Сожги венец безбрачия

Глава 7. Сбой в генах

После завтрака Никита принялся мыть посуду, а меня отправил одеваться.

– Слушай, у тебя кухонные полотенца есть? – спросил он, когда я переоделась и спустилась вниз. – Я тут случайно воды плеснул на стол. Протереть бы.

– Да, должны быть. Сейчас, – я подошла к шкафу в большой комнате.

Выбрала самое красивое и незастиранное полотенце и уже собиралась закрыть шкаф. Но старая и скрипучая дверца никак не хотела закрываться. Шкаф был набит под завязку. Я сдвинула папины вещи, уплотняя их, и вдруг увидела, что внизу между вещами застряла вешалка, а на ней что-то белеет. Опустившись на корточки, я осторожно потянула вешалку и вытащила белое марлевое платье. По спине побежали мурашки. Точно такое же платье я видела сегодня во сне.

Быть не может! Как оно сюда попало? Раньше его здесь не было. Хотя…. я так и не решилась еще убрать вещи папы из шкафа. А платье скатилось вниз. Я взяла несколько полотенец и поднялась на второй этаж, в спальню. Надела платье и подошла к зеркалу. Оно село, как влитое. Словно для меня шили. Да, определенно это оно – платье незнакомки с Кубы. Верх платья пошит в стиле «барышня-крестьянка»: большой квадратный вырез, резинка под грудью, спадающие рукава, обнажающие плечи. Внизу широкая юбка, не доходящая до колен.

В дверь постучали.

– Можно?

Ой! Совсем забыла, что Никита здесь. Я схватила полотенца и распахнула дверь.

– Вот! Извини, Никита, что сразу не принесла. Немного отвлеклась.

– Ух ты! – присвистнул он. – Тебе так идет!

– Да я просто примерила. Сейчас быстренько переоденусь и поедем.

– Не снимай, принцесса! Топчик! Самое то! – он поднял большой палец. – Ставлю лайк!

Он не уходил. Медлил, словно чего-то ждал. Повисло неловкое молчание. Но ненадолго. Мой телефон зазвонил внизу, в большой комнате. Я бросилась по ступенькам вниз. Звонила мама.

– Лорочка, – мама всегда называла меня именно так, не Лаурочка, как остальные, а Лорочка.

– Мам, Лора – это сокращение от Ларисы, мое имя Лаура, – поправляла маму я.

– А мне вообще имя Лариса больше нравится. Оно красивее и интеллигентнее. И для наших широт больше подходит. Это твой папа уперся в свое время и настоял, чтобы назвать тебя именно Лаурой, – не соглашалась мама.

Что неудивительно: если она что-то решила, то спорить с ней было бессмысленно.

– Ты давно не заезжала, котёночек. Все в порядке?

– Да, мам. Занята была. Как-то всё навалилось.

– Понимаю, детка. Сегодня папин день рождения. Я подумала: может, приедешь? Посидим, помянем. Витя, правда, из Лондона не смог вырваться. Вчера говорила с ним. Занят до невозможности. На этой стажировке его укатали, как сивку крутые горки. Но ничего. Мы узким кругом посидим. Грибы вот сегодня купила. Приготовлю твой любимый грибной жульен.

– Да не возись, мам. Я и так приеду. Без жульена.

– Ну что ты, котёнок! Мне не трудно. Кто тебя еще побалует, как не мама? Наверное, на бутербродах сидишь.

– Нет, я хорошо и правильно питаюсь, – бодро соврала я.

– Ну да, ну да, в точности, как твой отец. Он тоже на даче закрывался, ел сплошные консервы и считал это хорошей едой, – она вздохнула. – Как странно, когда живой человек превращается в воспоминания. Ладно, не буду тебя отвлекать. Ты, наверное, на работу спешишь. До вечера. Люблю тебя, детка.

– И я тебя. До вечера, мам.

Никита возился на кухне, вытирая стол. Так странно было видеть, как здоровый мужик хлопочет по-хозяйству. Всё у него получалось ловко, быстро и очень привычно. Сразу видно, что много лет этим занимается.

Как только мы сели в машину, Никита спросил:

– Какие планы на вечер?

– Еду к маме на ужин.

– Можно с тобой?

Я растерялась.

– Эээ… понимаешь, Никита, только не обижайся, сегодня день рождения моего отца. И мы хотели посидеть по-семейному.

– Понял. Принял. Осознал. Слишком рано.

Что значит слишком рано? Он что собирается знакомиться с моей семьей? К такому я не привыкла.

– Жаль, конечно, – вздохнул он. – Просто подумал, что если ты уже едешь к своим, то могли бы вместе. А на следующей неделе к моим родителям сгоняем. У мамы как раз днюха. А они с папой на своей фазенде в Подмосковье. Удобно отмечать. Никуда ездить не нужно. Шашлычок, овощи с грядки, пироги с ягодами. Мама печет – закачаешься. Ягоды, кстати, тоже свои. У них там и малина, и вишня, и крыжовник, и чего только нет!

Неужели сеансы начали работать и мой венец безбрачия тает? Никто еще не приглашал меня к родителям, да еще и так спокойно, буднично. И это после нескольких дней знакомства. Не могу сказать, что Никита – принц моей мечты. Но дело не в этом, а в том, что моя жизнь, наконец, начала меняться. Получается, что вселенная проснулась и начала реагировать на мои запросы? Ну тогда и мужчину могла послать другого. Он хороший, Никита. Очень! Но я такого не заказывала.

– Посмотрим, – осторожно ответила я.

– А чего смотреть? – хмыкнул он. – Просто поедем и всё. Вишневая наливка по семейному рецепту сама себя не попробует.

Машина остановилась на светофоре возле спортивного клуба «Кит». Думая о своем, я невольно уставилась на вывеску: ярко-синюю с забавным белым китом, из спины которого бил серебристый фонтанчик.

– Нравится эмблема? – довольно заурчал Никита.

– Красиво.

– Это мой клуб. Один из.

Только сейчас до меня дошло, что кит – это сокращение от имени Никита.

– Красиво и оригинально, – похвалила я.

– А то! Сам придумал, – Никита гордо вздернул подбородок. – Заезжай в любое время. Я здесь чуть ли не сутками торчу.

– Разве спортзалы работают по ночам?

– Это смотря какие, принцесса. У меня среди клиентов много серьезных бизнесменов. А они живут по своему расписанию. Потому и богатые. Пашут ведь круглосуточно. Вот и мои спортзалы для них всегда открыты. Хочет он мышцы размять в три часа ночи? Да не вопрос! Лишь бы платил.

Такая трудоспособность всегда вызывает уважение.

– Спасибо! Обязательно заеду.

Вечером я приехала к маме сразу после работы. Ключом дверь открывать не стала. Просто позвонила. Мама распахнула дверь, бросилась ко мне, чтобы обнять, и вдруг застыла.

– Что это на тебе? – ее бровь гневно изогнулась, не предвещая ничего хорошего. – Где ты взяла этот кошмар?

– На старой даче, в папином шкафу. Разве это не твое?

– Детка, ты издеваешься? – мама трагически заломила тонкие руки. – Я и этот ужас?

– А мне нравится, – из комнаты вышел друг семьи адвокат Генрих Страуме. – Здравствуй, моя хорошая, – он обнял меня за плечи и поцеловал в щеку. – Мариночка, знаешь, кого мне Лаура напоминает в этом платье? Наталью Орейро. Был такой сериал когда-то с ней в главной роли. Падший ангел? Дерзкий ангел?

– Дикий ангел, Генрих! – поправила его мама.

– Точно! – обрадовался он. – Ты, Лаура, его не помнишь. Маленькая была. Это из лихих 90-х. Там актриса Наталья Орейро на заставке в титрах танцевала в таком белом марлевом платье. И пела: камбио долор пор либертад, – он вдруг потешно вскинул бедро, придерживая его рукой, словно невидимое платье, – та –та- та –та что там дальше черт их знает этих испанцев? – пропел он на одном дыхании.

– Ну вот! Я же и говорю, что это дремучий кошмар, а не платье, – мама бросила на Генриха испепеляющий взгляд и добавила: – Не думаю, что сегодня есть повод для веселья и песен.

– Прощу прощения! – спохватился Генрих. – Это было бестактно, – но в его глазах плескался смех.

Он быстро ретировался в комнату.

Папа Генриха на дух не выносил, хотя адвокат и считался другом семьи. Но был скорее маминым другом, чем папиным. Отец даже по имени его не называл. Всегда спрашивал у мамы: «А где наш скользкий юридический господин?»

– Лорочка, у тебя здесь есть вещи. Иди, котёнок, в свою комнату и переоденься, пожалуйста, – бросила мама по дороге в кухню.

Начинается! Вот так всегда: платье переодень, прическу измени, работу найди другую и вообще следуй маминым указаниям. Папа всегда подшучивал над этой ее манерой всех поучать, критиковать и исправлять этот несовершенный мир. Бывало, едем по Москве в папиной машине: я, мама, Витька и папа за рулем. Проезжаем по какой-нибудь улице. Мама смотрит на отреставрированное или только что построенное здание, и брезгливо морщит нос:

– Какая безвкусица!

– Ужас! – тут же подхватывает папа, подмигнув нам с Витей. – Придется идти к мэру и просить снести. А поделом: нечего строить, не посоветовавшись с людьми, у которых тонкий вкус.

– А вот и не смешно! – не уступает мама. – Давно нужно было везде, где только можно, ввести должность эксперта по эстетике.

– И эту должность, конечно, займешь ты, – улыбается папа.

– А ты, Саша, знаешь кандидата, который лучше подходит? – вкрадчиво спрашивает мама, а в ее глазах уже пляшут огненные искры и бровь гневно заламывается вверх.

– Что ты, Мариночка! – притворно пугается папа. – Как можно с нашим суконным рылом да в калашный ряд?

Теперь и осадить ее некому. Генрих точно такой же сноб, как и мама. Всех считает ниже себя. А Вите всё равно. Мне с мамой не справиться. Лучше промолчать и тихо сделать по-своему.

– Мам, сил нет, устала сильно, – я присела на скамейку в прихожей, сняла кроссовки и надела тапочки.

Паркетные полы, очень дорогие и из экзотического дерева, были одним из главных пунктиков мамы. Если на них появлялась одна пылинка, мама немедленно звонила уборщице, которая приходила два раза в неделю, и грозно отчитывала ее. Даже если пугливая и очень старательная уборщица – гостья из братской среднеазиатской страны – не была виновата.

– Усталость – это не повод садиться за стол в обносках, – крикнула мама из кухни.

– Девочки, не ссорьтесь, – вмешался в спор Генрих. – Давайте ужинать. Умираю от голода!

После ужина мы с мамой пошли мыть посуду. Я рассказала ей про Никиту. Просто захотелось поделиться.

– Он тебе не подходит, – заявила мама, загружая тарелки в посудомоечную машину. – Очередной попрыгунчик.

Так она называла всех моих мужчин.

– Между нами ничего нет. Только познакомились. Откуда ты знаешь? Он, между прочим, хотел с моей семьей познакомиться, – я подала маме очередную тарелку.

– Еще хуже! Сразу его пошли, котёнок. Пока не стало больно. Он тебе не подходит.

– А кто мне подходит? Вот ты меня к ведьме посылала снять венец безбрачия, а теперь, когда кто-то появился, недовольна.

– Красиво ухаживать – не значит жениться. И потом, судя по твоим рассказам, он простоват. Я – мать и лучше понимаю, что тебе нужно, – она обняла меня. – Господи, да сними ты это уродство! Кто сейчас носит марлевые платья? То, что твой кавалер – пролетарий, еще не значит, что ты должна опуститься до его уровня.

– Почему уродство, мам? Это классика. Сейчас вообще винтаж в моде. Я нашла его в шкафу на даче. Думала, что твое.

– Не дай бог! – мама в ужасе замахала руками. – Не знаю, как оно туда попало. Я такое жлобство никогда не носила. Это пошлость! Их даже в 80-е и 90-е носили сплошные дурочки. Посмотри: этот приспущенный с плеча рукав, – мама ухватила меня за рукавчик, который сполз с плеча, и вернула его на место. – Якобы оно само сползло, это дешевый шик. С одной стороны ты хочешь соблазнить мужчину, с другой, вся такая невинная.

– Ну и что в этом такого?

– Развратная невинность латиноамериканских трущоб и колхозных дискотек, – нахмурилась мама.

Латиноамериканские трущобы! То ей Куба не угодила. Теперь уже вся Латинская Америка в целом. Вместе с сельской местностью. Папа терпеть не мог этот снобизм И я унаследовала это от него. Мама же, как дочь московского генерала, вообще не воспринимала всё, что за МКАДом.

– На таких девках обычно клейма ставить негде. Фу! – она презрительно сморщила нос.

Мама взяла стакан с недопитым вишневым соком, резко повернулась к раковине, чтобы поставить его туда, и якобы случайно пролила сок на платье.

– Ну вот! – с притворной досадой она всплеснула руками. – Я так и знала!

Интересно, что она знала, если сама испортила платье?

– Котёнок, снимай, постираю. У тебя здесь есть вещи. Надень что-нибудь.

Когда-то мамины уловки срабатывали. Лет до пятнадцати примерно. Но теперь принципиально это платье не сниму. Потому что устала от ее невыносимо властной натуры. Я взяла солонку, насыпала на пятна соли. Подождала пару минут, подошла к раковине и замыла пятна. Они исчезли без следа. Хорошо, что сейчас соки делают из химической дряни. Был бы натуральный, пятно точно бы осталось.

– Мама, я поеду домой. Очень устала и хочу спать.

– Ложись здесь.

– Нет, спасибо. От тебя до работы добираться неудобно. Особенно по утренним пробкам.

– Ну что ты куксишься? – мама обняла меня за плечи. – Я же переживаю за тебя! – она погладила меня по голове. – Иди сюда, дурочка! – она прижала меня к груди. – Такая большая, а губы надула, как маленькая.

– Не надула.

– Еще как надула! Вот и в детстве всегда так делала: глазками сверкнешь, губы надуешь и в уголок – шмыг! Как мышка. И сразу закрываешься от всех. Слова потом не вытянешь, глупенькая моя! – она поцеловала меня в щеку.

И мне так хорошо стало! Она не злая, она просто нервная. Всегда так было: накричит, а потом сама же пугается и сразу жалеет. Характер у нее взрывной. Я в папу характером пошла. Он был флегмат. Всё в себе держал.

– Я же просто пытаюсь тебя всю жизнь приучить к стилю, чтобы ты модная была. А ты, как твой отец: ему тоже было всё равно, что носить. Но он мужик, а ты девушка, и симпатичная причем. Красавиц от природы не бывает. После тридцати красота – это большой труд и очень много денег. Поверь мне!

– Верю, – согласилась я.

А как можно не верить, если мама один из самых известных в Москве экспертов моды? К ней все знаменитые кутюрье на поклон ходят, показывают новые коллекции, умоляют поносить. Если мама в этих вещах появляется на светском мероприятии, то на следующий день вся коллекция немедленно раскупается. Мама всегда потрясающе выглядит, даже если ее поднять посреди ночи. Всё равно у нее будет идеальная прическа и гламурная пижама. У нее даже домашние тапочки на каблуках и в стразах.

– Всё? Больше не сердишься на маму? – прошептала она.

– Нет, не сержусь. Мам, я, действительно, устала и поеду уже домой. Без обид. Прошу тебя.

– Ну хорошо, детка. Поезжай. Как доберешься, скинь мне эсемес. Я буду волноваться. Слушай, а давай тебя Генрих отвезет на твоей машине. Он оттуда такси возьмет. А я буду спокойна. А то поедешь одна по вечерней Москве. Поздно уже. На дорогах столько психов!

– Мам, я доеду сама. Ну пожалуйста! Не ребенок ведь!

– Ну всё-всё! Молчу! Жульен возьмешь с собой. Завтра разогреешь, сейчас в контейнер положу, – она засуетилась, собирая мне еду в дорогу. – И фрукты возьми, витамины лишними не бывают.

Дома я первым делом бросила платье в стиралку, а потом в сушилку. После этого аккуратно растянула его на вешалке и повесила на дверцу шкафа, чтобы не помялось. Засыпая, я смотрела на платье, которое белело в темноте.

Матвей

Не спалось. Так всегда: когда хочешь лечь пораньше, накатывает бессонница. Матвей поворочался в постели и посмотрел на часы: половина одиннадцатого. В принципе, время детское. Вполне можно заявиться в гости. Он взял телефон, хотел набрать Лауру, но не решился. Бред! Что он ей скажет? Хочу видеть тебя? Хочу поговорить? Нет, говорить он точно не хочет. Лучше всего посидеть молча. Но разве можно просто молчать с пациенткой?

Можно, если пригласить ее в кино на последний сеанс. Тогда можно просто смотреть на нее украдкой. Зачем? Он не знал. Ему нужно было понаблюдать. Лаура вызывала у него интерес. В конце концов, это его пациентка. А за пациентами в его медицинской специализации как раз таки нужно наблюдать. И чем больше, тем лучше.

Он быстро оделся и решительно взял телефон. И в этот момент в дверь позвонили. Матвей посмотрел на видеокамеру. На площадке нетерпеливо переминался с ноги на ногу заказчик. Матвей повернулся и на цыпочках, аккуратно ступая, пошел в комнату. В конце концов, может он лечь спать пораньше? А вдруг его дома нет? В половине одиннадцатого это логично. Черт! Телефон! Матвей попытался было отключить звонок, но опоздал. Телефон предательски громко зазвонил.

– Матвей, я слышу, что вы там! – раздался за дверью нетерпеливый крик. – Не вздумайте изображать, что легли спать. Ваш телефон я тоже слышу. И не нужно мне потом рассказывать, что вас не было, а телефон вы просто забыли дома.

– Да, шпион из меня никакой, – прошептал Матвей, вздохнул и открыл дверь.

Она не вошла в квартиру. Она ворвалась, звонко цокая каблуками. Матвей даже посторонился, чтобы не снесла. Не женщина, а торнадо! Он всегда наводил справки обо всех своих заказчиках еще до того, как начинал работать с ними. Собирая информацию о Марине Зориной, он понимал, что с ней будет сложно. Но не думал, что настолько.

Холеная, высокая, вальяжная барыня недовольно смотрела на него, заломив бровь. Ее красивое и капризное лицо пылало гневом. По яркой внешности сразу видно было, что это бывшая модель. Одна из первых девочек Славы Зайцева. А они тогда были породистыми, не то, что сейчас. Матвей невольно засмотрелся. Хороша! Белый брючный комбинезон, перетянутый красным пояском в узкой талии, крутые бедра, ноги от шеи. Копна светлых волос, но не белых, а интеллигентно-пшеничных. Алые губы и такого же оттенка босоножки на высоких шпильках. В руках сумочка в виде арбуза, собранного из блестящих стразов. Избалованная дочь генерала сначала КГБ, а потом и ФСБ, она привыкла получать всё, что захочет.

Не дожидаясь приглашения, Марина прошла в гостиную, села в кресло, закинув одну ногу на другую, и закурила тонкую длинную сигарету.

– У меня не курят, – сухо сообщил Матвей. – Как врач говорю, что курение очень плохая привычка, особенно в состоянии стресса.

Марина встала, прошла к окну, выбросила сигарету, подошла к Матвею и заявила:

– Вы ничего не перепутали, молодой человек? Вместо того, чтобы делать свою работу, вы всё сделали наоборот. Я уж начинаю сильно жалеть, что обратилась именно к вам, а не к другому специалисту.

– Послушайте меня… – начал Матвей.

– Нет, это вы послушайте, – она ткнула наманикюренным пальцем в его грудь. –Вместо того, чтобы ходить на ваши сеансы и печалиться, Лаура познакомилась с новым парнем.

– Вам не жаль свою дочь? – не удержался Матвей.

Задавать такие вопросы было верхом непрофессионализма, но и его терпение небезгранично.

– Жаль, поэтому я и обратилась к вам. Ей не справиться с ответственностью. Она ничего не поймет и наломает дров. Уничтожит свое будущее, мое и будущее брата.

– Лаура не дурочка.

– Дело не в интеллекте, а в характере. Она такая же идеалистка, как и ее отец. А идеалисты в этом мире не выживают. Поэтому я сама дам ей все, что нужно. Но только тогда, когда она будет готова.

– И столько, сколько сочтете нужным, – язвительным тоном уточнил Матвей.

– Да. Но вас это не касается. Есть только один способ обойти наши дурацкие законы, к сожалению. Поэтому я и обратилась к вам.

Он смотрел на нее и видел своего отца. Сейчас, как никто, понимал Лауру. Отец Матвея тоже всегда знал, как лучше. И если Матвей был не согласен с генеральной линией домашней партии, то его просто отлучали от дома и божественного внимания папеньки.

Отец Матвея Андрей Ильич Князев – профессор психиатрии, преподаватель университета и кремлевский врач-психотерапевт презрительно морщился, когда слышал о работе Матвея. И сквозь зубы цедил, что сын путает науку и шаманские танцы с бубном. А еще позорит его перед уважаемыми коллегами.

У Матвея не было детей. Но он искренне не понимал, как можно так давить на своего ребенка. Как можно так не любить того, кого сам создал.

– Может, вам с ней поговорить? – предложил Матвей. – Без сеансов, игр и манипуляций. Просто объяснить. Она очень умная девушка. Она поймет.

– Не смешите меня! – саркастически ухмыльнулась Марина. – Она, к сожалению, не пошла в меня. А вы сами знаете, что такое гены. Их же ничем не перебить.

Гены. Матвей почувствовал, что у него закружилась голова от внезапной догадки. Для того, чтобы избавиться от Марины и спокойно подумать, он поспешно согласился: – Хорошо, я постараюсь как можно быстрее работать с ней.

– Нет, вы не старайтесь. Вы сделайте. В конце концов, мне вас рекомендовали, как одного из лучших специалистов по гипнозу.

– Ретро-гипнозу, – поправил ее Матвей.

– Да какая разница? – отмахнулась она. – Неужели так сложно внушить Лауре то, что нужно мне? Но вместо того, чтобы укрепить ее в мысли, что от венца безбрачия возможно избавиться только одним способом, вы сами знаете каким. Довести ее до отчаяния, дожать, именно у вас она познакомилась с каким-то гопником. Вы что сводничеством занимаетесь в свободное от медицины время?

– Это случайно получилось! – возмутился Матвей. – Он тоже мой пациент. И он…

– Я знаю. Ударил ее дверью и воспылал страстью. Какой-то дешевый водевиль! Вы должны были немедленно это всё пресечь! Объяснить ей, что знакомство случайное и это не ее судьба. Что венец безбрачия никуда не делся. А она вместо этого уже на свидания с ним бегает. Черт знает что! – Марина извлекла из сумочки изящный портсигар и достала сигарету.

Помяла ее в пальцах и под пристальным и неодобрительным взглядом Матвея бросила в сумку.

– Два года не курила. Из-за вашей некомпетентности опять сорвалась. – пожаловалась она.

– Их свидание не состоялось, – сообщил Матвей. – Я лично об этом позаботился.

– Правда? Ага, значит, вы не знаете, что они уже и на дачу съездили? Прекрасно! Я еще и должна делать вашу же работу за вас.

– Какая дача? О чем вы?

– О том, что моя дочь со мной поделилась радостью. Мол, ездили на дачу вместе с этим гопником, он ее там кормил и они вместе ночевали, естественно. Куда же он денется с подводной лодки?

Матвей замер.

– Ночевали? – уточнил он. – Просто ночевали или…

– Понятия не имею! Дочь мне сказала, что ничего не было. Но свечку там никто не держал, знаете ли.

Вот жлобяра ловкий этот Никита! Его в дверь, а он в окно. Просочился, втерся в доверие, и уже даже ночевал. А он, Матвей, раздумывал: удобно ли позвонить в такое позднее время? Лаура оказалась такой же, как и все женщины: тоже любит, когда ее берут нахрапом. Ладно, выводы сделаны. Еще посмотрим, кто кого переиграет. Жлобы стратегически мыслить не умеют. У них всё по эмоциям: захотел, наскочил, завоевал. А если не обломилось, отскочил назад, утерся рукавом и мнется в сторонке. Ничего! Один проигранный бой еще не означает проигранную войну. Нужно просто поменять тактику.

– Я свяжусь с вами, когда будут результаты, – Матвей дал ей понять, что визит окончен. – Скоро свяжусь, – добавил он, видя, что ее бровь опять возмущенно поползла вверх.

Марина пошла к двери, но на пороге обернулась:

– А вы не похожи на своего отца, – она с сожалением поцокала языком. – Гены конечно, вещь сильная, но они иногда дают сбой. Ваш отец всегда прекрасно делал свою работу.

Матвей замер. Сравнения с отцом он ненавидел еще больше, чем когда им пытались манипулировать. Отец ушел от них с мамой, когда Матвею было пятнадцать лет. Просто собрал вещи и сухо поставил перед фактом, что уходит к другой женщине.

Мать его так и не простила. Замуж больше не вышла, предпочитая одиночество. Матвею иногда казалось, что мама до сих пор любит бывшего мужа. Хотя она никогда с Матвеем об этом не говорила. И никогда их с отцом не сравнивала. Но в свое время была против выбора медицинской специализации Матвея. Сама она всю жизнь проработала хирургической медсестрой. И мечтала, чтобы сын стал хирургом. Мозгоправов она не любила в целом.

Отца Матвей видел редко. И каждый раз встреча заканчивалась ссорой. Хотя новая жена отца – Мила, тихая, ласковая и спокойная, очень хорошо относилась к Матвею и всячески старалась их помирить.

Марина насладилась его замешательством, хищно улыбнулась и елейным голосом сказала:

– Может быть, вам стоит поучиться у папы, молодой человек? – она красиво, как на подиуме, развернулась на одной ноге, и модельной походкой от бедра вышла из его квартиры.

– Да чтоб тебя, стерва! – прошептал Матвей, схватил телефон и набрал отца.