отталкивающее. Когда он приезжает на Виллу, чтобы встретиться с Нерой, я не выхожу из своей комнаты до тех пор пока он не уйдет. Может, это из-за отсутствия у меня интимного опыта с мужчинами, но тонкие ухаживания Сальво начинают меня пугать.

Надеюсь, мне удастся избежать встречи с ним на вечеринке Брио, которая состоится в следующем месяце. Я хотела вообще её пропустить, но в свете последних событий — в частности, из-за новостей о том, что именно капо Армандо стоит за покушениями на мою сестру — мне нужно быть там, чтобы собрать информацию о том, как обстоят дела в La Famiglia.

Кай держал Армандо взаперти в нашем подвале со вчерашнего вечера, и, судя по тому, что рассказала мне Нера, он собирается допросить его. Надеюсь, он скоро этим займется, чтобы я успела написать Массимо и отправить ему письмо к пяти часам. Последнее, чего я хочу, — чтобы оно пролежало в ящике для сбора пожертвований все выходные. Одному Богу известно, как мне завершить этот отчет так, чтобы не вызвать подозрений, если мое письмо вдруг перехватит тюремный охранник. Я же не могу написать: «Эй, мой новый зять только что закончил отрезать пальцы парню, которого мы спрятали в подвале, и вот что мы узнали» .

Хм, может быть, мне стоит использовать аналогию с индейкой?

Как насчет: Кай подстрелил индейку, которая пыталась откусить голову маме-наседке. Он закончил отрезать ему крылья и лапки, и…

Нет, это звучит глупо. Может, мне стоит использовать слово «выщипывать».

Заметив золотую полоску, выглядывающую из-под дивана, я потянулась к ней как раз в тот момент, когда услышала, как позади меня открывается дверь.

— Я уложила Лючию в твоей комнате, — говорю я, сворачивая вытащенную мной ленту. — Странные друзья Кая ушли наконец?

— Да, — раздается за моей спиной хриплый мужской баритон.

Где-то во вселенной сталкиваются две нейтронные звезды. Сила этого удара проходит сквозь меня. Я знаю этот голос. Я слушаю его день и ночь, проигрывая двухминутную запись его звонка на повторе, как одержимая. Мурашки покрывают мои руки, и все тонкие волоски встают дыбом, будто через меня только что пробежал электрический ток. Его голос звучит ещё глубже в реальной жизни. Более интенсивнее. Прошло много лет с тех пор, как я слышала его в последний раз, но я никогда не смогу его забыть. С затаившимся дыханием я встаю и оборачиваюсь.

Массимо задерживается в дверном проеме, его огромная фигура доминирует в пространстве, высасывая весь кислород из комнаты. Идеально сшитый серый костюм сидит на нем как на заказ, подчеркивая его широкие плечи. Две верхние пуговицы его белой рубашки расстегнуты, открывая вид на цветные чернила на его груди и шее. Он выглядит таким отполированным, таким цивилизованным, что на мгновение мне трудно поверить, что он тот самый беспринципный человек, который преследовал меня годами. Но когда мои глаза встречаются с его глазами, я понимаю, что это всего лишь иллюзия. Он все тот же злобный хищник, которого я так хорошо знаю. Только окутанный модной одеждой.

Так ли это на самом деле? Он ли это? Или просто мое воображение разыгралось? До конца его срока осталось еще шесть месяцев. Как он может быть здесь?

Я смотрю на Массимо, когда он пересекает комнату, его длинные шаги слишком быстро сокращают расстояние между нами. И снова я обнаруживаю, что борюсь с зыбучими песками времени. В плену у своей судьбы, но неспособна принять ее. Годы желания быть с этим мужчиной не означают, что я готова встретиться с ним сейчас. Я должна привыкнуть к этому чувству. В конце концов, когда я пошла к нему в тюрьму, мне потребовалось три часа, чтобы прийти в себя, прежде чем я смогла пройти через эту дверь.

Он останавливается прямо передо мной и поднимает руку, затем слегка касается моей щеки костяшками пальцев.

— Здравствуй, Захара.

Дрожь пробегает по моему позвоночнику. Будто я попала в ловушку временной спирали, и сцена похорон моего отца повторяется. Он реален .

— Как? — выдавливаю я из себя.

— Сальваторе Аджелло, — говорит он. — Не знаю, как этот ублюдок умудрился провернуть то, что я и бездельник Макбрайд не могли сделать годами, но он это сделал. Личный адвокат Аджелло прибыл с моим идиотом-адвокатом сегодня утром, принеся необходимые документы. Меня отпустили через час.

Он стоит так близко, что тепло его тела просачивается в меня. Кровь в моих венах расплавляется. Дыхание исчезает из моих легких. Сотрясающая кости дрожь выворачивает меня наизнанку, полностью стирая любую логическую мысль.

Взгляд Массимо опускается на мою грудь, сосредотачиваясь на платиновой цепочке и изящной подвеске в виде жемчуга и бриллиантовой слезы, свисающей с нее.

— Ты носишь мой подарок.

— Да, — выдавливаю я, горло у меня пересохло и саднило. — Мне… мне приходится снимать его перед сном, но в остальном он не раздражает мою кожу.

— Хорошо. Мистер Дюбуа спасен.

— Значит… ты свободен. — Каким-то образом мне удаётся сдержать дрожь в голосе.

Я знала, что этот день когда-нибудь настанет. И я так чертовски счастлива. За него. Но мне также хочется свернуться в клубок и плакать, потому что это значит, что какими бы ни были эти отношения между нами, они закончились. Он больше не нуждается во мне.

После сегодняшнего дня я его потеряю.

— Да. — Он кивает. Кончики его пальцев скользят по гладкой коже под моим левым глазом, задерживаясь там на секунду, но затем его рука опускается. — Я встретил Неру внизу. Как я и обещал, она может покинуть Коза Ностру в любое время, и я ей так и сказал.

Я борюсь со слезами, еле сдерживая их.

— А ты? Что ты теперь будешь делать?

— Я созову Совет и объявлю об официальном захвате Семьи в эти выходные. Затем я сосредоточусь на поиске того, кто испортил мне жизнь и посадил меня в эту клетку. Как только это будет сделано, я убью ублюдка. Или ублюдков. Неважно. — Он окидывает взглядом комнату. — Но сначала я сравняю этот дом с землей, как и все остальное, что принадлежало Батисте Леоне. Тебе пора начинать паковать вещи.

Да, наверное, мне стоит. Развернувшись, я направляюсь к своей кровати в самом углу комнаты. Мои ноги так сильно дрожат, что я боюсь, что они в любую секунду подогнутся подо мной.

Черт возьми, я все еще чувствую его прикосновение к своему лицу. Всего на секунду — крошечную долю мгновения — я позволила этим давно подавленным надеждам и мечтам вспыхнуть во мне, позволила себе поверить, что между нами все могло измениться. С годами он явно открылся мне. Я чувствовал это глубоко в своей душе. С той самой встречи с ним в тюрьме, Массимо, которого я знала, превратился в нечто большее. Его письма стали намного более открытыми, он делился подробностями своей тюремной жизни. Своими мыслями. Своими трудностями. Даже некоторыми сожалениями. И по мере того, как его письма становились все более и более личными, я почти убедила себя, что у него могли возникнуть какие-то чувства. Ко мне.

У меня почти вырывается сдавленный смех. Я все еще наивная дурочка, которая не знает, когда ей остановиться.

Просыпайся, Захара! Разве ты не видишь, что он хочет немедленно убрать тебя из своей жизни?

— У Кая есть квартира в центре города, так что мы переедем все туда, — бормочу я. — К концу дня ты нас больше не увидишь.

Под кроватью у меня засунуты два больших чемодана. Вытащив больший из них, я тащу его к комоду и открываю прямо на полу. Жар глаз Массимо, буравящих мою спину, почти обжигает, когда я начинаю вытаскивать свою одежду и бессистемно складывать все в чемодан.

Почему он все еще стоит там? Я близка к тому, чтобы потерять самообладание, а его присутствие здесь делает ситуацию в сто раз хуже.

Я хватаю черное атласное платье с крючка на двери шкафа и просто бросаю его в чемодан вместе с вешалкой. Вчера вечером мне потребовался почти час, чтобы его погладить, но сейчас это едва ли имеет значение. Следующей идет моя новая кружевная блузка. Затем кашемировое пальто. Я даже не обращаю внимания на то, порвутся ли они или испортится. Я просто бросаю одну вещь за другой, пытаясь «упаковать» как можно быстрее, потому что я не могу выдержать нахождения так близко к нему, пока я тихо разваливаюсь на части.

Увижу ли я его когда-нибудь снова?

За моей спиной раздается ритмичный скрип кожаных подошв по деревянному полу. Все ближе ко мне. Мое дыхание учащается. Я ускоряю шаг, теперь бросая одежду охапками в чемодан, в то время как Массимо маячит за моей спиной. Он достаточно близко, чтобы дышать мне прямо в затылок. Я зажмуриваюсь, пытаясь держать себя в руках.

— Думаю, ты все не правильно поняла. — Бархатистый тембр его голоса омывает меня, и я пытаюсь запечатлеть его в памяти. Возможно, я слышу его в последний раз.

— Поняла что? — продепетала я.

— Ты не уйдеешь со своей сестрой. — Массимо наклоняет голову так, что его рот оказывается прямо возле моего уха. — Ты пойдешь со мной.

Мое тело замирает. Он стоит так близко ко мне, что между нами едва ли есть пространство. Его щетина слегка касается моей щеки, в отличие от остальной части его тела. И все же, мне кажется, будто я прижата к его груди. Его теплое дыхание обдувает мою перегретую кожу, вызывая у меня головокружение, пока я пытаюсь осмыслить его слова.

— Зачем? — спрашиваю я, сжимая в руках бордовый кардиган из альпаки, как спасательный круг. Это очередная его игра?

Он не отвечает. Кажется, целую вечность Массимо просто стоит у меня за спиной, словно огромная неподвижная статуя. Мой вопрос был простым, поэтому я не понимаю, почему он так долго не отвечает. Может быть… может быть, он все-таки что-то чувствует ко мне?

— Потому что ты мне нужна, Захара.

Стук моего сердца взлетает до небес, становясь таким громким, что аж гремит в ушах. Тепло взрывается в моей груди, разбухая и распространяясь к моим ослабевшим конечностям, охватывая все мое тело.

— Мне нужен кто-то, кому я могу доверять. Кто-то, кто знает, что поставлено на карту, и кто сможет рассказать мне обо всем, что я упустил.

Ледяная хватка сокрушает меня, и радость, которую я чувствовала, падает, как свинцовый шар. Мороз проникает в мою кровь, переохлаждает воздух в моих легких. Не осталось ни искры прежнего тепла. Ну конечно. Зачем еще он хотел, чтобы я была рядом с ним? Он не закончил захватывать свою империю. Не закончил захватывать свое должное уважение и власть.

Ты действительно думала, что будет другая причина?

Я делаю глубокий вдох. А затем еще один. По крайней мере, он честен. Он всегда был таким со мной. Но впервые я ненавижу его за это. Я бы хотела, чтобы он солгал и сказал, что это потому, что я ему нравлюсь. Я знаю, что это неправда, но я лучше поверю лжи прямо сейчас, чем столкнусь с холодной, суровой правдой.

Прикусив щеку, я поворачиваюсь и поднимаю голову, пока наши взгляды не встречаются.

Темные омуты. Я понятия не имела, что глаза человека могут быть самого глубокого оттенка ночи. Его глаза настолько темные, что я не могу отличить его радужки от зрачков. Это как падать в две бездонные черные дыры, и они затягивают меня в свои глубины.

Большую часть своей жизни я редко встречалась глазами с другими людьми. В основном потому, что боялась, что они заметят неуверенность, которую я так старательно скрывала, и найдут способ использовать ее против меня. Но также потому, что я не хотела видеть то, что скрывалось в их взглядах. Их невысказанные мнения обо мне. Насколько я был слабой — из-за того, что не умела постоять за себя, противостоять тем, кто говорил обо мне гадости. Их убеждения, что я, должно быть, глупая, и все потому, что я избегала конфликтов. Видя это в их глазах, я верила им. Я чувствовала себя маленькой. Никчемной. Неадекватной. Кроме Неры, которая предвзято ко мне относилась из-за сестринской любви, ни одна душа никогда не заставляла меня чувствовать себя хорошо.

До него.

В темном взгляде Массимо нет ни капли упрека или жалости, он буквально прожигает меня своими адскими глазами. Доверие. Уважение. Даже восхищение. Но есть в нем что-то еще. Опасный блеск, заставляющий мое сердце биться еще быстрее. Темная неизвестность, которое я не могу различить.

То, как он смотрит на меня сейчас, заставляет меня чувствовать себя храброй. И дерзкой. Словно я могу сделать все, что угодно. Может быть, даже танцевать голой на площади мэрии, как когда-то грозилась сделать Нера.

— А что, если я скажу нет? — спрашиваю я. — Что, если я захочу пойти с сестрой?

Ноздри Массимо раздуваются. Его челюсти вытянуты в жесткую линию, а вены на шее вздуваются. Он представляет собой довольно устрашающее зрелище — возвышающийся надо мной такой большой, весь в татуировках и явно взбешенный моими вопросами. Если бы это был кто-то другой, а не он, я бы уже убежала и спряталась. Но я совсем не чувствую от него угрозы, потому что даже злясь, он все еще смотрит на меня с тем же почтением, что и минуту назад.

Он сжимает кулаки, отчего его бицепсы выпячиваются под его сшитым на заказ костюмом. Проходит несколько секунд, пока он просто смотрит на меня. Затем он коротко кивает мне и поворачивается, чтобы уйти, не сказав ни слова.

Я провожаю его взглядом, пока он шагает через комнату, направляясь к двери. Мы оба знаем, что Нера — единственная, кто получит свободу. Не я. Такова была наша сделка. Как будущий и законный дон, Массимо имеет полное право заставить меня делать все, что он, черт возьми, пожелает. И все равно он уходит. Уважая мое решение. Видя во мне партнера. Пересекая ровную местность.

У меня нет никаких иллюзий по поводу того, какой он человек. Бог знает, Массимо далек от святого. Он убийца. Мастер манипуляций, который не задумываясь избавляется от чего-либо или кого-либо, кто встает у него на пути. Беспринципный, хитрый человек, который использовал девочку-подростка как пешку, чтобы добиться целей. Но он никогда не притворялся тем, кем он не является. По крайней мере, не со мной. Может, поэтому я так безумно влюбилась в него?

— Массимо, — кричу я.

Он уже у двери, но тут же останавливается.

— Мне нужно полчаса, чтобы закончить упаковывать вещи, — говорю я. — Потом я попрощаюсь с Нерой и Лючией, и мы сможем уйти».

Он медленно поворачивается и пронзает меня взглядом своих темных глаз.

— Ты не спросишь, куда?

Я лезу в шкаф и хватаю стопку свитеров.

— Нет.

Я бы пошла за ним куда угодно. Даже в глубины ада.

Ветер дует мне в лицо, пока я разглядываю трехэтажный особняк во всей его разлагающейся красе. Все окна на фасаде здания темные, за исключением двух на первом этаже, что каким-то образом делает все это еще более печальным. Даже в угасающем свете нельзя не заметить облупившуюся краску на молдингах или ржавчину, осевшую на белых железных балконных перилах. Это чертово место выглядит именно так, как я себя чувствую.

— Дом твоего детства? — спрашивает Захара, стоя рядом со мной.

— Да. — Я киваю. — Один из. Дом, в который мы переехали, когда папа стал доном. — Я снова окидываю взглядом заброшенное здание. — Всегда находились более важные дела, которые нужно было уладить, поэтому у меня как-то вылетело из головы, нанять кого-нибудь, кто бы следил за домом. Он пустовал с тех самых пор, как мы с мамой переехали.

Я смотрю на Захару и вижу, как она обнимает себя. Сбрасывая пиджак, я накидываю его ей на плечи, стараясь не коснуться ее непреднамеренно. Единственное короткое поглаживание ее щеки ранее — максимум, что я себе позволил. Мне не следовало делать даже этого, но искушение ощутить ее сладкую кожу, хотя бы на мгновение, было слишком велико.

Какого черта ты творишь?

Да… Я задавал себе этот вопрос с того момента, как попросил ее пойти со мной. На самом деле, я даже не спрашивал. Просто заявил об этом, как эгоистичный придурок, но думаю, она поняла, что это была просьба.

Когда я приехал на виллу Леоне, в мои планы входило лишь договориться с Нерой и уехать. Встреча с Захарой не входила в мои планы. Я боялся, что если увижу ее, то уже никогда не смогу выпустить ее из виду. Очевидно, мои опасения оказались верными. Желание уйти исчезло, как только мои глаза нашли ее. Может быть, у меня с самого начала не было шансов. Ведь ноги сами несли меня к ее комнату, а разум кричал, что я иду на верную гибель. Но устоять перед желанием увидеть ее — хотя бы один раз — я не мог.

Тебе следовало бы постараться получше! Она всего лишь пешка. Та, чья полезность истекла, и тебе нужно сбросить этот мертвый груз со своей спины.

Она была пешкой. Но больше нет. В какой-то момент Захара стала той силой, которая держала меня вместе. Выйдя сегодня утром за ворота тюрьмы, мое физическое лицо, возможно, технически была свободна, но только увидев Захару, я наконец смог дышать как по-настоящему свободный человек.

Черт! Девчонке двадцать один год. Она едва ли взрослая. И она твоя чертова семья! Тебе нужно прекратить это дерьмо и отправить ее прочь. Сейчас же!

Я знаю. Но я, черт возми, не могу.

Что-то произошло между нами, когда наши глаза встретились в день похорон Нунцио. То, что я увидел в ее пронзительном взгляде — это… потрясло меня до глубины души. Меня как будто бы ударила молния. Что-то изменилось в тот момент. Огромный, фундаментальный сдвиг во мне, как электрический ток, меняющий свое направление после внезапного всплеска, направляющийся туда, где ему никогда не суждено было быть. Направленный на очень тревожный, запретный курс. Вместо того, чтобы продумать новый способ достижения цели всей моей жизни, каждую секунду бодрствования в течение более трех лет я тратил его на мысли о ней. Моей сводной сестре.

Дни превратились в борьбу за выживание, не за свою жизнь, а за душевное спокойствие, наполненное бесконечным ожиданием. Того момента, когда я увижу командира, несущего мне конверт. Я вдыхал каждое слово, которое она писала. Те части, где речь шла о бизнесе, которые прежде интересовали меня больше всего, я пропускал, предпочитая отрывки, которые она писала о себе. И после этого я проводил дни в тревожном ожидании ее следующего письма.

Я пытался рационализировать это, убедить себя, что это всего лишь семейная связь. Все остальное было просто плодом моего испорченного разума после почти двух десятилетий, проведенных в клетке. Черт знает, как трудно оставаться в здравом уме даже во время короткого пребывания в заточении. Я чертовски благодарен, что все еще могу считать от десяти в обратную сторону. Но я не ожидал, что пребывание в этой дыре превратит меня в больного проклятого ублюдка.

В того, кто влюбился в свою сводную сестру.

Но это дерьмо прекратится прямо сейчас.

Я взял ее с собой, потому что не мог смириться с тем, что ее больше нет в моей жизни. Как друга. Надежного союзника.

На данный момент мне не хватает и того, и другого.

Она меня знает. Она мне нужна.

Ничего больше.

— Давай заглянем внутрь, — я указываю на дом, вырываясь из своих извращенных мыслей.

Пара белых фургонов с логотипом службы уборки по бокам припаркованы на подъездной дорожке, недалеко от главного входа. Я думал, что ясно дал указания этим утром, что все должны уйти до моего прибытия. Когда мы поднимаемся по щербатым каменным ступеням к входной двери, я инстинктивно тянусь к пояснице Захары.

Она твоя сводная сестра. Вдолби это в свой тупой мозг. Не трогай ее!

Я вырываю руку. Не то чтобы было что-то плохое в том, что сводный брат кладет руку на спину своей сводной сестры. Проблема в том, что как бы я ни старался, я не могу заставить себя видеть в ней свою сводную сестру.

Я открываю входную дверь, и петли скрипят от неиспользования. Сделав глубокий вдох, я вхожу в дом, который когда-то был моим убежищем.

И попадаю в хаос.

На полпути вверх по широкой лестнице, выходящей в фойе, две женщины, две женщины в бледно-голубой униформе, которая выдает в них горничных из клининговой службы, полируют перила. Парень, используя прибор, который своим шумом грозит расколоть мою голову, полирует мраморные полы неподалеку. Справа, через арку с колоннами в гостиную, я замечаю еще несколько человек, которые пылесосят обивку мебели и протирают пыль со светильников. В столовой слева от фойе еще несколько рабочих. Дюжина человек. Может, больше.

Тревога нарастает во мне, грозя полностью поглотить меня. Мне нужно, чтобы эти люди вышли.

— Мистер Спада. — Мужчина примерно моего возраста, одетый в бледно-голубой костюм, который сочетается с униформой уборщиков, спешит ко мне с планшетом в руке. — Мы немного отстаем от графика. Второй этаж уже достроен. Новое постельное белье и полотенца предоставлены, вы и просили, и…

— Вон, — хрипло говорю я.

— … прибыли продукты. Я попросил одного из своих сотрудников положить их в—…

Я зажмуриваю глаза, пытаясь заглушить шум и присутствие всех этих людей. Но идиот передо мной продолжает говорить, изрыгая какую-то чушь о занавесках. С каждым словом мое волнение превращается в ярость. Я делаю глубокий вдох, надеясь, что это поможет подавить желание сломать шею этому невежественному придурку.

Мой вспыльчивый характер сдох за время моего пребывания за решеткой. Обычно, нахождение в знакомой обстановке и среди знакомых людей помогало мне успокоиться. По крайней мере, незначительно. Однако с тех пор, как я покинул тюремные стены, я балансировал на грани того, чтобы разбить кому-нибудь голову.

— … О, и что вы хотите, чтобы мы сделали с—…

Мои глаза распахиваются. Я хватаю ублюдка за переднюю часть синего костюма и поднимаю его.

— Я СКАЗАЛ, ВОН! — кричу я ему в лицо. — И ВЫ ВСЕ ТОЖЕ, СУКИ!

Легкое прикосновение к моему предплечью.

— Массимо, остановись.

Красный туман и безумие, затуманивающее мой разум, немного отступают. Я делаю долгий выдох, затем опускаю на пол обезумевшего управляющего по уборке.

— Спасибо вам за потрясающую работу, — говорит Захара рядом со мной. — Пожалуйста, соберите своих сотрудников и уходите. Мы позвоним вам завтра, чтобы обсудить все нерешенные вопросы.

Мужчина отчаянно кивает, затем убегает, жестикулируя рукой и приказывая своим людям уйти. Я стою неподвижно, бесцельно глядя вперед, пока рабочие проносятся мимо меня один за другим.

Ощущаю на себе взгляд Захары каждую секунду.

Входная дверь закрывается с громким щелчком. Наконец, блаженная тишина.

— Массимо? Что это было?

— Ничего, — говорю я, злясь на себя. — Я всегда быстро стрелял, быстро выходил из себя. Но я никогда не выходил из себя без причины. Извини, если я напугал тебя.

— Ты этого не сделал. Но ты напугал их. — Она снова кладет руку мне на предплечье. — Ты в порядке?

Я смотрю на нее, такую красивую и такую… спокойную, даже после того, как я вышел из себя прямо перед ней, и часть ее спокойствия просачивается в меня. Напряжение в моих мышцах медленно ослабевает.

— Нет, — говорю я. — Я думал, что как только я освобожусь, все вернется на круги своя. Что я снова стану самим собой. Но… я не уверен, что это возможно.

— Тебе придется научиться жить с тем, кто ты есть сегодня.

Ее ладонь скользит вниз к моей руке, и она переплетает свои пальцы с моими. Контакт обжигает мою кожу — ее прикосновение одновременно обжигающее и успокаивающее.

— Пойдем посмотрим, что сделала клининговая компания, чтобы мы могли оценить состояние дома.

Я позволил ей протащить меня через прихожую в столовую, сжимая ее руку в своей, как будто это моя единственная надежда на выживание.

Может быть, так оно и есть.

Медленное капание из протекающего крана в углу эхом разносится по освещенному пространству. Звук гулкий, когда капли воды падают в металлическую раковину. Над ней — постоянное жужжание люминесцентной лампы. «Отбой» здесь — просто эвфемизм. Хотя и приглушенные расстоянием, крики, доносящиеся откуда-то из соседнего блока, все равно доносятся до меня. Жара зверская; влажность еще хуже. Гнилостный воздух тяжелый, и нет никакой возможности избежать его удушающей тяжести. Я поворачиваюсь на бок, лицом к серой стене камеры, и начинаю считать трещины на старой краске.

Ржавые петли скрипят, и дверь с лязгом открывается за моей спиной. Поспешные шаги приближаются. Я спрыгиваю с койки и сталкиваюсь с человеком, крепко держащим в руке заточку, сделанную из осколка стекла. Тот самый лысый ублюдок, который пытался убить меня после того, как я вернулся с похорон Нунцио, стоит посреди моей камеры. За его спиной его властный коротышка ухмыляется, показывая гнилые и отсутствующие зубы. Я замахиваюсь на «Гарри», целясь в его уродливую рожу, но мои движения слишком вялые. Как будто я проталкиваю кулак сквозь плотную пасту, а не сквозь гребаный воздух. Ублюдок улыбается. И вонзает стеклянный осколок мне между ребер.

Мои глаза резко открываются.

Стены бледно-бежевые, но краска кое-где облупилась. Полуобгоревшие поленья гниют в заброшенном камине, а слой пыли покрывает некогда выдающуюся каминную полку. Мебель покрыта белыми простынями.

Мой дом.

Я сажусь на диван и смотрю на ноутбук, который оставил открытым на журнальном столике. Три часа ночи. Я задремал. Целых двадцать минут.

Вчера вечером Захара помогла мне найти компанию по ремонту, специализирующуюся на дизайне интерьера и предлагающую самые быстрые сроки выполнения работ на рынке. Затем она связалась с ними через их веб-сайт и запланировала встречу на раннее утро. Я благодарен ей за помощь. Я уверен, что в конечном итоге я бы сам разобрался, как это сделать, но я бы потратил на это много часов.

Я думал, что моей главной задачей после освобождения станет возвращение руля своего бизнеса. Я не предполагал, что мне придется научиться ориентироваться в гораздо более широком мире, чем тот, который я оставил восемнадцать лет назад. В тюрьме доступ к интернету был ограничен, и онлайн-активность всегда отслеживается. В основном разрешены только образовательные сайты. И я старался не отставать, но сейчас чувствую себя немного не в своей тарелке.

Когда я хожу из комнаты в комнату на первом этаже темного дома, глухой стук моих ботинок — единственный звук в жуткой тишине заброшенного дома. Я так привык к беспрерывному шуму в загоне, что теперь вся эта тишина одновременно благословение и проклятие, и это заставляет меня нервничать. Тени движутся вокруг меня, чего я не испытывал уже давно. Я не уверен, один ли я или какой-то придурок прячется в этом окутанном мраке пространстве. Выглянув наружу, мне показалось, что вижу, как кто-то крадется через двор. Это правда, или это какой-то трюк моего беспокойного ума и непривычных к темноте глаз? Моя кожа мурашками покрывается от осознания, и сильное предчувствие надвигающейся гибели заставляет меня готовиться к тому, что произойдет в любой момент.

Я поднимаюсь по лестнице на второй этаж и продолжаю бесцельно блуждать по особняку. Голова раскалывается, скорее всего, из-за недостатка сна. Годы, когда я спал несколько раз, берут свое. Или, может быть, я просто старею. Что бы это ни было, я почти уверен, что больше не смогу отдохнуть сегодня вечером. Не в этом месте, которое все еще так знакомо, но в тоже время и нет. Я даже не осознаю, что направляюсь прямо в комнату, где спит Захара, пока не оказываюсь перед дверью в дальнем конце коридора. Здесь тоже тихо, но беспокойство, которое я чувствовал на первом этаже, значительно уменьшилось.

Расстегнув верхние пуговицы рубашки, я сползаю на пол, прислоняюсь спиной к противоположной стене. А затем просто смотрю на дверь передо мной.