Весна 1221 года
Весна наступила как праздник, украсив небо голубизной и расписав голый ландшафт лентами зелени и цветов. Море искрилось в лучах солнца, перекрасившего серую водную поверхность в мрамор сочного зеленого оттенка. Гребни волн серебрились на свету, будто ажурное кружево. Моряки готовились выйти в плавание.
В Саутгемптоне Николас снаряжал свой неф «Императрица» для путешествия в Нормандию, куда он должен был доставить вельмож из свиты короля Генриха. Зимой, когда позволяла погода, он несколько раз выходил в море, хотя предпочитал холодную пору пережидать в гавани. Теперь же, с наступлением весны, он готовился к очередному плаванию с гораздо большим энтузиазмом.
Магдалена сидела на скамье возле трюма, наблюдая, как матросы грузят на корабль припасы и тщательно проверяют паруса и снаряжение. Озорной ветер прижимал к телу одежду, открывая чужому взору ее округлившийся живот. Она пребывала в добром здравии на протяжении всех месяцев беременности. Ее кожа румянилась, глаза блестели. Благодаря хорошему аппетиту ее тело приобрело упругость нового гамбезона,[20] а грациозную поступь девятимесячной давности сменила походка вразвалку. Николас никогда еще не любил ее так сильно. Тоска и воспоминания тревожили его, но душевная боль чуть притупилась. Он приучил себя не жалеть о том, что было, а довольствоваться тем, что есть. Его усилия увенчались успехом, и, если ему и случалось думать о Мириэл, он старался скрывать свои мысли от Магдалены.
Устроив себе короткую передышку, он сел рядом с ней и стиснул в своей руке ее ладонь. Некогда изящные длинные пальцы Магдалены тоже налились, и она вынуждена была отказаться от ношения своих многочисленных золотых колец, так тешивших ее самолюбие, чтобы впоследствии их не пришлось срезать.
– В Нормандии я куплю тебе новое обручальное кольцо, – пообещал Николас– Большое, по размеру твоего пальца.
Магдалена рассмеялась:
– Не забудь прежде примерить его на мачту! – Она вытянула свободную руку и, Морщась, покрутила ее на весу. – Повитуха говорит, после родов я стану такой, как раньше, но что-то в это слабо верится.
– Ты все равно будешь прекрасна, – галантно произнес Николас.
Она вновь рассмеялась и пихнула его в бок:
– Льстец!
– Это чистая правда. Я никогда еще не видел тебя такой… такой лучезарной. – Он убрал с ее лица выбившуюся из-под платка медно-рыжую прядь.
– И такой толстой ты меня тоже не видел, – сказала Магдалена, с отвращением оглядев себя.
Она нуждалась в постоянном подбадривании, и Николас, зная причины ее сомнений, не скупился на добрые слова.
– Для меня это не имеет никакого значения. Она пытливо всматривалась в его черты:
– Правда?
– Правда, – подтвердил он и поцеловал ее.
Рядом кто-то громко кашлянул, побуждая их разъять объятия. Николас поднял голову и встретился взглядом со Стивеном Трейбом, таким же владельцем судов, как и он сам, и участником сражения при Сандвиче. Тот смотрел на них с сардонической усмешкой на губах. Магдалена оправила на себе одежду и благопристойно сложила руки под своим животом. Николас поднялся со скамьи и протянул гостю руку, но в его глазах сквозила настороженность. Они достаточно хорошо знали друг друга, здоровались при встрече, но дружбы не водили. Николас никак не мог забыть, как Трейб обезглавил Эсташа Монаха, – не колеблясь, без малейших угрызений совести, будто отрубал голову курице. Инстинктивно он встал перед Магдаленой, заслоняя ее своим телом.
Если Трейб и заметил это, виду он не подал. Обменявшись с Николасом рукопожатием, он одобрительно кивнул, выказывая свое восхищение кораблем.
– Отличный парусник, – сказал он, по-волчьи пристально разглядывая неф.
Николас согласился.
– Мы отправляемся с приливом, – добавил он. – У тебя какое-то дело ко мне?
Трейб большим пальцем погладил у подбородка свою золотистую бороду:
– Да, только думаю, ты предпочел бы выслушать меня без свидетелей. – Он выразительно глянул на Магдалену, с любопытством наблюдавшую за мужчинами. – Вернее, ты сам захочешь выслушать меня без свидетелей, – подчеркнул он.
Николас тоже посмотрел на Магдалену и, знаком дав ей понять, что он скоро вернется, повел гостя на нос корабля.
Трейб положил руку на крашеный резной ахтерштевень и вновь большим пальцем погладил бороду. Глаза его светились удовольствием.
– Думаю, тебе небезынтересно будет узнать об одном предложении, которое мне сделали в прошлом месяце.
Николас вскинул брови в немом вопросе.
– В былые дни, до того как у меня появились выгодные заказы от короля, я, возможно, принял бы его, – продолжал Трейб, – Так что не думай, будто с годами я стал жалостливее.
– Я и не думаю, – отозвался Николас без всякой интонации в голосе. Выгодными заказами от короля таким людям, как Стивен Трейб, называлось официальное разрешение на занятие пиратством. Ему бы и в голову никогда не пришло, что стоящий подле него мужчина способен на милосердие.
Трейб мрачно улыбнулся:
– Просто теперь я тщательно отбираю свои жертвы.
При слове «жертвы» Николас оцепенел.
– Тебе предложили убить меня?
– Предложение поступило от некоего рыжебородого простолюдина, – ответил Трейб, кивнув, – Я его прежде не встречал, но, если увижу, узнаю сразу. Он действовал не от своего имени, но, разумеется, кто его послал, не сказал. Сумма была названа большая, и мне очень хотелось согласиться. – Он остановил на Николасе тяжелый пристальный взгляд. – Кто-то желает твоей смерти.
Николасу показалось, будто у него в животе разверзлась пустота. Нахлынули далекие воспоминания. Не может быть, чтобы по прошествии стольких лет эпизод в Руане, свидетелями которого стали он и его отец, до сих пор представлял угрозу. Их смерти требовал Иоанн, но ведь Иоанна давно уже нет в живых.
– Тебе объяснили, чем я не угодил?
– Он в подробности не вдавался, а сам я не спрашивал. Лишние сведения налагают лишние обязательства. Получается, что делаешь свою работу уже не только за деньги.
– Совесть начинает мучить?
Трейб фыркнул:
– Не зарывайся, де Кан. Этого понятия для меня не существует.
Но все же представление о нем он имеет, подумал Николас.
– Тогда почему же ты решил предупредить меня?
Трейб пожал плечами и смущенно замялся:
– Мы вместе сражались против французов. Я достаточно знаю тебя и о тебе, чтобы пойти на хладнокровное убийство. – Он кашлянул и ногтем большого пальца очертил контур одной из вырезанных на дереве драконьих голов. – Я был на том корабле, который потопил судно твоего отца, и не хочу теперь еще посылать на дно его сына.
Бездна в животе расширилась, засасывая все его существо.
– Что? – онемевшими губами спросил Николас. Далекие воспоминания ожили, впились в него, словно острые ножи.
– Тем судном управлял не я, – поспешил добавить Трейб. – Бог мой, да мне всего-то тогда было пятнадцать лет от роду. Но я находился на его борту. – Он напрягся. – Ударишь меня, я дам сдачи, и в итоге ты ничего не узнаешь, – предупредил он Николаса, видя, что тот стиснул кулаки.
– Черт побери, чего же ты ждал от меня? Думал, я при таком известии буду стоять спокойно, как монах, погруженный в молитву?! – вскричал Николас.
Магдалена у трюма неуклюже поднялась со скамьи. В ее лице читалась тревога. Трейб обернулся к ней и махнул рукой, приказывая оставаться на месте.
– Я знал, что ты взбесишься, – ответил он, – и все же возьми себя в руки, ради своего же блага.
Николас закрыл глаза и несколько раз медленно и глубоко вздохнул.
– Боже, – бормотал он, вонзаясь ногтями в ладони, чтобы не вцепиться в горло Трейбу, хотя искушение было столь велико, что он боялся не совладать с собой. Наконец он поднял веки и посмотрел на гостя. – Рассказывай.
– Нам было приказано захватить и потопить «Перонель». Заказчик действовал через посредника, но мы знали, что это распоряжение короля Иоанна, поскольку наш капитан часто выполнял его поручения. Нам сказали, что трофеи – наши, но никто из экипажа не должен остаться в живых. А главное, убить капитана, Алена де Кана. Нам заплатили за работу и молчание. – Трейб помедлил, обозревая водную ширь, потом втянул в себя воздух сквозь зубы и, не глядя на Николаса, продолжал: – Мы атаковали судно посреди пролива. Протаранили его по носу, затем зацепили крюками и, прежде чем пустить его на дно, перетащили на свой корабль весь груз и перебили команду, – как нам было приказано. – Тон его был бесстрастный. – Я всего лишь выполнял приказ. После мне сотни раз приходилось совершать подобное уже со всей полнотой ответственности. Чем твой отец навлек на себя гнев Иоанна, мне неведомо. Как неведомо и то, почему теперь хотят убрать тебя.
Николас резко опустился на скамью у борта.
– Я знал, что его убили, – хрипло произнес он. – Говорили, будто корабль потонул из-за неграмотных действий капитана либо из-за внезапно поднявшейся волны, но я был уверен, что это ложь. Отец никогда не допускал ошибок во время плаваний. Он погиб, потому что владел одной из тайн Иоанна, разглашение которой могло привести к падению королевства. – Он свирепо глянул на Стивена Трейба. – И у тебя еще хватает наглости говорить мне, что ты был в числе его убийц.
Трейб развел руками, отвечая Николасу каменным взглядом:
– Суди меня – не суди, отца своего ты не вернешь. Он был врагом короля – это все, что нам сказали, и у нас не было причины докапываться до сути. Я сделал то, что сделал, и не ищу оправданий.
– Как же ты спишь по ночам?
Трейб невесело рассмеялся:
– Крепко, как покойник. Бог мой, я ведь пришел предупредить тебя, а не вспоминать былое или оправдываться. И уже начинаю жалеть, что отказался от выгодного предложения.
– Неужели ты ждешь от меня благодарности? – взревел Николас.
– Я ничего не жду, – прорычал в ответ Трейб, отворачиваясь. – Просто будь осторожен и помни, кто предостерег тебя.
Он зашагал к сходням. Николас нагнал его, схватил за руку и развернул к себе лицом. Моряк набычился, одна его рука потянулась к кинжалу на бедре.
– Не надо, – остановил его Николас. – Я хочу попросить тебя об услуге.
Брови Трейба полезли на лоб.
– Об услуге?
– Да, я… – Николас потер лицо. – Я глубоко признателен тебе за предостережение и знаю, что оно сделано из добрых побуждений. – Эти слова дались ему с трудом, ибо в душе он жаждал скрестить клинки с Трейбом, но Николас сдержал свой порыв, потому что это стало бы ответом на события прошлого, а ему следовало думать о будущем: оно было гораздо важнее. – Если что-то случится со мной, позаботься, пожалуйста, о Магдалене. Доставь ее целой и невредимой в Бостон, в дом моего первого помощника Мартина Вудкока.
Трейб глянул через плечо на Магдалену, вновь поднявшуюся со скамьи.
– Я не нянька, – рявкнул он.
– А если я заплачу?
Трейб расправил плечи, черты его натянулись.
– Я не хочу оскорбить тебя. Это предложение, – объяснил Николас – Заказ на сохранение жизни, если угодно. Если моя жизнь под угрозой, значит, возможно, ей, а соответственно и нашему ребенку, тоже грозит опасность.
Трейб поджал губы:
– Я уже не успеваю принять другие меры предосторожности; мы отплываем с приливом.
– Ладно, в качестве услуги возьму на себя такую обязанность, – нехотя согласился Трейб. – Но только до тех пор, пока ты не примешь других мер предосторожности.
– Спасибо. И если ты вдруг узнаешь, кто добивается моей смерти, я готов щедро заплатить за эти сведения.
Трейб мрачно улыбнулся:
– Лучше используй эти деньги на поиски того, кто хочет тебя убить, – сказал он и, не дожидаясь ответа, пошел прочь.
Николас с тревогой в глазах смотрел ему вслед, думая о том, что услышал. Зло, конечно, не было отомщено, но он испытывал смутное облегчение оттого, что его подозрения относительно гибели отца подтвердились. Беспокоило его и то, что сам он скоро может присоединиться к нему.
– Кто это был? – Магдалена обняла его одной рукой и заглянула ему в глаза, ожидая утешительных объяснений.
– Друг, – ответил Николас, несколько удивленный тем, что назвал Трейба другом.
– Зачем он приходил?
Николас покачал головой:
– Чтобы облегчить совесть, хотя говорит, что совести у него нет. – Он отвернулся, наблюдая за одним из грузчиков, закатывающим в трюм бочки меда. Странное совпадение, думал он. Рыжебородый, напавший на Мориса де Лаполя у пивной в Бостоне, очевидно, тот же самый человек, который теперь ищет убийцу для него. Эта мысль его обеспокоила. Наверно, все же стоит еще раз поговорить со Стивеном Трейбом, решил Николас.
Путешествие в Нормандию прошло гладко и без происшествий. Никто не набрасывался на Николаса с ножами из темных углов, никто не травил ядовитым вином, а на пути ему встречались лишь небольшие рыбацкие нефы и торговые суда. В нервном напряжении Николас всматривался в горизонт, но видел вдалеке лишь пятнистую синь моря, сливающуюся с голубизной небосвода. Ничто не предвещало беды.
На ночь он сделал остановку в Барфлере, готовясь со следующим приливом вновь тронуться в путь с грузом отменного нормандского сидра в неглубоком трюме парусника. Порт Барфлер пользовался печальной известностью: возле него затонул «Белый корабль» короля Генриха I. Однажды зимним вечером судно по выходе из гавани напоролось на скалу и пошло на дно, унеся с собой в морскую пучину половину всей английской аристократии, в том числе наследника трона. С тех пор миновало более ста лет, но жители порта и по сей день вспоминают то событие с мрачным удовольствием. Каждое судно, входящее и покидающее гавань Барфлера, проплывает мимо места трагедии. Молва гласит, что ежегодно в ноябре там появляется белый корабль-призрак, идущий на верную смерть.
Николас стоял на палубе «Императрицы», отчалившей из Барфлера с вечерним приливом, и чувствовал, как по коже ползет мороз. Его неф, как и обреченный корабль, тоже был белый, и он уже ощущал пугающую близость похороненных на дне обломков, ибо его отец тоже погиб в море.
На закате, когда солнце растворилось в золотисто-лиловых разводах, окрасивших небеса, «Императрица» покинула гавань. Ее красный парус наполнился ветром, и, разрезая носом пенящуюся воду, она стремительно понеслась в открытое море. Том, впередсмотрящий, засветил фонари на носу и корме, и парусник замерцал в ночи, словно призрак.
Вслушиваясь в шипение моря под килем, Николас остановил взгляд на качающемся фонаре и вновь задумался о том, кто бы мог заплатить за его смерть. Не исключено, что его хотят убрать из-за того, что случилось в прошлом, но это маловероятно. Если бы указание поступило от королевского двора, Трейб не стал бы предупреждать его. А его собратья по ремеслу, такие же владельцы торговых судов, как и он, насколько он мог судить, были ему дружественными конкурентами, но никак не смертельными врагами.
Внутренний голос нашептывал Николасу, что он не хочет заниматься выяснением личности недоброжелателя, однако неведение мучило его. Если Роберту Уиллоби стало известно о его связи с Мириэл, он не взялся бы предсказать реакцию торговца. Говорили, что в торговых делах Уиллоби весьма жесток и, вне всякого сомнения, от Мириэл он ни за что не отступится, но вот способен ли он, при всех его учтивых манерах и приятной наружности, на убийство, судить трудно. Если способен, кто осмелится порицать его? А если нет, тогда вообще невозможно представить, кому потребовалось лишить его жизни.
Николас глубоко вздохнул и, выбросив из головы тягостные мысли, отправился к своему экипажу.
Часом позже, когда небо сгустилось до черноты и грозовые тучи заволокли звезды и луну, «Императрица» подверглась нападению. Из ночной мглы внезапно выпорхнули и полетели на них, словно хищные птицы, два корабля – неосвещенные, с темными парусами. Том подал сигнал тревоги, но в воздухе уже засвистели захваты, и в грациозные борта «Императрицы» впились железные крюки. Парусник развернуло, он замедлил ход.
Прорываться на веслах или ловить ветер было поздно. Николас схватил топор и перерубил веревку одного из захватов, но другие уже опутывали корабль, словно нити, выпущенные из пасти паука. Над головами зажужжали смертоносные стрелы. Перерубая очередной канат, Николас услышал рядом вопль одного из своих матросов. Тот упал, из его сотрясающегося тела торчали две оперенные стрелы. Николас выругался. «Императрица», яркая, как луна, утратив возможность двигаться, стала легкой мишенью.
Николас распластался на палубе; сердце в его груди грохотало, как барабан. Чей-то голос с сильным французским акцентом громогласно потребовал капитуляции.
– Скажи им, пусть убираются к дьяволу, – прохрипел лежащий подле него раненый матрос. Он истекал кровью. – Они все равно не оставят нас в живых.
Атакующие на одном из французских кораблей, готовясь к решительному броску, натянули захваты, и «Императрица» дала крен на бок. Таранить они ее не станут, догадался Николас, она им нужна целой и невредимой. Должно быть, они заприметили его парусник в Барфлере и пошли следом, держась на удалении, чтобы не вызвать подозрений. Французские пираты славились своей алчностью не меньше английских, а он – личность заметная.
Раненый матрос подле него издал стон и затих. Послышался глухой удар от столкновения корпусов: первый из французских кораблей пришвартовался к борту «Императрицы», начал приставать и второй.
Николас выпрямился. Стрел теперь можно не бояться; они не станут стрелять, чтобы не попасть в своих.
Экипаж Николаса был почти полностью истреблен, и он знал, что надежды нет. Пираты, как французские, так и все прочие, пленников брали только в том случае, если за них можно было потребовать огромный выкуп, а больше, чем за «Императрицу», денег не выручишь.
Как только первые пираты хлынули на борт, Николас проковылял на нос, отвязал фонарь и поджег такелаж. «Императрицу» опять тряхнуло: второй французский корабль пришвартовался к ее борту, и его команда начала высаживаться. Из темноты с ревом выскочил бородатый француз со стальным клинком в руке. Николас отшвырнул фонарь и, поднырнув под падающий на него огромный меч, рубанул топором обидчика и отпрыгнул в сторону. Корчась, пират схватился за разрубленную голень и повалился на палубу. Николас поднял с настила оплывающий светильник и поджег корабль.
– Держи гада, взять его!
К Николасу бежали со всех сторон. Бросив фонарь и топор, он запрыгнул на планшир и бросился в море. Вода приняла его в черные ледяные объятия, сомкнулась над его головой, увлекая вниз. Холод сковал тело, побуждая его сделать судорожный вдох, но он задержал дыхание и, рассекая воду, словно тюлень, вынырнул на поверхность.
Вокруг мерцало черное море, освещенное золотистыми отблесками пылающего корабля. До него доносились панические вопли. Мачта и реи «Императрицы» полыхали, будто покореженное распятие. Клочья огня летели во все стороны, вовлекая в разрушительную пляску белую палубу и борта. В зареве пожара он увидел силуэты людей, всматривающихся в воду. Они искали его. Один из пиратов тыкал копьем в водную поверхность, словно пытаясь загарпунить рыбу.
– Оставь, море само с ним разберется, – рявкнул чей-то голос с сильным французским акцентом. – А если не потушим пожар, останемся без добычи.
Стуча зубами, Николас качался на волнах. Море обволакивало тело, словно жидкий лед. Когда обжигающая боль сменилась онемением, он понял, что погибнет. Что ж, он должен был утонуть много лет назад, в дельте Уэллстрим, но тогда перехитрил судьбу. А сейчас он находился на самой середине пролива, слишком далеко от берега. Вряд ли он сумеет выбраться, хотя и без звезд знает, в каком направлении ему плыть.
В него ударила волна. От неожиданности он глотнул воды и едва не захлебнулся. В глазах защипало. Сквозь пелену морских слез он смотрел на охваченную огнем «Императрицу». Она полыхала, как языческий дар богам, как погребальный костер, возвещающий об отбытии героя от берегов живых в страну мертвых. Холодное соленое чрево непреодолимо манило его. Скандинавы, обладавшие богатым воображением, прозвали море Матерью вдов. Только вот все происходящее с ним было отнюдь не игрой воображения. Отчаявшийся, но гонимый упрямством, заложенным в нем природой, Николас поплыл.