Сокровища короля

Глава 22

Баржи Николаса везли шерсть и рулоны ткани, закупленные флорентийским торговцем Гвидо на линкольнской ярмарке для продажи на рынках и для обработки в красильнях его родного города. Сам щеголеватый маленький итальянец, оставив товар на Николаса, отправился за новыми партиями сукна в Стамфорд. Николас должен был доставить груз итальянского торговца на его склады в морском порту.

До самого горизонта простирались болотистые равнины, на которых тут и там виднелись башни и колокольни монастырей, специально сооруженных вблизи болот и реки, поскольку это давало им доступ к отвоеванным у воды плодородным землям и пастбищам, рыбным богатствам и путям сообщения. Услышав разнесшийся над рекой колокольный звон, Николас вспомнил монастырь Святой Екатерины и то, как он лежал там в лазарете, слабый и беспомощный, словно младенец, вспомнил, как впервые увидел Мириэл. Обычная монахиня, подумал он тогда, молодая монашка. Как же глубоко он заблуждался, даже в те первые мгновения.

Обычно неспешное плавание по Уитему до Бостона доставляло ему удовольствие, но сейчас он задыхался. У него было слишком много времени, чтобы копаться в собственных мыслях, ковыряться в них, словно в больном зубе. И чем больше он копался, тем тяжелее становилось на душе, но выбросить их из головы он не мог. Он жаждал недостижимого. На его пути стоял Роберт Уиллоби, а он был человек бодрый, энергичный и умирать, вероятно, еще долго не собирался. В самых темных тайниках сознания Николас представлял, как с торговцем происходит несчастный случай, но он сразу изгонял эту картину. Вот так же убрал его отца король Иоанн. Ему становилось дурно уже от одной мысли, что он может накликать подобную участь на другого человека.

Но он не жалел, что позволил себе любовную близость с Мириэл. И не мог не желать повторения, хоть это и было нарушением Божьей заповеди. Он вспоминал ее трогательную беспомощность, то, как она вскрикивала от изумления и восторга, а потом принималась ласкать его с изощренной искусностью опытной уличной женщины. Каждый нюанс восхищал его, вызывал удивление. Заставлял желать больше того, что он мог получить.

Он знал, что в море острота разочарования несколько сгладится, утихнет страстное волнение в крови. Соленый ветер на его лице, покачивание под ногами палубы настоящего корабля, а не обычной баржи смягчат боль души. И он всегда может обратиться к Магдалене, которая и утешит его, и развлечет. Сам того не ведая, он поморщился.

Благополучно доставив доверенный ему груз на склады и пришвартовав баржи, Николас отправился искать ночлег на постоялый двор «Корабль», расположенный у рыночной площади. Ему уже случалось пользоваться гостеприимством этого заведения, и он знал, что перины там пуховые, вино приличное и еда вполне сносная.

В числе посетителей, собравшихся вокруг стола в зале таверны, находился торговец Морис де Лаполь, который своими интригами в Линкольне смутил покой Роберта Уиллоби. Это был человек неопределенного возраста – ему могло быть и пятьдесят лет, и семьдесят, – внешне хилый, с землистым цветом лица и темными, почти черными глазами. Он постоянно улыбался, умело поддерживал разговор, но при этом взгляд его оставался холодным и настороженным. Такому лучше не переходить дорогу, подумал Николас, вспомнив, как переживала Мириэл, что она может оказаться втянутой в конфликт между де Лаполем и мужем. Он ел тушеного кролика и представлял, как два торговца убивают друг друга. Потом, дабы не гневить Бога, постарался отвлечься от этих мыслей.

Закончив ужинать, Морис де Лаполь вытащил доску для игры в «моррис»,[19] инкрустированную мелкозернистым песчаником и ракушками, и разложил ее на низком сундуке.

– Играешь? – спросил он у Николаса.

– Бывает, – ответил тот. Он не хотел играть с торговцем, который, как он знал, предложит поставить на кон деньги, но не мог придумать достойного предлога для отказа.

Де Лаполь жестом пригласил его сесть на другой конец скамьи.

– Тогда, может, согласишься ублажить старика?

– Да я бы не сказал, что вы впали в детство, сэр. – Думая только о том, как бы поскорей отвязаться от торговца, Николас перебрался на скамью.

Де Лаполь холодно улыбнулся ему:

– Время никого не щадит. Казалось, еще вчера я был вот так же молод, как и ты, и впереди меня ждала целая жизнь, весь мир лежал у моих ног. – Быстрыми ловкими движениями он расставил фишки на доске. – Теперь жизнь почти на исходе, а я еще и не начинал жить. Человек должен быть хозяином своей мечты, а не идти за ней, верно? – Его губы насмешливо искривились. Николас пожал плечами:

– Вероятно, вы правы, сэр.

– Ты знаешь, что я прав. – Де Лаполь поднял указательный палец. – Я слышал, ты – самый молодой капитан торгового флота во всем северном христианском мире, который не только командует судами, но и владеет ими. Человек в твоем возрасте не способен добиться такого положения, если он не обладает большим честолюбием.

Несколько обиженный столь нелестным отзывом, Николас хотел было возразить, но передумал, потому что торговец, по сути, был почти прав. Его действительно снедало крайнее честолюбие, только он под его натиском стремился утвердиться среди своих соперников, а не уничтожить их. Однако признаваться в этом де Лаполю он не собирался. Потому Николас просто показал на доску и сказал:

– Начинайте.

Де Лаполь пытливо взглянул на него:

– Правильно, нельзя, чтобы соперник видел, о чем ты думаешь. – Указательным пальцем он передвинул одну фишку на крайнюю из трех клеток на середине доски.

Они сыграли несколько партий, и каждый одержал равное число побед. Де Лаполь не любил проигрывать. Хоть он и заявлял, что неразумно открывать сопернику свои мысли, его собственные с легкостью читались в его лице – в линиях плотно сжатых губ, в напряженных морщинках вокруг глаз.

– Сойдемся на ничьей, – подытожил Николас по окончании шестой партии, которую он выиграл, и поднялся со скамьи.

– Давай решающую, – предложил де Лаполь. – Или ты предпочитаешь уклоняться от финальной схватки?

Николас с улыбкой развел руками:

– Помнится, вы чуть раньше упоминали, что лучше быть господином, чем ведомым. Так вот, сегодня я предпочитаю первое. У меня нет желания играть еще одну партию, дабы потешить чью-либо гордость – свою или вашу.

Де Лаполь задумчиво смотрел на него:

– Значит, наигрался?

– На сегодня да. – Николасу удалось не выдать тоном своего раздражения. Он вежливо кивнул, собираясь уйти.

Однако торговец не спешил прощаться с ним. Убирая фишки в кожаный мешочек, он сказал:

– Я заметил, ты активно ведешь дела с господином Уиллоби.

Николас насторожился.

– В общем-то да, – невозмутимо отвечал он. – А что?

– И тебя устраивают его условия?

Николас почувствовал себя как муха, затягиваемая в липкую паутину.

– Не жалуюсь. Мы вполне довольны друг другом. А почему вы спрашиваете?

Де Лаполь затянул мешочек с фишками:

– А если я предложу тебе более выгодные условия?

– Вы и впрямь хотите предложить?

– Возможно.

– Тогда все будет зависеть от условий, – уклонился от прямого ответа Николас. Ему не хотелось оскорблять де Лаполя отказом, но не хотелось и связываться с ним. – Я не стану отдавать предпочтение новому заказчику, если для этого требуется пренебречь постоянным.

– Выходит, ты принципиальный человек, – ледяным тоном произнес де Лаполь.

Николас побагровел. Де Лаполь даже не подозревал, сколь сильно он уязвил его своей репликой.

– Стараюсь им быть, – холодно ответил Николас и, сдержанно кивнув на прощанье, поспешил на улицу справлять нужду, пока торговец не посеял в его душе сомнения.

Весенний воздух был еще по-зимнему колючим. Меж плывущих по небу облаков, похожих на обрывки шерсти, мерцали звезды. Кутаясь в плащ, Николас вздохнул полной грудью, пытаясь избавиться от чувства омерзения, столь сильного, что он даже ощущал его во рту.

Он знал, что де Лаполь прощупывал его, выяснял, можно ли с его помощью нанести ущерб торговле Роберта Уиллоби, лишив конкурента средств перевозки. И хотя Николас отказал де Лаполю, он все равно чувствовал себя замаранным, в немалой степени из-за того, что произошло между ним и Мириэл. Пусть то деяние и не осело в душе отвратительным осадком, какой появился у него после общения с Морисом де Лаполем, пятно все же осталось. Разница была лишь в величине этого пятна.

Хмурясь, Николас остановился перед сточной канавой возле конюшни, задрал рубаху и облегчился. Из таверны за его спиной неслись пьяные вопли – значит, гасконское вино достаточно крепкое. Двор освещал пылающий у входа в таверну факел, отбрасывающий желтые блики на обмазанные глиной беленые стены. В дверях на мгновение появился силуэт мужчины. Николас поморщился, когда тот, шагнув через порог, ступил на ярко освещенный пятачок и затем направился по тропинке к уборной. Морисом де Лаполем он уже был сыт по горло.

Глядя вниз, он заправился, надеясь проскочить незамеченным, а когда поднял голову, увидел, как от колышущейся темноты отделился кусок тени, обхвативший Мориса де Лаполя за шею и быстрым энергичным движением что-то всадивший в него. Торговец испуганно вскрикнул и выпал из полосы света, но вот нападавший нанес ему второй удар, и голос оборвался.

Криком подняв тревогу, Николас помчался к месту трагедии, но убийца уже пустился наутек. Правда, прежде чем он скрылся из виду, Николас успел разглядеть густую рыжую бороду и искривленные шрамами черты.

Морису де Лаполю помочь уже было нельзя. Николас определил это сразу по луже крови, отливавшей черным блеском в свете факела. Еще раз позвав на помощь, он погнался за убийцей, но тот оказался на редкость резвым и к тому же опережал его с самого начала, а темные извилистые улочки в районе вокруг постоялого двора представляли собой настоящий лабиринт. Раз заметив вдалеке мелькнувшую тень, похожую на убегающего человека, Николас помчался за призраком к причалу и темной ленте реки. Там никого не оказалось. Черная, как кровь де Лаполя, вода мерцала в сиянии фонаря стражника, а пламя отбрасывало густые тени, в которых смогли бы затаиться сотни разбойников с ножами. Сам стражник никого подозрительного не видел.

– Ни единой души, кроме рыбака в лодке, – ответил он, когда Николас обратился к нему. – По крайней мере, я принял его за рыбака.

Отказавшись от преследования, Николас вернулся в «Корабль». Морис де Лаполь, белый как полотно, уже лежал на лавке в таверне. От двух ножевых ран он истек кровью. Мешочка с деньгами при нем не было: его срезал с пояса тот же нож, который лишил торговца жизни. Николас содрогнулся, думая о том, что на месте де Лаполя вполне мог бы лежать он сам. Торговец в любом случае не сумел бы среагировать на внезапное нападение жестокого убийцы. Обычно воры, охотящиеся за кошельками, действовали более осмотрительно. Им нужны были деньги, а не дурная молва, которую влекло за собой убийство, – если только ограбление совершалось не с целью убийства. Николас поежился, но не потому что замерз, – у него похолодело на сердце. Близость подобной смерти всегда навевала воспоминания об отце, о несчастном случае, который вовсе не был таковым, о горе, утрате и несправедливости.

– Он мертв, как вы и просили, – доложил заказчику Серло Рыжебородый, довольный тем, что честно выполнил свою работу.

Роберт Уиллоби смотрел на сушильный двор сукновальной мастерской. На рамах были натянуты размотанные рулоны выстиранной после валки ткани, которую затем следовало проворсовать и обстричь. День выдался солнечный и ветреный, и сукно сохло быстро. Он извлек из-под плаща мешочек серебра и взвесил его в руке.

– Как ты это сделал?

Уставившись на деньги, Серло облизнул губы и ответил:

– Нанес два удара кинжалом, чтобы наверняка, и срезал у него кошелек. Власти думают, что убийца – обычный вор.

Роберт кивнул. Все его существо преисполнилось ликованием, но он лишь прищурился.

– С задачей ты справился, – сказал он, – но место выбрал не самое удачное. Тебя могли поймать.

Рыжебородый пожал плечами.

– Не поймали же, – раздраженно фыркнул он. – Я знал, что делаю.

Роберт выгнул брови и вручил ему монеты, мгновенно исчезнувшие под туникой Рыжебородого, – быстрее, чем куница исчезает в своей норе. Да, с такими, как Рыжебородый, связываться опасно. Он ни перед чем не остановится, чтобы выполнить порученное ему дело, но осторожностью пренебрегает, а это всегда большой риск.

Роберт отпустил убийцу и отправился домой ждать, когда весть разнесется по городу.

– Мне этот человек не нравился, – заявил он Мириэл в тот вечер, когда владелец баржи, прибывшей из Слифорда, предал огласке печальную новость. – Рискуя прослыть жестокосердным, я мог бы сказать, что он получил по заслугам, но на самом деле это ужасное безобразие. Выходит, вообще никому доверять нельзя.

– Нельзя, – согласилась Мириэл, не поднимая глаз.

Последние несколько дней она была молчалива, и Роберт спрашивал себя, уж не прознала ли она каким-то образом про то, что он изменил ей со шлюхой из «Зеленой ветки».

– Его будут отпевать в соборе Святого Ботульфа. Я сказал, что мы оба придем. Не пойти нельзя. Это было бы неприлично.

– Как тебе угодно. – Она искоса глянула на мужа. – Хотя я подозреваю, ты будешь не столько молиться за упокой души Мориса де Лаполя, сколько благодарить Господа за то, что он убрал его с твоей дороги.

Роберт кашлянул и сконфуженно улыбнулся.

– Я не святой, – сказал он, решив, что купит ей украшенный драгоценными камнями Псалтырь, когда она пойдет с ним в собор. Мириэл заслуживает самого лучшего, думал Роберт, а он, таким образом, несколько искупит свою вину за то, что изменил ей с уличной девкой.

К тому же теперь, когда он благополучно избавился от опасного соперника, его доходы в этом году должны возрасти, и он вполне может позволить себе несколько новых предметов роскоши. Во время службы в соборе он поговорит с нелояльными заказчиками и убедит их вернуться к нему. А потом посетит производителей шерсти, продававших ежегодный настриг при посредничестве де Лаполя, и предложит им свои услуги. Все складывается как нельзя удачно.