Сожги венец безбрачия

Глава 12. Ма-ми-ла-пи-на-та-пей

Набережная была так забита людьми, что мы с Никитой никак не могли найти свободный столик.

– Лаура! – кто-то дотронулся до моего плеча.

Я обернулась. Передо мной стоял Матвей. Я невольно залюбовалась. Он успел загореть. Вот кого солнце любит! Белая рубашка подчеркивала загар, мокрые, после душа волосы, были зачесаны назад. Светлые джинсы обтягивали узкие бедра.

– Альберто любезно занял нам столик. Пойдемте, – Матвей повел нас за собой.

Наш столик находился на первой линии возле самого прибоя. Сцена, на которой уже вовсю зажигали музыканты, была установлена довольно далеко. Я обрадовалась. Не люблю слишком громкую музыку. И разговаривать неудобно. Тем более, что мне нравится слушать шум моря.

– Прошу! – Альберто в черной гавайской рубахе и черных джинсах встал, учтиво приглашая нас сесть. – Я уже заказал. А то до ночи ждать бы пришлось. Официанты с ног сбиваются.

По случаю праздника белую шляпу он сменил на канареечно-оранжевую. Мы сели. Два официанта подкатили столик с едой и принялись быстро расставлять на столе многочисленные тарелочки с салатами и кукурузными лепешками. Огромное керамическое блюдо с мясом и овощами гордо заняло центр стола. Выглядело блюдо настолько непрезентабельно, что мы втроем – я, Матвей и Никита – начали украдкой переглядываться.

– На вид ужас, да? – довольно улыбнулся Альберто. – Разрешите представить: главное мясное блюдо Кубы «Ропа Вьеха».

– Кажется, он первую букву перепутал в слове «ропа». Там должно быть «же» вместо «рэ», – едва слышно прошептал Никита, наклонившись ко мне.

– Ропа вьеха? Старая одежда? – переспросила я.

– Именно! – радостно кивнул Альберто. – Выглядит кошмарно, но на вкус, – он сложил пальцы щепотью и поцеловал их. – Представьте себе: мясо для блюда около двух часов томится в пряном бульоне, после чего разделывается на волокна и тушится с овощами в креольском соусе. Удивительно деликатное, но в то же время с легкой остринкой блюдо. Точно как юная кубинка.

Альберто взял пустые тарелки и начал наполнять их большими порциями мяса и овощей.

– Да я сейчас не то, что старые шмотки, ботинок готов сжевать, – Никита набил рот мясом, закатил глаза и счастливо замычал.

Вкус и вправду был изумительный. Хотя выглядело блюдо точно так, как называлось: словно кто-то набросал разноцветные лохмотья на тарелку. Мы ели, слушая музыку и наслаждаясь свежим морским бризом. Никита быстро расправился с огромной порцией и встал.

– Сейчас вернусь. Не скучай, принцесса! – он скрылся в толпе.

Минут через десять Никита вернулся с четырьмя целыми ананасами на подносе. Из трех ананасов торчали соломинки, из четвертого чайная ложечка с длинным черенком. Именно этот ананас он поставил передо мной.

– Пей, Лаурочка! Безалкогольный, но очень вкусный коктейль.

– Спасибо, но здесь ложечка, а не соломинка. Как мне пить?

– Там много мякоти, коктейль густой, – объяснил Никита, – поэтому нужна ложечка.

– Да, но у всех остальных соломинки, – не согласилась я и вдруг заметила взгляд Матвея.

Он побледнел и не сводил глаз с ананаса. Альберто, наоборот, заговорщицки улыбался и цокал языком. Что здесь происходит? Никита тоже так уставился на этот ананас, словно он – центр вселенной. Под взглядами троих мужчин я ковырнула ложечкой мякоть с жидкостью, потом еще раз и еще. И… услышала, что ложечка громко звякнула, ударившись обо что-то металлическое. Я еще раз зачерпнула и увидела обручальное кольцо.

Никита взял его, ополоснул водой, положил на раскрытую ладонь, встал на одно колено, прижал вторую руку к груди и проникновенно сказал:

– Лаурочка, выходи за меня!

– Но… мы же друг друга не знаем совсем. Мы даже не встречались толком, – у меня перехватило дыхание.

– Ну сейчас и повстречаемся до свадьбы. Конфетно-букетный я тебе обеспечу, – он метнулся к цветочнице, которая ходила между столиками.

Выхватил из рук девушки огромную корзину цветов, бросил ей деньги и вернулся ко мне.

– Вот цветы. Миллион алых гвоздик. Роз не было. Прости! Шоколад будет. Завтра куплю всю шоколадную фабрику вместе с владельцем и охраной, – Никита поставил корзину к моим ногам и засмеялся.

Но мне было не до смеха. Я попыталась вздохнуть, но не смогла. В ребрах сильно кольнуло.

– Ну что скажешь? Только не молчи. Пожалуйста! – взмолился Никита.

А я всё пыталась выдохнуть, но никак не получалось.

– Тебе плохо, да? Подавилась, может? – Никита схватил стакан с водой и поднес к моим губам.

– Не… могу… дышать… – просипела я, отталкивая его руку.

– Да куда ты прешь со своей водой? У нее приступ паники, а ты ей воду даешь! – Матвей вскочил, схватил меня за руки, заслонив от всех, и быстро, но очень спокойно заговорил:

– Дышим, дышим. Посмотри на меня: закрой рот, – он нажал на мой подбородок, – и носом осторожно выдохни, – он сжал губы и с шумом втянул воздух, показывая, как нужно сделать.

Я в точности повторила за ним. Стало немного легче.

– Отлично! Еще раз, медленно. Здесь никого нет, только я и ты. Ни на кого не смотри, только на меня. Всё хорошо, ты спокойна. Ты ровно дышишь. Тебе комфортно и легко.

Я, наконец, вздохнула полной грудью и выдохнула.

– Ёшкин кот! Может, у нее аллергия на ананасы? – Никита взял ананас и заглянул в него.

– У нее аллергия на идиотов, – сквозь зубы процедил Матвей. – Предупреждать надо!

– Дык, это же сюрприз был! Как же я заранее скажу? – Никита прижал ананас к груди.

– Именно это будет написано на твоем надгробии, – огрызнулся Матвей. – Поменьше смотри дурацкие фильмы.

– Вам лучше? – взволнованный Альберто склонился надо мной.

Я молча кивнула. Альберто осторожно взял меня за руку и прошептал в ухо по-испански:

– Не торопись соглашаться, дочка. Он, – Альберто кивнул на Матвея, – считает себя последней банкой «Кока-колы» в пустыне.

Я невольно улыбнулась. Эта испанская поговорка означает, что кто-то слишком высокого о себе мнения.

– Но он подходит тебе больше. Дьявол знает больше не потому, что он дьявол. А потому что он стар, – Альберто ткнул себя кулаком в грудь. – Я не молод и вижу больше, чем хотелось бы. Сама судьба подала тебя знак, что не нужно торопить события. Не злись на меня, палома, я могу быть твоим отцом, – он нежно погладил меня по щеке.

Я благодарно кивнула. Палома – это голубка. Испанские мужчины называют голубками только тех, к кому относятся как к дочерям. Моего папы уже нет в живых. Альберто своей мудростью и мягкостью очень напомнил мне отца.

– Ну что же я за придурок такой? – Никита швырнул ананас на песок и с досадой хлопнул себя по бедрам. – Хотел красиво. Хотел, чтобы запомнилось на всю жизнь. И вот такая хрень замутилась. Чуть не уконтрапупил любимую девушку. Да ёшкин же кот!

Мне стало его очень жаль. Столько в нем было искреннего раскаяния! Столько горечи от ошибки!

– Мне намного лучше, давай просто потанцуем и поговорим. Ведь самого главное так и не прозвучало, – я взяла его за руку и повела к морю.

Здесь каждый метр песка был занят парочками, которые кружились в медленном танце, крепко обнявшись. Я обняла Никиту за плечи. Он взял меня за талию и склонился, шепча в ухо:

– Ты прости меня, принцесса! Не умею я в слова. И фантазии у меня ноль. Но я умею другое: зарабатывать, дом держать, как нужно. Ты ни в чем нуждаться не будешь. С мелкими ловко управляюсь. Брательника моего младшего мать всегда на меня оставляла, сама-то по хозяйству. Знаю, что мы очень разные. Ну и чё?

– Почему я, Никита? Ты как-то всё про бытовое, жизненное. Чувствую себя так, словно корову покупаю. Прости за сравнение! Но самого главного так и не сказал.

Он заглянул мне в глаза и выдохнул:

– Втрескался в тебя, как пацан. Честное слово! Ты такая… такая… настоящая, понимаешь? Не такая, как все. Одна. Та самая! Я так долго тебя искал! Даже к доку нашему ходил. У меня с башкой-то всё в порядке. Только вот не знал: как искать и чего? Ну я на него наезжаю, конечно. Чтобы не борзел. Но умеет он мозги вправлять. Вытянул из меня то, чего я и сам не понял. Объяснил, где я налажал. И вот после этого сразу тебя встретил. Потому что знал уже, кого искать. Как приложил тебя дверью в тот день, так места себе не находил. Даже когда та бодяга случилась с мелким пранкером, потом сидел и думал: «Ну чё, Никитос, огрёб? Упустил такую девушку, долбо…» Прости, принцесса, долбоконь. Весь извелся, пока ты не простила, – он замолчал, обхватил меня обеими руками и вдруг поцеловал в губы.

Нежно, осторожно и очень крепко. Меня окутала простая, ясная и очень теплая мужская сила. Как в сказках, когда читаешь про богатырей. Такой Добрыня Никитич. От Змея окаянного спасет, избу построит, печь сложит, добычу домой принесет. И всех недругов тяжелым мечом изрубит. С таким мужиком каждая себя почувствует Василисой Прекрасной. Особенно я.

Вот и упал мой венец безбрачия. В первый раз в жизни меня замуж позвали. И умом понимаю, что нужно сейчас радоваться. И, чуть-чуть поломавшись для виду, соглашаться. Но в том-то и дело, что умом, а не сердцем. Физиологически я чувствую эту мужскую силу, потому что секса у меня давно не было. А чувства спят. Бабочек в животе нет. Сердце мерно качает кровь. Как огурцы в банки закрывает: хлоп, хлоп, хлоп. Так и будем с Никитой по выходным консервацией заниматься на фазенде его родителей. А может, мне это и нужно? Вот и Светка всегда говорит, что хватит в страстях биться. И что плохого в огурцах и всему, что к ним прилагается? Сплошные плюсы, как ни крути. Особенно когда тебе уже тридцать два и хочется стабильности.

– Мне нужно подумать, – я мягко отстранилась от Никиты.

– Понимаю, – он попытался скрыть разочарование, но всё равно оно прозвучало в его голосе.

И вдруг над побережьем заиграла песня «Калимба де луна». Я даже вздрогнула от неожиданности.

– Всё в порядке, Лаурочка? – забеспокоился Никита. – Ты побледнела.

– С ней всё хорошо. А будет еще лучше, – из-за спин танцующих парочек вынырнул Матвей. – Лаура очень любит эту песню. Я специально заказал ее у оркестра. Позволь-ка, – он мягко, но решительно оттеснил Никиту плечом и занял его место. – Потанцуем и пошепчемся? – Матвей взял меня за талию.

Никита вспыхнул, но промолчал. Стоять рядом с нами было глупо. Поэтому он направился к столику. Оказалось, что Матвей хорошо танцует. Изящно и ловко. Я положила руки ему на плечи, хотя вокруг нас все танцевали раздельно. Слишком энергичной была мелодия. Танцуя, Матвей каждый раз задевал меня бедром. И в этот самый момент проснулись мои чувства и те самые бабочки в животе. От его прикосновений по телу пробегал электрический ток. Теперь настала моя очередь таять.

«Это были лучшие из времен и худшие из времен». Эту фразу из Диккенса я всегда цитировала своим ученикам на уроках английского. И только сейчас по-настоящему поняла, что она значит. С Матвеем было упоительно плохо и до невозможности хорошо. Или наоборот. Но я уже ни в чем не была уверена. Просто хотела, чтобы этот танец длился вечно. И одновременно желала, чтобы он закончился немедленно. Потому что в этот самый момент осознала, что не смогу жить с Никитой. Но и с Матвеем не смогу. Так что никуда мой венец безбрачия не делся.

– Он тебе не нужен, милая, – шепнул Матвей.

Я замерла в его руках. Милая! Он впервые назвал меня не Лаурой, а иначе. И в его голосе прозвучала нежность. Это не было сарказмом. Он действительно, хотел показать, что я для него милая.

– Это мне решать, – с трудом выдавила я.

– Конечно, тебе. Кому же еще? Но ты же это понимаешь, правда? Ты ведь не бросишься на шею первому встречному, потому что он замуж позвал? Венцом безбрачия ты расплачиваешься за чужие ошибки. Если примешь предложение Никиты, то придется расплачиваться за свои. Ретро-гипноз уже не поможет, – Матвей наклонился ко мне.

Его губы почти коснулись моих губ. Больше всего на свете я сейчас жаждала его поцелуя. Сильнее всего на свете боялась, что он это сделает. Я умру от радости. А потом свихнусь от горя. Или то и другое разом.

Наши глаза встретились. Я вспомнила, как в инязе нам рассказывал преподаватель, что в языке индейских племен есть слово «ма-ми-ла-пи-на-та-пей», занесенное в «Книгу рекордов Гиннеса» как самое лаконичное, и считается одним из самых трудных для перевода слов. Оно означает: "Взгляд между двумя людьми, в котором выражается надежда каждого на то, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым".

И вдруг за спиной Матвея я увидела того самого колдуна, которого мы искали целый день. Он стоял за танцующими парочками и молча смотрел на меня. В его глазах отражались огни фестиваля. Его шрамы масляно светились на темном лице.

– Матвей, это он! Тот самый колдун! – прошептала я и бросилась к колдуну.

Он повернулся и пошел вдоль берега, лавируя в толпе. Я бежала за ним, увязая в песке. А перед глазами четко, как кинокадр, стояла та сцена, что я увидела на одном из сеансов: беременная Шура Колесникова бежала по берегу в таком же белом платье, как у меня. А колдун гнался за ней. Теперь мы поменялись местами.

– Детенер! Остановись! – закричала я.

Колдун, не оборачиваясь, ускорил шаг. Матвей обогнал меня, в несколько прыжков настиг мужчину и схватил за плечо. Тот обернулся и сбросил руку Матвея.

– Ты кто такой? – гневно спросил мужчина.

Я остановилась, тяжело дыша. Это был не колдун.

– Поговорить нужно, – сказал по-английски Матвей и добавил по-испански: – Хаблар, говорить.

В ответ мужчина длинно и витиевато предложил Матвею поговорить с теми органами тела, которые расположены далеко от головы, но активно участвуют в процессе зачатия. А также помянул недобрым словом маму Матвея и всех, с кем она когда-то встречалась.

– Это не он, Матвей, отпусти его, – я в изнеможении опустилась на песок.

В боку кололо. Дыхание никак не выравнивалось.

– Ты ошиблась, что ли? – Матвей сел на песок рядом со мной.

– Нет, не ошиблась. Я видела этого колдуна четко и ясно. Перепутать не могла. Он как сквозь землю провалился.

– Это потому, что ты о нем все время думаешь, Лаура. Увидела высокого чернокожего мужчину и приняла за того самого. Нас сейчас еще и в расизме обвинят. Мол, для нас все чернокожие на одно лицо.

Не буду спорить. Логичное объяснение можно найти всему. Но я точно знаю: это был он. Тот самый брухо. И за тридцать лет он совсем не изменился.

Матвей

Матвей не злился, нет. Он был в ярости. Как могло получиться, что этот жлоб обыграл его? Никита сделал Лауре предложение. Крыть Матвею было нечем. Такой гол с одиннадцати метров переиграть будет очень тяжело. Особенно если учесть, что он и так всё время боится того момента, когда Лаура узнает, что Марина наняла его. Вымаливать прощение Матвей не привык. Поэтому ему кровь из носа нужно найти этого колдуна. Против такого аргумента в пользу Матвея Лаура не устоит.

Найти этого чертова мага всё равно, что иголку в стоге сена. Это не колечки покупать и в ананасы запихивать. Ему, Матвею, просто необходимо вернуть доверие Лауры. И ключ к этому доверию – чёртов колдун.

На интернет Матвей мало полагался. Но заметил одну интересную вещь: браслет на руке Дульсе, девушки с ресепшена – бусики, камушки и черные перья. Он ничего не понимал в птицах, но интуиция ему подсказывала, что это перья черного петуха.

Когда Лаура пошла спать, Матвей спустился на ресепшен, открыл переводчик Гугл на телефоне и медленно, по слогам прочитал по-испански:

– Ослеплен твоей красотой и хочу пригласить на ужин.

Дульсе лукаво улыбнулась и сказала по-английски:

– Я сменюсь только в час ночи. Вы уже пойдете спать.

– Кто? Я? – возмутился Матвей. – Да я вообще никогда не сплю с тех пор, как приехал на Кубу. Ты уже украла мое сердце! Оно больше не стучит, какой тут сон? – он в изнеможении упал лицом на стойку.

Девушка звонко рассмеялась и погладила его по волосам:

– Тогда жди. Ровно в час ночи.

– Ровно в час ночи тыква превратится в карету, – прошептал Матвей, направляясь в ресторан, чтобы запастись изрядной порцией кофе.

Дульсе привела Матвея ужинать в маленький бар, где почти не было туристов. Зато на столиках были расставлены ароматические свечи, а на крошечной сцене тихо перебирал струны пожилой гитарист.

Матвей взял ее за руку и прошептал:

–Ты меня околдовала, да?

Дульсе рассмеялась

– Тогда колдуй до конца, – приворожи так, чтобы я остался с тобой навсегда. Ты ведь знаешь, как это делается? – он погладил ее запястье, запустил пальцы под браслет, раздвинул камушки и вытащил оттуда черные перышки.

Девушка побледнела, вырвала руку и спрятала за спину.

– Нельзя это трогать, – нервно сказала она.

– Мне можно. Я тоже маг, – заговорщицки подмигнул Матвей. – Мне нужен тот брухо, у которого на вывеске нарисован черный петух с обручальным кольцом в клюве.

– Не знаю, о чем ты, – она невинно округлила глаза.

– Знаешь, конфетка. Еще как знаешь, – Матвей взял ее локон и намотал на палец.

Еще при вселении в отель Матвей сразу обратил внимание на этот браслет, тихо его сфотографировал, пока девушка была занята на ресепшене, и получил консультацию от приятелей, которые бывали на Кубе.

Они рассказали Матвею, что кубинцы невероятно болтливы, если речь не идёт о магии или спецслужбах. Тогда из них слова не вытянешь. И если о белой магии сантерии они говорят охотно, то о черной ее стороне – вуду или паоло майомбе – молчат.

Существует версия, что и сам Фидель Кастро был темным колдуном. И, возможно, именно это объясняет тот факт, что на него было совершено шестьсот тридцать четыре покушения американских спецслужб, а он выжил. И каждый раз вместо него умирал другой человек из близкого окружения. А родился Фидель в городе Биран, где распространено вуду. Как и когда-то на Гаити, африканские культы сыграли в революции на Кубе важную роль. Богатое белое население исповедовало католицизм и протестантизм. А религии с африканскими корнями – культы. Кастро взял Гавану без боя, приветствуя народ с символичным голубем на плече. И сразу же открыто начал избавляться от католицизма в стране. Именно при его негласной поддержке на Кубе расплодилось огромное количество колдунов.

– Я знаю, что этот амулет не сантерия. Это магия пало, да? – спросил Матвей.

Дульсе побледнела и закрыла ему рот рукой. Он взял ее за руку и поцеловал в ладонь и запястье. Она покраснела, глубоко вздохнула и простонала:

– Ты принесешь мне беду. Такие амулеты связаны вото де силенция. Не знаю, как это по-английски, когда обязан молчать.

– Обет молчания? Так я не про амулет, – Матвей обнял ее и прикоснулся губами к уголку ее рта. –

Я про самого мага. Просто скажи, где его найти, и всё, – губы Матвея спустились от губ к шее.

Дульсе тяжело вздохнула и сдалась. Она вытащила из сумочки ручку, взяла салфетку и записала на ней номер телефона.

– Возьми, – она протянула салфетку Матвею. – Это телефон моего дяди. Он сорок лет работает таксистом в Гаване и знает всех. Действительно, всех. Скажи, что я просила помочь. Он отвезет тебя к тому, кто тебе нужен. Он и меня возил. Я так волновалась, что даже не запомнила улицу. Только помню, что это в трущобах.

Лаура

Утром Матвей не спустился к завтраку. Мы пили кофе вместе с Никитой. Он смотрел на меня глазами побитой собаки и молчал.

– Никита, не дави, пожалуйста! Мне нужно подумать, – не выдержала я.

– Дык я ничего не сказал, принцесса, – он уткнулся в чашку. – Понимаю. Нужно обмозговать, привыкнуть. У вас, девушек, всё сложно. Это я привык в спорте: вижу цель – атакую. А ты натура нежная. За то и полюбил тебя.

– Прямо полюбил?

– Прямо втюрился, – вздохнул он. – Такой нокаут ты мне влепила! Не откачают меня уже. Морда – в хлам, сердце – в клочья.

Мне стало смешно, но я сдержалась. Его манера ясно и четко выражать свои мысли мне нравилась. С ним легко. Притворяться не нужно, обдумывать каждое слово тоже.

– Доброе утро! – к столику быстрым шагом подошел Матвей.

Взял из моих рук чашку кофе, допил его и поставил чашку на стол. Подцепил с тарелки Никиты булочку, откусил ее и сказал:

– Вставайте. Нас такси ждет. Поедем к колдуну.

– Какое такси? – не поняла я. – Альберто наш водитель. И колдуна мы не нашли.

– Вы не нашли, – Матвей доел булочку и вытер губы салфеткой. – Пока некоторые за ананасами бегали, –он метнул быстрый взгляд на Никиту, – я нашел того, кто знает колдуна.

– Боже мой! Как? Матвей, ты гений! – я вскочила и сама того не ожидая, внезапно обняла его и поцеловала в щеку.

Даже не знаю, как это вышло. Матвей явно тоже растерялся, но тут же взял себя в руки и заявил с привычным апломбом:

– Аплодисменты потом. Плата натурой тоже.

– Ты за базаром следи, – набычился Никита.

– Друг мой, понимаю, что грубой силе всегда тяжело проигрывать интеллекту, но смирись с этим, – Матвей взял его стакан с соком манго и залпом допил. – Знание – сила, и карлик, сидящий на плечах великана, видит дальше его. Кстати, насчет платы натурой. Ты, Никита, можешь заплатить ананасами, я их люблю. Только без колец, пожалуйста. У меня от них изжога.

– Слышь, карлик, я тебя сейчас посажу, только не на плечи, – зарычал Никита, поднимаясь из-за стола.

Начинается! Мы так и до обеда никуда не уедем.

– А ну оба успокойтесь! – я решительно хлопнула ладонью по столу. – Сейчас вообще одна поеду. А вы останетесь здесь. И убивайте друг друга хоть до вечера! Как два петуха, честное слово!

– Принцесса, при всем моем уважении, но ты бы такими словами не бросалась бы, – мягко попросил Никита. – Обидно в натуре. У нас в спорте за такое обычно предъявляют.

– Кстати, да, Лаура, – внезапно поддержал его Матвей. – Сравнение с петухами не комильфо.

– А мне всё равно, как это звучит! – разозлилась я. – Главное, что вы оба выглядите, как два петуха, которые не поделили курятник. А я не курица, между прочим. Ведите себя достойно. Тогда и мои сравнения будут литературными.