Соперники

Глава 20

Сан-Марино перебрался в отель, и Гонсала вздохнула с облегчением, теперь она чувствовала себя полновластной хозяйкой в доме, в ей хотелось стать столь же полновластной хозяйкой в делах.

Теперь по утрам она садилась за стол в кабинете и пыталась разобраться в счетах, депозитах, кредитах, займах и процентах, которые составляют основу деятельности любого бизнесмена, но не по силам красивой женщине. Через полчаса у нее начинала болеть голова, и она с отчаянием и тайным отвращением отодвигала от себя бумаги, понимая, что одним упорством с ними не совладать.

— Надо было начинать раньше, — шептала она себе, — боюсь, что теперь уже поздно.

Она нуждалась в добросовестном помощнике, который взял бы на себя всю практическую работу, оставив ей представительство, но где было искать этого помощника? Не к Сан-Марино же обращаться!

Посмеиваясь над собой, она жаловалась своим подружкам на дурацкую ситуацию, в которую попала:

— Хорошенькая хозяйка верфи! Да для меня все это китайская грамота, я отключаюсь на второй строке любого документа!

Подруги ей очень сочувствовали, и в один прекрасный день Флора, наконец, сообщила:

— Я нашла тебе очень знающего и надежного юриста, он будет следить, чтобы вся документация была в порядке, а в других делах тебе поможет Арналду.

— Давай скорее твоего юриста, а то дело может кончиться нервным срывом! — откликнулась обрадованная Гонсала. — А вот что касается Арналду, то ему я не очень доверяю. Сама видишь степень его надежности.

Спустя несколько дней знающий юрист сеньор Адолфу приступил к исполнению своих обязанностей, а еще несколько дней спустя приехал из своего странствия Арналду.

Когда он вошел в кабинет — спокойный, уверенный, чуть подзагоревший и элегантный, Гонсала ахнула — ее красавец сын стал взрослым и самостоятельным мужчиной.

— У меня такие планы, мама, такие планы! — радостно сообщил ей он.

— Ну, расскажи! — И счастливая Гонсала приготовилась слушать.

Арналду объехал всю Европу, побывал даже в Скандинавии, познакомился со многими очень интересными деловыми людьми, и у него возникло желание заняться туристическим бизнесом.

— Это очень перспективное дело, мама, очень, — говорил он с энтузиазмом.

— Я верю, сынок, верю, но что будет с нашими верфями?

— Расширим, — пообещал Арналду, — построим еще одну и назовем в твою честь: «Гонсала». Заведем пароходную компанию, пароходы будут совершать круизы. Я займусь морским туризмом. Вот увидишь, как мы развернемся.

Слова сына звучали сладкой музыкой в ушах Гонсалы. Как она была не права, когда сомневалась в деловых способностях своего мальчика. Нет, на него не только можно было, на него нужно было положиться! «Вот что значит энергия и молодость», — растроганно подумала она, а потом с некоторой заминкой осторожно спросила:

— А что же Бетти? Ты думал о ней? Ты что-то решил?

— Решил, — ответил Арналду. — Мне сейчас не до нее, ты же видишь! У меня такие мощные замыслы, а вся эта суета мне будет только мешать.

На этот раз Гонсала не возразила, она была согласна с сыном: его мужскому делу бытовые хлопоты могли помешать.

Что-то подобное Гонсала попыталась объяснить и Бетти, придя ее навестить и сообщить о приезде сына, и ей показалось, что та ее поняла.

Понять, может, и поняла, но не согласилась. Бетти ждала самого Арналду и верила, что за это время он до того соскучился, что не устоит и снова будет с ней.

Как только не представляла себе Бетти их свидание, но кончалось оно неизменно одним и тем же — страстными объятиями и горячим поцелуем примирения.

Однако Арналду пришел холодный и чопорный, он едва взглянул на Бетти и протянул ей чек на очень большую сумму.

— Обратишься, когда потратишь, не раньше, — сказал он. — Я ведь решил твои проблемы, не так ли?

Все это показалось Бетти таким обидным, таким оскорбительным, что она, закусив губу, медленно, методично разорвала чек на мелкие кусочки и указала Арналду на дверь.

Он поднялся и молча вышел.

Бетти упала на кровать и зарыдала. Перед глазами у нее стояло растроганное лицо Раула, который пришел накануне, держа в руках кучу свертков: множество подарков малышу, выбранных с таким вниманием, с такой любовью… А родной отец? Да будет проклят этот мерзкий чек! Как будто в жизни что-то решают деньги!

От слез, рыданий, волнений Бетти сделалось плохо, она вдруг почувствовала, что живот у нее напрягся, что в нем началось необычное движение, а потом появилась кровь…

Дома никого. Что делать?

Смертельно напуганная, Бетти стала судорожно набирать номер Арналду.

Когда Ирасема сообщила, кто ему звонит, Арналду деловито сказал:

— Вычеркни ее из списка и больше никогда меня не зови.

Когда Арналду не подошел к телефону, Бетти расстроилась еще больше и стала звонить Раулу.

Раул был с Аной Паулой, занимался приготовлением ужина и готовился к еще более приятным и вкусным вещам, но, услышав перепуганный голос Бетти, мгновенно сказал:

— Жди! Еду.

И, ничего не объяснял Ане Пауле, ринулся за дверь. Ана Паула осталась в страшном недоумении, но Раул был Раулом, от него всего можно было ждать.

Через четверть часа Раул уже вез стонущую Бетти в больницу, ободряя и утешая ее, сдал с рук на руки врачам и уселся в холле ждать результата.

Может быть, впервые в жизни Раул молился, ожидая, когда выйдет врач, он молился о том, чтобы Бог сохранил жизнь ребенку и дал здоровье матери.

Врач вышел и успокоил «молодого отца».

— Отцы всегда волнуются, — сказал он, — но такое бывает, и на этот раз ничего смертельного. И все же помните, волнения вредны в таком состоянии, берегите свою жену.

«Уж я бы свою жену берег», — подумал про себя Раул, но вслух ничего не сказал и только поблагодарил врача.

Домой они ехали куда веселее и радостнее.

— А ты испугалась, дурочка, — говорил Раул, — и совершенно зря.

— Ты тоже испугался, — поддела его Бетти.

Я правильно сделал, иначе, кто бы тебя повез в больницу? — не остался в долгу Раул.

Когда они приехали, дома была только вернувшаяся с рынка Онейди, она страшно распереживалась, узнав, что случилось с Бетти.

— Ничего, уже все в порядке, — успокоил ее Раул, — сейчас пусть полежит, потом подышит свежим воздухом, и никаких волнений, и будет полный ажур, — передал он предписания врача.

Он проводил Бетти до спальни, уложил в постель, заслужив благодарную улыбку, которой был счастлив, и спустился вниз.

— Хоть и грех так говорить, но хорошо, что вы уезжали, — зашептала ему Онейди. — у нас туг было такое! Сеньора Отавиу допрашивал комиссар полиции и забрал у него какой-то ключ, который, оказывается, дал ему при встрече покойный Арантес. А дал потому, что хотел скрыть улику. Этот ключ от сейфа, в котором он хранил фальшивые доллары!

«Вот порадую Шику новостью», — подумал Раул и, махнув на прощание Онейди, заторопился к машине, как-никак, его дома ждала Ана Паула, если только еще ждала…

Сан-Марино вертел в руках принесенный Таваресом ключ и размышлял, от чего бы он мог быть. Ключ был очень знакомой характерной формы. Наконец он что-то сообразил и позвонил Алвару, буквально через полчаса они были уже на вокзале, с которого чаще всего звонил Арантес, и продвигались вдоль ячеек камеры хранения. Подойдя к одной из них, они набрали код, написанный на ключе, и сунули в скважину ключ. Замок сработал. В ячейке оказался кейс с долларами и магнитофонная пленка.

Забрав содержимое, они вернулись домой. Сан-Марино не терпелось послушать пленку. Слушали ее они вместе с Алвару, слушали, бледнея и переглядываясь.

«— Я боюсь, говорил голос Элиу. — Убийство не входило в наши планы!

— В наши планы, — отвечал голос Сан-Марино, — никогда не входил ты!

— Зачем было его убивать? — высказывал недовольство Элиу. — Он и без того окочурился бы от рака. А уж выбрасывать с балкона Отавиу…

— Старик разузнал обо всем, — отвечал Сан-Марино, — даже о нас с Евой, и рассказал об этом Отавиу. Мне нужно было убрать их обоих, я не сомневался, что Отавиу из комы сразу же отправится вслед за отцом».

Сан-Марино остановил запись.

— Этого уже достаточно, чтобы нас обоих сгноить в тюрьме, — сказал он бледному как смерть Алвару. — Спасибо Торкуату, он избавил нас обоих от верной гибели!

Оба содрогнулись, представив себе, что было бы, если бы эта пленка попала к Отавиу.

— Ее нужно немедленно уничтожить, — произнес Сан-Марино, — и тогда мы вздохнем свободно, точно зная, что нам ничего не грозит. Но каков мерзавец этот Элиу! Я и понятия не имел, что он записывал наш разговор на пленку!

Сан-Марино не в первый раз уничтожал компрометирующие документы, сжигать пленки было ему не впервой, и он очень быстро справился с этим.

— А что будем делать с кейсом? — спросил Алвару, которого вдруг начало тошнить.

— Отдадим Таваресу, это будет вещественное доказательство для Мота. На этом мы как-нибудь его поймаем, а потом и уничтожим, — пробормотал Сан-Марино и сжал кулаки.

— Мне что-то нехорошо, — пробормотал Алвару, он никак не мог справиться е бешеным испугом, который только что пережил, — ты меня отпустишь?

— Иди, конечно, — рассеянно ответил Сан-Марино, и вышел вместе с Алвару.

Алвару поехал домой, а Сан-Марино на кладбище, ему тоже хотелось успокоиться и немного поговорить с Евой, слишком уж ярко вспомнились ему все события тех давних лет.

Сан-Марино искал покоя, но на этот раз ему не суждено было его найти. Подходя к могиле Евы, он вдруг увидел грузную фигуру Тиао и закусил губу от гнева. Поистине прошлое сегодня преследовало его.

— А ты что тут делаешь? — накинулся он на него. — Я тебе приказал больше никогда не появляться в моей жизни! Получил бар в самом людном месте, и хватит с тебя!

— Я.. я… — попытался, было что-то объяснить Тиао, но Сан-Марино его и слушать не стал.

— Марш отсюда! — скомандовал он. — Если не хочешь, чтобы с тобой случилось то же, что и с Евой, исчезни и держи язык за зубами. Если дочери Монтана хоть что-то узнают, берегись! Ты меня знаешь, я умею, и язык за зубами держать, и свое слово!

Тиао кивал, он вовсе не хотел злить Сан-Марино, но что делать, если он, чувствуя свою вину, иногда приходит сюда, ища облегчения больной совести. Все это Тиао не произносил вслух, зная, что Сан-Марино его все равно не услышит.

— Ухожу, шеф, ухожу, — проговорил он, наконец. — Обещаю, что вы меня больше не увидите!

— Запомни, прошлое умерло! Его нет! Ничего больше нет из того, что было! — прошипел Сан-Марино, и взгляд у него был такой, что Тиао содрогнулся и, переваливаясь всем своим грузным телом, пошел по дорожке.

— Ева, любимая! Пойми, я не мог поступить иначе, — прошептал Сан-Марино, глядя на мраморный памятник, — ты знаешь, я всегда любил тебя, и ты меня тоже любила!

А дочка Тиао, которая дорого бы дала за то, чтобы понять, с кем постоянно беседует ее отец, торопливо вешая трубку, как только заметит, что она прислушивается к разговору, услышала, как он сообщил по телефону:

— Сан-Марино застукал меня на кладбище, придется теперь быть вдвое осторожнее.