Сокровища короля

Глава 36

Во время прилива Николас подвел к берегу свое судно с малой осадкой, приспособленное для плавания на мелководье. Вот так же на рассвете сто шестьдесят лет назад здесь высадились на галечный берег Певенси[23] нормандские воины. Николас спрыгнул в воду с носовой части парусника и в серых рассветных сумерках побрел к берегу. Солнца не было; над унылыми болотами стелились низко, вихрясь и клубясь, клочья серого тумана. Казалось, это танцуют привидения.

Матросы настроились на ожидание. Из переносных жаровен на палубе потянулись вверх языки огня, в воздухе запахло жареным мясом. Николас направился через пастбище к монастырю Святой Екатерины. На нем был стеганый комбинезон, защищавший его от холода и неожиданного нападения, в ножнах на бедре прятался длинный кинжал, короткий плащ не сковывал движений. Через плечо он нес веревку с железным крюком на конце.

Он пробирался сквозь заросли высоких камышей, шел по мокрой траве – настоящее тепло еще не наступило, и земля не успела просохнуть. Прямо перед ним с резким криком вспорхнула цапля. Николас даже разглядел ее грозный желтый клюв с белыми завитками, словно орнамент на свитке.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он выкарабкался на берег неподалеку отсюда, волоча за собой расписной деревянный сундук. Интересно, если бы он знал тогда, как этот трофей повлияет на его судьбу, стал бы он так отчаянно бороться за обладание им? Пожалуй, да. Иначе зачем он сейчас здесь?

Николас остановился, чтобы перевести дух, хотя задыхался он не от быстрой ходьбы. Одышка и дрожь в животе были вызваны мыслями о скорой встрече с Мириэл и о том, как освободить ее из монастыря. Над пастбищем разносилось, растворяясь в тумане, блеяние овец. Должно быть, он сейчас поблизости от того места, где она когда-то нашла его умирающим от холода и измождения. Ему вдруг пришло в голову, что жизнь идет кругами, как расходятся круги от камня, брошенного в воду. Камнем была гибель его отца, а сам он сейчас находится на крайнем кольце утихающей ряби – завершает цикл. Или цикл уже завершен, и он вот-вот бросит новый камень.

Николас тряхнул головой, прогоняя причудливые сравнения, и продолжил путь. Шагая по насыпи, он ясно видел здания монастыря, вздымающиеся над болотистой низиной. Их было гораздо больше, чем шесть лет назад, причем старые постройки обрели новый облик – их облицевали камнем и покрыли черепицей. Процветание, очевидно, обеспечивают шерсть и практичный ум настоятельницы, предположил Николас. На ближнем пастбище паслись вместе коровы и овцы. За стенами виднелись большие стога сена, а чуть дальше, возле кухни, загон для свиней. От монастырских ворот тянулся ряд домиков, похожих на богадельни, которые он встречал в городах. Должно быть, это жилища женщин, которые переселились в монастырь за деньги, подумал он. Или которых за деньги поместили сюда родственники. Как Мириэл. Интересно, в каком из этих домиков заточена она? Николас решил, что есть только один способ это выяснить: стучаться в каждую дверь.

Он спустился с насыпи и направился к стене со стороны жилищ постоялиц. Едва он забросил веревку и начал карабкаться по стене, с колокольни раздался резкий звон набатного колокола.

Хиллари опять искала своего кота. Монахини убеждали ее, что он погуляет и вернется, но она знала, что он ждет ее помощи. Она ловила на себе косые жалостливые взгляды женщин. Они думали, что она потеряла рассудок, однако Хиллари была уверена, что ум у нее светлый, как ясный день. Разве она не управляла монастырем на протяжении тридцати лет?

– Кис, кис, кис, – звала она.

Ответом ей был тяжелый вздох сестры Годифы. Краем глаза Хиллари заметила, что монахиня приближается к ней с чашкой ужасного зелья, которое насильно вливали ей в горло, чтобы она заснула.

– Кис, кис, кис, – вновь позвала она надтреснутым, полным отчаяния голосом и заплакала. И вдруг сквозь пелену слез увидела, что он смотрит на нее из пылающего очага; его глаза светились, как два красных уголька. Издав вопль радости, она кинулась к очагу и сунула обе руки в огонь, чтобы вытащить его. Пламя опалило ее кожу, сорочка и завязки чепца на ней загорелись. Будто баюкая ребенка либо животное, она отпрянула от очага и закричала от боли и восторга. Ее тело полыхало, словно белая свеча.

Прежде чем Годифа успела набросить на нее одеяло и сбить пламя, Хиллари упала на ворох грязного постельного белья, приготовленного для отправки в прачечную. Белье тоже загорелось, огонь перекинулся на деревянную стену. Хиллари не обращала на все это внимания. Боли она не чувствовала – пламя холодило, как бальзам. А на руках у нее сидел кот – теплый и тяжелый, как живая плоть.

Заслышав набатный звон, Николас приготовился к схватке, но к нему никто не бежал. Двери домиков для гостей открывались, но, поскольку фасадами они были обращены во двор, он оставался вне поля зрения постоялиц. С вершины стены Николас наблюдал, как они спешат – кто быстрым шагом, кто, ковыляя, в зависимости от состояния здоровья, – к главным зданиям монастыря. А потом он увидел дым и ощутил запах гари.

Он спустился по стене во двор и побежал к домикам постоялиц. В котором из них заточена Мириэл, он догадался сразу – по тяжелому деревянному засову на одной из дверей. При виде запора в нем всколыхнулся гнев. Он надеялся, что монастырь сгорит дотла. Николас снял с крюков дубовое бревно, отшвырнул его в сторону и плечом толкнул дверь.

Только хорошая реакция спасла его от смертельной раны в голову. К нему метнулась зловещая тень, и он, уклоняясь, получил скользящий удар по виску. Но и этого оказалось достаточно. Из глаз посыпались искры, и он упал на колени.

– О боже, – воскликнул он сквозь стиснутые от боли зубы, не сознавая, сколь уместно он упомянул Господа, пока не сообразил, что удар был нанесен массивным деревянным распятием, которое Мириэл грозно сжимала в кулаке, словно рыцарь боевую дубину.

– Николас? – охнула она, быстро наклоняясь к нему. – Святая дева Мария, почему же ты не сказал, что это ты? Больно? – Она потрогала его висок, и он поморщился. – Ничего, рана неопасная, крови почти нет.

– И на том спасибо, – проворчал он язвительно.

– Я думала, это Роберт. – Она кинулась ему на шею, едва не повалив на пол. Распятие вывалилось из ее руки. Чтобы не потерять равновесие, он ухватился за нее обеими руками. Она была хрупкая и легкая, как птичка, но он чувствовал, что под его ладонями пульсирует жизнь. В глазах защипало от слез. Он зажмурился и проглотил комок в горле.

– Тебе больше никогда не придется бояться Роберта, – хрипло произнес он.

Качая головой, Мириэл высвободилась из его объятий.

– Ты не знаешь, – сказала она. – Он здесь. Ему известно про корону, и он думает, что я знаю, где остальные сокровища. – Она обратила на него испуганный, затравленный взгляд. – Сегодня он намерен повести меня на берег, и, если я не покажу ему ничего, он меня убьет. Я в этом уверена. – Она содрогнулась. – Когда я услышала возню у двери, я решила, что это пришел он.

Николас неуклюже поднялся с колен, пошатнулся и, чтобы устоять, тверже уперся ногами в пол. Потом ощупал висок. На месте ушиба вздулась шишка размером с гусиное яйцо.

– В монастыре пожар, – сообщил он. – Не знаю, муженек ли твой, чертово отродье, постарался или это провидение Божье, и знать не хочу. Главное, у нас есть время, чтобы скрыться. – Он схватил ее за руку, и вдвоем они выбежали под серое рассветное небо. Из монастырских зданий валили клубы желтого дыма, застилающего видимость и затрудняющего дыхание. Соломенные и деревянные крыши полыхали. Николас надеялся, что Роберт Уиллоби находится в самом пекле. Он закрыл дверь, водрузил на место засов и потащил Мириэл за домики постоялиц, к стене, на которой висела веревка.

– Сможешь забраться?

– Я все могу, – ответила Мириэл. Ее медово-золотистые глаза на бледном лице казались особенно выразительными, рот был сжат в суровой решимости. Прилив острой, мучительной любви захлестнул все его существо. Повинуясь порыву, он заключил ее лицо в ладони и крепко поцеловал в губы, затем протянул ей веревку.

– Лезь, – сказал он.

Стена была невысокая. Мириэл когда-то уже забиралась на нее по лестнице, и сейчас, несмотря на стесняющие движения юбки, она легко вскарабкалась наверх. Николас залез следом, поднял веревку и перекинул ее на внешнюю сторону. Мириэл начала спускаться, а он напоследок обвел взглядом монастырь и увидел Роберта Уиллоби. Багровый, тот бежал, кашляя, к домикам постоялиц монастыря. Еще мгновение, и он узнает, что его птичка упорхнула из клетки, подумал Николас, жалея, что у него нет в руках арбалета. Словно почувствовав опасность, Роберт поднял голову вверх. Их взгляды встретились. С губ торговца слетело проклятие, Которого Николас не услышал. Он в ответ погрозил ему, проворно, как белка, соскользнул по веревке вниз и сдернул со стены крюк.

– Что там? – Мириэл пытливо посмотрела ему в лицо.

– Роберт, – пропыхтел Николас – Он заметил меня. Подбери юбки. На берегу залива ждет корабль. Если оторвемся от него, мы спасены.

Мириэл торопливо запихнула за пояс полы верхней и нижней одежды, собрав их вокруг бедер громоздкими складками. Николас вновь взял ее за руку, и они помчались по глинистой тропинке на береговой полосе, затопляемой во время прилива. Вскоре легкие у обоих от быстрого бега едва не лопались, а ноги будто налились расплавленным свинцом.

Николас остановился, давая возможность себе и Мириэл перевести дух. Шишка на его виске пульсировала и трещала, словно расколотая скорлупа, а сам он никак не мог отдышаться. Мириэл рухнула на колени, держась за бок; она тоже задыхалась. Если Роберт сейчас их настигнет, им конец, мрачно думал Николас.

Правда, они ушли далеко, пробежали больше половины пути. Еще полмили, и они будут на корабле, в безопасности.

– Пошли? – спросил он, отдуваясь.

Не в силах вымолвить ни слова, Мириэл в ответ лишь кивнула. Пошатываясь, она поднялась с колен и отважно двинулась вперед, заставляя себя переставлять ноги.

Они побежали через пастбище. Клубы густого, как дым, тумана поглотили их, но потом вдруг рассеялись, ненадолго открывая их взорам камышовый пейзаж, испещренный лужицами и озерками. По пути они споткнулись о дохлую овцу. Мириэл вскрикнула и тут же зажала рот рукой. Николас помог ей выпрямиться, потом поднял ее и перенес через разлагающийся труп.

– Уже близко, – приободрил он ее, не щадя своего дыхания. – Скоро будем в безопасности.

Не успел он договорить, как понял, что ошибся. В тумане он перепутал тропы, и хотя та, на которой они стояли, вывела их к берегу, чтобы добраться до корабля, им предстояло преодолеть коварный участок илистого грунта с песком. Только местные жители знали, трясина это или нет.

– Придется вернуться, – выдохнул он. Мириэл, скрючившись у его ног, хватала ртом воздух. – В тумане я перепутал тропы, а здесь переходить рискованно. Там дальше должна быть еще одна тропа.

Она, молча, кивнула. Он нагнулся, упираясь руками в колени, чтобы прийти в себя, потом посмотрел на нее:

– Все будет хорошо, обещаю.

Мириэл вновь кивнула, резко выпрямилась и, держась за бок, окинула взглядом ровную поверхность моря. Туман накатывал, словно белая приливная волна в шапке рассеянных брызг. Он был им одновременно другом и врагом – помогал спрятаться, но мешал идти. Николас развернулся, стремясь поскорее выбраться на верный путь. Мириэл тоже начала поворачиваться и вдруг увидела проступивший из тумана неясный силуэт. Он направлялся к ним. Она невольно вскрикнула.

– Что такое? – спросил Николас. Потом заметил всадника. Из серого облака выехала гнедая лошадь, на ней сидел Роберт. Погоняя коня по слякоти легким галопом, он скакал прямо на них.

Бежать не имело смысла. Ни у Николаса, ни у Мириэл не осталось сил, чтобы тягаться в скорости с лошадью, а Роберт был уже близко, они не успели бы затеряться в тумане. Николас вытащил из-за пояса нож госпожи Лепешер. На стальном лезвии затрепетали ледяные блики.

Роберт натянул поводья. Лошадь резко остановилась, подняв фонтан грязи, а потом, чувствуя возбуждение наездника, шарахнулась в сторону и стала грызть удила, утопая копытами в мягком сыром песке. На поясе у Роберта тоже висел нож, но он, вместо того чтобы обнажить клинок, отцепил прикрепленный к задней луке седла топор на деревянной рукоятке.

– Что, хочешь забрать то, в чем отказываешь мне? – глумливо произнес он. – Ведь это то самое место, не так ли, грязная потаскуха? – Он помахивал топором.

Николас и Мириэл мгновенно поняли, зачем Роберт последовал за ними к берегу. Он решил, что они убегают не от него, а идут, чтобы забрать королевские сокровища.

– Да, то самое, – зло ответила Мириэл, обводя рукой всю приливную полосу. – Забирай, если найдешь. Ищи, как ищут все – копай, тыкай шестом. А я ничего не знаю. И не знала никогда! – Она бросила на него огненный взгляд. Страх быстро сменился гневом.

Роберт облизнул губы. Его лицо тоже потемнело от ярости. Он перевел взгляд на Николаса:

– Скажи, где золото, и она твоя. Заплати за нее, как за продажную тварь, какая она и есть на самом деле. – Он сплюнул в грязь.

– Здесь только одна продажная тварь. Это ты, – выпалил Николас, едва не захлебываясь словами. – Ты продал душу дьяволу, добиваясь своего подлостью и низостью.

Топор качнулся в руке Роберта, и его конь вновь шарахнулся в сторону. Вращая белками глаз, он пытался выдернуть копыта из вязкого месива.

– Хватит умничать, – рявкнул Роберт. – Либо показывай, где спрятано остальное, либо я убью вас обоих.

– Здесь ты найдешь только собственную смерть. – Николас взмахнул ножом. Он попытался заслонить Мириэл собой, но она, гневно сверкая глазами, выскочила вперед, нагнулась, зачерпнула пригоршнями комья вонючей грязи и швырнула их в Роберта.

– Никаких сокровищ нет, они только в твоем воображении! – пронзительно выкрикнула она. – Ты не видишь ничего, кроме золота… не хочешь ничего, кроме власти… не чувствуешь ничего, кроме алчности. – Каждый свой обличительный вопль она сопровождала броском грязи. – Ты – ничтожество! – Конь, и так уже нервничавший оттого, что его копыта увязали в холодной тине, от визга и летящих в него комьев грязи окончательно обезумел. Последний сгусток глины угодил ему прямо в глаз. В панике он завертелся на месте и стрелой помчался по приливной полосе.

Роберт завалился назад в седле. Смешно дрыгая ногами, он пытался выпрямиться, чтобы схватить поводья и усмирить коня. Какое-то время конь стремительно несся по обнаженному дну – уши прижаты к голове, хвост развевается. Потом его копыта провалились в податливый, засасывающий ил, его подбросило вверх тормашками. Роберт с криком вылетел из седла, но не упал: одна нога застряла в стремени, и он повис на лошади. Конь рвался и метался, погружаясь в трясину. Роберт извивался, пытаясь высвободить ступню, но вместе с конем лишь глубже увязал в болоте. Наконец, сообразив, что погибает, он заревел, как раненый бык, призывая на помощь.

Задыхаясь от избытка чувств и напряжения, Мириэл в ужасе смотрела на кошмарную сцену.

– Боже милостивый, – прошептала она. Ей хотелось отвернуться, уткнуться лицом Николасу в грудь, глядя на ужасное зрелище. Они ничего не могли поделать. У Николаса была веревка, но слишком короткая, да к тому же Роберт застрял в стремени. Спасти его было невозможно.

– Круги на воде, – пробормотал Николас и перекрестился. Лицо его было мрачно, но в глазах читалось удовлетворение. Зло, хоть и жестоким образом, было отомщено. Он жалел только лошадь.

Трясина недолго церемонилась с пленниками. Роберт скончался прежде, чем болото поглотило его. Тучное тело торговца не выдержало удушающего давления ила и песка.

Когда лошадь упала, из вьючного седла выбросило небольшой дорожный сундук. Он покатился, два-три раза подпрыгнув на земле, замок сломался, и в грязь вывалилась корона Матильды. Пурпурный шелк заалел на мокром песке, словно экзотический цветок. Теперь и сундук, и корона тоже тонули, но, будучи гораздо легче, чем конь и человек, они погружались почти незаметно, с достоинством, исчезали постепенно – медленно, но верно, как рябь на воде. Мириэл хотела спросить Николаса, что означают его слова «круги на воде», но, наблюдая за погружением короны, неожиданно поняла.

В тишине скорбно заголосил кроншнеп. Туман сгустился, окутав берег плотным белым саваном. Николас и Мириэл молча взялись за руки и повернули в глубь суши, ища тропу, которая должна была вывести их туда, где им уже ничто не угрожало.

В тот же вечер они на корабле добрались в Бостон. В доме Мартина Вудкока их ждали горячий ужин и теплая постель, но никто ни о чем их не расспрашивал. Мириэл спала крепко, хотя и видела сны. Пробудилась она рано и в первую минуту не сразу поняла, где находится. Комната была сухая и теплая, постель мягкая, с пуховой периной, убранство яркое – узорчатые гобелены на стенах, расписные сундуки для одежды. В помещении стояли еще несколько кроватей, но все пустые, хотя было видно, что на некоторых кто-то недавно лежал.

Пока она осматривалась, появилась Элфвен с горячим медом и ежевичным отваром.

– Сегодня лучше себя чувствуете, госпожа? – спросила девушка.

Мириэл кивнула, хотя на самом деле затруднялась сказать, что она сейчас чувствует. Она взяла из рук Элфвен ежевичный напиток и с наслаждением сделала глоток. Постепенно она вспомнила, что произошло, и ее наполнило чувство благодарности.

– Спасибо, что добралась до Вудкоков. Я у тебя в долгу, – обратилась она к служанке, – Что хочешь готова тебе отдать. – Она глянула на девушку поверх чаши и улыбнулась – И не говори, будто тебе ничего не надо. Это не ответ.

Элфвен тоже улыбнулась.

– Ну уж нет, госпожа. Это было бы глупо, – простодушно рассудила она и в задумчивости склонила набок голову. – Я бы хотела отрез алого твила. Сошью из него праздничное платье.

– Считай, что отрез твой. А шить самой тебе не придется. Я найму швею.

Элфвен зарумянилась от удовольствия, и у Мириэл потеплело на душе. В последнее время ее жизнь была лишена тепла и радости, и теперь пришла пора наверстывать упущенное.

– А где?.. – начала спрашивать она, но ее вопрос предупредили поскребывание на лестнице и быстрое топотание лап, а потом вдруг на нее бросился маленький пушистый комочек с яростным розовым язычком. Элфвен поспешила выхватить у хозяйки чашку с напитком, так что лишь несколько капель выплеснулось на обесцвеченную льняную сорочку.

– Уилл! – воскликнула Мириэл и со слезами восторга на глазах прижала к себе своего питомца. Тот вертелся, крутился у нее на руках и лизал ей лицо.

– Он так тосковал по вас, – сказала Элфвен. – Повсюду вас искал. – Первое ликование от встречи улеглось, и она вновь подала Мириэл чашу с напитком. Уилл расположился на постели. Улегшись на спину, он просил, чтобы ему почесали животик.

– Это правда, что господин Роберт погиб? – нерешительно спросила Элфвен.

– Да, правда. – Мириэл обхватила ладонями чашу, греясь о ее теплые стенки, и невольно содрогнулась, вновь переживая виденный кошмар. – Утонул в трясине неподалеку от монастыря.

Служанка тоже поежилась и перекрестилась.

– Да хранит Господь его душу, – промолвила она. – Мне его жаль, но я не жалею, что он умер.

– Все кончено, – категоричным тоном заявила Мириэл, давая понять, что эта тема больше не подлежит обсуждению. Она отставила чашу и обвела взглядом комнату в поисках своей одежды. – Я, должно быть, заспалась, судя по всем этим пустым кроватям.

– Да, – подтвердила Элфвен с усмешкой. – Вас решили не тревожить. Госпожа Элисон пошла на рынок, а господин Мартин и господин Николас – на пристань.

Мириэл кивнула.

– И когда они вернутся, я что же, должна встречать их в ночной рубашке? – спросила она.

– Госпожа Элисон развесила вашу одежду у очага, чтобы она высохла, а потом ее еще надо будет привести в порядок. Она сказала, чтобы вы пока надели вот это. – Элфвен вытащила из сундука стопку одежды и подала Мириэл. В стопке лежали чистая льняная сорочка и красивое платье из бордовой шерсти, пара шерстяных чулок, полотняный платок и плетеный ремень. Мириэл переоделась. Она затянулась в талии ремнем, платье собралось в складки. За три недели, проведенные в монастыре Святой Екатерины, она сильно похудела, а Элисон к тому же была женщина пышная. Правда, Николас видел ее и в менее симпатичном одеянии с чужого плеча. Ироничная улыбка тронула ее губы, когда она вспомнила отвратительное серое платье, которое он купил для нее у старьевщика в Стамфорде.

Она допила ежевичный отвар, щелкнула пальцами, подзывая Уилла, и спустилась вниз. День выдался ясный и студеный. С реки дул колючий ветер, но яркий огонь в очаге разгонял холодные сквозняки. Кормилица, сидя на лавке у стены, отправляла в рот ложку за ложкой сладкую пшеничную кашу на молоке. Она кивнула Мириэл и показала на горшок на краю очага.

– Свеженькая, – сказала она. – Отведай.

Мириэл поблагодарила женщину и взяла с полки пустую деревянную миску. Но прежде чем наполнить ее кашей, она подошла к колыбели у лавки и глянула на тезку Николаса. Малыш не спал. Когда она видела его последний раз, его голубые глазки казались слепыми, как у котенка. Теперь взгляд был осмысленным. У него будут сине-зеленые глаза, определила Мириэл. Она склонилась над колыбелью, улыбаясь младенцу. Он поначалу будто удивился, а потом, подражая ей, тоже заулыбался. Завороженная его улыбкой, Мириэл неожиданно для себя стала ворковать с малышом.

– Да, хороший мальчик, – сказала кормилица, внимательно наблюдая за ней. – Возьми его на руки. Он не спит.

Мириэл отставила миску и нагнулась к ребенку. Он был тяжелее, чем в прошлый раз, но, крошечный и беззащитный, по-прежнему умещался на сгибе ее руки, словно там ему было самое место. Она закружила с ним по комнате, показывая ему красочные гобелены, яркие блики на подсвечниках. Его теплое нежное тельце дарило ощущение покоя. Она словно очищалась, держа его на руках.

Кормилица кивнула с улыбкой.

– Ага, – сказала она, – ты будешь ему хорошей матерью.

Мириэл обратила на нее пытливый взгляд, но женщина лишь улыбнулась, почесала нос и продолжила есть кашу.

С улицы донеслись мужские голоса. Дверь отворилась, и в дом вошли Мартин и Николас. Они принесли с собой запах моря.

Мириэл встретила взгляд Николаса и покраснела. Разумеется, не было ничего предосудительного в том, что она взяла на руки его сына, и все же она смутилась. Ей хотелось сказать, что она не пытается занять место Магдалены, но это только усугубило бы неловкость.

– За этим парнем, когда он подрастет, нужен глаз да глаз, если он уже сейчас не знает отбоя от женщин, – заметил Мартин, с улыбкой кивая Николасу на ребенка.

Мириэл взглядом поблагодарила Мартина за то, что тот сгладил неловкость первых мгновений встречи.

– В отца пошел, – сказала она.

Николас насмешливо фыркнул и, подойдя к ней, бережно взял из ее рук сына.

– Надеюсь, с возрастом у него это пройдет или, по крайней мере, он научится смотреть, куда прыгает, – отозвался он.

Они стояли рядом – Мириэл остро сознавала его близость, чувствовала тепло его тела, но ей казалось, что их разделяет невидимая стена.

Она наложила в миску горячей каши и села завтракать. У нее и Николаса сейчас не было возможности остаться наедине, чтобы объясниться и попробовать навести мост через эту стену. Она пыталась выкупить его из плена, он вызволил ее из монастыря Святой Екатерины, но это не означало, что теперь они будут вместе.

– Я уже завтракал, – ответил он, легонько покачивая на руках ребенка.

– И меня нужно было разбудить.

– Ты так крепко спала, что я мог бы звонить во все колокола храма Святого Ботульфа – ты все равно бы не проснулась, – с улыбкой сказал Николас – Даже не слышала, как я выругался, наступив на край своего плаща, хотя это было прямо у тебя над ухом. Я рад, что ты выспалась. Вчера в монастыре ты была похожа на привидение – бледная, изможденная.

Мириэл поморщилась:

– Три недели под чуткой опекой матушки Юфимии кого угодно превратят в привидение. Ты даже не представляешь, как хорошо снова оказаться в тепле… сытно поесть, – добавила она, отправляя в рот последнюю ложку каши. – Монахини говорили, что жидкая похлебка с водой очистят мой организм от вредных соков, которые мутят мой разум, – Она дернула рукой, будто отмахиваясь от чего-то. – Все, с этим покончено. Я поклялась себе никогда больше не вспоминать тот кошмар.

Николас, глядя на нее, сказал:

– Мы с Мартином сейчас были на пристани, ходили послушать новости.

Она встретила его взгляд:

– И что же вы услышали?

– Только то, что монастырь Святой Екатерины нуждается в восстановлении, жить там невозможно. Больше половины зданий сгорели дотла. Шкипер одной баржи сказал, будто бы пожар устроила прежняя настоятельница в состоянии умопомрачения. Все искала своего кота. Сейчас монахинь переселили в Семпрингхемский монастырь. Ни о тебе, ни о Роберте никто не говорил.

– Даже если бы и говорили, теперь это не важно, – заявила Мириэл. – То, что случилось, произошло по воле Господа. Последний всплеск. – Она поежилась.

В комнате повисла тишина, которую при других обстоятельствах, возможно, заполнили бы молитвой по умершему. Молчание нарушил Николас. Он передал сына кормилице и повернулся к Мириэл.

– Пойдем прогуляемся, – предложил он, снимая с крючка на стене плащ Элисон.

Мириэл встала, оправила юбки и накинула плащ на плечи.

На улице дул колючий ветер, солнце почти не грело. Может, и впрямь скоро лето, но в его приближение верилось с трудом. Мириэл куталась в плащ Элисон, радуясь, что он на двойной шерстяной подкладке. Николас пошел впереди, закрывая ее от ветра своим телом. Он шагал к пристани.

– Мартин сказал, что ты родила ребенка, но он умер. – Он взглянул на нее на ходу. Его глаза напряженно щурились на ветру, словно он смотрел в самую сердцевину шторма. – Полагаю, это был наш малыш?

Мириэл прикусила губу.

– Я думала, что у меня не может быть детей, – отвечала она, – но оказалось, что бесплоден Роберт.

– Почему же ты мне ничего не сказала?

Она покачала головой:

– Я не знала симптомов. Мне врач объявил, что я беременна. Да и потом, – добавила она сердито, – что бы это дало? Ты уже был женат на Магдалене, и она тоже носила под сердцем твоего ребенка. Я видела ее на «Святой Марии» в то утро, когда мы вернулись из Брюгге. Ее наготу прикрывала одна лишь простыня. – В ее голосе звучали упрек, обида и гнев. – Ты лег с ней в постель, еще хранившую тепло моего тела. Разве это любовь?

– Нет, не любовь, – с ожесточением произнес он. – Отчаяние.

Они вышли на пристань, где ветер обрушился на них со всей силой. Не просто колол – рассекал, словно меч. Мириэл стиснула зубы и пригнула голову. Николас взял ее за руку и почти бегом потащил по причалу к «Святой Марии». Ее Паруса были убраны, палуба пуста. Николас резким движением головы отпустил караульного, вместе с Мириэл поднялся на борт и завел ее в укрытие под полубаком.

– Я хотел тебя, но ты была для меня недоступна, – объяснил он, плотно закрывая вход, чтобы под навес не проникал ветер. – Магдалена облегчила мою боль.

Караульный оставил им разогретую жаровню. Мириэл протянула руки над тлеющими угольками:

– То есть воспользовалась твоей слабостью? Он пожал плечами:

– Разве что поначалу, но все равно с полного моего согласия. Женился я на ней вполне сознательно. – Он нахмурился, подбирая нужные слова. – Порой любовь ударяет как молния, ослепляя своей мощью. Или она приходит постепенно, подкрадывается незаметно и укутывает, словно одеялом. Магдалена была для меня таким одеялом, и я горько оплакиваю ее смерть.

– Прими мои соболезнования. – Мириэл смотрела на свои руки, протянутые к теплу.

Теперь, когда у них появилась возможность объясниться без посторонних, ей хотелось выскочить отсюда и укрыться среди людей. Она не желала говорить о Магдалене, но понимала, что это необходимо. Иначе она так и будет носить на себе бремя вины.

– Я видела в ней соперницу, – через силу заговорила Мириэл. – Магдалена завладела тобой, а я считала, что она не имеет на то никакого права… Одно время я даже ненавидела ее. – Она подняла голову и посмотрела на него. Он слушал ее с бесстрастным выражением на лице. Мириэл не могла определить, презирает он ее за это признание или нет. – Но, когда я заглушала в себе ревность, мне становилось ясно, что я несправедлива к тебе и к ней. Я сама избрала свой путь. Почему же я должна завидовать твоему счастью? Возможно, ты не поверишь мне, но я тоже горько скорблю о ней. Когда она умирала, мы говорили о тебе, и нам обеим стало легче. Мы заключили мир. – Она тронула его за плечо. – С тобой я тоже хочу помириться. Он вскинул брови в немом вопросе.

– Ты должен заплатить выкуп людям, которые спасли тебя в море. Я намеревалась расплатиться с ними короной Матильды. Ее у меня больше нет, но я богатая вдова. В моем распоряжении все состояние Роберта, и оно отлично послужит этой цели. Тогда тебе не придется продавать свои корабли.

Его губы изогнулись в мрачной усмешке.

– Плата за кровь, как говаривали в старину, – проронил он. – Тебе вовсе не обязательно так тратиться ради мира со мной.

– Обязательно. – Она глянула на него и придвинулась ближе. – Тогда в конторе мы заключили перемирие, а не мир.

Тонкие морщинки в уголках его глаз прорезались глубже, взгляд вспыхнул.

– Верно. – Неожиданно его рука обвилась вокруг ее талии, притягивая к себе. – Что ж, ладно. Я – человек здравомыслящий. Готов заключить мир, но только если ты согласишься обвенчаться со мной.

Мириэл мечтала это услышать и все же колебалась с ответом. Прежде она должна была его предупредить.

– Раньше я думала, что бесплодна, но теперь это так и есть, – призналась она. – Роды были очень тяжелые, и повитухи сказали, что у меня никогда не будет детей. Я знаю, у тебя есть Николас, но я не смогу подарить ему братьев и сестер.

Николас молчал, и она приготовилась к худшему. Но он вдруг крепче обнял ее за талию и сказал:

– У нас с тобой есть Николас. А мне нужна ты, а не твои способности племенной кобылы. Ты – молния моя.

Она издала непонятный звук – полусмешок, полу-всхлип; ее разрывали на части радость и боль – боль за суетность прошлых лет, за разбитые мечты, от которых она сама когда-то по глупости отказалась.

– Однажды ты обещал взять меня в путешествие по Северному морю и Рейну, – сказала она. – Это обещание еще в силе?

Он склонил голову набок, будто размышляя:

– Давай завтра?

Она весело рассмеялась и притянула к себе его лицо. Они обнялись, слились в поцелуе, но вскоре поцелуи и объятия их уже не удовлетворяли, одежда стала помехой.

К счастью, тюфяк караульного оказался рядом. Они легли и предались радостям любви, страстной и испепеляющей, как молния.

Утолив страсть, они продолжали лежать обнявшись, тяжело дыша; громко и часто бились их сердца, на телах остывала испарина. Мириэл кончиком языка слизывала соленый пот во впадинке на шее Николаса; его кожа пахла морем. Он гладил ее груди, а потом его ладонь коснулась золотой нити в тени ложбинки. Он приподнял ее на пальце, рассматривая жемчужный трилистник на трех золотых цепочках.

Он нахмурился:

– А это не…

Она накрыла его рот ладонью.

– Это знак нашего примирения, – прошептала Мириэл улыбаясь. – Как кольцо – символ супружества.

Николас внимательно посмотрел на нее, затем рассмеялся и потянулся к своей одежде.

– Что ж, тогда пойдем искать священника.