— Нет. Решение принято, и я не собираюсь его менять. — Я зажимаю телефон между плечом и ухом и тянусь за тарелкой прошутто. — Мужчины остаются на месте. Это не обсуждается, Сальво.
Сковородка шипит, когда я бросаю ломтики итальянской ветчины на яичную смесь. Омлет — единственное блюдо, которое я умею готовить, и я не позволю ни одному чертовому незнакомцу приблизиться к еде Захары. Как только Пеппе приедет, я скажу ему, что с этого момента он отвечает за кухню. Уверен, он будет в восторге от своих новых обязанностей. Я просто не доверяю никому из персонала. Ему лучше уметь готовить, иначе у нас могут возникнуть проблемы.
— Ты не можешь отдавать приказы до встречи с Советом, Массимо.
— Думаешь? — Я достаю тарелку из шкафа. — Ну, в таком случае, не стесняйся, скажи им, чтобы уходили.
На другом конце провода раздается долгий раздраженный вздох.
— Ты же знаешь, что они этого не сделают.
Чертовски верно.
— Я занят, Сальво. Мы обсудим все твои опасения, когда ты придешь сегодня вечером. А теперь, к главному вопросу, тебе удалось найти моего любимого представителя правосудия?
— Насколько мне известно, судья Коллинз отдыхает в своем домике где-то в Вермонте. Он приобрел его в прошлую пятницу и не мог дождаться, чтобы уехать.
— В тот же день, когда меня освободили? Какое совпадение.
— Я говорил с ним несколько раз, Массимо. Он переживал, что люди заподозрили бы нашу связь с ним, если он был бы с тобой снисходителен. С его стороны не было никакой нечестной игры, никто его не подкупал. Он просто выполнял свою работу.
Ага. Воплощение праведности. Он не возражал против того, чтобы обратиться к Нунцио и спрятаться за Коза Нострой, когда ирландские ростовщики дышали ему в затылок.
— Позвони мне, когда узнаешь его точное местонахождение, или когда он вернется в Бостон. — Я отключаю вызов и бросаю телефон на стойку, затем несу тарелку к маленькому столику для завтрака у окна. Когда я направляюсь за столовыми приборами и стаканом сока, дверь кухни со свистом открывается.
— Мистер Спада! Ой, прошу прощения. — В комнату вбегает горничная и поворачивается к столу. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам расставить…
— Не трогай эту тарелку!
Девушка вздрагивает и замирает на месте.
— Но… я просто…
— Вон! Сейчас же!
— Массимо? Что происходит?
Моя голова резко откидывается в сторону. Захара стоит в дверях, ее взгляд мечется между мной и служанкой, которая, кажется, вот-вот расплачется. Мне плевать на чувства девушки — ей следовало бы знать лучше, чем пытаться прикасаться к еде без явного разрешения — но упрек в глазах Захары заставляет меня колебаться.
Стиснув челюсти, я указываю подбородком на дверь и обращаюсь к горничной.
— Вы можете уйти. Пеппе — единственный человек, которому разрешено находиться на кухне.
Захара выгибает бровь.
— И я прошу прощения за то, повысил на вас голос, — говорю я сквозь стиснутые зубы.
Горничная что-то бормочет и пробегает мимо Захары, которая все еще приковывает меня своим пристальным взглядом.
— Я ценю твои усилия, но мне не показались твои извинения искренними.
— Эта девчонка собиралась испортить твой завтрак, — ворчу я. — Я слишком много раз видел, как заключенные подсыпали в еду плохие наркотики или другую дрянь.
Взгляд Захары перемещается на тарелку, которую я поставил на стол, и на ее лице появляется странное выражение.
— Это ты приготовил?
— Да. Но не возлагай больших надежд, это всего лишь омлет. Я подумал, что тебе, должно быть, надоело питаться исключительно едой на вынос.
Я наблюдаю за ней, пока она медленно приближается к столу. На ней коричнево-красные брюки с высокой талией, которые подчеркивают идеальный изгиб ее бедер и обтягивают ее аппетитную круглую попку.
Выкинь из головы образы твоих рук, ласкающих задницу твоей сводной сестры. Прямо сейчас, мать твою! И те образы, где ты снимаешь с нее одежду!
Я закрываю глаза и качаю головой в бесполезной попытке поступить правильно. Когда я снова их открываю, Захара сидит за столом, поднося вилку с омлетом ко рту.
— Тиния работала на моего отца много лет, — говорит она, прежде чем откусить кусочек. — Она не собиралась подсыпать мне что-то в еду.
— Тиния? — Мои глаза и все клетки мозга, которые еще функционируют, завороженно смотрят на губы Захары. Ее надутые губы — единственное, о чем я сейчас способен думать.
— Горничная, на которую ты только что накричал.
— Точно. Но, я не собираюсь рисковать. — Я быстро разворачиваюсь и начинаю запихивать грязную кастрюлю в посудомоечную машину.
— Пожалуйста, скажи мне, что это была шутка, когда ты сказал, что назначаешь Пеппе ответственным за кухню.
— Нет. Я не доверяю персоналу, которого ты наняла.
— А я доверяю. Большинство из них работали в моей Семье годами. Если это облегчит задачу, Айрис может готовить для нас. Я ей полностью доверяю.
— Доверять кому-либо полностью неразумно.
— Ну, это она помогала мне с твоими письмами все то время, когда я жила с папой. И она не собирается никого травить.
Я опираюсь на стойку и смотрю, как Захара ест.
— У тебя нет никаких сомнений?
— Нет.
— Тогда, ладно. — Я киваю. Я доверяю ее суждениям. — Сальво приедет сегодня вечером. У него будут результаты токсикологического анализа Армандо, так что мы будем иметь лучшее представление о том, с чем имеем дело. Но я готов поспорить, что твой чокнутый зять прав, и этого идиота прикончили цианидом. — Накануне моего освобождения Армандо устроил засаду для сестры Захары. Кай, главный любовник Неры, ставший теперь мужем, поймал его. Этот сукин сын с косичками сломал руки и ноги предателю-капо, а затем бросил его в подвале. Однако, когда я приехал на следующее утро, мы нашли Армандо мертвым, с пеной у рта, как у бешеной собаки, которой он и был.
— Не думаю, что Нера одобрила бы, если бы ты назвал ее мужа чокнутым. У него есть имя, ты же знаешь. — Захара берет кусочек прошутто двумя идеально ухоженными пальцами и подносит его к губам.
Я следую глазами за движением, словно я чертовски загипнотизирован. А потом она облизывает кончики этих нежных пальцев. И я… Я почти сгораю на месте. Черт!
Я подпираю затылок руками и делаю глубокий вдох.
— Зачем ты побрил голову? — спрашивает она.
— Привычка. — С момента моей последней необходимой стрижки мои волосы выросли почти на полдюйма, поэтому я избавился от них сегодня утром. — В тюрьме схватить кого-то за волосы было самым простым способом удержать его, чтобы разбить ему лицо. Или нанести несколько ножевых ранений, может быть, даже перерезать ему горло».
— Ты больше не в тюрьме, Массимо.
— Я знаю. Иногда, правда, эта деталь как-то ускользает от моего внимания. Я даже не думал об этом, когда взял бритву сегодня утром. — Я провожу ладонью по изгибу своей гладкой головы. — Прошло много лет. Мне интересно, как я выглядел бы с длинными волосами.
— Мне тоже, — шепчет она.
Я встречаюсь с ней взглядом.
— Ты на свободе, — продолжает она тем же мягким голосом, который звучит как самая сладкая музыка. — Тебе нужно перестать смотреть на каждого человека, как на врага. И тебе нужно избавиться от своей паранойи, будто кто-то собирается меня убить.
Я отвожу взгляд, сосредоточившись на жасминовых лозах за окном. Прошлой ночью, когда я лежал перед дверью спальни Захары, ожидая, когда сон заберет меня, я довольно много думал о своих необоснованных опасениях.
Нет никаких логических причин, по которым кто-либо мог бы желать смерти Захаре. Причинение ей вреда не даст никому преимущества.
Я знаю это. Я также знаю, что мне следует держаться от нее подальше. Но я не могу. Не могу заставить себя сделать это. Одна лишь мысль о том, что с ней может случиться что-то плохое, сводит меня с ума.
Перестаньте искать эти жалкие оправдания. Ей не нужна твоя защита. Ты просто пытаешься оправдать свои действия, создавая обоснование для того, чтобы находиться рядом с ней. Это нужно прекратить.
Иногда мне хочется поймать голос в своей голове и задушить его. Потому что этот мудак слишком часто оказывается прав.
Я всегда прав.
Отлично. Больше никаких воображаемых угроз смерти. Больше никаких глупых причин держать ее рядом все время.
Я беру коробку с яйцами со стойки и несу ее в холодильник.
— Мне нужно пройтись по магазинам. Из костюмов, которые купил мне мой адвокат, мне подходят только два.
Захара отрывает взгляд от тарелки.
— Хорошо. Я распакую вещи, так как у меня ещё не было времени сделать это.
— Хорошо, — говорю я, бесцельно уставившись на содержимое холодильника, затем захлопываю дверцу. — Вот и хорошо.
Как безмозглый идиот, я направляюсь к двери. На полпути мои шаги замедляются. Я останавливаюсь. На каждой смене дежурят девять вооруженных до зубов мужчин. Достаточно ли этого, чтобы прикрыть дом и каждый периметр поместья?
Да, достаточно.
Я продолжаю путь, но снова останавливаюсь на пороге. Может, мне взять ее с собой? На всякий случай? На территории много ублюдков из компании, занимающейся ремонтом. Любой из них может представлять опасность.
Нет. Больше никаких оправданий.
Я хватаюсь за косяк с обеих сторон и сжимаю до тех пор, пока не заболят руки.
Нет.
НЕ говори этого, черт возьми.
Я стискиваю зубы.
— Я не думаю, что тебе безопасно оставаться здесь одной. Сходи за своей сумочкой, Захара.
Я люблю ходить по магазинам, но обычно делаю это одна или с сестрой. Примерка одежды перед другими людьми — не мое. В тех редких случаях, когда я присоединялась к Нере и ее друзьям, я обычно стояла в стороне, наблюдая, как они щеголяют во всевозможных нарядах и обуви. Должна признать, что видеть, как Массимо примеряет костюм за костюмом, — это зрелище, которое стоит увидеть. Хотя на нем все еще слишком узкий костюм в области плеч, как и предыдущие четыре.
— Мужчины что, за последние два десятилетия уменьшились или что? — ворчит Массимо, пытаясь застегнуть пиджак на груди. Ткань так туго натянута на его широком теле, что кажется, она может лопнуть в любую секунду. То, как рукава натягиваются вокруг его выпирающих бицепсов, тоже довольно комично. Не говоря уже о том, что они слишком короткие.
— Я так не думаю. — Я стараюсь сохранять серьезное выражение лица, едва сдерживая смех. — Полагаю, тебе придется подождать, пока будут готовы те, что ты заказал у портного.
— Этот ублюдок сказал, что ему нужно три дня. Я не могу ходить голым.
При одной лишь мысли об этом у меня на щеках появляется румянец.
Да, пожалуйста.
— Эм… дай-ка я посмотрю швы. Может быть, есть способ их распустить. — Я беру его за запястье, осматривая край рукава, затем тяну его руку вверх, пытаясь оценить наличие лишнего материала в шве сбоку. — Я могу попробовать, но не уверена, что это будет хорошо смотреться.
— Сэр, дайте-ка я посмотрю, — щебечет продавец-консультант со своего места у полки сложенных рубашек и бросается к Массимо. Я заметила, как она пожирала его глазами, как только мы вошли в магазин. Уж больно сильно она была готова помочь ему.
Высокая и худая, она одета в ярко-желтую блузку без рукавов, которая завязывается вокруг шеи, оставляя руки и спину голыми. Я не могу перестать смотреть на ее безупречную кожу — на ней нет ни единого изъяна. В последний раз, когда я носила топ с короткими рукавами, я была в начальной школе.
Сотрудник останавливается перед Массимо, прямо рядом со мной, и тянется к лацканам его пиджака.
Укол ревности пронзает меня прямо в грудь. Я отпускаю рукав и быстро отступаю назад. Разве я плохой человек, если ненавижу случайную, незнакомую женщину только потому, что она выглядит так идеально? Потому что они выглядят так идеально, стоя рядом друг с другом?
— Убери от меня руки, — рычит Массимо.
Женщина напрягается и отступает.
— Прошу прощения. Я просто подумала…
— Ты неправильно подумала. — Он разворачивается и идет в раздевалку, громко хлопнув дверью.
Слева от меня раздается долгий вздох. Я смотрю на продавщицу, которая пристально смотрит на закрытую дверь, за которой только что скрылся Массимо, обожание ясно написано на ее лице.
— Твой босс такой напряженный человек. — Она снова вздыхает. — Есть ли шанс, что я смогу получить его номер телефона?
Каждая фибра моего существа напрягается, и я задаюсь вопросом, откуда, черт возьми, эта женщина знает, кто такой Массимо. Он, возможно, еще не официальный дон, но… О. Она не имела в виду «босса» в этом контексте. Думаю, она просто предположила, что я личная помощница Массимо.
— На меня не рассчитывай. Тебе придется спросить его самого, — бормочу я.
Я не должна была удивляться. Ни один здравомыслящий человек не подумал бы, что я девушка Массимо или что-то в этом роде. Вскоре после того, как мы вошли в торговый центр, я поняла, какую реакцию может вызвать у женщин мужчина рядом со мной. Ему даже не нужно было стараться. Каждая женщина, мимо которой мы проходили, смотрела на него глазами, полными вожделения. Высокий мускулистый мужчина, бритая голова, татуировки на шее и руках — Массимо из тех, кто привлекает внимание, просто войдя в комнату. Все женщины без исключения смотрели на него так, словно он был больше жизни. Если я думала, что он так действует только на меня, то сильно ошибалась.
— Мне нужно зайти в аптеку, — говорит Массимо, подходя ко мне и кладя ладонь мне на поясницу. — Гель для душа, который мне купил МакБрайд, пахнет кошачьей мочой.
— Кажется, я видела одну вдоль аллеи, — бормочу я, отвлеченная его прикосновением.
— Отлично. Тебе что-нибудь нужно?
— Нет. Я… — Мы выходим из магазина мужской одежды, а его рука все еще лежит на моей пояснице. — Я не могу пользоваться обычной косметикой. Обычно я покупаю специальные средства для чувствительной кожи.
— Может быть, у них что-то найдется. Пошли спросим.
— Мне нужно будет проверить ингредиенты каждого средства. Это займет время, а встреча с Сальво меньше чем через час.
— К черту Сальво.
Мы находим аптеку всего в нескольких дверях отсюда. Массимо направляется к отделу средств личной гигиены и берет с полки случайный флакончик геля для душа.
— А ты не хочешь сначала понюхать? — спрашиваю я.
— Оно не может быть хуже, чем у меня есть дома. Поверь мне.
Я прикусываю внутреннюю часть щеки.
— А мне кажется, что он приятно пахнет. Лимонный запах.
Массимо останавливается и смотрит на меня. Может, мне не стоило этого говорить. Он считает странным, что я заметила его запах?
— Ты уверена? — Его глаза блестят, но я не могу до конца разобрать выражение.
— Эм… Я не знаю. Думаю, да. Лимон. Или лайм, что-то такое.
Медленно, не отрывая взгляда от нас, он наклоняется так, что наши лица оказываются почти на одном уровне.
— Почему бы тебе не проверить? — Он наклоняет голову набок. — Я же не могу ходить и пахнуть кошачьей мочой.
С удвоенной скоростью сердцебиения я наклоняюсь вперед и касаюсь кончиком носа его шеи. Когда я вдыхаю, его запах наполняет мои ноздри.
— Лайм, — хрипло говорю я. Он все еще наклонен в мою сторону, его щека слегка касается моей, поэтому я делаю еще один глубокий вдох. — Определенно не кошачья моча.
— Жасмин, — его голос хрипло звучит у моего уха.
— Что?
— То, как ты пахнешь. — Его губы скользят по моей мочке уха, и по моему позвоночнику пробегает легкая дрожь. — Как жасмин. И мир.
Я сглатываю. Мимо нас по проходу проходит мужчина и задевает ногу Массимо своей корзиной. Но Массимо не двигается. Он по-прежнему нависает надо мной, и мне кажется, что я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы оказаться полностью захваченной магнитным притяжением его тела. Что произойдет, если я позволю себе сдаться? Отступит ли он? Я не хочу, чтобы он отстранялся, поэтому протягиваю руку и хватаю его за рубашку. Под моим прикосновением грудь Массимо быстро поднимается и опускается. Быстрее, чем обычно. Его дыхание обдувает мою шею, и легкое прикосновение его щетины покалывает мой подбородок.
Закрыв глаза, я прислонилась щекой к его щеке.
— Я не знала, что кто-то может пахнуть миром.
— Я тоже. — Чувствую слабое прикосновение чуть ниже моего уха: в один момент оно было там, а в следующий — исчезает. — Но теперь я знаю.
Губы. Мое сердцебиение взлетает до небес. Это были его губы.
— Добрый день! — раздается где-то позади меня высокий голос. — Могу ли я вам чем-то помочь?
Массимо тут же делает шаг назад, разрывая наш контакт.
— Да. Нам нужна косметика для чувствительной кожи.
— Конечно. У нас есть средства с органическими ингредиентами там, слева. Или, если вы предпочитаете веганские…
Я слепо следую за консультантом, пытаясь осмыслить произошедшее, а Массимо отстает на несколько шагов. Это был поцелуй? Или просто случайное прикосновение?
— … и у нас есть потрясающие основы со стопроцентным покрытием. — Дама останавливается у стойки с косметикой. — Хотите попробовать?
У меня такое чувство, будто мой живот только что приземлился на пол. Несколько лет назад я перепробовала все марки тональных основ, но моя кожа не перенесла ни одну. У меня на лице появилась ужасная сыпь, и Нера пригрозила отвести меня к врачу, если я не перестану ими пользоваться.
— Что такое тональная основа ? — спрашивает Массимо, пока женщина достает различные флаконы с образцами и выставляет их на стойке рядом с увеличительным зеркалом.
— Это жидкий консилер для лица, — шепчу я.
— Да, — щебечет дама, поднимая один из контейнеров. — Я думаю, этот оттенок подойдет вам лучше всего. Это один из самых популярных брендов, дорогая. Полное покрытие недостатков гарантировано, и он держится целый день. Он ещё и водостойкий. Попробуйте его и вы увидете, как красиво он будет выглядеть на вашей коже.
Я стискиваю зубы, пытаясь игнорировать покалывание в носу. Мое зрение начинает расплываться, и я быстро смахиваю слезы. Продавщица кажется милой, в ней чувствуется материнская забота. Я уверена, что она хочет сказать что-то хорошее, однако ее необдуманные слова все равно ранят. Сама того не понимая, она заставляет меня чувствовать, что я буду некрасивой, если не нанесу тональный крем. Это не первый раз, когда кто-то ведет себя так, будто имеет право давать мне непрошеные советы. Такое случается слишком часто.
Когда я открыла рот, чтобы дать ей понять, что мне не нужны никакие продукты, Массимо выхватывает бутылочку из рук женщины.
— Так… это используется для устранения недостатков? — спрашивает он, глядя на этикетку. — И оно хорошо работает?
Мой взгляд падает на пол. Он хочет, чтобы я его купила?
— Сто процентов, — отвечает женщина.
— Хорошо. — Он откручивает крышку и сует бутылку обратно женщине. — Выпей.
Я резко вскидываю голову. Девушка смотрит на Массимо, затем нервно смеется.
— Прошу прощения?
— Ты выпьешь это. До последней капли. Или я силой залью это тебе в глотку.
— Массимо. — Я хватаю его за предплечье. — Не надо.
Продавщица больше не улыбается. Ее безумные глаза бегают по магазину, пока она сжимает флакон дрожащими пальцами.
— Даже не думай вызывать охрану, — продолжает Массимо, его голос низкий и полный угрозы. — Я надеру им задницы, а потом все равно заставлю тебя выпить это дерьмо.
— Пожалуйста, сэр… Я не хотела вас обидеть..
— Я сказал пей!
— Хватит! — рявкаю я и выхватываю чертов флакончик с тональным кремом из рук женщины. Бедняжка уже подносила его ко рту. — Извините нас. Мы уже уходим.
Я дергаю Массимо, чтобы оттащить его, но он не двигается с места и продолжает сверлить взглядом девушку. Кажется, леди вот-вот упадет в обморок, и я не удивлюсь, если она действительно это сделает. Разъяренный мужчина шести футов семи дюймов смотрит на вас так, будто готов совершить убийство, — это должно быть страшно.
— Массимо. — Я снова дергаю его за руку. — Пожалуйста.
Слава богу, что на этот раз он позволяет мне его утащить. Я держу его за предплечье, пока мы не выходим из магазина.
— Тебе не следовало этого делать, — говорю я, когда мы заходим в лифт. — Такое часто со мной происходит. Это не ее вина.
— Ну, больше она этого делать не будет.
— Это было ненужно. И подло — к тому же, ты ее напугал.
— Ты не видела выражения своего лица, Захара. Я видел. — Он нажимает кнопку уровня парковки, затем упирается ладонью в стену прямо рядом с моей головой. — Никто не смеет причинить тебе боль таким образом.
Он наклоняется вперед и хватает меня за подбородок другой рукой.
— Школьные сплетни. Чертовы математические задачи. Тысячи способов сделать рукава-буфы. Годами ты писала мне о каждой мелочи, но ни разу не упомянула о своем витилиго. Почему, ангел?
У меня перехватывает дыхание. Его лицо прямо передо мной, его глаза ищут мои. Желание отступить, как-то убежать и спрятаться от его изучающего взгляда переполняет меня. Я знаю, что он уже видел каждое обесцвеченное пятно на моем лице. Огромные бледные пятна вокруг моих глаз. Еще одно на моем лбу. Несколько маленьких на левой стороне моего подбородка, прямо там, где сжимают его пальцы. Он не слепой, даже если он не обращал на них внимания, в отличие от многих. И все же от его внезапного вопроса мне становится не по себе. А спрятаться мне здесь негде. Я зажата между стеной лифта и телом Массимо, поэтому мне приходится терпеть его пристальный взгляд.
— Ты, — хрипло говорит Массимо, приподнимая мой подбородок, — самое прекрасное, что я когда-либо видел. И если кто-то заставит тебя усомниться в том, насколько ты чертовски прекрасна, я заставлю их жалеть об этом до конца жизни.
Громкий писк сигнализирует о прибытии лифта на уровень парковки. Я остаюсь прикованным к полу, моя спина прилипла к прохладной панели позади меня. Все, что я могу сделать, это уставиться на Массимо.
— Ты поняла, ангел?
Я киваю.
— Хорошо.
Он отпускает мой подбородок и, не говоря больше ни слова, берет меня за руку и выводит из лифта.
Он назвал меня красивой. Нет… прекрасной . Он это серьезно? Или это просто белая ложь, чтобы заставить меня чувствовать себя лучше? Некоторые его поступки сбивают меня с толку, заставляя думать о смешанных посланиях. Как в тот… момент в магазине. Я могла бы поклясться, что он собирался поцеловать меня, пока продавец-консультант не прервал нас.
Я украдкой смотрю на Массимо, наблюдая за его суровым профилем, пока пытаюсь не отставать от его длинного шага. То, как движется его тело — размеренными, целенаправленными движениями, пока он сканирует свое окружение, словно хищник на охоте — заставляет мое сердце биться неровно. Он самый горячий мужчина, которого я когда-либо видела. Нет, конечно, он бы не поцеловал меня. Я просто фантазирую то, что хотела бы, чтобы было правдой.
Мы находимся между двумя припаркованными машинами, направляясь к "Ягуару" Массимо, пристроившемуся в заднем ряду, когда он резко отпускает мою руку.
— Пригнись, — шепчет он, одновременно заведя руку за спину, не сбавляя шага. — Сейчас, Захара.
Я тут же приседаю.
Массимо поворачивается влево, держа пистолет в руке. Громкий хлопок взрывается в широком пространстве, за которым следует несомненный звон разбитого стекла. Инстинктивно я обхватываю голову руками.
Раздаются выстрелы. Где-то начинает реветь автомобильная сигнализация, а затем еще одна. Пуля попадает в белый седан справа от меня. Трудно определить, откуда ведется стрельба, но я вижу, как гильзы падают на землю вокруг ног Массимо, когда он стреляет в ответ. Я считаю до трех, прежде чем шум стихает.
— Пошли. — Массимо хватает меня за руку и тянет вверх. — Быстрее.
Расстояние до его машины мы преодолеваем бегом.
— Не высовывайся, — рявкает он, закрывая пассажирскую дверь после того, как я забираюсь внутрь, и спешит обогнуть капот, чтобы сесть за руль.
Шины визжат, когда он сдает назад, а затем поворачивает к выездной рампе. Когда мы подъезжаем к воротам гаража, он притормаживает и открывает дверь, разглядывая что-то на земле. Я наклоняюсь, чтобы посмотреть, что это, но успеваю заметить пару ног, прежде чем Массимо захлопывает дверь машины и нажимает на газ.
— Ты знаешь, кто это был? — спрашиваю я.
— Да. Парень из тюрьмы. Между нами были некоторые разногласия, но он вышел несколько лет назад.
— Должно быть, большие разногласия, раз он пытался убить тебя сейчас. Как он тебя нашел?
— Я бы тоже хотел узнать ответ на этот вопрос. — Он протягивает руку и касается моей щеки. — Ты в порядке, ангел?
Его прикосновение обжигает мою кожу, жар от него распространяется по мне, пока не становится трудно дышать. Глаза Массимо не отрываются от дороги, пока он проводит большим пальцем под моим глазом. Быть под обстрелом вряд ли приятно, но внезапно все становится не так уж плохо.
— Да, — бормочу я. — Конечно.
Пока мы едем к дому Массимо, его внимание постоянно переключается между дорогой впереди и зеркалом заднего вида. Он беспокоится, что за нами кто-то следит? Не думаю, что дело в этом. Он не оглядывается назад и не смотрит в боковые зеркала с каким-либо настороженным намерением. Мы останавливаемся на светофоре, когда его брови внезапно хмурятся, а взгляд метнулся обратно в зеркало.
— Заткнись, придурок, — бормочет он. — Мне надоели твои постоянные придирки.
Я моргаю, в замешательстве.
— Что?
— Прости. Я просто… Ничего. Ничего. Он качает головой. — Черт.
Всю оставшуюся часть нашей поездки я не могу не наблюдать за ним. Массимо вообще ничего не говорит. И все же я волнуюсь за него. Я видела его вспыльчивость. Она, конечно же, никогда не была направлена на меня, хотя со всеми остальными он, похоже, не может ее контролировать. Он безжалостен. Резок. Нетерпелив. Само по себе это довольно странно, учитывая его скрупулезность и целеустремленность. Его такт и способность делать расчетливые ходы. Если он не сможет сохранить самообладание во время встречи с Советом, это не кончится ничем хорошим. Для них, а самое главное, — для него.
— Есть ли у тебя предположения, почему этот парень хотел тебя прикончить? — спрашивает Сальво, наливая виски на два пальца в стакан и передавая его мне.
— Он пытался несколько раз обокрасть меня. Поэтому я взял на себя смелость избавить его от одной из его владений.
— В тюрьме? Что это было? Деньги? Сигареты?
Я делаю большой глоток и наслаждаюсь жжением в горле.
— Его селезенка.
Ножка стула, которую я использовал для своей работы, вызвала значительную перфорацию желудочно-кишечного тракта. Что гарантировало, что ублюдку придется всю оставшуюся жизнь срать в пластиковый пакет. Так что да, у него был на меня зуб. Вот только он никак не мог знать, что я вышел из тюрьмы, и уж тем более не мог найти меня за считанные дни. Без посторонней помощи. Как только мы вернулись домой, я попросил Пеппе проверить машину на наличие жучков. Он обнаружил устройство слежения, установленное на шасси.
— Что ж, я рад, что ты выбрался без единой царапины. Не то чтобы я ожидал чего-то другого. — Сальво смеется и отпивает свой виски. — Мне звонил наш источник. Пришли результаты токсикологического анализа Армандо. Цианид. Они не могут точно определить время смерти, за исключением интервала от восьми до десяти часов.
Итак, муж-психопат Неры все-таки оказался прав, как я и подозревал.
— Камеры на вилле Леоне ничего не зафиксировали? — спрашиваю я.
— Ничего.
— Держу пари, что за этим стоит тот же ублюдок, который заказал убийство Неры. Армандо и он, скорее всего, работали вместе, но когда этого идиота поймали, его заставили замолчать, прежде чем он успел заговорить.
Сальво качает головой.
— Армандо мог быть единственным ответственным за покушение на Неру. Он был по уши в долгах и брал деньги на стороне. Он, вероятно, испугался, что Нера его раскусила.
Я поднимаю бровь.
— А потом он каким-то образом умудрился поднести к своим сломанным рукам таблетку цианида и уйти? Нет. За смертью Армандо стоит тот, кто нарисовал на ее спине мишень с приказом об убийстве. Вопрос в том, кому выгодна смерть Неры?
— Ты заставил ее разорвать двадцатилетнее сотрудничество с албанским картелем. Душку — довольно мстительный парень. Это мог быть он.
— Мстительный — да. Но глупый. Эндри Душку ничего, кроме проблем, не получит от ее смерти. Слишком много всего не сходится.
— Что ты имеешь в виду?
Янтарная жидкость чарующе сверкает, когда я вращаю свой стакан. Она почти такого же теплого оттенка, как глаза Захары. Интересно, спит ли она уже.
— Массимо? Что не сходится?
Я встречаюсь взглядом с Сальво. Как давно мы знакомы? Почти три десятилетия? Я помню, как взломал шкафчик с алкоголем моего отца, когда мы были едва подростками. Помимо Захары и Пеппе, он единственный человек, которому я доверял свои планы. И он приложил все усилия, чтобы помочь мне со всем справиться все эти годы. Так почему же, черт возьми, у меня такое чувство, что я не должен делиться с ним этим конкретным ходом мыслей?
— Почему Армандо? — Я поднимаю глаза от стакана в своей руке. — Единственные два синдиката, которые имеют претензии к нам, это албанцы и Каморра. Однако у Душку есть свои люди, которые решают его «проблемы». У Каморры тоже. Так зачем же им вовлекать Армандо в их план?
— Чтобы убедиться, что мы их не заподозрим?
— Может быть. — Я опрокидываю остатки напитка и наклоняюсь над обеденным столом. Поверхность покрыта документами, которые Сальво принес с собой. — Давайте посмотрим, что у нас тут.
Справа находятся записи о наших законных предприятиях: отчеты о движении денежных средств казино и стриптиз-клубов, контракты со всеми нашими поставщиками, договоры аренды нашей коммерческой недвижимости, заказы на закупку строительной компании и журналы инвентаризации, банковские выписки, анализы доходности инвестиций и налоговые декларации.
Другая сторона стола покрыта отчетами обо всем нашем незаконном дерьме: ежемесячная таблица доходов за последние три года от закулисных азартных игр в казино Bay View, толстая бухгалтерская книга должников с суммами их задолженности и сложными процентными ставками, а также все заключенные сделки по отмыванию денег и кокаину.
Я тянусь за распечатками доходов за последние двенадцать месяцев в двух наших стрип-клубах в центре города. Мы едва выходим в плюсе; прибыль падает. А расходы растут последние пять лет.
— Мы уничтожаем бизнес стрип-клубов, — заявляю я. — Пусть юристы подготовят все к продаже обоих заведений.
Сальво смотрит на меня через стол.
— Тициано будет в ярости.
— Мне плевать. И ему лучше приложить больше усилий в своей новой роли, иначе он потеряет свое положение капо. Мне не составит труда найти кого-то более способного на его замену.
— Новой роли?
— Да. Он возьмет на себя управление казино Брио. Так уж получилось, что Брио уходит на пенсию и проводит оставшиеся годы в своем летнем доме на озере Массапоаг, занимаясь рыбалкой. — Этот ублюдок уже много лет не дает покоя моим командам, и его нужно срочно убрать. Тициано всегда следовал приказам, просто он ленивый мудак.
— Массимо, я не думаю, что будет разумно вносить столь радикальные изменения сразу после того, как ты примешь управление. Дела идут и так неплохо.
— В этом и проблема. «Неплохо» — не значит хорошо, — я пронзаю его взглядом. — Или ты ставишь под сомнение мои решения?
— Конечно, нет.
— Хорошо. Мне нужно, чтобы все документы для стрип-клубов были готовы, а договор купли-продажи был составлен в течение следующих двух дней. Я лечу в Нью-Йорк, чтобы окончательно договориться с покупателем в конце этого месяца.
— То есть, сделка уже заключена?
— Да.
— А кто покупатель?
— Сальваторе Аджелло, — говорю я.
На лице Сальво промелькнуло выражение полного шока. Он, очевидно, думал, что я буду держать его в курсе всех своих планов. Однако, несмотря на его многолетнюю преданность мне, я все еще предпочитаю держать деликатные вопросы при себе. И начать сотрудничество с другой семьей Коза Ностра, позволив им проникнуть на нашу территорию, может быть самым деликатным из всех.
Исторически нежелание вести совместный бизнес не основано на взаимной вражде или неприязни. Это гордость. И тщеславие. Еще с тех времен, когда первые филиалы Cosa Nostra пустили корни за пределами Италии. С тех пор между донами существует негласное соперничество. Семья может позволить другой преступной организации занять ту же территорию, возможно, даже сотрудничать с ней, но только при условии, что это не другая фракция Cosa Nostra.
Именно поэтому сотрудничество с Кириллом и помощь ему в избавлении его команды от двуличных подонков оказались полезными. Как я и предполагал. Отмывание денег, которое мы организовали, было просто бонусом. Настоящий приз — это связь. Болгары давно сотрудничают с Аджелло, а слово Кирилла имеет большой вес в Нью-Йорке. Что бы он ни прошептал на ухо дону все эти годы, это должно было заинтересовать Аджелло и вывести нас на этот возможный путь. Это единственная причина, по которой Сальваторе продолжал посылать шпионов следить за Нерой и за моей территорией. Должно быть, он был готов рассмотреть потенциальную сделку.
— Боже мой, Массимо, — выдыхает Сальво. — Ты сошел с ума.
— Может быть. А может и нет. Я планирую сообщить об этом Совету в четверг, перед голосованием.
— Значит, ты почти готов.
— Посмотрим. — Я откидываюсь на спинку стула и сплетаю пальцы за головой. — Теперь нам нужно обсудить еще одну вещь. Твою компенсацию за твою преданность. Ты, конечно, останешься моим заместителем. Но что еще тебе нужно?
Сальво смотрит на меня, прищурив глаза. Возможно, он раньше говорил, что ничего не ждет взамен, но он бизнесмен. Он ни за что не упустит такую возможность, не воспользовавшись ею. Может, попросит взяться за казино. Меня это вполне устроит. Я найду для Тициано какую-нибудь другую роль.
— Связать себя узами брака с женщиной из Коза Ностры по моему выбору, — наконец говорит он.
Мои брови взлетают вверх. Этого я не ожидал.
— Выбирай. Мне нужно только имя, и мы назначим дату и забронируем церковь.
— Зара Веронезе.
Мое зрение краснеет, затмевая все в комнате. Я понятия не имел, что двигаюсь, пока мой кулак не смыкается на рубашке Сальво, когда я толкаю его к стене.
— Что ты сказал? — Мой голос едва слышен, когда я приближаю к нему свое лицо.
— Ты сказала, что я могу выбирать, — хрипло говорит он, глядя на меня. — Я второй по рангу член Семьи. Кто может быть лучшим кандидатом для женитьбы на твоей сестре, чем я?
Она мне не сестра, мать вашу! Мне хочется кричать эти слова во все легкие, но я каким-то образом заставляю себя их проглотить. Он прав. Она не моей крови, но все еще член моей семьи. Я не имею права сходить с ума из-за того, что он ею интересуется. Но, несмотря на это, я хочу уничтожить его на месте.
Он не может ее получить! — ревёт этот лицемерный придурок у меня в голове.
— Никогда, — рычу я.
Сальво кладет ладони мне на грудь и отталкивает меня назад.
— Заре нужен кто-то, кто сможет ее защитить. С учетом того дерьмового шторма, который ты собираешься обрушить на нас всех. Какого хрена ты не отослал ее вместе с Нерой?
Потому что я не могу вынести даже мысли о том, чтобы быть вдали от нее. Потому что я хочу быть тем, кто защитит ее.
Да, но кто защитит ее от тебя? От мужчины, который использовал ее с тех самых пор, как она была ребенком? От ее собственного сводного брата, которого последние три года мучают грязные мысли о ней?
Заткнись, придурок!
— Захара тебя не касается, и никогда не будет. А теперь проваливай с глаз моих, пока не потерял свою селезенку! — рычу я.
Глаза Сальво сверкают от удивления.
— Между тобой и Зарой что-то есть? Поэтому она здесь живет, с тобой?
— Не смеши, — огрызаюсь я. — Учитывая ситуацию, ей безопаснее остаться здесь, чем жить одной.
— В тебя только что стреляли!
— И я с этим справился. Никто не сможет обеспечить безопасность Захары лучше, чем я!
Прищурившись, Сальво смотрит на меня.
— Если между вами двумя что-то происходит, это вызовет скандал эпических масштабов. Ты же знаешь, какова Семья, когда дело касается женщин. Осуждения. Беспощадные сплетни. Дурная репутация. Слухи и клеймо будут преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Они сломают ее, Массимо.
Я отпускаю его рубашку и смотрю ему прямо в глаза.
— Между мной и моей сводной сестрой ничего нет. Никогда не было. И никогда не будет. И если ты хотя бы подумаешь снова произнести эту чушь, я тебя прикончу.
Сальво поправляет галстук и обходит меня, направляясь к двери.
— Что ж, я рад, что ошибся. Даже если она не была твоей сводной сестрой, я не могу представить себе более жалкую партию для тебя. Просто… посмотри на себя. Ведешь себя словно дикий зверь на свободе.
Дверь за ним закрывается с тихим щелчком.
Я поворачиваюсь к окнам, которые выходят на заросший двор, и обхватываю затылок руками. Он прав. Чертовски прав. И он даже не знает, насколько я на самом деле облажался.
И откуда, черт возьми, у него возникла идея жениться на Захаре? Стратегически это был бы хороший ход для него, но есть ли в этом что-то еще? Между ними что-то было?
Ее жизнь принадлежит ей. Она может быть с кем захочет. Даже с Сальво. У тебя нет права ревновать. Или злиться. Она не твоя и никогда не могла быть твоей.
— Уже передумал? — бормочу я. — Минуту назад твоя собственническая задница горела от одной мысли, что Сальво хотел сделать ее своей женой.
Ошибка в суждении.
— Конечно, — фыркаю я, отталкивая голос разума.
Мой взгляд цепляется за отражение герба Спада, висящего на противоположной стене. Двухсторонне острый меч на щите. Мой отец заказал его, когда стал доном. Я никогда не связывал себя с ним больше, чем сейчас. Темные мысли продолжают кружить в моей голове. Я не могу поверить, что Сальво попросил руки Захары. И моя реакция? Чисто неандертальский ход.
Мудак. Я полный мудак, потому что в моменте мне захотелось схватить этот меч и пронзить им своего друга. Убить его за то, что он посмел предъявить права на Захару.
Черт! Мне так нужна эта чертова терапия.
Сальво, вероятно, выбрал Захару, потому что это самый выгодный вариант, поскольку Нера уже замужем. Он бы поднял свое положение в Семье, что всегда было у Сальво в приоритете. Я могу понять его логику и амбиции, но не могу смириться с тем, что он хочет кого-то, кто принадлежит мне. И уже одно это заставляет меня хотеть его убить.
Когда я наконец покидаю столовую, уже далеко за полночь. Я отношу папки с документами в свою спальню на третьем этаже, а затем спускаюсь по лестнице обратно на второй.
Из комнаты Захары доносится быстрое тиканье швейной машинки. Разве она не должна спать в этот час? Я прислоняюсь спиной к стене возле ее двери и прислушиваюсь к ритмичному шуму. Над чем она работает?
Я жду, пока все затихнет, пока не убежусь, что она наконец-то легла спать. Затем, пошатываясь, подхожу к антикварному шкафу в нише в конце коридора и достаю спрятанную там подушку. Положив ее перед дверью Захары, я растягиваюсь на полу, прижимаясь лбом к деревянной поверхности. В темноте, как всегда, мои мысли обращаются к ней.
К моей Захаре.
Она спит голой? Или предпочитает одну из тех нежных атласных ночнушек? Я представляю ее обнаженной. Свернувшейся калачиком на одной стороне кровати. Я представляю, как забираюсь под простыни рядом с ней. Моя рука скользнула бы вокруг ее талии, и я бы притянул ее к своему телу, пока ее спина не прилипла бы к моей груди. И я бы зарылся носом в ее волосы, вдыхая ее жасминовый аромат. Я хочу, чтобы он наполнял мои ноздри до конца моей жизни.
Мой член твердеет, когда я представляю ее, прижатую к моему телу. В безопасности в моих объятиях. Моя.
Этого никогда не произойдет.
Я переворачиваюсь на другой бок, поворачиваясь спиной к двери. Я придерживаюсь в таком положении около пяти секунд, прежде чем снова повернуться лицом к барьеру в комнату Захары.