Лондон, 1810 год, дом на Перси-стрит
Поднимаясь на крыльцо роскошного особняка своего дяди герцога Равенуорта, Рейли Винтер терялся в догадках. Зачем герцогу понадобилось так срочно его вызывать? Вот уже три года дядя был серьезно болен, но при их последней встрече неделю назад выглядел весьма бодрым.
Дворецкий взял у него шляпу и чопорно улыбнулся.
— Как вы полагаете, Ларкин, зачем дядя желает меня видеть? — поинтересовался Рейли.
Он знал, что дворецкий был в курсе всего, что происходит в доме.
— Его светлость не изволили поставить меня в известность, — не моргнув глазом, ответил старый дворецкий. — Мне поручено проводить вас к нему, как только вы прибудете. Доктор, лорд Джон, а также ваша мачеха уже находятся у его светлости.
Рейли нахмурился.
— Таким образом, не считая Хью, — пробормотал он, — все семейство в сборе…
— Вашего сводного брата не ждут, — заявил дворецкий и стал подниматься по широкой лестнице, пригласив Рейли следовать за ним.
Когда они подошли к спальне дяди, Рейли остановил дворецкого.
— Почему бы вам не заняться своими делами, Ларкин? — сказал он. — Я доложу о себе сам.
Во взгляде дворецкого мелькнуло неудовольствие, однако он не стал возражать и направился к лестнице, а Рейли открыл дверь и вошел в спальню.
Герцог не выносил дневного света, и Рейли не удивился, когда увидел, что окна наглухо зашторены. Единственным источником света была настольная лампа, которая освещала лишь кровать, оставляя остальную часть комнаты погруженной в полумрак. Несмотря на теплый день, в камине, отделанном черный мрамором, пылал огонь. В спальне было нестерпимо жарко и душно.
Приход Рейлн остался незамеченным, и он смог спокойно осмотреться.
Его светлость Уильям Винтер, герцог Равенуорт, лежал на громадной кровати, его больная нога покоилась на подушке. Он давно мучился от подагры, и страдальческое выражение почти не покидало его лица.
Доктор Уортингтон, с опаской поглядывая на герцога, осторожно снял его ногу с подушки и принялся поправлять повязку. Едва он дотронулся до больного места, герцог замахнулся на него тростью, от которой доктор едва успел увернуться.
У Рейли при виде этой сцены усмешка тронула губы. Вопреки его опасениям, герцог вовсе не собирался умирать. Рейли искренне любил этого сурового старика, и его смерть стала бы для него большой потерей.
Он взглянул на собравшихся в дядиной спальне. С кузеном Джоном, наследником по прямой линии, он дружил с детства. Джон стоял у постели отца пытался развлечь его разговором.
Рейли перевел взгляд на Лавинию, свою мачеху, которая стояла чуть поодаль. У нее был такой вид, словно все происходящее ее совершенно не касалось. Бог ведает, о чем она думала в этот момент. Он никогда не питал особых родственных чувств к этой женщине, которую отец взял в жены после смерти матери. Рейли жил отдельно, и у него не было возможности узнать Лавинию поближе. Отец умер спустя всего год после рождения Хью, сводного брата Рейли. Лавиния с сыном остались жить в Лондоне, а Рейли переехал в загородное поместье своего дяди.
Он постарался взглянуть на Лавинию беспристрастно. Не было ничего удивительного в том, что она покорила сердце отца. Она была по-девичьи стройна, и у нее были вьющиеся темные волосы, обрамлявшие миловидное лицо. В молодости Лавиния наверняка считалась красавицей. Она и теперь была весьма недурна собой.
Впрочем, Рейли нашел, что у нее слишком жесткий взгляд и сурово сжатые губы.
Сводному брату Хью можно было только посочувствовать. Лавиния, обладающая сильным решительным характером, совершенно подавила сына. Он вырос в тени матери слабовольным и капризным. В его голове, кажется, не было ни одной собственной мысли.
Словом, Рейли не питал симпатии ни к мачехе, ни к сводному брату, но был вынужден изредка с ними встречаться, поскольку они как-никак считались членами одной семьи.
Внезапно герцог громко застонал и запустил в доктора Уортингтона стаканом. Стакан пролетел всего в дюйме от головы доктора. Бедняга доктор, забрызганный водой, стал утираться манжетой.
— Ваша светлость, — воскликнул он, — как я могу вылечить вашу подагру, когда вы так враждебно настроены к лечебным процедурам! С одной стороны, я должен попытаться избавить вас от боли, а с другой — вы не разрешаете мне применять методы… Умоляю вас, ваша светлость, скажите, что я должен делать?
— Убирайтесь вон, коновал! — крикнул герцог с такой силой, что у него даже вены вздулись на шее. — Подите к дьяволу со всей своей медициной! Поищите других дураков, над которыми можно издеваться!
Доктор схватил свой саквояж, распахнул дверь и, ни с кем не попрощавшись, выбежал из спальни.
— Доброе утро, дядюшка, — сказал Рейли, выходя из тени. — Как я вижу, вы по-прежнему продолжаете терроризировать доктора Уортингтона. Удивительно, что до сих пор он еще окончательно от вас не сбежал…
Герцог гневно сверкнул глазами.
— Я послал за тобой три часа назад, — с горечью произнес он. — Тебе давно уже следовало бы быть здесь!
— Я приехал немедленно после того, как мне передали, что вы меня ждете, дядюшка, — заверил его Рейли. — Но я бы гораздо меньше волновался за ваше здоровье, если бы вы были более снисходительны к доктору Уортингтону.
В глазах старика мелькнуло что-то похожее на уважение.
— Ты единственный человек, Рейли, который осмеливается мне возражать, — проворчал он.
Их взгляды встретились, и было видно, что они хорошо понимают друг друга. Губы Рейли тронула легкая улыбка.
— Не совсем так, дядя, — заметил он. — Подобно доктору Уортингтону я никогда не явился бы к вам без приглашения.
Герцог с трудом приподнялся и сел на постели. Внезапно его глаза потемнели. Он едва держал себя в руках.
— Уверяю тебя, Рейли, — проговорил он, — у меня были достаточно веские причины, чтобы послать за тобой.
— А что случилось? — полюбопытствовал заинтригованный Рейли. — Вас что-то беспокоит?
— Когда мой брат женился во второй раз, я отнесся к тебе как к собственному сыну. Ты вырос вместе с моим Джоном. Так или нет?
Прежде чем ответить, Рейли смущенно взглянул на Джона.
— Ваша правда, дядюшка, — кивнул он наконец. — И я всегда был вам за это признателен.
— А когда тебе исполнилось двадцать четыре года, — продолжал герцог, — разве я возражал против того, чтобы ты покинул замок Равенуорт и стал жить самостоятельно? Отвечай!
Рейли подошел ближе.
— Нет, дядя. Вы не возражали против этого.
— И чем же ты решил отплатить мне за мою доброту? Тем, что хочешь опорочить нашу достойную фамилию? — воскликнул герцог, покраснев от ярости. — Я этого не допущу, так и знай!
Рейли пристально посмотрел на дядю. Теперь он сам едва сдерживал гнев.
— Не понимаю, — медленно проговорил он, — разве я дал хоть малейший повод, чтобы обвинять меня в том, что я позорю наш род? Хотел бы я посмотреть на человека, который осмеливается заявлять подобное,
— Бываешь ли ты в обществе леди Гэрриет Пинсворт? — напрямик спросил герцог. — Да или нет?
Рейли бросил быстрый взгляд на свою мачеху. В этот момент Лавиния была занята тем, что внимательно рассматривала подол своего платья. Однако он заметил, что у нее на губах промелькнула самодовольная улыбка. Уж кому-кому, а Лавинии было хорошо известно, что не кто иной, как ее Хью развлекается в обществе упомянутой леди Гэрриет, — и это было известно всему Лондону. Однако она не спешила докладывать об этом герцогу.
Рейли молча смотрел на дядю.
— Тебе нечего возразить? — воскликнул тот. — Ты не только пятнаешь себя неблаговидной связью, но еще и подстрелил на дуэли мужа этой особы!
Лицо герцога исказилось от гнева, а искривленные подагрой пальцы сами собой сжались в кулаки.
— Дуэль — благородное дело, Рейли, — говорил он, повышая голос, — а ты позволил себе трусливо выстрелить в человека, который повернулся к тебе спиной! Слава Богу, лорд Пинсворт остался в живых! Неужели ты думал, что я ни о чем не узнаю, потому что поединок состоялся где-то в глухомани? Неужели ты мог допустить, что я закрою глаза на то, что кто-то из мужчин нашего рода празднует труса?
Выражение лица Рейли ни в малейшей степени не выдавало той бури, которая разразилась у него в душе. Особенно его уязвило, что дядя поверил этой гнусной клевете. Но взгляд Рейли остался холоден, а лицо невозмутимо.
— Можно полюбопытствовать, откуда у вас все эти сведения? — спокойно поинтересовался он.
Герцог побледнел еще больше и, откинувшись на спину, закрыл глаза.
— Я не намерен давать тебе отчет, — сказал он.
Рейли взглянул на Джона, а тот едва заметно кивнул в сторону Лавинии. Тогда Рейли круто обернулся к мачехе, которая смотрела прямо на него, и в ее холодных голубых глазах светился неприкрытый триумф. Ему и в голову не могло прийти, для чего ей понадобилось возводить на него напраслину.
Голос Рейли был по-прежнему ровным, однако глаза метали молнии.
— Вы сказали об этом дяде, Лавиния? — спросил он.
Лавиния выступила из темного угла и уселась на край постели.
— Я не хотела говорить, Рейли, — пробормотала она дрогнувшим голосом, — но твое безответственное поведение бросает тень на репутацию всех членов нашей семьи…
Наконец Рейли понял, что Лавиния оклеветала его ради того, чтобы выгородить в глазах герцога своего сына Хью.
— А что же мой братец, Лавиния, — усмехнулся он, — почему он тоже не явился сюда и не присоединился к хору моих обвинителей?
— Что касается меня, Рейли, я тебя вовсе не обвиняю, — поспешно проговорил Джон, рискуя навлечь на себя гнев отца.
— А тебя никто не спрашивает! — зарычал на сына герцог. — Изволь молчать, пока я разговариваю с твоим кузеном.
Казалось, Джон хотел еще что-то добавить, но, не выдержав грозного взгляда отца, отвел глаза и отступил в сторону.
Рейли понимал, что Джон не решится встать на его защиту. Он остался в одиночестве. Сможет ли он разоблачить ложь, которую нагромоздила вокруг него Лавиния?
— Вы не ответили мне, Лавиния. Где мой брат? — настаивал Рейли.
— Как это и полагается юноше его возраста, он всецело занят учебой, — заявила Лавиния. Она горделиво приподняла голову и твердо выдержала насмешливый взгляд Рейли. — Я предупредила твоего дядю, что ты будешь все отрицать.
Гордость и обида боролись в его сердце.
— Нет, не буду, — наконец сказал он. — Если мой дядя решил поверить вам на слово, то нет никакого смысла спорить.
Герцог слегка приподнялся на локте.
— Конечно, я ей верю, — сказал он. — Не говоря уж о том, что Лавиния была женой моего родного брата, она принадлежит к старинному и уважаемому роду… А твоего отца я предупреждал в свое время, что от брака с дочерью купца не приходится ждать ничего хорошего. Однако он не внял моим предостережениям. И я могу лишь порадоваться, что он не дожил до этого дня и не видит, как его сын от купеческой дочки позорит нашу благородную фамилию.
Вне себя от гнева, Рейли сделал шаг к дяде, но герцог уже обессиленно упал на подушки.
— Обо мне вы можете говорить все что вам заблагорассудится, — воскликнул Рейли, — но не смейте дурно отзываться о моей матери! Когда она умерла, отец был безутешен. Именно в своем первом браке он обрел и любовь, и состояние. Вам это известно не хуже меня.
Лицо герцога покрылось красными пятнами, а руки задрожали.
— Все, что мне известно, Рейли Винтер, это то, что уважения нельзя купить! — крикнул он. — О да, я знаю, что последние пять лет ты платил по моим счетам. Но я тебя об этом не просил. И не жди, что я буду тебя благодарить. Я не собираюсь этого делать!
— Тем не менее именно благодаря деньгам моей матери род Винтеров мог вести жизнь, достойную своего имени. Не правда ли? — вздохнул Рейли.
— Будь ты проклят, Рейли, — сверкнул глазами герцог, — вместе со своими чертовыми деньгами!
— Да что вы, дядюшка! Позвольте вам напомнить, что все, что вы имеете, оплачено деньгами, которые нажиты моим дедом-купцом. Каждый кусок хлеба. Даже услуги вашего дворецкого.
— Ты опозорил нас всех, — в бешенстве крикнул герцог. — Чтобы ноги твоей больше не было в этом доме! Знать тебя не желаю!.. И если после моей смерти мой сын разрешит тебе сюда вернуться, ему еще придется пожалеть, что он связался с тобой!
Задыхаясь от возмущения, Рейли повернулся, чтобы уйти. К сожалению, никто не попытался удержать его.
Когда он затворил за собой дверь спальни и стал спускаться по лестнице, разгневанный голос герцога все еще звучал у него в ушах: «Убирайся с моих глаз и больше никогда не возвращайся! А еще лучше покинь страну!»
Едва он сбежал по ступеням и оказался перед входной дверью, его нагнал Джон.
— Подожди, Рейли! Мне нужно с тобой поговорить, — сказал Джон, кладя ему руку на плечо.
Однако он яростно сбросил со своего плеча руку кузена и, чуть не сбив с ног растерянного дворецкого, выбежал на улицу. Он знал, что Джон на его стороне, но в этот момент ему ни с кем не хотелось разговаривать.
Однако Джон догнал его, схватил за локоть и заставил обернуться.
— Нам-то с тобой известно, что с лордом Пинсвортом стрелялся Хью, — сказал он.
Рейли поднял глаза к небу и попытался взять себя в руки.
— Все в Лондоне знают, что в этой дуэли виноват Хью, — сказал Рейли. — Не могу поверить, что до твоего отца не доходили слухи об этом. Но хуже всего то, что он остался глух к моим словам. Почему он настроен ко мне враждебно?
— Он слышит только то, что нашептывает ему Лавиния, — печально вздохнул Джон. — Ты же знаешь, что он всегда был к ней неравнодушен. Ей ничего не стоило одурачить отца.
— Мне казалось, Хью сам явится к дяде и во всем покается, — сказал Рейли.
Джон нахмурился.
— Черт возьми, Рейли, разве ты не знаешь, что он делает только то, что ему прикажет Лавиния? — пробормотал он.
Рейли колебался.
— Но, если бы Хью был сегодня здесь, он не стал бы отрицать своей вины. Брат никогда не стал бы перекладывать свою вину на меня.
— Я так не думаю, Рейли, — возразил Джон. — Вспомни тот случай с деревенской девушкой из Равенуорта. Она родила ребенка от Хью, а Хью всем говорил, что отец ребенка ты. На этот раз он снова свалил на тебя все свои грехи. Когда ты, наконец, поймешь, что Хью не заслуживает твоего доверия?
— Когда услышу это от него самого.
— Но Хью — хитрая бестия, Рейли! Он был подлецом и останется им.
— А я уверен, что ему ничего не известно о том, что Лавиния меня оклеветала, — сказал Рейли с глубоким вздохом. Ему не хотелось терять веру в своего сводного брата. — Как бы там ни было, я уже подыскал для себя место службы.
— Ты хочешь сказать, что послушаешься моего отца? Ты хочешь покинуть Англию?
— Вообще-то я и сам подумывал об этом. Я мечтал о службе в армии. Этот случай лишь укрепил меня в моем решении.
Джон с тяжелым вздохом сунул руки в карманы.
— Мне хорошо известен твой характер, — сказал он. — Если уж ты что-то забрал себе в голову, то никакие мои уговоры не заставят тебя изменить свое решение. Я просто хочу…
— Не нужно, Джон, — прервал его Рейли, — Пусть будет, что будет. Прошу тебя, береги себя и дядю. Я очень беспокоюсь о его здоровье. Если возникнут какие-нибудь проблемы с деньгами, обратись к моему управляющему. Он все уладит.
Джон стыдливо опустил глаза и пробормотал:
— Я даже рад тому, что случилось. Наконец-то признали вслух, что тебе приходилось оплачивать все расходы семьи.
— Я надеялся, что дядя об этом никогда не узнает. Ума не приложу, как ему это удалось.
— Однажды прошлым летом я был в конторе управляющего, и один из служащих предупредил меня о том, что моему отцу нужно поумерить свои расходы. Я стал его расспрашивать, и он признался, что именно ты все эти годы брал на себя заботу о финансах семьи. Я рассказал об этом отцу. Я думал, что ему об этом известно, — вздохнул Джон, покачав головой. — Мы стольким обязаны тебе и так несправедливо с тобой обошлись…
Рейли сделал нетерпеливый жест.
— Вы мне ничем не обязаны, — сказал он. — Если кто-то и должен чувствовать себя обязанным тебе и твоему отцу, Джон, так это я. Долгие годы ваш дом был моим домом.
— Почему же ты тогда не рассказал отцу всю правду о Хью?
Рейли поднял глаза к ясному небу, а затем посмотрел в серьезные голубые глаза Джона и тихо спросил:
— А почему ты этого не сделал, Джон?
Больше Рейли не произнес ни слова и, резко повернувшись, зашагал прочь.