IX

И она заняла его — место в самой середине дивана, на которое никто и никогда не осмеливался садиться, даже когда Нур Бану не было в комнате. Села, откинулась на спинку и удобно облокотилась на одну из подушек, разбросанных вокруг. Браслеты, мелодично звякнув, спустились ей на запястья, маленькой ножкой она небрежно подкидывала вышитую жемчугом туфельку. Конечно, Нур Бану была уже далеко не молода, но сегодня она выглядела моложе своих лет, отметила про себя Сафия, подавив невольное раздражение. К тому же даже в складках на ее шее, в слегка впалых щеках — за ними она, конечно, ухаживала, но тут чудодейственный миндальный крем был уже не в силах помочь — чувствовалась спокойная властность, которой часто недостает более юному, свежему личику.

Девушки, устроившиеся на ковре по обе стороны от Нур Бану, разом повернулись к ней, почтительно подобрав под себя ноги, и уставились ей в рот с видом полнейшего подобострастия. Аура, окружающая эту женщину, была настолько мощной, что казалось, она вбирает в себя все: звуки, запахи, краски… Сафия зябко поежилась — на мгновение ей почудилось, что ее затягивает в себя какой-то водоворот. Похоже, Нур Бану что-то сказала, и сейчас девушки почтительно ждали, что на это ответит Сафия.

Сразу собравшись, Сафия не придумала ничего лучшего, чем пробормотать:

— Прошу прощения, госпожа.

Скромно, даже почтительно склонив головку набок, она не ждала ответа. Но уверенность в прочности ее нынешнего положения придала ей достаточно смелости, и дочь Баффо не упустила случая уколоть соперницу:

— Извините, но, боюсь, я не слушала. Вы что-то сказали?

Нур Бану презрительно фыркнула, в ее обсидиановых глазах вспыхнул гнев. Но Сафия заметила и другое: Нур Бану переполнена какими-то новостями и буквально сгорает от нетерпения выложить то, что узнала, причем новости эти явно таковы, что она даже забыла о привычной осторожности. И Сафия тихонько порадовалась про себя.

— Я сказала, дерзкая девчонка, что очень скоро мы будем иметь удовольствие отправиться в поездку по морю.

— Да, мой принц тоже обещал мне это.

— Это благодаря отцу моего принца, а вовсе не твоего! Сколько дней уже прошло, а живот твой как был, так и остается плоским. Так что нет у тебя никакого принца!

— И жизнь, и смерть наша — все в руках Аллаха, — смиренно пробормотала Сафия.

— Это верно. На все воля Аллаха. И все же есть кое-что такое, что мы способны сделать и сами — с его помощью, конечно. Например, обещание, которое я выпросила у моего сына. Он дал мне слово, что никогда не сделает тебя своей женой. Да, да, ты не ослышалась — он дал мне слово и сдержит его, потому что любит свою мать!

— Вы и раньше пугали меня этим, госпожа, но кому, как не мне, знать, как часто люди нарушают свои клятвы. Есть соблазны, перед которыми невозможно устоять.

— Эту клятву он не нарушит. Мой сын не женится на тебе, раз ты бесплодна.

— Ах вот как, госпожа? Ну, а я поклялась, что никогда не подарю ему сына, прежде чем не стану его законной женой!

— Ты безумна! Разве может султан взять в жены бесплодную женщину?! Ввергнуть государство в смуту?! Отсутствие наследника — это война, голод, кровь и нищета! Даже Хуррем-султан доказала свою плодовитость, подарив Сулейману несколько прекрасных, здоровых сыновей и дочь, прежде чем он сделал ее своей законной женой.

— Да, да, помню. Я уже слышала все это, и не раз. Но мне кажется, что сегодня вы пришли сюда не для того, госпожа, чтобы снова повторить свои угрозы, не так ли? — промурлыкала Сафия, чувствуя за спиной молчаливую поддержку остальных женщин, которым и до этого много раз случалось быть свидетельницами подобных стычек. — Насколько я помню, вы говорили что-то о поездке по морю?

— Да. Только на этот раз туда отправится весь гарем, а не одна эгоистичная, самовлюбленная девчонка.

— Чудесные новости, госпожа, — сдержанно буркнула Сафия, решив сделать вид, что смягчилась. Здравый смысл подсказывал ей, что лучше на время изобразить смирение. — Значит, часть пути до Кутахии мы проделаем морем?

— Кто сказал, что в Кутахию? Нет, речь идет не о Кутахии. Это ты когда-то так нахально требовала, чтобы тебя отвезли в Кутахию. Благодарю Аллаха, что у нашего господина и повелителя Сулеймана хватило ума указать тебе твое место.

Сафия и ухом не повела. Ей и в голову не пришло бы скрыть от Нур Бану тот факт, что она и пальцем о палец не ударила, чтобы собраться в дорогу.

— Стало быть, вы пришли сказать своим девушкам, что им больше не нужно укладывать вещи? Или я чего-то не поняла? Уж не хотите ли вы сказать, что всем нам придется остаться в Константинополе и торчать здесь все лето? Сидеть в городе в летнюю жару?!

В голосе Нур Бану зазвенело нескрываемое торжество.

— Нет! Мы уедем отсюда на все лето. Могу обрадовать вас: большую часть пути мы будем путешествовать морем.

При этих словах по комнате пронесся приглушенный шепот восторга и удивления. Сафия улыбнулась про себя. Раньше никто из обитательниц гарема и подумать бы не смел так явно выразить свою радость. Стало быть, она все-таки добилась своей цели — ей удалось заставить Нур Бану приоткрыть свои карты!

«Осторожно! — одернула себя Сафия. — Не показывай ей своего торжества! Один неосторожный шаг, и ты выдашь себя!»

И хотя внутри у девушки все пело от радости, Сафия улыбнулась Нур Бану самой кроткой из тех улыбок, что имелись в ее арсенале. Выждав несколько минут, чтобы ликование, воцарившееся в комнате после слов Нур Бану, несколько улеглось, и убедившись, что обитательницы гарема вновь чинно расселись по коврам, дочь Баффо решила, что пришло время привести в исполнение свой план. А для этого ей нужна была тишина. Она хотела, чтобы ни одно слово из того, что она сейчас вытянет из Нур Бану, не ускользнуло от внимания остальных женщин.

— И куда же мы тогда отправляемся, госпожа?

— В Магнезию.

Известие это обрушилось на девушек, словно меч, которым могучий воин отражает ответный удар, и головы всех, кто находился в комнате, покорно склонились, будто ветки дерева, когда налетевший порыв ветра гнет их к земле.

— В Магнезию?!

— Морем!

— Ой, а ты помнишь?…

— Какое это тогда было счастье!

— Это было еще до меня, но…

— Я слышала об этом столько чудесных рассказов!

— Что ни делает Аллах, все к лучшему.

— Ох, какие замечательные вести!

Сафия молча ждала, пока взрыв радости, вызванный новостью, немного уляжется. Что ж, пусть упиваются счастьем. Миг ее торжества недалек. Потом все они будут благодарить ее, Сафию, напрочь забыв о той, перед кем раболепствуют сейчас.

Воспользовавшись воцарившейся паузой, она вновь вернулась к разговору:

— О, госпожа, новости и впрямь чудесные. По меньшей мере… молю Аллаха о том, чтобы так и было на самом деле.

— На что это ты намекаешь? — Нур Бану грузно повернулась к девушке, и в ее черных глазах блеснул огонек.

— Да нет, ни на что… Надеюсь, Аллах будет милостив к нам. Но ваш господин и повелитель Селим… он ведь не может оставить свои обязанности, не так ли? Я-то думала, мы поедем в Кутахию, чтобы присоединиться к нему — ведь наш господин и повелитель султан доверил ему пост сандджак-бея — губернатора этой провинции. А поскольку мне хорошо известно, что долг каждой жены — быть рядом со своим мужем, а вы никогда не позволите себе пренебречь долгом, то я и решила…

Опасный огонек в глазах Нур Бану разгорался все ярче, но Сафия уже не могла остановиться.

— Всем нам известно, что Селим… ммм, как бы это сказать? Словом, он иной раз позволяет себе слегка пренебречь возложенными на него обязанностями, поддавшись соблазну… Нет, простите меня, госпожа. Не гневайтесь. Я немного забылась.

— Так оно и есть, девчонка, — злобно прошипела Нур Бану. — И я поставлю тебя на место. Так вот, Селим больше уже не сандджак-бей!

Поскольку единственным ответом на эти ее слова было воцарившееся в комнате гробовое молчание, Сафия решила, что было бы глупо с ее стороны не воспользоваться этим.

— О Аллах, спаси и помилуй нас, грешных! Именно этого я и боялась!

— Вот как! Выходит, ты боялась этого, глупая девчонка? А я молилась, чтобы это произошло! Нет уж, хватит с нас Кутахии! Или ты забыла уже, что нас попросту сослали туда, когда Селим еще совсем зеленым юнцом имел глупость начать войну против своего же родного брата?

— Но ведь его брат Баязед мертв — погиб смертью, которая ждет всех предателей. И случилось это года два-три назад, еще до того, как я попала сюда, госпожа. Надеюсь, вы простите мне мою смелость, если я скажу, что ждала этого, только предполагала, что это случится намного раньше. Но, — имела осторожность добавить Сафия, — на все воля Аллаха. Он лучше знает, что делать.

— Да, Аллах лучше знает. А если ты думала, что это случится раньше, стало быть, ты так и не поняла, что Аллах всегда действует с величайшей осмотрительностью. Именно эти новости я и пришла вам объявить. А на пост губернатора Магнезии по обычаю всегда назначают наследника трона.

— Потому что Магнезия совсем рядом от Города городов, Константинополя, — пробормотала себе под нос Сафия. — В случае, если… Впрочем, Аллах не допустит этого… Я хотела сказать, если с нашим возлюбленным султаном случится несчастье, его наследник в Магнезии, которая расположена буквально в двух шагах от столицы, сможет тут же вернуться и незамедлительно взять бразды правления империей в свои руки. Но, увы — прошло уже несколько лет с тех пор, как у господина нашего Сулеймана по воле Аллаха из всех его могучих сыновей остался только один, а султан что-то не слишком торопится передать ему пост губернатора Магнезии!

Нур Бану небрежно отмахнулась от этих слов, словно от назойливого насекомого.

— Селим как-то давно был уже губернатором Магнезии. Ах, прекрасная Магнезия! Чудесный, восхитительный город! Как мы были счастливы тогда! Селим любил меня больше жизни! Именно там родился наш сын!

— Да, но он потерял пост губернатора Магнезии, помните? Тогда султан разгневался на него! Это случилось, когда Селим поднял меч на своего брата. И губернатором назначили другого — не наследника Оттоманов, а простого чиновника. Султан, видимо, решил, что для Магнезии, да и для всей империи в целом, так будет спокойнее.

— Ну, раз уж ты такая всезнайка, может, тебе будет приятно услышать, что султан Сулейман — да продлит Аллах его дни на радость всем нам! — решил наконец, что пора покончить с этим. И снова вернуть славную традицию, когда губернатором Магнезии был принц крови, прямой наследник трона Оттоманов. Тем более что прошло уже немало времени, и Селим с тех пор успел поостыть.

— Для этого ему потребовалось немало вина, верно?

Кто-то — только не птица — жалобно пискнул. Нур Бану начала злиться. И постепенно теряла осторожность. Первой, естественно, это заметила Сафия.

— Не смей так говорить! Пить христианское пойло противно законам ислама, а Селим был рожден, чтобы править государством правоверных!

— На все воля Аллаха, — с притворным благочестием вздохнула Сафия. Она обожала эту присказку: благодаря ей можно было ловко умолчать о том, что она на самом деле думала обо всем этом. В отличие от Нур Бану она была совершенно спокойна.

— Так вот, — торжествующе продолжала Нур Бану, — Сулейман во всеуслышание объявил, что пришло время наконец сместить того человека, который занимал пост губернатора Магнезии во время отставки Селима.

— Ферхад-бея, — вполголоса подсказала Сафия.

Она снова перехватила на себе злой взгляд Нур Бану. И тут же повеселела: девушка давно уже успела подметить, как та бесится, когда Сафия наглядно показывает, что разбирается в делах империи куда лучше, чем супруга наследника престола.

Сделав вид, что не замечает угрозы, Сафия беспечно продолжала:

— Помнится, этого человека зовут Ферхад. Он служил в кавалерии. Способный, только совсем еще молодой. По-моему, прошло всего несколько лет, как он закончил дворцовую школу. И был губернатором Магнезии все то время, пока длилась опала Селима. Значит, теперь султан решил лишить его этой должности?

— Это не отставка, вовсе нет. Его просто ждет другой пост, причем более высокий. — Нур Бану решила, что пришла пора показать свою осведомленность в государственных делах. — Насколько я слышала, этот молодой человек — один из любимцев Соколли-паши. Вот Великий визирь и решил наградить юношу за верную и безупречную службу. И дал ему должность, которая позволит ему быть ближе к нашему повелителю и к трону.

— Ближе, чем даже сам наследник? — вполголоса промурлыкала Сафия.

— Султан бесконечно посылает за Селимом, чтобы посоветоваться с ним… Наверняка это неспроста. И ведь так все время, что мы живем в Константинополе. Должно же это что-то означать? Никогда еще султан не проводил столько времени со своим наследником. Такого раньше не бывало. Помяните мое слово, за этим что-то кроется.

— Может, слишком большое искушение снова поднять смуту?

— Спаси нас и помилуй от повторения такого несчастья! Да сохранит нас Аллах! Нельзя дважды искушать судьбу!

— О да, — согласилась Сафия, чувствуя, как по спине пробежала знакомая дрожь. Так бывало всегда, когда добыча сама шла к ней в руки и победа, о которой она мечтала, доставалась слишком легко. Однако она хорошо понимала, что требуется быть очень осторожной, чтобы не спугнуть Нур Бану. — Итак, выходит, губернаторский дворец в Магнезии в настоящее время пустует.

— Да, губернатора там нет.

— Стало быть, все решено? Новым губернатором станет наш господин Селим?

Сафие показалось, что ее сердце, гулко колотившееся в груди, пропустило один удар. Все то, что она сейчас услышала из уст Нур Бану — о смещении Ферхад-бея и о том, что кресло губернатора, обычно занимаемое наследником престола, в настоящее время пустует, — было ей известно уже с самого утра. А слухи о том, что это случится, передавались из уст в уста целую неделю. Благодарить за это следовало Газанфера с его умением выслушивать и вынюхивать подобные сплетни, а причиной служила его безусловная преданность лично Сафие и жгучее желание отомстить. К тому же Газанфер обладал неоценимой способностью ради нее пробираться в такие места, где другие евнухи краской стыда или внезапным обмороком непременно выдали бы себя.

На одно мгновение Сафия даже пожалела, что Газанфера сейчас нет рядом. Разделить триумф со своей госпожой — вот возможность еще раз доказать, что своей преданностью Сафии он заслужил право быть приближенным к ее персоне. Бог свидетель, это было нужно не только ему, но и ей тоже. Она должна быть полностью уверена в нем — чтобы добиться еще одной победы. Однако Сафия очень скоро заставила себя успокоиться. В преданности евнуха она была уверена даже больше, чем в доверии Айвы. Так же, как и в том, что впереди ее ждет новый триумф. И добиться его поможет именно он, Газанфер.

И вдруг червячок страха неясно шевельнулся в ее душе. Что, если евнухи Нур Бану окажутся не глупее Газанфера? К тому же их намного больше, стало быть, они быстрее сумеют добиться цели. Кто знает, вдруг приказ о новом назначении Селима будет вот-вот объявлен?

«Ни один приказ о новом назначении нельзя отменить другим приказом», — вспомнилось ей. Но Сафия постаралась отбросить прочь терзавшие ее сомнения. Может, у Нур Бану много евнухов, но ни один из них и вполовину не был так предан супруге Селима, как Газанфер — Сафие. И ни у одного из них нет личных причин способствовать ее замыслам. Уверенность в своей победе, которую сейчас испытывала Нур Бану, крылась в том, что она не ломала над этим голову столько, сколько Сафия. А вот Сафия успела немало подумать, как добиться своего — просто потому, что страстно жаждала победы, причем именно громкой. И сейчас она наслаждалась возможностью поводить ненавистную соперницу за нос, прежде чем та успеет что-либо предпринять. И уже тогда уничтожить ее.

— Значит, нашему господину Селиму твердо обещали пост губернатора?

О, этот затравленный взгляд обсидиановых глаз Нур Бану! Сафия задрожала от восторга. Случалось ли когда самому Сулейману одерживать столь славную победу?

Самообладание этой женщины поистине заслуживало восхищения. Лишь легкое подергивание рук Нур Бану, когда она молча принялась поправлять сползавшие с рук браслеты, да еще поспешность, с которой она отвела глаза, выдала ее неуверенность.

— Нет… пока еще нет. Сказать по правде, ничего определенного пока не было сказано. Но он будет им. Потому что если не он, то кто?

— Конечно, кто же еще, госпожа? В самом деле, кто?

Полностью удовлетворенная этой капитуляцией, Сафия вновь уткнулась в зеркало и принялась любоваться своим отражением. Не проронив больше ни слова, она предоставила Нур Бану и ее служанкам свободно обсуждать смещение Ферхада и радоваться, что кресло в губернаторском дворце Магнезии в настоящее время свободно. Пусть тешат себя мыслью, что это лишь недолгая отсрочка — пусть. Пока пусть. А там будет видно.

* * *

Сафие не пришлось ждать слишком долго. Прошло совсем немного времени, как открылась дверь и в комнату вошел Газанфер.

Она скорее почувствовала, чем услышала, что он уже здесь, и в который раз изумилась, как бесшумно двигается евнух, несмотря на изуродованные пыткой ноги, — словно огромный кот. Впрочем, и руки тоже были изуродованы. Они и сейчас невольно приковали к себе ее взгляд, когда он по обычаю евнухов сложил их на груди — каждый палец их тоже был сломан во время пыток.

Сорванные ногти только недавно начали отрастать. В свое время их вырвали щипцами, сохранились только лунки, а все остальное представляло собой жуткое зрелище, от которого бросало в дрожь. Оставалось лишь только гадать, какую нестерпимую боль причиняло ему каждое движение.

Сафия повернула зеркало так, чтобы украдкой поймать тот момент, когда в глубине его узких, похожих на острие кинжала зрачков вспыхнут недобрые зеленые искорки. Если не считать искривленного, переломанного в нескольких местах носа, только эти глаза и остались такими же, какими она запомнила их: еще меньше месяца назад, завороженная этим зрелищем, Сафия смотрела, как его наказывают палками. Только из-за этих глаз она и сделала все возможное, чтобы вытащить Газанфера из Семи Башен, причем как можно скорее.

Даже имя его теперь стало другим. Вместо дурацкого прозвища Гиацинт Сафия дала ему имя Газанфер, что по-турецки значит «Отважный Лев». Она сильно сомневалась, что кто-то, даже сама Михрима-султан, сможет узнать в этом человеке своего бывшего евнуха. Но при всем его ужасающем облике, от которого так и веяло первобытной свирепостью, это был как раз такой евнух, который требовался Прекраснейшей.

Сафия украдкой послала ему улыбку — почти незаметную, скорее отражение в зеркале. Зеленые, как у дикого зверя, глаза Газанфера обладали свойством замечать все, даже мелькнувший на стене солнечный зайчик. Его улыбка была такой же мимолетной, как у Сафии, вернее, ее и улыбкой-то назвать было нельзя. Но Газанфер вообще редко улыбался — заставить его улыбнуться было практически невозможно. Губы его из-за отсутствия выбитых во время пытки зубов были всегда плотно сжаты, и рот поэтому напоминал узкую щель, а свойственная ему гордость заставляла держать его закрытым.

Однако взгляд, который он послал своей госпоже, оказался достаточно красноречивым. По спине Сафии пробежала невольная дрожь: в этом сумеречном взгляде она почувствовала холод и мрак ночи так же безошибочно, как если бы, коснувшись руками его изуродованного лица, ощутила ледяную влажность его кожи. Нет, невольно содрогнувшись всем телом, она подумала, что ей почему-то не слишком хочется выйти из этой комнаты в темноту и почувствовать ночную прохладу на своем собственном лице.

Она и без этого знала, что дело, которое она поручила ему, сделано. И сделано хорошо.

И как раз тогда Мурад послал за ней.

Загрузка...