Сожги венец безбрачия

Глава 8. Обломись! Он мой!

Вторая жена отца Мила ответила на звонок.

– Извини, Матвей. Он отдыхает. А ты так давно не был у нас. Приезжай! Я сварила дивное малиновое варенье.

Отец с новой женой жили в загородном доме на Новорижском шоссе. В отличие от матери Матвея, которая умела варить только покупные пельмени, а духовку так и не освоила, но зато сутками пропадала в операционной, Мила была прекрасной домохозяйкой. Холила и лелеяла великолепный сад. Варила варенье, закрывала соленья, пекла пирожки. И всегда искренне радовалась редким визитам Матвея. Пока он выяснял отношения с отцом, Мила забивала машину Матвея банками с домашними заготовками. Отказать ей было неудобно. Детей у них с отцом не было. И она очень расстраивалась, что ее муж не ладит с единственным сыном. Как-то Матвей допустил роковую оплошность. Его мама приехала к нему домой, а он угостил ее огурцами и вареньями в исполнении Милы. Мама брезгливо поджала губы, от угощения отказалась. И после каждого визита Матвея к папе ядовитым тоном спрашивала:

– Как отец? Нормально? А как его главный маринуй?

– Маринует, – коротко отвечал Матвей и переводил тему разговора.

– Ни сна, ни отдыха измученной душе, – проворчал рядом с Милой отец. – Дай мне телефон. Здравствуй, сын. Чем обязан такой радости?

– Папа, у тебя была пациентка по имени Марина Зорина?

– Если бы ты был настоящим врачом, то знал бы, что на такие вопросы в нашей профессии отвечать неэтично.

– А ее дочь Лаура Зорина? Прошу ответить: это очень важно для меня.

– Андрей, перестань немедленно! Вы же с Нового года не общались? Разве так трудно ответить на вопрос сына? – прошептала Мила рядом с телефоном.

Отец засопел в трубку и нехотя ответил:

– Не припомню. Скорее всего, нет. А почему ты интересуешься?

– Это мои пациентки, – бодро соврал Матвей. – У меня с ними возникли сложности. Хотел с тобой посоветоваться.

– Со мной? – рассмеялся отец. – Мила, ты слышишь? Мой сын признал официальную медицину. Я, конечно, всегда готов помочь. Но учти: бить в бубен, камлать, как шаманы, глотать вилки, как граф Калиостро, и ходить в прошлое я не умею.

– Андрей! – умоляющим тоном прошептала Мила. – Прошу тебя!

– А что я сказал? – возмутился отец. – Это то, чем официально занимается мой сын. – Сначала включает пациенту музыку – барабаны, почти шаманский бубен. Потом отправляет в прошлое. А потом объясняет, что у пациента болит спина, потому что его ударили копьем триста лет тому назад. Кстати, Матвей, а что с этими… эээ … Зориными не так, что ты хотел посоветоваться? На них не женился Наполеон в прошлом? Или их на своей колеснице переехал фараон Тутанхамон? Если так, то это, скорее, к твоей матери нужно обращаться. Она работает в травматологии. Я же могу помочь только одним способом: госпитализировать их обеих в хорошую психиатрическую клинику. Вместе со всеми, кто верит в подобную ерунду.

– Андрей, господи! Ну зачем же так? Зачем? – простонала Мила.

– Спасибо, папа! Я тоже был очень рад тебя слышать. Мила, до свидания! – Матвей повесил трубку.

Лаура

Заснула я быстро. Мне снились кошмары. Не помню, какие. Но было очень страшно. Я проснулась через час. Взглянула на будильник: почти полночь. Несмотря на летнюю духоту, мне стало холодно и очень одиноко. Захотелось прижаться к кому-то. Не думать, не копаться в себе, а просто жить. Я взяла телефон. Там были сообщения по «Ватсапу» от Никиты: «Как прошел ужин? Все в порядке? Прекрасных снов, принцесса!»

Вот что мне сейчас нужно. Простой, спокойный, домашний и очень надежный Кит. Я набрала его номер. Послышались короткие гудки. Занято.

Мне захотелось подышать воздухом летней ночи. Я надела белое марлевое платье, которое приятно пахло жидким стиральным порошком, и вышла из дома. Можно сделать Никите сюрприз. Он точно обрадуется. Сам ведь сказал, что могу приехать к нему, когда захочется.

Я вышла из квартиры и нажала кнопку вызова лифта. Замок в двери Светки звонко щелкнул, и она вышла на площадку в ситцевой ночнушке.

– Ух ты! Куда вся в белом? Какое платье симпатичное! Винтажное, да? Вот сразу видно. У моей мамы такое было в глубокой молодости. Модные блогеры из молодняка когда такое видят, сразу писают кипятком от счастья, визжат и валятся в обморок. Так ты к мозгоправу? – подмигнула Светка.

– Нет, я к Никите.

– Это правильно. Вася Пупкин такой золотко. Хотя, конечно, мы еще не знаем к какой категории он относится.

–В смысле? – не поняла я.

– Слушай, ты меня своим мозгоправом довела до ручки. Я полезла в инет и тоже почитала тут по психологии малость. Чтобы разобраться, почему мне так не везет с мужиками. Ну и вычитала, короче, – Светка закатила глаза, нахмурила брови и уставилась в одну точку на стене, словно читая написанный там текст: – Чтобы получить максимальное удовольствие от секса глупая женщина ищет мужчину с большим агрегатом, а умная – мужчину со знаниями об устройстве женского организма. Потому что знания о точке джи важнее размера.

– А нельзя совместить? – поинтересовалась я.

– А может тебе еще шнурки погладить? – вопросом на вопрос ответила Света. – Вот все наши беды, Лаурик, потому что не то мы ищем. А еще…

Договорить она не успела. Из ее квартиры донесся громкий, глухой стук и отчаянные вопли близнецов:

– Отвали! Это мое! Я первый придумал!

– Нет, моё! Сам отвали!

– Господи, пошли мне сил! – вздохнула Светка. – А я ведь когда-то была такая же, как и ты: звонкая, легкая на подъем. Могла сорваться посреди ночи и пойти гулять в белом платьице. А теперь в заношенной ситцевой ночнушке охраняю спиногрызов. И по ночам читаю женские романы о счастливицах, которые бьются в страстях. Иди уже, Лаурик, оторвись там за нас обеих. А я на галеры, – она зашла в квартиру и грозно зашипела: – Чего вы орёте? Люди отдыхают. Ночь на дворе. Почему не спим, бандерлоги?

Я приехала в спортзал Никиты. Ночью забавный кит на вывеске ярко сверкал серебряным хвостом на темно-синем фоне, по которому пробегали неоновые волны. У входа меня встретил приветливый охранник. За ним через стеклянную стену спортзала были видны тренажеры. На них усердно впахивали крепкие мужики. Несмотря на позднее время, здесь было многолюдно.

– У вас есть абонемент? – спросил охранник.

– Нет, я к владельцу. Мне нужен Никита.

– Он у себя, – кивнул охранник. – Поднимитесь на второй этаж. Первая дверь налево от лифта.

Я поднялась на второй этаж и хотела постучать в дверь, но она оказалась распахнута настежь. Я замерла на пороге, не веря своим глазам. Посреди кабинета стоял Никита и обнимал высокую блондинку, одетую в ярко-розовые лосины, обтягивающие круглую и накачанную, как орех, попу, и белый топ, который буквально лопался на высокой и полной груди.

– Лаурик! – обрадовался Никита, выпустил из объятий блондинку и направился ко мне. – Какой приятный нежданчик!

Вот наглец! Козёл! Еще осмеливается ко мне обращаться! И, главное, как ни в чем не бывало, словно не обжимался с этой фитоняшкой пару секунд назад.

– Не думаю, что он приятный, – слова с трудом вырвались из моего горла.

Едва сдерживаясь, чтобы не зареветь, я бросилась назад к лифту. Вот тебе сеансы ретро-гипноза! Вот тебе запросы вселенной. Получай! Ничего в моей жизни никогда не изменится. Хоть застрелись!

– Подожди, принцесса! Ты всё не так поняла!

Я до упора вдавила кнопку вызова лифта, но двери так медленно открывались! Ну же, давайте! Я просто хочу остаться одна, чтобы спокойно пореветь!

– Ох ты ёшкин кот! Горячая какая! Прямо ураган, а не девушка! – Никита попытался взять меня за руку.

– Отпусти! – я выдернула руку из его лапищ, собрала все свои силы, чтобы выглядеть достойно, и спокойно сказала: – Ты ничего мне не должен. Между нами ничего не было. Но это всё не для меня, – я кивнула на блондинку, которая с интересом слушала, подпирая плечом дверной косяк.

И эта нахалка еще и улыбалась! Ну да, наверное, давно его окучивает. И сейчас стоит и думает: «Обломись! Он мой!». И они с Никитой точно давно спят. Потому что она выглядит совершенно спокойной.

– Лаурик, ты что… ты подумала, что она моя тёлка? Это моя сестра! – Никита снова взял меня за руку. – Я же тебе говорил, что нас у матери с отцом трое.

До меня даже не дошел сначала смысл его фазы. Я только презрительно хмыкнула и шагнула в кабину лифта.

– Ну что мне с сестрой обниматься тоже нельзя? – Никита с досадой хлопнул себя по бедрам.

– Да она в шоке сейчас. Не слышит тебя. Не видишь, что ли? – подала голос блондинка, отлепилась от косяка и в два прыжка преодолела расстояние между лифтом и кабинетом Никиты.

Она схватилась за двери лифта, которые начали уже закрываться. И пока я молча хлопала глазами, разжала двери.

– Так, следим за губами. Слезы не глотаем, глаза мне не выцарапываем. Это мой родной брат, – сказала она мне.

– Как это? – растерянно вырвалось у меня.

– Ну не похожи мы с лица, – объяснила она. – Он на папу похож, а я на маму. Слава те, господи!

– Ну да, – подтвердил Никита. – Но мы родные. Она у меня фитнес-тренером работает. Пристроил ее к себе.

– Ой, – фыркнула блондинка. – Кто еще кого пристроил! Тоже мне большой босс.

– Натаха, не начинай! – Никита прижал лапищи к груди. – У нас вон Лаурик и так в обмороке.

– Ну ладно, – блондинка шагнула в кабину лифта, осторожно подтолкнула меня к выходу. – Я лифт заберу, ладно? А вы тут между собой разбирайтесь. Несмотря на аргентинские страсти, было приятно познакомиться.

– Мне тоже, – выдавила я, понимая всю нелепость этой фразы в данной ситуации.

– Ага, – согласилась Наташа. – Ты прям всю жизнь мечтала. Я так и поняла.

Двери лифта закрылись. Никита обнял меня и прижал к груди.

– Всё в порядке, малыш? Понимаю тебя. Сам бы психанул. Но ты не думай! Я не из тех, кто сразу с двумя мутит. То есть, вот если по чесноку, то бывало, конечно. Колюсь, бросало меня из стороны в сторону. Но они были не такие, как ты. Проходные варианты. С тобой всё по-другому, шлагбаум закрыт.

Я уткнулась лицом в его широкую грудь, обтянутую белой футболкой. На краткий миг стало уютно и тепло. Как ночью на даче, когда я прижалась к его надежной спине. И вдруг я поняла, что этот уют мне не нужен. Зачем я себя обманываю? Мне сейчас хочется видеть Матвея. Красивого, холодного и очень притягательного одновременно. Ну что же меня тянет на козлов? А с другой стороны, мы все ищем понимания. Женщинам это особенно важно. Матвей меня понимает. Но не принимает.

Нет, не поддавайся. Вспомни этого козла Алекса-риэлтера. Как больно было еще несколько дней назад. А ведь он был таким же, как Матвей: красивым и холодным. Да и сейчас больно. Я ведь реально всё тогда распланировала. Уже свадьбу продумывала. И когда первого ребенка родить, а когда второго.

С Матвеем будет так же, как с Алексом: ничего хорошего. Никита – лучший вариант. Но почему в его объятиях я думаю о Матвее?

– Принцесса, а ты ведь реально завелась, а? Так психанула! Это значит, что и у тебя ко мне всё по серьезке. Просто принцессы никогда не признаются, знаю. Но ты раскололась, малыш.

Я промолчала. Не хотелось мне его расстраивать. Столько искренней радости и теплоты прозвучало в его голосе! Там более я и сама не знала, что чувствую. Какой-то винегрет в голове и в сердце.

– Принцесса, давай посидим где-нибудь? Мороженого поедим, фруктов. Или поедем в клуб и потанцуем. Только скажи, чего хочешь, всё сделаю.

– Поеду домой. Мне нужно подготовиться к завтрашним занятиям. Совсем забыла. Только сейчас вспомнила, – соврала я.

– Жаль, – расстроился Никита. – А я так обрадовался, что ты приехала! Правда, косякнули малость. Зато счет теперь: один-один. Боевая ничья. Я косякнул с тем молокососом-пранкером, ты с моей сеструхой.

Я вышла на улицу и села в свою машину. Очень хотелось позвонить Матвею. Я даже достала из сумки телефон и активировала экран. Нет, не буду. А вдруг он спит? Почти час ночи и будний день. Да и вообще что я ему скажу? Что мне хочется услышать его голос?

Бросив телефон на сиденье, я завела машину. И вдруг телефон зазвонил, на экране высветилось имя: Матвей. У меня даже руки задрожали. Я поспешно остановила машину.

– Не спишь? – спросил он. – Извини, если разбудил. Нужно было эсемеску послать.

– Всё в порядке. Не сплю.

– Можно сейчас приехать к тебе, Лаура?

– Зачем?

– Если у тебя есть силы, то давай проведем сеанс. Хочу кое-что выяснить.

– Хорошо. Сейчас скину адрес.

Я отправила ему адрес, приехала домой и села в большой комнате на диван, ожидая его. На журнальном столике лежала калимба, которую я привезла с дачи отца. Я взяла ее в руки. Мне показалось, что она еще хранит тепло ладоней папы. Как пела эта незнакомка с Кубы?

Солнечная калимба,

Пожалуйста, поговори со мной.

Ложь – это моя жизнь.

Верю в то, что ты говоришь.

Я попыталась сыграть пару нот, но калимба издала жалобное сипение, словно ее придушили. Жаль, что папа так и не научил меня играть. Я хотела положить калимбу на столик, но внезапно она вырвалась из рук и упала на пол. Деревянный корпус треснул. А из дырочки посередине выпала небольшая картонная трубочка.

Я подняла ее, развернула и обомлела. Это была маленькая и старая фотография. На ней широко улыбался счастливый отец в обнимку с той самой девушкой, которую я видела на сеансе и во сне. На обороте было написано: «Сашка Зорин и Шурка пока еще Колесникова, Гавана, 26. 12. 1990».

Сердце ухнуло вниз. Фотография была сделана ровно за год до моего рождения. Я родилась двадцать шестого декабря тысяча девятьсот девяносто первого года. И папа всегда шутил, что своим рождением я развалила СССР, так как официально он распался именно в этот день. Пока еще Колесникова? Папа собирался бросить маму и жениться на этой Шуре?

Весь мой привычный мир перевернулся с ног на голову. Да, я всегда понимала, что мои родители очень разные. Но крайности сходятся. Знаю много пар, где муж с женой вроде бы не очень подходят друг другу, но при этом живут долгие годы вместе и даже по-своему счастливы. А теперь получается, что у отца была другая женщина там, на Кубе, в тот момент, когда они с мамой были женаты. Папа работал на Кубе с восемьдесят девятого года. И на Кубу он уехал уже будучи женатым. Неужели мама об этом знала? Может быть, именно поэтому она так ненавидит Кубу и всё, что с ней связано? Это ужасно! Значит, папа причинил ей боль. И эту боль она до сих пор не забыла. Даже не знаю: смогла бы ли я жить с мужчиной, которого поймала на измене?

Господи, папа, что же ты наделал? Как же так можно вообще?

Матвей

Лаура встретила его в белом марлевом платьице и неизменных кроссовках. Она была взволнована, бледна и держала в дрожащих руках калимбу и старое фото.

– Ты в порядке, Лаура? На тебе лица нет.

Запинаясь от волнения, она рассказала ему о своей находке. Матвей взял фотографию и внимательно рассмотрел девушку. Да, конечно, до Марины она не дотягивала даже в прыжке. Вот ведь удивительно! Жена – такая роскошная женщина, хоть и стерва, а отец Лауры завел любовницу, да еще и ничем не примечательную.

– Извини, держу тебя в коридоре и даже не пригласила войти, – спохватилась Лаура. – Проходи, пожалуйста!

Матвей зашел в комнату и огляделся. Квартира маленькая. Большая комната вся забита книгами на испанском, английском и русском. Мебель дешевая, посреди комнаты письменный стол. На нем компьютер и стопки распечатанных листов.

– Я подумал, что можно обойтись без привычного антуража в моем кабинете. Холотропное дыхание ты освоила. А музыка у меня на телефоне, – Матвей сел на большой диван с множеством подушек. – Хочу, чтобы ты на этот раз попробовала погружение в память отца. Это сложнее. Но стоит попытаться.

– Хорошо, – согласилась она и легла на маленький диван, который стоял рядом с большим.

– Нет, здесь будет неудобно. Нужна кровать вместо моей кушетки, – Матвей встал. – Можем пройти в спальню? Или тебе неприятно?

– Всё в порядке, – Лаура встала с дивана.

Они зашли в маленькую спальню. Высокий Матвей не вписался в низкий дверной проем и ударился головой.

– Ой, больно? – Лаура прикоснулась к его волосам.

Матвей вздрогнул. Не от прикосновения, что было странно, так как он очень не любил, когда к нему прикасались. Но сейчас было даже приятно. И вздрогнул он, скорее всего, от легкого удара током. Хотя Лаура явно ничего не почувствовала.

– Нормально. Так… чиркнул едва. Волосы защитили. Ложись на кровать.

Она покорно легла поверх одеяла.

– Думай об отце, Лаура. Вспомни, как он выглядел, когда ты была маленькой. Ты помнишь себя в детстве?

– Только с пяти лет. Как раз тот момент, когда мы летели с Кубы. Самолет помню очень хорошо. Меня все время тошнило. И папа почему то злился из-за этого на маму. А до этого ничего не помню.

– Это странно, – заметил Матвей. – Большинство людей помнят себя примерно с трехлетнего возраста. Некоторые с четырех. Отрывки воспоминаний крошечные, но хоть что-то. У тебя есть детские фотографии?

– Конечно, – она открыла тумбочку возле кровати и достала большой альбом с обложкой из сильно вытертой замши.

Села рядом с Матвеем на кровать и начала медленно листать. Матвей внимательно рассматривал фотографии. И чем больше их было, тем сильнее росло его удивление. На всех снимках Лауре было пять лет и больше. А до этого ничего. Не было даже младенческих портретов, которые так любят все родители: голышом, на кровати и в полный рост. В любой семье они есть. Их делали даже в те времена, когда не было ни смартфонов, ни современных камер. Но самое главное: в альбоме не было ни единой фотографии с Кубы.

– Знаешь, я этот альбом никогда не рассматриваю, – сказала Лаура. – Могу позвонить маме. Наверняка, у нее есть мои детские фотографии до пяти лет. Но сегодня уже поздно. Она рано ложится. Здоровый образ жизни и всё такое.

– Нет, не нужно звонить. Справимся и так, – сказал Матвей.

Он положил на кровать телефон и включил музыку. Барабаны начали отбивать ритм. Лаура часто задышала, как учил Матвей. Он вытащил из кармана кулон и начал водить перед ее глазами.

– Ты видишь отца. Ты маленькая. Тебе тепло и уютно. Ты заходишь в лифт из воды и скользишь в прошлое, к отцу, – монотонно заговорил Матвей, погружая Лауру в глубокий гипноз.

Лаура

Куба. Трущобы Гаваны. Узкие улочки забиты людьми. Пахнет гнилыми фруктами и ароматическими свечами. Душно. Темно. Фонари на стенах почти не дают света. Прямо посреди улицы сидят люди на ветхих стульях. Они пьют, едят, курят. В укромных уголках целуются парочки, сладострастно охая.

Я стою перед обшарпанной дверью. Над ней вывеска: черный петух держит в клюве обручальное кольцо. Толкаю дверь и захожу внутрь. Иду по длинному коридору. Стены выкрашены в черный цвет и расписаны сияющими в темноте белыми символами. Я таких символов никогда не видела. На полу расставлены свечи, показывая мне дорогу. Захожу в комнату. В центре алтарь. Типичный алтарь сантеро – приверженца официальной религии Кубы. Я о ней много читала в испанской литературе. Любят их писатели эту тему. Сантерия – это дикая смесь католичества и языческих культов, включая вуду. Африканские рабы, завезенные на Кубу, соединили новых и старых богов. На алтаре фигурки Иисуса, Девы Марии, многочисленные африканские идолы и мертвый черный петух. Чувствую тошноту и закрываю рот рукой.

Возле алтаря бьется в припадке огромный чернокожий мужчина. Я его уже видела. Именно он напугал Шуру Колесникову там, на побережье. От него она бежала, утопая в песке. Его шрамы, разрезающие лицо напополам, намазаны кровью. Глаза так закатились, что видны только белки.

А рядом с алтарем стоит мама. Ее руки вытянуты вперед. На ладони лежит обручальное кольцо, с которого стекает кровь мертвого петуха.

– Помоги мне, брухо, – шепчет мама по-английски.

Брухо – это колдун по-испански. Она сошла с ума! Зачем это всё? Я подошла совсем близко к ней.

– Я помогу тебе, помогу, – шепчет чернокожий колдун, извиваясь в диком танце на полу.

И в этот момент в комнату врывается отец.