Сохрани любовь

Глава 8

Четверг, 13.12.2012

Рид

Дом ничем не выделялся среди остальных, а выглядел так, как и все дома, которые встречались в этом штате, с длинным рядом светло-зелёных кедров. Ставни окон были покрашены в тёпло-кремовый цвет, вместо ожидаемого ослепительно-белого. Ещё по участку росли низкие кусты, и мне казалось, что весной на них расцветали удивительно-красочные цветы. Но в то же время я понимал, что это не просто очередное строение. Это дом. Даже сидя в машине на подъездной дорожке, я чувствовал душевное тепло и любовь, которые так и струились из этого дома. Я почувствовал укол ревности, когда понял, что не ощущал такого возле дома, в котором вырос.

Кэтти достала свою сумку. Я просидел ещё чуть-чуть, пытаясь вернуть себе самообладание, но мне это не удалось Выходя с машины, я надеялся на лучшее. Это единственное, на что я мог сейчас положиться.

Мистер Донаван открыл дверь и вышел на крыльцо. Для мужчины, которому сейчас около пятидесяти лет, он был по-прежнему в хорошей форме. Мужчина был стройным и высоким, около метр восемьдесят. Его лицо выглядело уставшим. Когда он посмотрел на свою дочь, то его карий взгляд, который ещё секунду назад был усталым, наполнился гордостью и любовью. Когда мистер Донаван широко улыбнулся, то морщинки появились вокруг его глаз. А Кэтти буквально помчалась в его руки, и они тепло и долго обнимались.

Я остановился у начала маленькой лестницы, которая вела к крыльцу, давая им время на приветствие. Кэтти отошла от отца и взяла его за руку, и при этом успокаивающе смотрела на него. Я думал, что она сказала ему что-то, но что именно не расслышал. Она улыбнулась папе, и он ей тоже в ответ. Было видно, что они делали это постоянно. Их связь была ощутимой, и на минуту мне показалось, будто я вторгаюсь в их личное пространство. И с грустью я осознавал, что не так уж и далёк от истины.

Чтобы не пересекаться с ним взглядом, я пытался отвести его и не мог поверить в свою трусость. Я пинал ногами камушки на земле, но, когда Кэтти встала рядом со мной, притянув отца за собой за руку, я поднял на неё взгляд и почему-то тревога немного рассеялась.

Молчание было неловким, и мы трое стояли там, не говоря ни слова, никто не знал, что говорить. Кэтти прервала тишину:

— Рид, познакомься. Это мой папа — Джо. И папа, — она сказала это, посмотрев на Джо, — это сын Ребекки — Рид, — долго я уже не слышал имя матери, и оно казалось мне таким странным и незнакомым.

Я протянул руку Джо для приветствия, а он просто смотрел на меня, будто не видя. В тот момент, когда мужчина так смотрел на меня, я чувствовал себя неуверенным, будто какой-то тинэйджер. Он точно придурок. Я проглотил свою гордость, чтобы помириться с мамой, а мужчина даже не мог пожать мне руку. К чёрту это всё!

И когда я был уже готов отвернуться от него, Джо опустил взгляд вниз и потряс головой, а потом протёр рукой лицо и провёл по коротким, тёмно-каштановым волосам.

В этот момент я застыл. Мои ноги приклеились к земле, а челюсти сжались, и я был не в состоянии произнести хоть слово.

Когда он встретился со мной взглядом, то я заметил слёзы в его глазах. Мужчина дотянулся до моей руки и притянул меня к себе, заключая в объятия. Бормоча в ограниченное пространство между нами, Джо сказал:

— Я так рад, наконец-то, встретиться с тобой, Рид, — он прервал объятия и сделал шаг назад. Я осознал, что за те две минуты, которые был знаком с Джо Донаваном, мужчина показал намного больше эмоций по отношению ко мне, чем собственный отец за семнадцать лет, которые мы прожили вместе.

Ладно, хорошо. Я взял свои слова назад. Он не придурок.

Когда мой мозг снова начал нормально функционировать, я сказал:

— Я тоже очень рад встретиться с Вами, мистер Донаван. Спасибо за то, что разрешили отвезти Кэтти домой. Я очень рад, что мы смогли провести вместе какое-то время. И спасибо Вам за то, что приняли меня в своём доме, — мои слова были даже слишком вежливыми, мне не понравилось то, как я говорил. Я пытался компенсировать это, мысленно проклиная себя. Мой голос был очень сладким, и могло показаться, что я издеваюсь. Даже Кэтти посмотрела на меня так, будто была неуверенна, что перед ней стоял я.

Лёгкий смешок сорвался с его губ.

— Джо. Зови меня просто Джо. И это не мой дом. Это наш дом. И твой тоже, Рид, — он обнял меня рукой за плечи и легко сжал. Я чувствовал себя так, будто передо мной открывалась новая вселенная. Мне даже стало интересно, что произойдёт, если я сам себя ущипну.

Мы поднялись по ступенькам на крыльцо и спрятались возле входа в дом от холодного декабрьского ветра. Прежде чем открыть дверь, Джо повернулся и посмотрел на меня.

— И, Рид, помни мои слова. Это тоже твой дом. Я знаю, что ты уже очень давно не являешься частью жизни твоей мамы, но ты всегда был неотъемлемой частью её сердца, это тебе по праву всегда принадлежало. Она просто всё это время очень боялась приехать к тебе, — в голосе Джо слышалась грусть.

Я до сих пор не мог сказать и слова. Просто не знал, что именно сказать, поэтому, естественно, что следующие мои слова были вообще не в тему.

— Умм… ладно… спасибо, — да, полное дерьмо, но на большее я не был способен в тот момент.

Внутри было тепло, и я говорю не только о температуре, а и об эмоциях, которые тут же захлестнули меня. Это действительно был дом. Маленькая гостиная комната, которая располагалась в стороне от входа, даже не смотря на то, что была небольшой, была уютной и не заставленной. Она была покрашена в разные тона голубого, и на удивление это было не слишком, а наоборот, в комнате ощущался покой. Перед новым телевизором стоял маленький диван-кресло. А на маленьких столиках стояли семейные фотографии.

Мой желудок сжался, а в глазах потемнело, когда я заметил одну знакомую фотографию. Я медленно подошёл к ней и взял в дрожащие руки рамку, которая стояла передо мной. На ней были запечатлены мы с Шейном, одетые в нашу униформу. Я думаю, что тогда ему было четырнадцать, а мне двенадцать. Мы улыбались, даже хохотали, обняв друг друга за плечи. Он так счастливо смотрел на меня, все было так просто, а я был в восторге от моего брата, моего героя.

Поставив назад фотографию, я осмотрел все остальные, которые были расставлены в идеальном порядке. На всех фотографиях были запечатлены мы с Шейном. В тот момент я осознал, что даже если мы отсутствовали физически в жизни мамы, то в её сердце мы были каждый день.

Это помогло немного успокоить ту злость, которую я чувствовал к ней. Если она настолько сильно нас любила, чтобы смотреть на фотографию каждый день, то почему же ничего не делала?

Джо встал позади и положил руку мне на плечо.

— Она любит тебя. Ты должен знать это. И она любила Шейна, тоже. Твоя мама напортачила и всё осознала, но не понимала, как исправить. Она сейчас спит. Почему бы нам не присесть и не узнать друг друга получше?

Он отодвинулся в сторону, давая мне возможность пройти. Джо сел в кресло. Было понятно, что это его любимое место в комнате. Я устроился на светло-синем диване, до сих пор пытаясь всё осознать. Кэтти села рядом со мной и осмотрела комнату. Когда её глаза остановилися на пустом углу, то брови в замешательстве сошлись на переносице.

— Пап, а где новогодняя ёлка? — в её голосе было слышно искреннее волнение.

Джо повернулся, не вставая со своего места, чтобы лучше рассмотреть угол, в котором предположительно должна была стоять ёлка.

— Ох, да, просто, из-за посещений доктора Ребекки, я старался взять дополнительные смены, и поэтому не успел её еще купить, — я видел, что он искренне беспокоился о том, что ему не удалось сделать это. И исходя из того, что я увидел, на самом деле всё намного тяжелее, чем кажется Кэтти.

— Но мы можем купить ёлку на этих выходных, если ты хочешь, конечно, милая. Нам будет весело. Мы будем смотреть фильм «Эта замечательная жизнь» и наряжать её, прямо, как каждый год, — после такого предложения Кэтти улыбнулась, а я мог точно сказать, что смыслом жизни Джо было сделать свою дочь счастливой.

— Согласна. Ладно, я пошла, заберу остальные вещи из машины и поднимусь в комнату. Я дам вам возможность чуть-чуть пообщаться, — она прошла мимо отца, поцеловав его в щеку. Когда девушка была позади него, то посмотрела на меня и тихо одними губами произнесла «поговори с ним». Это так смешно выглядело, что я засмеялся. Она невероятно смешная.

Когда девушка вышла из комнаты, то я перевел взгляд на Джо. Я был уверен, что он заметил нервозность в моих глазах. Нет, я нервничал не из-за него. Я чувствовал себя достаточно уютно с ним. Мысль о том, что я скоро столкнусь со своим прошлым, вводила меня в панику. Я потёр потные ладони о свои бёдра, будто это помогло бы придумать, что сказать, чтобы нарушить неловкое молчание.

Вообще не в состоянии что-то придумать, я просто, молча, надеялся, что он первый что-то скажет.

Не говоря ни слова, Джо встал со своего кресла, и пошёл на кухню. Возвращаясь в гостиную, он передал мне бутылку пива «Budweiser» и сам открыл свою собственную. Сделав большой глоток из бутылки, я сказал:

— Спасибо, это то, что мне сейчас необходимо, — он улыбнулся и согласно кивнул.

— Что ж, я догадываюсь, что Кэтти прожужжала тебе все уши по дороге сюда, — мужчина сделал ещё один глоток пива, улыбаясь и зная насколько говорлива его дочь.

— Да, она много говорила. Но это было здорово, — лёгкие улыбки помогли сбить напряжение, которое так и висело между нами. — Кэтти мне про многое рассказала. Я… я даже не полагал, что всё настолько плохо. Я бы хотел узнать обо всём этом раньше. И мог бы помочь, — две недели назад я даже не мог себе представить, что скажу такое. Я подумал о том количестве звонков от Кэтти, которые игнорировал. Если бы я ответил на первый звонок, то смог бы помочь? У меня сейчас была совершенно противоположная реакция по сравнению с той, которая была с самого начала, но я был совершенно искренен в желании помочь. Я хотел загладить свою вину, стать частью этой семьи, стать лучше, и это был мой реальный шанс.

— Да, мы прошли сквозь многое, и, к сожалению, путь был нелёгким. Я очень много работал сверхурочно, да и мой директор дал мне отгулы, потому что знал, что Кэтти собиралась домой, — я мог точно сказать, что этот диалог даётся ему тяжело. Джо действительно очень сильно старался, поддерживая свою семью. И это могло раздражать любого человека.

— Джо, я не хочу обижать вас, но могу помочь. Вы не должны отвечать и мы можем больше не говорить об этом, если вы скажете так, но у меня до сих пор есть деньги, полученные после смерти Шейна. Я знаю, что моя мама рассказывала вам об этом. Я хочу отдать вам часть этих денег, чтобы оплатить мамины счета, после этого вы могли бы подняться на ноги и спокойно дышать.

Эти деньги всё равно казались мне гнилыми. Будет лучше, если кто-то другой будет пользоваться ими вместо меня.

Он сделал ещё один глоток, на этот раз намного больше, словно пытался проглотить свою гордость вместе с алкоголем.

— Спасибо, Рид. Я подумаю об этом, — я слышал, что его голос срывался от эмоций. Я даже не мог представить насколько мужчине сейчас трудно. Этот человек уже потерял свою первую жену, и я никогда и никому не пожелаю такого. А сейчас Джо наблюдал за тем, как женщина, которую он любил, сохла на его глазах.

Чувство вины повисло надо мной, и мои слова были пронизаны искренними эмоциями.

— Джо, я серьёзно. Я хочу помочь вам и знаю, что вам тяжело принять это, но, пожалуйста, позвольте мне. Мама хотела исправить наши отношения, и… я даже не могу поверить, что сейчас это скажу, но я тоже хочу. Это поможет мне покончить со своим прошлым. Вы можете подумать об этом, если хотите, но, просто знайте, что я собираюсь быть здесь ради неё, вас и Кэтти. Если оплата всех счетов поможет облегчить ситуацию, пожалуйста, позвольте сделать это, — я надеялся, что он верил в искренность моих слов, а не просто думал, что я хотел ткнуть ему своими деньгами в лицо.

Я видел, что Джо мучался над тем, какое решение принять. И мог только представлять, что он чувствовал в тот момент, но я так хотел. На самом деле, мне было это необходимо. Я принял решение стать лучше и стать таким, какими не были мои родители.

Когда он сказал: «Ладно, Рид, я приму твоё предложение», я хотел подпрыгнуть от радости, будто только что совершил хоумран. Но вместо этого, я просто поднял бутылку в воздух. Мы чокнулись нашим пивом, закрепив сделку.

Прежде чем мы успели ещё что-то сказать, Кэтти сбежала вниз по лестнице, давая нам знать, что мама уже проснулась. Я слышал мамины шаги в коридоре наверху, и мои нервы натянулись. Мы с Джо встали одновременно, чувствуя, как нервное напряжение в комнате возрастало.

Джо тоже разнервничался. Он не успел рассказать маме, что я здесь, и я точно видел как паника появлялась на его лице. Кэтти стояла рядом с ним, держа за руку.

— Пап, почему бы тебе не подняться наверх и не поговорить с ней чуть-чуть. Расскажи ей о том, что Рид здесь. Ей точно не станет лучше, если она разнервничается здесь от шока. У неё сегодня хорошее самочувствие, поэтому не надо это исправлять, — голос Кэтти был спокойным и уверенным, но в тоже время и нежным. Очевидно, что она не сломалась под трудностями.

Джо оставил нас и пошёл, чтобы поговорить с женой, а Кэтти подошла и стала рядом со мной.

— Всё будет хорошо, Рид, — её успокаивающие слова никак не могли замедлить стук моего сердца. Как бы я хотел, чтобы Мэдди сейчас была здесь. Она бы смогла меня успокоить. В тот момент я понял, насколько много силы мне давала Мэдди, особенно когда мы объединялись и были вдвоём против всего мира.

* * *

Мы с Кэтти стояли и ждали, пока родители спустятся по лестнице, мне казалось, что прошла уже вечность. Услышав звон разбитого стакана, мы оба подпрыгнули от неожиданности. Я побежал к лестнице, а потом, перепрыгивая через две ступеньки, помчался наверх. Кэтти последовала за мной, на её лице можно было прочитать неподдельное беспокойство.

Дверь в ванную была приоткрыта и я увидел маму на полу, её грудь вздымалась от рыданий, пока она собирала осколки от стакана. Джо вбежал в ванную из соседней спальни, но мама из-за слёз, сначала даже не заметила ни Джо, ни меня. Мы с ним переглянулись, а затем посмотрели на пол ванной, где была мама. Он кивнул мне, отступая назад, намекая на то, что я должен быть тем, кто поговорит с ней.

Дверь в спальню медленно закрылась, слабый звук щелчка замка был едва слышен из-за рыданий мамы. Она стояла на коленях, но заметив, что я сажусь рядом с ней, тут же упала на пол. Её пальцы и колени были все в крови из-за разбитого стакана, где когда-то была вода, которую она хотела выпить буквально несколько минут назад. Увидев, как вода смешивалась с кровью, я пошатнулся. В тот же момент я вспомнил смерть Шейна, но впервые за всё время, смог просто не обращать на это внимание. Мне необходимо уметь игнорировать эти воспоминания, если я хочу двигаться дальше — вперёд.

Сдёрнув полотенце с держателя, я обмотал его вокруг её пальцев настолько нежно, насколько мог. Взяв две её руки в свою одну, второй рукой я поднял её подбородок, чтобы посмотреть матери в глаза. Она была худой, даже чересчур, щеки впадали, а скулы слишком выделялись. Моё сердце дало сбой, она не выглядела такой, какой я её помнил. Волосы были спрятаны под платком, а тело выглядело худым и хрупким. Она, действительно, умирала.

— Привет, мам, — мой голос дрожал от неуверенности.

Она сделала глубокий прерывистый вдох и посмотрела прямо в мои глаза. Её глаза блестели от слёз, но в них было и удивление. Не думаю, что мама вообще надеялась увидеть меня когда-то вновь. Честно говоря, я тоже думал, что больше никогда не увижу её.

— Привет, мой мальчик, — губы мамы изогнулись в удивлённой улыбке.

Мама всегда так называла меня, потому что я всегда для неё останусь ребёнком. На самом деле, изначально, она всегда называла меня «мой маленький мальчик», но сквозь года моё прозвище значительно сократилось. И я никогда не был против, до поры до времени, а если быть точным, то до средней школы. Однажды она назвала меня так при друзьях, и они потом издевались надо мной очень долго. И тогда мама пообещала больше никогда так меня не называть. Она сдержала своё слово, но только когда мы были не одни, но дома я всегда был для неё «её мальчик». Я ненавидел это прозвище и моя кровь закипала, когда друзья так дразнили меня, и где-то глубоко внутри я ненавидел свою маму за то, что она дала мне такое прозвище.

Но сейчас, когда мы сидели на полу, и я старался унять дрожь в её пальцах, пытаясь покончить со своим прошлым, я был рад снова услышать своё прозвище. Моё сердце наполнилось любовью, когда я услышал знакомые нотки из своего детства.

Я встал и протянул ей руки, чтобы помочь подняться.

— Давай, мам, вставай, приведём тебя в порядок, — она приняла мою помощь, взяв за руки. Я удивился, насколько мало мне пришлось приложить сил, чтобы поднять худое тело с пола. Я обнял её за плечи, помогая дойти до края ванны. Я прижал полотенце к ранам мамы, а потом отнял, чтобы проверить насколько сильным было кровотечение, похоже, кровь почти перестала идти.

— Придержи это, — я отдал ей полотенце, прижимая его к порезам. Я открыл аптечку, и достал медикаменты первой помощи, чтобы продезинфицировать раны.

После того как она перебинтовала порезы, а пол был вымыт, я сел рядом с ней, а она посмотрела на меня, не скрывая своего шока. Мы сидели неподвижно рядом друг с другом, даже не задумываясь о том, что бортик ванной не самое комфортабельное место для разговора. Было очевидно, что мы оба боялись хоть что-то сказать. И никто из нас не знал как нарушить тишину. Мы знали, что как только кто-то из нас что-то скажет, наши раны вскроются заново и будут обнажены. Поэтому, вместо того, чтобы столкнуться с нашим прошлым, мы просто сидели несколько минут, наслаждаясь тишиной перед штормом.

Когда моя задница начала неметь, я решил прервать тишину.

— Ты в порядке? Не думаю, что тебе необходимо будет накладывать швы, — я снова взял её руки в свои, осматривая их. Я понимал, что ничего не поменялось, но мне было необходимо хоть чем-то себя занять.

Она посмотрела на свои пальцы, будто тоже проверяя их состояние, но я точно мог сказать, что мама думала совершенно о другом.

— Всё будет в порядке. Бывало и похуже, — я понимал, что она не выбивала из меня чувство жалости или, наоборот, симпатии, из-за собственного состояния. Мама просто пыталась успокоить меня, она чувствовала себя недостойной этих слов. Я часто видел это же чувство в своих глазах, а сейчас оно плескалось в её взгляде.

Она задвигалась, ощущая дискомфорт, и спросила:

— Может, мы спустимся вниз? Кажется, что моя попа больше не выдержит этого испытания, — вот сейчас я видел перед собой свою маму — добрую и весёлую. До этого момента я даже и не осознавал, как скучал по ней.

Когда мы вышли из ванной, Джо ждал нас в коридоре. Он встал рядом с мамой и обнял её за талию, поддерживая. Аккуратно, стараясь не задеть бинты, он осмотрел пальцы жены и спросил:

— Что произошло, Бекка? — я никогда не слышал, чтобы кто-то так называл маму. Его голос был наполнен нежностью и любовью, именно с такими чувствами я произносил имя Мэдди.

Мама положила свою руку на него, и посмотрела в тёплые карие глаза мужа.

— Я в порядке, Джо. Когда ты зашёл в спальню, я налила себе стакан воды, пытаясь успокоиться перед встречей с Ридом, а он выскользнул у меня из рук. Мои руки настолько сильно тряслись, что я порезалась, когда пыталась собрать осколки.

Он только кивнул и аккуратно поцеловал её в щеку. Я никогда не видел, чтобы мой отец так нежно и мило вёл себя с мамой.

Пока Джо помогал ей сойти с лестницы, я не отходил от них ни на шаг. Я видел, насколько она была слабой, и как боролось с болью, делая каждый шаг.

Когда мы вновь вернулись в гостиную, мама села на диван, а Джо предложил нам что-то принести из кухни попить. Мама похлопала рукой по месту на диване рядом с собой, где я и устроился.

Джо вернулся с двумя стаканами воды и поставил их на столик перед нами. Кэтти вышла за ним из кухни.

— Мы с папой пойдём, сделаем несколько дел и, возможно, наконец-то, найдем ёлку, чтобы поставить здесь. Мы скоро вернёмся. Оставляем вас наедине, чтобы вы могли поговорить, — она подошла к маме и поцеловала её в макушку, а та дотянулась до её руки.

— Спасибо тебе большое, Кэтти. Спасибо за то, что ты вновь вернула его мне. Повеселитесь там, — мама улыбалась, пока Кэтти уходила от нас. Джо подмигнул маме и отправил ей воздушный поцелуй из другого конца комнаты, а потом развернулся и направился к двери.

Мама закинула ногу на ногу и подвинулась, с видимой болью, чтобы смотреть на меня. Я многое хотел рассказать ей, но видел, что она думала. Мама пыталась понять, что сказать мне, поэтому я дал ей несколько минут.

— Рид, мой мальчик, я… я должна извиниться перед тобой, — она посмотрела в сторону, а одинокая слеза скатилась по её щеке, — как бы я хотела повернуть время вспять, чтобы поменять очень много. И не важно, что я сейчас скажу, это всё равно не сможет изменить того, что меня не было рядом с тобой и твоим братом, когда я была так нужна вам. И я никогда не прощу себе того, что была такой ужасной матерью, когда вы, мои мальчики, так нуждались во мне.

Я хотел прервать её и сказать, что она не была плохой мамой, но правда была такова, что в те месяцы — после смерти Шейна, и года, когда ни разу не говорила со мной, мама была такой. Она была ужасной мамой, но сейчас было не время указывать на её вину. Я прикусил язык и проглотил свои ненавистные обвинения.

Она взяла себя в руки и прокашлялась.

— Я дала Шейну понять, что не люблю его. Как же я жалею об этом. Это самая большая моя ошибка в жизни. Я люблю вас, мои мальчики, каждой клеточкой своего тела. После того, как умер Шейн, я никогда не должна была позволить уйти тебе. Я была слабой и трусливой тогда, — она сделала глубокий вдох, пытаясь возобладать над своими эмоциями, — просто тогда для меня было легче скорбеть в одиночестве, чем сражаться, — мама потянулась, чтобы взять салфетку из коробки, которая стояла на кофейном столике. Было видно, что она сражалась сама с собой прежде, чем сказала следующие слова. Распрямляя плечи и выравнивая спину, она ещё раз взглянула прямо мне в глаза.

— Пожалуйста, поверь мне, именно я несу полную ответственность за то, что сделала… и за то, что не сделала, но тогда было очень много других обстоятельств. Твой папа был не очень хорошим мужчиной, — такое признание никак не шокировало меня. Папы никогда не было рядом, пока я рос, и даже когда он был, то всегда говорил нам, что мы делаем всё не так: неправильно бросаем мяч, не очень быстро бежим, недостаточно мужественные. Я всегда думал, что ужасно вёл себя по отношению к другим, именно из-за влияния его действий и слов на мою жизнь.

Она пыталась собрать силы в кулак, вот теперь мама собиралась сказать мне самое важное.

— Всё началось задолго до того как вы родились. Он начал унижать и оскорблять меня, практически, как только мы начали встречаться. Я до сих пор не понимаю, почему с ним продолжала встречаться. У меня всегда было недостаточно внутренней силы, чтобы противостоять ему, поэтому вашему отцу не понадобилось слишком много времени, чтобы сломать меня полностью. К тому времени, когда мы поженились, он уже смог меня убедить, что я дура и полное ничтожество. Столько лет я пыталась понять, почему же он тогда оставался со мной. Если он ненавидел меня настолько сильно, почему всё сильнее привязывал к себе? Я пыталась сделать его счастливым. Действительно, пыталась. Я пробовала стать такой, какой он хотел меня видеть, и в процессе этого, потеряла саму себя. Единственное время, когда я чувствовала себя самой собой — когда была рядом с тобой и Шейном.

Едва заметная улыбка появилась на её губах, когда она вспоминала приятные моменты из прошлого.

— Вы, мои мальчики, всегда видели лучшее во мне. Господи, как же я вас люблю. Я по сей день люблю вас больше, чем небо. Даже не смотря на то, что не заслуживаю вашей любви, я никогда не переставала вас любить, даже на секунду.

Я сидел в шоке без слов. Я всегда знал, что мой отец был полным ничтожеством. Он выбрал работу, а не семью, и никогда не интересовался ни Шейном, ни мной, но я никогда не видел, как он издевался над мамой.

— Но я не понимаю, мам. Я никогда не видел, чтобы он относился так к тебе. Как это могло продолжаться все семнадцать лет моей жизни, а я даже ничего не замечал?

— Вы были ещё маленькими. И для вас с Шейном мир был наполнен грязью, червяками и бейсболом. А к тому времени, когда вы выросли, чтобы начать что-то замечать, я уже была настолько сломлена, что просто делала то, что мне говорил ваш отец. А как дополнительный бонус, — она саркастически улыбнулась, — он редко бывал дома к тому времени, когда вы немного подросли. Он всегда был в командировках, как же я любила эти дни. Тогда мой мир сужался до вас с Шейном, и я могла быть собой. Я надеюсь, что именно такой мамой ты меня помнил, — её голос стал слабее, и она становилась всё более уставшей. Я уверен, что этот разговор забирал у неё слишком много сил.

Я знал, что она права. Именно такой я её и помнил, но сейчас, узнав такое о своём отце, я так же заметил то, что она пыталась скрыть. Мама была сломленной и лишенной духа женщиной.

Настал черёд задать тот вопрос, которого я так боялся, но который больше не мог сдерживать.

— Если ты утверждаешь, что любишь нас настолько сильно, то почему же разрешила отцу выставить Шейна прочь? Почему не спасла его? Зачем позволила мне отречься от тебя, после его смерти? Почему позволила мне уйти? — мой голос становился всё громче, по мере того, как я не мог больше сдерживать свою обиду и злость.

Она дотянулась до моей руки, делая глубокий вдох, перед ответом на многочисленные вопросы.

— Милый, я люблю тебя. Не смотря на то, что произошло тогда и произойдёт сейчас, я всегда буду любить тебя, — когда я посмотрел ей в глаза, то мог точно сказать, что она говорила правду. Всё тело мамы было наполнено смертью, но её глаза светились от любви, которую мамы всегда отдают своим детям.

— После того как мы узнали, что Шейн гей, чему, кстати говоря, я не была удивлена, — нежно улыбаясь, она добавила: — Вы, ребята, всегда были уверены, что хорошо умеете хранить тайны от меня, но есть такие вещи, которые мама сразу замечает. Той ночью, после того как ты заснул, я поднялась в вашу комнату, чтобы поговорить с Шейном. Я сказала ему, что уйду вместе с ним. Я рассказала ему всё про твоего отца и как хочу сбежать от него. Я пообещала Шейну, что мы начнём всё заново — втроём, — слёзы покатились по её щекам, когда она вспоминала как потеряла всё.

Моё горло сдавило, а руки начали дрожать. Я ждал пять лет, чтобы услышать эти слова от неё, и понять, что она тоже боролась за нас.

— Я сказала Шейну, что мы встретимся дома, после того как он придёт из школы, а твой отец ещё не вернётся с работы. Я так не хотела идти на работу, но мне надо было сказать им, что я увольняюсь. Я не хотела, чтобы кто-то беспокоился из-за того, что я пропала. Тогда, впервые за свою жизнь, я почувствовала, что скоро буду счастливой, что буду свободной. А потом… — Её голос превратился в рыдания, вспоминая то, что произошло на следующий день. Я подвинулся к ней и крепко обнял. Она была хрупкой и на минуту мне показалось, что я раздавлю её. Она плакала у меня на груди, а я пытался успокоить её, когда-то у меня было точно такое же состояние. И поэтому я знал, что единственное, что я мог сейчас сделать, это дать ей выплакаться.

Когда она, наконец-то, достаточно успокоилась, чтобы продолжить говорить, то возобновила свой рассказ:

— После того, как он покончил жизнь самоубийством, я была опустошена. На самом деле, я, может быть, и была жива, но огромная часть меня, которая была так важна, была мёртвой, — она выпрямила спину и взяла меня за руки. Я видел как она скривилась от боли, когда крепко сжала мои ладони в своих. — Рид, игнорирование тебя было огромной ошибкой. Я закрылась, я не понимала как бороться со своей болью, забыв о том, что тебе тоже было больно. Поэтому я позволила отцу взять всё в свои руки. Так я показала свою трусость и слабость, но так было легче. Судебный иск — это была его идея, а я не выступала против него. Я не видела в этом никакого смысла.

Она остановилась, чтобы хоть в какой-то мере вернуть контроль над эмоциями, а я просто сидел молча, осознавая всё. Хотя нет, пытался осознать.

— Я знаю, это может прозвучать неправильно, но не знаю, как лучше сформулировать, — она снова взяла себя в руки, и ходила вокруг да около, боясь сказать следующие слова. Её голос был очень тихим и осторожным, — я была счастлива, когда ты ушёл.

Часть меня хотела выплюнуть ядовитое «да пошла ты», но я прикусил язык и дал ей закончить.

— Я знала, что ты сможешь позаботиться о себе. Я знала, что тебе будет непросто из-за того что меня не будет рядом, но у тебя были деньги, поэтому я знала, что хоть в каком-то смысле, ты не пропадешь. Ты хороший и очень ответственный, поэтому мне даже не надо было волноваться. И сейчас, смотря на тебя перед собой, спокойно выслушивающего мои промахи, я могу точно сказать, что ты вырос достойным мужчиной. Рид, прости меня за всё. Я знаю, что этого не заслуживаю, но надеюсь, что однажды ты сможешь сделать это, — она облокотилась на спинку дивана и казалась такой спокойной. Она столько лет несла на себе тяжёлый груз вины, и было видно, что сейчас ей даже дышать стало легче, после того как она всё отпустила.

— Я… мам, действительно не знаю, что сказать. И я говорю о том… — мы отвлеклись от разговора, услышав Джо и Кэтти, которые зашли в дом с огромной сосной. Мама посмотрела на меня со всей своей добротой в глазах, и сказала:

— Всё в порядке, Рид. Ты можешь ничего не говорить сейчас, или никогда, если ты так захочешь. Спасибо за то, что позволил рассказать тебе обо всём. Пошли. Давай поможем им, а потом хорошо и весело проведём этот вечер.

Мы встали с дивана, крепко обнялись, я был очень благодарен случаю за то, что нам не надо было продолжать этот разговор сейчас. Я хотел простить её, действительно, хотел. Но часть меня до сих пор хотела дать почувствовать матери мою злость. Пять лет я жил с этим, и это просто так не исчезнет в одно мгновение.

Наряжать рождественское дерево и есть заказанную в ресторане китайскую еду, оказалось идеальным отвлечением, и я был удивлён, что остаток вечера мы действительно провели весело. Было так просто находиться здесь с Джо, Кэтти и мамой, никогда не думал, что такое скажу. Разговор непринуждённо перетекал с одной темы на другую, и впервые, за последние пять лет, я почувствовал себя самим собой.

Где-то около десяти вечера Кэтти помогла мне устроиться в маленькой гостевой спальне, а потом все разошлись по своим комнатам. Это был длинный и очень утомительный день. Как только мои веки начали тяжелеть и смыкаться, а я начал проваливаться в сон, я услышал какую-то суматоху внизу. Кэтти ворвалась в комнату, она была напуганной и растерянной.

— Рид! Вставай, срочно! Твоя мама… У неё очень сильные боли в груди. Папа только что вызвал скорую, — она вылетела с комнаты, даже не давая мне шанса что-то ответить.

Я быстро натянул джинсы и футболку. Запрыгнув в кеды, я выбежал в коридор, где увидел Кэтти, которая стояла, облокотившись на дверной проём в комнате Джо и мамы. Я прошёл мимо неё и встал рядом с Джо. Он пытался оставаться спокойным, но я видел страх в его глазах.

— Что здесь происходит, Джо? И что, к чёрту, случилось? — до этого момента я не понимал, что очень испугался того, что потеряю свою маму. Я принял решение, прямо здесь и сейчас, не зная смогу ли простить её или нет, я хотел больше времени провести с ней. Я должен дать нам больше времени.

— Это из-за химии и медикаментов, да и сегодня был непросто день для неё. Доктор сказал, что её сердце слабеет. Сначала ей становилось всё труднее дышать, а потом появились боли в груди, — он пытался держать себя в руках, но ему это не удавалось.

Мы услышали громкий и пронизывающий вой сирены скорой на дороге, и вдруг, откуда не возьмись, несколько медиков появились в комнате, которые положили её на носилки. Джо последовал с ними к выходу, а потом сел вместе с медиками в скорую.

Мы с Кэтти ехали за ними на машине в полной и неуютной тишине. Никто из нас не хотел говорить, что сейчас сбывался один из самых худших наших кошмаров. Но было неважно, говорил ли кто-то об этом из нас или нет, мы оба прекрасно знали, что мама умирала.

* * *

Сидя в комнате ожидания я вспомнил как буквально несколько недель назад сидел практически в точно такой же комнате и ждал хоть каких-то новостей о Мэдди. От картинки слабой Мэдди, которая тогда была вся в синяках и кровопотёках, закружилась голова. Мне было необходимо поговорить с Мэдди — услышать её мягкий, сладкий голос. Господи, как же я скучал по ней. Мне необходимо дозвониться до неё, сказать о том, что она моя. Нам обоим необходимо оставить всё плохое позади и просто быть вместе. Я становлюсь лучше, когда я с ней.

Я достал свой телефон, чтобы позвонить, но медсестра, которая проходила рядом со мной, запретила, сказав:

— Простите, молодой человек. Но здесь нельзя пользоваться телефоном. Вам необходимо отключить его, — она ушла прочь, а я включил телефон. А потом вспомнил о том, что она поменяла номер. Поэтому я никак не мог связаться с ней. Так, надо разобраться с этим позже. Прямо сейчас мне было необходимо сосредоточиться на маме и её состоянии. Мне надо найти в себе силы, чтобы сказать ей о том, что, не смотря на то, что я сейчас ещё не готов был простить, я хотел продолжать наше общение. Мне нужно сказать ей об этом, пока у меня ещё была такая возможность.

Потерявшись в своих мрачных мыслях, опустив голову низко вниз, я не сразу заметил, что кто-то сел рядом со мной. Я подумал, что это Кэтти, но когда заметил большое количество ран на ногах, то понял, что это не она.

— Рид? Я так и подумала, что это ты. Я увидела тебе со стойки регистратуры, — атмосфера в комнате значительно поменялась, а я, даже не заметив этого, сжал кулаки. От голоса Алекс мурашки побежали по спине. Моё тело напряглось, и мне пришлось приложить невероятные усилия, чтобы хоть чуть-чуть поумерить гнев, который кипел внутри.

Нет. Знаете что? Пошло. Оно. Всё.

Я встал на ноги, возвышаясь над ней, я был значительно выше неё. Я подошёл ближе, нарушая личное пространство. Она стояла передо мной и смотрела так, будто была хищником, а я добычей. Не в этот раз, Алекс.

Она протянула мне руку для пожатия, будто мы были хорошими давними друзями или что-то в этом роде. Прежде чем девушка вообще успела тронуть меня хоть пальцем, я схватил её за запястье — грубо. Не настолько грубо, чтобы навредить, но неприятно ей точно было. Я мог просто напросто задушить её, я понимал это, но также знал, что никогда не подниму руку на женщину. Это не по моей части. Но я точно запугал её.

— Никогда даже не пытайся меня хоть пальцем тронуть, — мой голос был похож на острие ножа, холодное и ранящее.

Она посмотрела вниз на мою огромную руку, которая держала её запястье в захвате. И попыталась выдернуть его, но я не давал ей почувствовать удовлетворение от победы.

— Рид, ты делаешь мне больно. Отпусти.

От моей маниакальной улыбки, её глаза округлились.

— Не в этом случае, Алекс. Меня совершенно не интересует, что ты хотела сказать. И совершенно не интересует, почему ты здесь. Я тебе сейчас что-то скажу, а потом ты свалишь навсегда. Поняла? — я сильнее сжал её запястье, вызывая больше страха. Она ничего не сказала, да и мне было совершенно наплевать. Мне не надо было её разрешение.

— Ты — чёртов кусок дерьма. И тебе повезло, что я не хочу марать свои руки, иначе бы я вытряс из тебя всё дерьмо прямо здесь за то, что ты тогда сделала, — я отступил назад, осматривая её. Было очевидно, что она медсестра, форма и бейдж указывали на это. Я смутно припоминал, как много лет назад Алекс говорила, что хотела поступить в мед.

Алекс была слишком напугана, чтобы что-то говорить, и я чувствовал, как её рука дрожала в моей. Мы смотрели друг другу в глаза, и я отчётливо видел страх в её взгляде. Я почувствовал себя победителем, поэтому кинул Алекс в лицо последние свои слова:

— Исчезни с моих глаз к чёрту. Если ты когда-то ещё увидишь меня, просто перейди на другую сторону улицы. Потому что в следующий раз… — Я отпустил её запястье и приблизился к лицу. Ненависть, которая была глубоко во мне, сейчас только помогала, доказывая серьёзность моих слов, — в следующий раз я не буду таким добрым.

Я развернулся от неё и ушёл, даже не собираясь тратить свою энергию на то, чтобы оглянуться.

После того, что я узнал сегодня, одно я знал наверняка — мне необходимо убраться с этого чертового места. Неважно, что будущее принесёт нам с мамой, но я ни в коем случае не останусь в этом городе.

Я точно смогу смириться со своим прошлым, но здесь я не построю своё будущее. Сейчас, сильнее чем когда-либо, я был готов вернуться к Мэдди и бороться за наше будущее. Ей просто надо будет научиться мириться с моим прошлым, также как и мне.