Соловьиная ночь

Глава 8

Четыре дня Кэссиди тряслась в переполненном дилижансе. Когда она, наконец, сошла у деревни Равенуорт, ее переполняла ярость. У нее почти не оставалось денег, чтобы платить кормилице и покупать еду. Но единственное, что ее беспокоило, это чтобы хватило денег на обратную дорогу.

Вместе с кормилицей Кэссиди направилась к гостинице «Голубой голубь» в надежде снять там комнату, чтобы немного передохнуть и привести себя в порядок, прежде чем идти в замок Равенуорт.

Глядя на массивные башни старинного замка, возвышающиеся над деревенскими крышами, Кэссиди впервые почувствовала робость. Однако она не собиралась поддаваться страху и отчаянию. Ей нужно было исполнить последнюю волю Абигейл. Она гнала от себя боль и тоску, не давала воли слезам и поклялась сделать все, чтобы дочь Абигейл заняла свое законное место в отцовском доме.

Глядя на дорогу, круто взбиравшуюся к замку, Кэссиди вдруг подумала о том, что герцога может вообще не оказаться дома. В этом случае будущее погружалось в полную неизвестность. Кэссиди взглянула на главную башню и увидела развевающийся флаг, который возвещал о том, что герцог находится в замке.

Ее стали одолевать горькие мысли. Что, если герцог намерен держать все происшедшее в тайне? Может быть, он даже женат? Что, если, пообещав Абигейл жениться на ней, он вовсе не собирался этого делать? Намерен ли он вообще признать ребенка своим? Но если он будет все отрицать и откажется от дочери, что тогда делать ей, Кэссиди?

Рейли расхаживал по кабинету, размышляя о том, как много предстоит ему сделать для восстановления и благоустройства родового гнезда. За долгие годы в герцогстве накопилось немало и других проблем. Иногда ему даже казалось, что было бы лучше, если бы титул и замок действительно перешли к Хью. Тогда бы он, Рейли, был свободен от всех хозяйственных забот.

Он присел на край массивного дубового стола и пробежал взглядом по пыльным корешкам книг на полках. Запустение царило и в кабинете. Старинные книги нуждались в уходе, иначе они сгниют и обратятся в прах. Пожалуй, некоторые из них уже не удастся реставрировать.

В дверь постучали, и Рейли встретил Амброуза недовольным взглядом. Он предупреждал слуг, чтобы его не беспокоили.

— Прошу прощения, ваша светлость, — извинился Амброуз. — Но у ворот стоит молодая женщина. Она хочет вас видеть. Я сказал ей, что сегодня вы не принимаете, но она заявила, что не уйдет, пока не поговорит с вами…

— Она сказала, как ее зовут?

— Нет, ваша светлость. Она отказалась назвать себя.

— Но что же ей нужно? — раздраженно воскликнул Рейли.

— Понятия не имею, ваша светлость. Она не сказала, — ответил дворецкий. — Но она интересовалась, женаты ли вы и есть ли у вас дети.

— Наверное, это еще одна деревенская просительница, — недовольно вздохнул Рейли. — Может, направить ее к миссис Фитцвильямс?

— Я, конечно, не хочу настаивать, ваша светлость, но мне показалось, что это благородная дама. С ней служанка и, кажется, ребенок.

Рейли подумал о том, сколько у него неотложных дел с бумагами. С тех пор как он взялся за восстановление замка, заботы обрушивались на него одна за одной. То садовник просил денег на ремонт оранжереи, то экономка жаловалась, что не хватает рабочих рук, то являлись с просьбами Хью и его мать. Кроме всего прочего, требовался его постоянный контроль над восстановительными работами, которые продвигались крайне медленно. Словом, его разрывали на части.

Рейли неохотно кивнул.

— Я ее приму. Однако объясните ей, что у меня очень мало времени.

Когда дворецкий провел Кэссиди в прихожую, она ощутила растущий трепет. Высокие потолки были украшены затейливыми орнаментами. Сквозь витражи солнечный свет разноцветными бликами ложился на ковры.

На стенах, облицованных дубовыми панелями, висели расшитые золотом и серебром гобелены.

Если бы не общее запустение и неухоженность, заметные повсюду, помещение можно было бы смело назвать великолепным. Однако здесь пахло плесенью, дубовые панели были обшарпаны, а обивка покрыта пятнами. Как жаль, что такой прекрасный замок так запущен, подумала Кэссиди.

Впрочем, состояние дома вполне соответствовало ее представлению об этом человеке, которого она заранее ненавидела. Если он имеет обыкновение столь небрежно относиться к людям, то что говорить о его отношении к вещам?

Дворецкий повернулся к Кэссиди и жестом пригласил следовать за собой.

— Его честь милостиво согласился вас принять. Но вы должны принять во внимание, что он очень занятой человек.

Кэссиди взяла из рук кормилицы младенца и попросила ее подождать. Затем, неловко ступая по затертому турецкому ковру, она последовала за дворецким по коридору со сводчатым потолком.

Что она скажет герцогу?

Когда дворецкий остановился перед тяжелой дубовой дверью, у Кэссиди слегка задрожали колени.

— Входите, — сказал дворецкий. — Их светлость ждет вас.

Прикрываясь младенцем, словно щитом, Кэссиди двинулась вперед, готовая немедленно вступить в бой.

Войдя, она запнулась, на мгновение ослепленная яркими лучами солнца, которое било в огромные, от пола до потолка, окна кабинета. Когда ее глаза привыкли к свету, она увидела, что ее враг сидит за громадным дубовым столом и со скукой глядит на посетительницу.

Кэссиди зашагала прямо к нему, чувствуя, как в ее сердце закипает ярость.

Она не ожидала, что герцог окажется брюнетом — ведь у ребенка были светлые волосы. Его взгляд был таким пронзительным, словно он видел ее насквозь. Жесткая линия губ говорила о том, что ему довелось немало испытать в жизни.

Кэссиди разъярилась еще больше, когда увидела, что он даже не сделал движения подняться ей навстречу. Он лишь едва заметно кивнул.

— Мадам, мне сказали, что вы настаивали на встрече со мной, — сказал герцог, нетерпеливо взглянув на карманные часы. — У меня очень мало времени, поэтому если у вас есть ко мне дело, то, пожалуйста, говорите.

— Обращайтесь ко мне не «мадам», а «мисс», — поправила его Кэссиди. Ее обуревали противоречивые чувства, и голос ее дрожал. — Я не замужем.

Он взглянул на ребенка.

— Прошу прощения, мисс?

Герцог сделал паузу, ожидая ответа.

— Мисс Марагон.

На мгновение Рейли задумался.

— Несколько лет назад я встречался с лордом Генри Марагоном. Он ваш родственник?

Кэссиди пристально взглянула на него. Почему он сделал вид, что незнаком с Абигейл Марагон? Дьявол оказался куда привлекательнее, чем она себе его представляла.

— Да, — враждебно проговорила она. — Генри — мой брат.

— Понятно, — сказал Рейли, собираясь с мыслями.

— Вам понятно? — удивилась она. — Я в этом сомневаюсь.

Герцог нахмурился ее язвительному тону.

— Тогда объясните мне, что к чему, — предложил он.

Исподтишка рассматривая девушку, Рейли находился в совершенном смущении. Девушка, кажется, была молода — ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Судить об этом более определенно было затруднительно, поскольку на ней была соломенная шляпка с широкими полями, оставляющая лицо в тени. На ней было скромное, явно неновое платье, обрисовывающее худенькую стройную фигуру.

— Только не говорите, что вы не знаете, кто я такая, — заявила Кэссиди.

Он взглянул в ее очаровательные зеленые глаза, и в памяти у него что-то шевельнулось. Ему показалось, что эти глаза он уже когда-то видел, но только никак не мог вспомнить, где именно. У девушки был решительный и даже враждебный вид. Приглядевшись внимательнее, он заметил, что в ее глазах сверкает гнев.

— Так вы сестра лорда Марагона, — проговорил Рейли, недоумевая, что заставило ее гневаться. — Чем я могу вам служить, мисс Марагон?

Его темно-карие глаза гипнотизировали Кэссиди. Она начала понимать, почему сестра была так покорена этим широкоплечим человеком с внимательными добрыми глазами. Однако он не проведет ее, как провел Абигейл. Она знает его истинное лицо!

Кэссиди кивнула на ребенка.

— Вот, ваша светлость, ребенок, за которого вы несете ответственность! — выпалила она, следя за его реакцией.

Рейли слегка приподнял брови. «Как он, однако, умеет владеть собой, — с яростью отметила про себя Кэссиди. — Возможно, подобное отношение к своим отпрыскам у него в обычае. Ну нет, от дочери Абигейл ему не удастся отказаться!» Он встал.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс Марагон. Если вас в самом деле так зовут. Во всяком случае, уверяю вас, что ваши обвинения совершенно нелепы. Мы оба — вы и я — знаем, что я не являюсь отцом вашего ребенка!

Кэссиди задохнулась от возмущения и даже отступила назад. Может, он сумасшедший?.. Да у него просто нет сердца!

— А я говорю вам, — сказала она, — что со мной ваши уловки не пройдут. Этот ребенок ваш, и я заставлю вас взять за него ответственность. Вы даже не спрашиваете, ценой каких страданий и боли это дитя появилось на свет!

Герцог выглядел потрясенным.

— Мисс Марагон, мне кажется, нам не стоит обсуждать этот вопрос… — пробормотал он, выходя из-за стола и останавливаясь перед ней. — Будет лучше, если вы сейчас же уйдете, и мы оба забудем обо всем, что случилось. Идите домой, найдите того господина, который в действительности является отцом вашего ребенка, и попытайтесь женить его на себе.

Он говорил мягко, но в его голосе слышалась твердость.

— О, вы очень умны, ваша светлость. Я вижу, придется вас заставить признать этого ребенка! — заявила Кэссиди и в ту же секунду сунула ему младенца в руки, а сама быстрыми шагами направилась к двери. — Я наняла кормилицу, которая побудет с девочкой, пока вы не подыщете кого-то еще, — бросила она на ходу.

Однако у двери она остановилась, и ее глаза наполнились слезами.

— Ей… только пять дней от роду, — прошептала Кэссиди. — Я не дала ей никакого имени, потому что думала, что вы захотите сделать это сами. Она… прелестный ребенок и почти не плачет. Пожалуйста, позаботьтесь о ней!

Рейли лишился дара речи и на какое-то время застыл как вкопанный.

Герцог было шагнул вслед за странной посетительницей, но ребенок громко заплакал, и он остановился. Никогда в жизни он не держал в руках ребенка. Боясь его уронить, он беспомощно смотрел на дитя.

Ничего не видя от слез, Кэссиди выбежала в прихожую, боясь, что не выдержит и заберет ребенка назад. В прихожей она на секунду задержалась, чтобы сунуть в руку кормилицы несколько монет.

— Прошу вас, позаботьтесь о ребенке! — повторила она, обращаясь к изумленной женщине, а затем стремительно направилась во двор. — Поехали! — крикнула кучеру Кэссиди, усаживаясь в наемную карету и захлопнув дверцу.

Сердце стучало так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она опасалась, что герцог пошлет за ней в погоню.

Загромыхав по булыжной мостовой, карета выехала со двора, а Кэссиди, затуманенными от слез глазами все смотрела на замок, который скоро исчез из виду. По-видимому, герцог не собирался ее преследовать.

Закрыв лицо руками, Кэссиди дала, наконец, волю слезам. Она и не представляла, что расставание с ребенком, к которому она уже успела привязаться, будет таким болезненным. Как бы там ни было, она сдержала свое обещание, данное умирающей сестре.

Отдав малышку, Кэссиди вдруг почувствовала пустоту, словно оборвалась последняя ниточка, связывавшая ее с любимой сестрой.

Упав на сиденье, она продолжала безутешно рыдать. Она проливала слезы жалости к Абигейл, ее ребенку… и к себе самой.