Атила сидел за карточным столом и лихорадочно увеличивал ставки, он не сомневался, что отыграет весь свой долг, как-никак, покровительствовала ему святая Рита. Поначалу удача шла к нему, потом она от него отвернулась. Разозлившись, Атила поставил на кон медальончик с покровительницей, потом машину Жанеты…
Домой он вернулся пешком. Странно бледный и несчастный.
— Меня ограбили, — заплетающимся языкам сказал он, — приставили два пистолета к вискам и увели машину.
Жанета кинулась проверять, нет ли ран и царапин на ее ненаглядном, а Жуана скептически усмехнулась. Ей что-то слабо верилось в грабителей, которые приставляют пистолеты к вискам ради не самой новой модели ее матушки.
— Нужно срочно заявить в полицию, — сказала Жанета, удостоверившись, что Атила жив и невредим.
— Я уже заявил, — вяло сообщил Атила. — Прости, дорогая, я пережил такой стресс, что вынужден лечь, мне нехорошо.
В том, что Атиле нехорошо, не сомневалась даже Жуана, но сочувствия этот дармоед у нее не вызывал. Она от души желала ему всяческих несчастий.
И в самом деле, они не замедлили наступить, потому что не прошло и нескольких дней, как к Жанете пришел незнакомый человек и потребовал перевести машину на его имя, так как теперь она принадлежит ему.
Услышав такое, Жанета лишилась дара речи. Но очень скоро она обрела его.
— Значит, теперь грабители просто-напросто требуют дарственной? — спросила она с круглыми от изумления глазами. — Они отнимают машину и даже не перекрашивают ее, не меняют номер, а просто требуют документы на нее? А как насчет полиции? Ее что, тоже отменили?
— Вы, наверное, просто не в курсе событий, сеньора. У меня есть расписка вашего супруга, что эта машина передана мне в уплату за взятые в долг деньги, отдана добровольно, по взаимному согласию.
Жанета во второй раз потеряла дар речи.
Потом она попросила отсрочки, сказав, что действительно не в курсе произошедшего.
Мужчина, пожав плечами, откланялся, пообещав зайти в ближайшее время, а Жанета села, сжав руками виски.
Как же мог так поступить Атила? Он же знает, что она целый день на ногах, что она не может обойтись без машины? Как он смел, делать долги, а потом расплачиваться таким странным образом? Почему не сказал сразу?
Много о чем думала Жанета, сидя в самой горестной позе, но все мысли у нее были горькими. И выводы, которые она делала, были самые неутешительные. Выходило, что Атила был самым отъявленным негодяем и проходимцем, а Жанета самой несчастной женщиной на свете. Несчастной и глупой, потому что все вокруг видели, каков Атила, — даже ее дочь-подросток, — а она не видела.
Жанета посидела еще и нарисовала себе совсем другую картину. Долг Атилы был давним и до такой степени мучил его, что он не решался признаться в нем, оберегая покой Жанеты. Злобные кредиторы постоянно терзали несчастного, и поэтому он находился в угнетенном состоянии духа, не в силах взяться за работу. Но вот настал день, когда загнанному Атиле пригрозили смертью, и тот вынужден был отдать в уплату машину.
А вот если Жанета заплатит долг, то Атила успокоится, найдет себе работу, и они будут жить мирно и счастливо, как жили после женитьбы.
Только откуда взять такие деньги?
И мысли Жанеты потекли совсем по другому руслу, она соображала, сколько у нее сбережений, сколько она может занять и когда сможет отдать.
И на этот раз вернувшегося Атилу встретила не разъяренная фурия, а любящая жена, которая, несмотря на все трудности, готова была заплатить его долги.
Атила пролил, крокодиловы слезы и с благодарностью принял жертву Жанеты. Как уж извернулась Жанета, знала только она, но долг был заплачен. Атила стал гораздо нежнее со своей женой, но работы не мог найти по-прежнему. Тогда Жанета отправилась к его брату и попросила помочь с работой.
Боб с вздохом объяснил, что и так помогает, чем может, потому что Атила без конца обращается к нему, что из-за Атилы он даже поссорился со своей возлюбленной, которая тоже считает, что нужно давать не рыбку, а удочку, не деньги, а возможность заработать, но вот этой-то возможности он дать брату не может.
Атила с юности пристрастился к азартным играм, поэтому спускал все, что только у него появлялось, навлек на себя гнев отца, лишился наследства, но остановиться не мог. Боб сочувствовал Жанете, но советовал принимать Атилу таким, каков он есть, — обаятельным, очаровательным, но неспособным обеспечить семью и заботиться о ней.
Жанета послушала-послушала его и внутренне с ним не согласилась. Она не могла поверить в то, что рассказывал ей Боб. Атила был совсем другим, он готов был работать, но ему не везло.
Посоветовавшись с Жизелой и получив ее согласие, Жанета устроила Атилу к себе в школу танцев инструктором, танцевал он прекрасно, был обходителен, обаятелен и мог привлечь в школу много новых желающих поучиться танцам.
Жанета снова порхала среди своих учеников, улыбаясь Атиле, а Жуана с тяжелым сердцем наблюдала за матерью.
Жуана чувствовала себя совсем одинокой — Тьягу собирался вместе с Валерией в Бостон учиться, Сели собралась обратно в монастырь.
Ухудшение здоровья Отавиу Сели восприняла как собственную вину. «Я слишком мало молилась, — сказала она себе, — и папе стало хуже». Она старалась не думать о Тьягу, а если думала, то внушала себе, что он утешился и нашел свое счастье.
Узнав о том, что Сели уезжает, Лула пришел в отчаяние — как же так? Он же так изменился, стал хорошо учиться, ради Сели он готов на все.
— Ты настоящий друг, — сказала ему Сели, — и очень способный парень, и поверь, монастырские стены не помещают нам остаться друзьями, но мое призвание — монастырь.
— Я буду молиться за вас за всех, — сказала она на прощание столпившимся вокруг нее домашним, — я так хочу, чтобы папа поправился, и все мы были счастливы!