Осень 1219 года
Мириэл стояла в своей ткацкой мастерской в Линкольне и наблюдала за работой трех фламандцев. Ян и Вилгельм были братья, Герда, ширококостная женщина с русой косой, была женой Яна. Мириэл ее визгливый хрипловатый смех напоминал стрекот сороки. Все трое отлично знали свое ремесло и всячески старались угодить хозяевам. В их родном Антверпене среди ткачей царила жестокая конкуренция – шерсти для станков не хватало. Дома их ремесло находилось в полной зависимости от руна и пряжи, поставляемой из Англии и Испании. Здесь же сырье всегда было под рукой, и гибель от голода казалась далекой и нереальной перспективой.
Работая, они весело переговаривались по-фламандски; их громкие голоса перекрывали шум станков, производивших тонкое сукно в синюю, красную и зеленую полоску с такой скоростью, что Мириэл едва верила своим глазам.
Подмастерье Уолтер заряжал пряжей очередной станок. Вид у него был угрюмый, он даже не пытался принять участие в шутливой беседе фламандцев.
– Так ничего и не слышно о Хэме, Уолтер? – участливо поинтересовалась Мириэл, останавливаясь возле юноши.
Он замешкался под ее пристальным взглядом:
– Нет, госпожа. Говорят, он скорей всего упал в Уитем,[17] а река из-за дождей вышла из берегов. У бедняги не было шансов выжить. – Он обнажил зубы. – Ну почему я не проводил его домой в тот вечер? Старый черт не видел дальше своего носа, да еще и набрался не хуже меня.
Мириэл ласково тронула парня за худенькое плечо.
– Ничьей вины тут нет, – твердо сказала она. – Я наказала отслужить молебен за упокой его души, где бы она ни находилась.
Она также послала мешочек серебра жене Хэма и намеревалась и впредь регулярно поддерживать ее деньгами, но об этом знали только она сама и несчастная женщина. Благоразумие требовало от нее осмотрительности. После скандала с Робертом по поводу Хэма она пришла к выводу, что ради сохранения мира в семье ей следует меньше откровенничать с мужем. По отношению к ней Роберт неизменно проявлял щедрость, но в делах он крепко держался за свой кошелек и был крайне безжалостен.
– Значит, по-вашему, его нет в живых, да, госпожа?
– Скорей всего, да, но что теперь об этом говорить. Послушай, у нас кончается зеленая пряжа. Сходи-ка в красильню, посмотри, готова ли новая партия у мастера Джека.
– Иду, госпожа. – Уолтер резво вскочил на ноги и почти бегом покинул мастерскую, словно пытался обогнать свои мысли. Мириэл вздохнула и, покачав головой, заняла его место за станком, чтобы завершить начатую операцию. Она представила, как он сидит здесь и предается размышлениям: руки работают, а в голове роятся догадки и подозрения.
Мириэл понимала, что бесполезно строить домыслы относительно исчезновения Хэма. Старый дурак напился и свел счеты с жизнью. Она не сомневалась в его смерти. Хэма слишком хорошо знали в городе, чтобы он остался незамеченным, а в силу своего плохого зрения далеко уйти он не мог. К тому же старик обожал свою жену и не стал бы мучить ее неведением и тревогой.
Роберт отмалчивался по поводу исчезновения старого ткача и даже тактично воздержался от замечания, что это и к лучшему, за что Мириэл была ему благодарна. Ей уже случалось несколько раз спорить с мужем, и она обнаружила в нем опытного и коварного соперника. Он никогда не терял самообладания, не впадал в ярость, да и вообще голос повышал крайне редко. Своего он добивался такими средствами, как извращение фактов, запугивание, лесть, и еще тем, что она в свое время принимала за обычную рассудительность. Правда, ему каким-то образом всегда удавалось так повернуть разговор, что виновницей спора оказывалась, как правило, она, и даже если ей случалось настоять на своем, ее не покидало ощущение, что победил все равно он.
Сосредоточенно щурясь, Мириэл вставляла в станок красновато-коричневую нить. У нее ныла спина, в животе бурлило. Утром, поднявшись с постели, она обнаружила, что у нее начались месячные, и с чувством глубокого облегчения отправилась на поиски льняных подкладок. Вопреки усердным трудам Роберта она все еще не была беременна. Роберт при этом известии лишь пожал плечами.
– На все воля Божья, – сказал он, потрепав ее по плечу. Слышать подобное заявление из его уст было весьма странно, поскольку Роберт придерживался того мнения, что Господь помогает тем, кто помогает себе сам.
По крайней мере, на время месячных она избавлена от домогательств мужа. Хоть ее тело и несколько приспособилось к его энергичной манере совокупления, она по-прежнему воспринимала свои супружеские обязанности в постели как тягостное бремя. А вот его поцелуи и объятия вне брачного ложа доставляли ей огромное удовольствие. Мириэл нравилось сидеть с мужем перед очагом, склонив голову к нему на плечо и обсуждая с ним события дня, когда он гладил ее, словно кошку.
Едва она успела зарядить станок, в мастерскую вернулся Уолтер с корзиной зеленой пряжи. Следом за ним вошел Роберт в новой шляпе из линкольнского сукна, сидевшей чуть набекрень на его русой шевелюре. На шляпе колыхалось в такт его шагу павлинье перо. Он был коренаст и чуть тучноват, но благодаря легкой походке в движении казался гораздо более стройным.
Фламандцы мгновенно прекратили болтовню и, поднявшись со своих мест, поклонились ему. Улыбнувшись, он жестом разрешил им продолжать работу и подошел к Мириэл.
– Дорогая. – В знак приветствия он поцеловал ее в обе щеки и затем в губы. – Сегодня вечером у нас будет гость. Я обещал ему отменный ужин и интересную беседу за столом.
– Гость? – Мириэл взглянула на мужа. Это сообщение ее не обрадовало. Спина сильно ныла, и она по опыту знала, что боль усилится. А среди знакомых торговцев и заказчиков Роберта встречались очень утомительные люди.
– Капитан корабля, – объявил Роберт. – Он перевозил груз с пряностями вверх по реке; я встретил его на рынке.
Мириэл чуть расслабилась и улыбнулась. Мартин Вудкок ей нравился, и устроить ему хороший прием было бы даже приятно.
– Тогда мне придется самой идти на рынок, – сказала она, ловким движением отстегивая кошелек с ремня мужа.
Тот вытаращил глаза и выпятил грудь, но потом вздохнул и неохотно улыбнулся.
– Он ведь и твое сукно переправляет во Фландрию, – заметил он.
– Но пригласил-то его ты, а я должна позаботиться об «отменном ужине», – парировала Мириэл, покидая мастерскую.
Николас сидел на перине в «Ангеле» в комнате на верхнем этаже. Мешочек серебра стал залогом того, что ему не пришлось делить постель и комнату с другими постояльцами, кроме тех, кого он выбрал сам.
– Что он собой представляет? Этот торговец, пригласивший тебя на ужин? – полюбопытствовала Магдалена, пряча свои полные веснушчатые груди под свежей льняной простыней. Ради путешествия в Линкольн с Николасом она на время пожертвовала регулярным заработком в «Красном кабане» в Дувре.
– Влиятельный торговец шерстью. Он нанял «Пандору» для перевозки своего руна, так что дела он ведет в основном с Мартином, но я с ним тоже иногда встречаюсь. – Он встал с постели, на которой они недавно целый час занимались любовью, и вытащил из своего дорожного мешка свежую льняную рубашку.
С восхищением взирая на его стройную фигуру, Магдалена убрала за ухо шелковистую прядь своих рыжих волос.
– Богатый?
Николас надел рубашку и насмешливо посмотрел на нее:
– Очень. И всегда вовремя платит. – Он взял тунику. – К сожалению, его приглашение не распространяется на мою спутницу.
Магдалена надула губы:
– Ты просто не хочешь знакомить меня ни с кем, кто мог бы мной заинтересоваться.
– Да брось ты! – расхохотался Николас – Ты хорошо меня знаешь, я тебя тоже!
Она насупилась, ее лоб обезобразила неестественно глубокая складка, но потом она улыбнулась и, схватив один из валиков, подпиравших подушки, швырнула в него.
Николас увернулся и погрозил ей пальцем:
– Нечего ворошить постель – это ничего не изменит. К тому же Роберт Уиллоби – женатый человек.
– Все они женаты, – презрительно бросила Магдалена. – Ты, моя любовь, единственное исключение среди моих клиентов.
Он фыркнул, застегивая ремень:
– Я сочту это за комплимент. А хотел я сказать вот что: Уиллоби женился совсем недавно, причем на женщине вдвое моложе его. По словам Мартина, она богата, умна и красива, и торговец души в ней не чает. Так что даже если ты явишься перед ним обнаженной, он вряд ли обратит на тебя внимание.
Магдалена задумчиво покусывала кончик указательного пальца.
– В таком случае постарайся соблюдать приличия, – промурлыкала она. – Не хватало еще, чтоб ты вернулся ко мне оскопленным в наказание за то, что пялился на чужую собственность.
– Это исключено, – уверенно отвечал Николас – Я не падок до женских чар, сколь ни велико было бы искушение. Деловые отношения гораздо надежнее.
Он склонился над кроватью, целуя ее в губы. Магдалена выгнула брови.
– Я стараюсь угодить, – сказала она с нотками сарказма в голосе, который он счел нужным проигнорировать.
Большинство богатых людей, которые могут позволить себе столовое белье, любят застилать обеденный стол белыми скатертями из плотного полотна с вышивкой по краю. Однако Мириэл выбрала скатерть из египетского хлопка – тоже плотную, с вытканным по ней арабским узором. Только она была не белая, а нежного яблочно-зеленого оттенка, создающего идеальный фон для кубков и блюд из позолоченного серебра и недавно приобретенной чаши для полоскания пальцев в форме рычащего льва, которыми она сервировала стол в главном помещении дома. Свисающие с балок медные светильники отбрасывали на накрытый стол мягкий свет, усиливаемый блеском золоченого серебра канделябра на толстом каменном подоконнике.
Мириэл поставила на стол блюдо с молотыми пряностями и отступила на несколько шагов, любуясь законченной сервировкой. Идеально. На большое разнообразие блюд времени у нее не хватило, но она сделала, что могла. Да и Мартин Вудкок, насколько она его знала, не выносил церемонности и во вкусах был прост. Похлебка из цветной капусты и сыр с пышным хлебом, тушеная свинина в соусе из меда, горчицы и сидра и пирог с творожно-изюмовой начинкой удовлетворят любой аппетит и в то же время не оставят ощущения пресыщенности.
Довольная собой, Мириэл отправилась переодеваться. Домашнее платье она сменила на шелковый наряд густого зеленого цвета с облегающими рукавами. Роберт предпочел бы видеть ее в платье с экстравагантными нависающими рукавами, которые были в чести у знатных дам, но Мириэл такой фасон не признавала, считая его в одинаковой мере непрактичным и неудобным. Широкие рукава монашеского одеяния она возненавидела еще в монастыре, и ей тем более не нравилось путаться в складках ткани, волочащейся по полу.
В пояснице ощущалась ноющая тяжесть, будто кто-то затачивал тупой нож о ее тазовые кости; нестерпимо резало за глазами. Она выпила винный настой пиретрума, снимающий боль, и поменяла подкладки, добавив еще один слой. Элфвен накрыла рыжевато-каштановые волосы Мириэл скромной вуалью из кремового шелка и закрепила ее на голове обручем из чеканного золота.
Мириэл внимательно оглядела себя в ручное зеркало. Темные круги под глазами наделяли ее взор непристойной томностью, будто она только что поднялась с ложа любви. С этим придется смириться, решила Мириэл, – косметические средства лишь усилят впечатление. Она пощипала себя за щеки, покусала губы, чтобы они зарделись, и спустилась вниз встречать Роберта и гостя.
Они прибыли вместе незадолго до сумерек, встретившись случайно возле большого собора у подножия холма. Уилл у двери громко залаял, и Мириэл подняла голову от счетов, которые она просматривала в ожидании мужа и гостя. На входе послышались голоса мужчин, дружелюбно переговаривающихся друг с другом. Она убрала счета в сумку из телячьей кожи и поспешила навстречу мужчинам.
Роберт вошел первым; на его губах играла веселая улыбка.
– Вкусно пахнет, – сказал он, расцеловав ее в обе щеки, потом отступил в сторону, жестом представляя гостя. – Жена, знакомься. Это Николас де Кан, владелец «Пандоры».
У Мириэл было такое ощущение, будто она проглотила кусок льда. Взглянув на гостя, она едва устояла на ногах. Костлявый юноша, каким он запомнился ей в монастыре Святой Екатерины, заметно окреп, поправился, кожа его отливала золотистым загаром, на обветренном лице пролегли отличавшие моряков морщинки. И все-таки это был он, и бежать было некуда.
В его глазах тоже отразилось изумление, но потом он прищурился и раздвинул губы в сардонической усмешке.
– Госпожа Уиллоби. – Он склонил перед ней голову с издевкой, но это было очевидно только Мириэл.
Мириэл сделала глотательное движение и кончиками пальцев коснулась горла в том месте, где образовался тугой комок.
– Я думала… Я ждала господина Вудкока, – с запинкой произнесла она.
– Он – один из моих капитанов, – дружелюбно объяснил Николас. – В настоящее время находится в море, везет гипс во Францию. Боюсь, сегодня вам придется довольствоваться моим обществом.
– Ну что же ты, Мириэл? – упрекнул жену Роберт. – Так и будешь весь вечер держать у порога? Я голоден как волк.
Потупив взор, через силу переставляя одеревеневшие ноги, она повела мужчин к столу, который с такой любовью недавно накрывала. Она знала, что сама не сможет съесть ни крошки.
Николас разглядывал комнату, обращая внимание на каждую деталь убранства – от дорогого каменного очага до ярких ставней, отгораживающих их от уличной темноты. Она видела, что он размышляет и выводы делает абсолютно неверные.
– У вас здесь очень уютно и красиво, – тихо заметил он.
– Это мой отчий дом, – объяснила Мириэл, краснея. – Я здесь выросла.
– Вот как? – Николас вскинул брови, демонстрируя, как и полагается вежливому гостю, искренний интерес – И вы всегда здесь жили, госпожа Уиллоби?
– Нет, – ответил за нее Роберт, нетерпеливо взмахнув рукой. – Она вышла замуж за моего хорошего друга и жила в Ноттингеме. После его смерти я стал ухаживать за ней, и вскоре мы поженились. Я очень ее люблю. – Он одарил Мириэл благодушной улыбкой. – Ее родные, что жили здесь, умерли, и она, как единственная наследница, стала хозяйкой этого дома в прошлом году. Мы теперь живем то здесь, то в Ноттингеме, верно, дорогая?
Мириэл едва заметно улыбнулась:
– Да, Роберт. – Боже, подумала она, сказала прямо как мама. От потрясения ноги у нее так сильно дрожали, что она вздохнула с облегчением, когда все сели за стол. Сэмюэль разлил вино в кубки из позолоченного серебра.
– И много у вас кораблей, господин Николас? – спросила она, растягивая дрожащие губы в широкой улыбке.
– Пока четыре. – Большим пальцем он потер подбородок. – Скоро появится пятый. А еще у меня есть флотилия барж, перевозящая грузы из Бостона по рекам Велленд и Уитем.
– Выходит, вы сколотили неплохое состояние. – Нервничая, она поднесла ко рту кубок и с ужасом обнаружила, что он уже пуст. Роберт удивленно посматривал на нее. Полегче, осадила она себя, полегче.
– Вопреки всем превратностям судьбы, – отозвался Николас. Взгляд его сине-зеленых глаз полнился осуждением. – Я разбогател бы раньше, да однажды ночью какой-то вор украл часть моего состояния.
Мириэл проследила, как Сэмюэль вновь налил ей гасконского вина, и с трудом сдержалась, чтобы не схватить кубок и одним глотком осушить его.
– Какой ужас, – пробормотала она. Он пожал плечами:
– Ничего, когда-нибудь поквитаемся.
Сцепив руки, Мириэл уткнулась взглядом в пустую тарелку, предназначенную для похлебки из цветной капусты. Прошу тебя, Господи, помоги мне очнуться от этого кошмара, молилась она, хотя, памятуя о своем отношении к Богу в монастыре Святой Екатерины, не очень-то надеялась на то, что он ее услышит.
Роберт взглянул на Николаса с уважением.
– Да, я бы тоже постарался не остаться в долгу, – сказал он. – По крайней мере, тебя это не сильно отбросило назад. – В его голосе зазвучала дружеская зависть. – Я в твоем возрасте не знал такого успеха.
Николас улыбнулся:
– Полагаю, невзгоды закаляют. Мне с малых лет пришлось самому заботиться о себе.
Сэмюэль подал на стол похлебку с белым хлебом. Мириэл, несмотря на то, что у нее живот прилип к спине, все же заставила себя съесть несколько ложек, одновременно пытаясь вести светскую беседу. Сбылся ее самый страшный сон: Николас отыскал ее. Утешало одно: страх, что он найдет ее, уже не висел над ней как дамоклов меч, и она могла готовиться к обороне. В каком-то смысле она даже была рада.
– Вы женаты, господин Николас? – спросила она, когда тарелки из-под супа унесли и подали тушеную свинину.
Николас, не выказывавший ни тени нервозности и ужинавший с огромным аппетитом, насмешливо посмотрел на нее.
– Честно говоря, у меня нет времени жениться, – ответил он. – Женщин мне заменяют море и мои корабли. Однажды все могло стать по-другому, но та девушка оказалась совсем не такой, какой представлялась.
У Мириэл запылало лицо.
– Всем людям свойственно притворяться, – парировала она и вновь перехватила вопросительный взгляд мужа.
Ужасный вечер продолжался. Уилл опозорил себя в глазах хозяев тем, что сразу проникся симпатией к гостю и стал путаться у того под ногами, вымаливая лакомства со стола, и в конце концов забрался к нему на колени; его заостренная маленькая мордочка светилась щенячьим восторгом. Мириэл готова была убить своего любимца.
Роберт поморщился:
– Мне он свою любовь выказывает в лучшем случае тем, что мочится в мои башмаки.
– Я знавал женщин, которые так поступали, – отозвался Николас. Хозяин в ответ на его реплику хмыкнул. – Разумеется, речь идет не о благородных дамах, – добавил он и поклонился Мириэл. Та, поджав губы, прямо как сестра Юфимия, сидела пунцовая от гнева и унижения. – Прошу извинить меня, госпожа, если я смущаю вас. Но когда мужчина почти все время проводит в море в обществе себе подобных, он зачастую забывает о хороших манерах и в присутствии слабого пола.
– Я – не нежный цветок и по пустякам не обижаюсь, – возразила Мириэл, отнюдь не любезным тоном. – Вряд ли мне удалось бы успешно управлять ткацкими мастерскими, если б я раздражалась из-за каждого глупого слова.
Николас улыбнулся, признавая свое поражение.
– Я рад, что вы именно так смотрите на жизнь, – сказал он и дипломатично увел разговор в другую сторону, поинтересовавшись у Роберта его ценами на шерсть.
Наконец, когда свечи почти догорели, Николас собрался уходить. Поднявшись из-за стола, он отряхивал со своей темной туники светлую собачью шерсть.
– Спасибо за ужин. Лет сто так вкусно не ел, – обратился он к Мириэл, стоя в дверях. – И благодарю за занимательный вечер. Надеюсь в скором времени встретиться с вами еще раз.
Мириэл натянуто улыбнулась и кивнула, будто соглашаясь с ним, хотя очень надеялась, что этого не произойдет. Роберт обменялся с Николасом рукопожатием, на прощание желая гостю всех благ, а она тем временем вернулась в гостиную, где Сэмюэль и Элфвен убирали со стола. Бледно-зеленая скатерть, заляпанная жирными пятнами и усыпанная крошками, имела плачевный вид; свечи на подоконнике оплыли.
Гармония была разрушена. Она не сомневалась в том, что Николас будет ей мстить.
В гостиную вернулся Роберт. Он потирал руки, как делал это обычно, когда был доволен и собой, и жизнью.
– Итак, – он плеснул в кубок вина, – что ты думаешь о нашем капитане?
Пожав плечами, Мириэл тоже налила себе вина. Теперь пить было не опасно, а ей нужно было забыться.
– Ты не составила мнения? Не похоже на тебя, дорогая.
– А что тут можно сказать? – Ее охватила паника. В самом деле – что? Она представила, как рассказывает Роберту правду, и тут же изгнала эту картину из головы. Возможно, он великодушный и любящий муж, но понимания у него она не найдет.
Роберт склонил набок голову:
– Мне показалось, ты была несколько враждебно к нему настроена, да и сейчас почему-то нервничаешь? – Он закончил фразу на вопросительной ноте.
Мириэл поспешила повернуться к мужу.
– Если и нервничаю, к нему это отношения не имеет, – солгала она. – У меня сегодня начались месячные, и я плохо себя чувствую.
– Ах, да. – Он кивнул и почесал висок, чтобы скрыть смущение. В его глазах также отразилось разочарование: на неделю он лишался близости с женой. – И все же, как он тебе показался?
Мириэл могла бы посеять сомнения в душе Роберта, могла бы настроить мужа против Николаса, чтобы тот больше не приходил в дом, но она вдруг поняла, что не посмеет предать его во второй раз.
– По-моему, ты нашел в нем достойного партнера, – сказала она.
– Да. Я тоже сначала думал, что он слишком молод, но он потопил мои сомнения. – Роберт улыбнулся своей вялой шутке.
Мириэл покорно улыбнулась ему в ответ:
– Извини, но я, пожалуй, пойду лягу. Очень устала. – Она и впрямь чувствовала себя изнуренной.
Роберт развел руками, отпуская ее, и сел перед очагом допивать вино.
Мириэл вскарабкалась по лестнице в спальню и рухнула на кровать. Спина разламывалась, голова болела так, что темнело в глазах. Она жаждала найти забвение во сне, но ясно понимала, что не сможет уснуть.
В «Ангел» Николас вернулся поздно. Соборные колокола уже прозвонили к заутрене. Город погрузился во мрак и тишину: очаги во всех домах были накрыты на ночь, ставни затворены. Хозяин постоялого двора недовольно хмурился, впуская его. Правда, когда Николас вложил в его ладонь монету, он несколько смягчился. При мерцающем сиянии маканой свечи Николас пробрался между столами к лестнице и поднялся наверх.
Магдалена повернулась в постели и села. Свечу она не загасила, и в отблесках пламени ее волосы сверкали, словно начищенная медь.
– А я уж решила, что ты меня бросил, – проворчала она. – Все лежала, считала удары колокола и думала, где тебя носит.
Николас с трудом сдержался, чтобы не вспылить. В том, что произошло вечером, не было ни капли ее вины, и, хотя их отношения носили главным образом деловой характер, он подспудно чувствовал ответственность за нее.
– Мой заказчик захотел обсудить кое-какие вопросы по доставке груза, – объяснил он, гася свечу и ставя плошку на сундук. – Не мог же я встать и уйти, ссылаясь на поздний час– Ложь, высказанная чуть раздраженным тоном, легко слетела с его уст. Он не считал себя обязанным докладывать ей о том, что последние два часа бродил по улицам Линкольна, размышляя и пытаясь совладать с противоречивыми чувствами. Ее все это не касалось.
Магдалена надула губы, но это скорее означало, что она перестала сердиться, ибо по натуре она была женщина добродушная и весьма прагматичная. Она откинула одеяло, завлекая его.
– А я согрела для тебя постель, – промурлыкала она.
В нос ему ударил теплый, возбуждающий чувственность аромат. Изгибы и впадинки ее сладострастного тела манили, обещая утешение и простые радости любви.
Сорвав с себя одежду, Николас нырнул в постель и, накрывшись одеялом, погрузился в ее радушные объятия.
Когда они насытились любовью, она свернулась калачиком подле него, сонно бормоча что-то, а он лежал и смотрел в потолок. Тело его было удовлетворено, но в мыслях царил сумбур. Правда, он и не ожидал, что физическая разрядка сотворит чудо. Слишком глубокое волнение владело им.
Он отыскал ее. Свершилось то, о чем он мечтал, но на что никогда не надеялся. Исчезла монахиня с затравленным взглядом, исчезла нескладная «вдова» в ужасном одеянии, которое он для нее приобрел. Вместо них пред ним предстала элегантная молодая женщина, если и не хладнокровная, то, несомненно, умеющая владеть собой и шагающая по жизни так же успешно, как и он сам. Она совсем не казалась бессердечной, когда сидела за столом и боролась с собой, но он не сомневался в ее жестокосердии. Роберт Уиллоби упомянул, что она – вдова его доброго друга. Значит, сбежав с постоялого двора в Ноттингеме, она, не теряя времени, нашла себе «надежного» мужа, а после его смерти сочеталась браком с одним из наиболее влиятельных торговцев шерстью в центральных графствах.
Боже, должно быть, сейчас она места себе не находит, злорадствовал Николас. И он, если пожелает, может значительно осложнить ей жизнь. А почему бы и нет? Ведь она украла у него деньги и королевскую корону. Однако, если он разоблачит ее, она наверняка раскроет и его тайны, и тогда двери замков и дворцов королевства закроются для него навечно, он станет изгоем, гонимым от границы к границе, от одного побережья к другому. А в итоге оба они окажутся на виселице.
Он погрузился в беспокойную дремоту, одновременно грезя и воображая, что они с Мириэл пленники, привязанные лицом друг к другу золотыми цепями на болотистом берегу, а издалека на них надвигается прилив. Шума воды они еще не слышат, но их тела сотрясаются от беззвучных раскатов.