Сорок апрельских дней

Фаза первая: "Зеркало". День 1. "Станция"

«Нам завещал Спаситель „быть, как дети“.

Одно с тех пор нам удалось на свете:

От образца отделаться; добиться,

Чтоб... сами дети — не были „как дети“!»

Н. Матвеева

«...если свет, который в тебе, — тьма, то какова же тьма?»

Евангелие от Матфея 6:23

Котёнок выпускает когти, и они впиваются в руку. От девчонки исходит запах кислятины... И воздух уже не прозрачен, он тоже воняет. В небе клубятся зловещие чёрные тучи. Тихо шурша, оседает тяжёлая пыль.

Стараюсь не думать о том, сколько в этих острых крупинках активных частиц. Дозиметр я отключил. Теперь на дисплее щёлкают цифры — расстояние до входа: 1543, 1542, 154...

Я чувствую, что не только не устаю, но шагать становится легче.

Девчонка! Она опирается на меня всё меньше и меньше.

Будто услышав мысли, она отстраняется:

— Кирилл! Я дальше сама. Мне уже лучше, только кружится голова.

Я осторожно её отпускаю и стою рядом, пока она делает первые самостоятельные шаги.

— Кирилл, всё нормально, пошли!

На всякий случай, беру её руку.

Какая горячая!

Под ногами хрустит белёсая пыль, вдалеке полыхают зарницы, и до ушей доносится рокот.

Грохочет всё ближе. Молнии режут небо на части, бьют в деревья и скалы.

В пыль падают первые капли. Следующие плюхаются на нас — огромные и тяжёлые. По лицам течёт чёрная маслянистая жидкость, на дождевую воду похожая меньше всего.

Когда дозиметр выключен, жить не так страшно. Поглощённую дозу посмотрим потом...

Ни светло, ни темно — словно обычный пасмурный день. Лес покрыт пеплом, при малейшем дуновении слетающим вниз.

Первым делом смотрю на дозиметр.

15 Грей!

В носу щекочет, и на дисплей капают алые капли.

— Кир... У меня кровь...

Я оборачиваюсь. Сзади стоит перепуганная девчонка.

Что у неё с лицом! Опухло оно не от сна!

— Вот... — она показывает на промокшие шорты. На ноги, залитые кровью.

— Снимай!

— Нет, ты чего! — она стоит, покраснев и насупившись. Смотрит, как на врага. И я понимаю: она не ошибается, это я во всём виноват...

Кир вздрогнул и распахнул глаза. Он сидел, свесив ноги, на арке. От нижней губы до штанины тянулась нитка слюны.

«Снова дурацкие сны!»

Он вытер рот рукавом и угрюмо уставился вдаль.

В тёплом весеннем воздухе разлилось благоухание цветущей степи. К берегу медленно катились тяжёлые волны. Внизу, под обрывом, шумел прибой.

Раньше Кир приходил на Станцию Гипермаяка каждый день: встретить рассвет, проводить закат. Изредка — днём, после обеда.

В последнее время, он просто не уходил.

Гипермаяки моментально перемещали корабли на тысячи световых лет и обеспечивали такую же быструю связь. Помогали кораблям, использующим для полёта двигатель искривления, ориентироваться в пространстве. Но главное, Гипермаяки, а точнее — сеть их нейрокомпьютеров, непостижимым образом связанных между собой, были той силой, что контролировала Галактику.

На Земле руководить было некем: по официальной статистике, население планеты состояло из Кирилла и его отца. Человечество давно переселилось в другие части Млечного Пути, а Земля стала опорным пунктом в сети контроля повстанцев, да циклопическим экспонатом. Раз в несколько лет прилетала экскурсионная группа: взглянуть на радиоактивные пустыни, руины городов, заваленные мусором берега — и поскорее убраться назад.

К тому же, подчинить мальчишку Маяк бы не смог — нейрочип имплантировали только на совершеннолетие, и для такой операции нужно было сначала убраться с Земли.

Маяк был не нужен, и Станция превратилась бы в бесформенное нагромождение бетона, ржавого металла и рассыпающегося под неумолимым южным солнцем белого пластика — умей Маяки умирать.

Кир закинул ноги обратно и осторожно поднялся. Сегодня форма арки была неплохой. Выпадали дни, когда на середину было не пройти — вылезшие наросты преграждали путь. А случалось, на арке невозможно было сидеть из-за чересчур крутого изгиба.

Даже на высоте ветер был слабый, но налетавшие время от времени порывы заставляли шагать внимательно и неспешно. Далеко внизу, под отвесным обрывом, шумел прибой.

«Так, осторожно...»

Шаг, другой...

«А почему, собственно, осторожно? — мелькнула вдруг злая мысль. — Мне разве не всё равно?»

Мальчишка дошёл до конца арки. Развернувшись к океану и ветру спиной, начал спуск по одной из опор, ловко хватаясь за ажурные конструкции из тёплого молочно-белого материала. Отсюда, с высоты тридцатиэтажного дома, была видна вся Станция. Но Кир не особенно любовался — хоть мягкая подошва кроссовок и не скользила, нужно было смотреть, куда ставишь ноги.

Кир обожал свободу, высоту и открытый простор, поэтому почти ежедневно забирался на одну из четырёх арок Гипермаяка. Эта — южная, ближайшая к обрыву, из-за открывающегося с неё вида, была у него любимой.

Когда до поверхности оставалось метра три, он прыгнул — лишь для того, чтобы что-то почувствовать...

Земля ударила по ногам. Кир распрямился и потряс ногами, с шумом втягивая воздух сквозь зубы.

Было больно. Но, как-то не так. Не по-настоящему.

Кир обернулся.

По океанской глади растеклось расплавленное золото солнца. Слепящий свет и мириады жарких сполохов, заполнивших все пространство вокруг — до конца, до неразличимого горизонта. Ни тени движения, ни криков птиц — ничего.

Кир постоял, прислушиваясь к тому, как мягкие потоки тёплого, солёного бриза едва уловимо треплют кончики волос, изо всех сил пытаясь ощутить хоть малейшую связь с окружающим миром...

Увы! Робкая попытка вновь провалилась. Тут, на обрыве — стоял он, а там — далеко-далеко, словно нарисованная на плоском холсте — переливалась, играла разноцветием красок, жизнь.

Лишь резь в глазах, да головокружение. Ни глубины, ни наполненности, ни чувств... А как хотелось бы вобрать в себя небо, солнце и воду!

Кир ощущал себя пойманным в тройную ловушку.

Во-первых, в ловушку тела. Рассудок подсказывал, что «Кирилл» — и есть это самое тело. Но воспринимал ноги, живот и вечно маячивший перед глазами кончик носа, как нечто отдельное, заявляя: «Если я что-то вижу, то это — не я. Ощутить самого себя невозможно!»

Во-вторых, в ловушку планеты. Огромной — когда-то на ней обитали миллиарды людей. Но за ненадобностью, на Станции не имелось транспортных средств, и в распоряжении мальчишки был только окаймлённый горами участок степи. Немаленький, шестьдесят на шестьдесят километров. На нём уместились развалины древней столицы — связанные магистралью маглева с полузатопленными руинами астропорта, сотни покосившихся ветряков и Гипермаяк. Но всё же, он был с трёх сторон ограничен горами, а с оставшейся — океаном.

И, в-третьих, в ловушку Вселенной. Именно так, как бы странно не звучало подобное заявление! Ведь ощутить Вселенную целиком невозможно, в поле зрения всегда только маленькая локация. Даже если переместишься на другой континент или иную планету: всё равно, вокруг будет только она — ограниченная чувствами небольшая тюрьма, но наполненная другими людьми и предметами, будто ты остался на месте, а мир сменил декорации...

Пустота. Тоска и пустота.

И одиночество...

Вдруг, узор солнечных бликов на поверхности океана изменился, превратившись в... чьё-то лицо.

Наваждение тут же исчезло.

Кир вглядывался в огненную гладь, пока не почувствовал, как влага бежит по щекам... Но вода оставалась всего лишь водой.

Он вздохнул и по белой бетонной дорожке зашагал к центру Станции.

Справа, загораживая бухту и домик смотрителя, опутанное паутиной труб и рассеивателей тепла, высилось здание Преобразователя.

Слева расстилалось поле, заполненное тысячами красных многогранников — будто великан опрокинул мешок, рассыпав детали конструктора. Они образовывали сложный, сходящийся к центру кольцевой узор. Изредка рисунок менялся: фигуры теряли форму, перетекали одна в другую — куб превращался в октаэдр, додекаэдр становился икосаэдром. В воздухе висел низкий электрический гул.

В небе над полем реял огромный парус, сотканный из множества чёрных вытянутых в высоту треугольников. Их расположение менялось в зависимости от узора внизу.

Кир был поражён, впервые увидев это гигантское, чёрное пламя, трепещущее в небесах. На резонный вопрос: «Для чего?», отец заявил:

— Расскажу через пару лет. Ты даже в квантовой физике путаешься! Давай-ка повторим цепочку Боголюбова!

Они долго чертили палкой закорючки в пыли. С тех пор вопросов о Станции Кир не задавал...

Бесполезные исполинские конструкции подавляли. Когда-то Кир лазал по территории, представляя себя диверсантом. Ходить на Станцию отец запрещал, только как удержаться? Разве змей-искуситель — пытливый мальчишеский ум, позволит наслаждаться покоем у отчего дома?

Гулять в чудесном саду, вдыхать аромат цветущей степи и купаться в океане?

Скука!

Нарушив отцовский запрет, сын сбегал из сада, и преодолевая зной или холод, дождь или ветер, шагал по степи к Маяку.

Отец, благодаря сотням камер, видел всё, что происходит на Станции. Вернее, ему так казалось.

Кир проползал сквозь проёмы и залегал. Увидев, что камера отвернулась — срывался с места, пулей пересекая открытое пространство.

Прежде, незримое присутствие отца ощущалось всюду. Теперь всё было иначе. Потухшие глаза камер уныло таращились в землю. Отцовский сад дичал, зарастая травой...

Монотонно переставляя ноги, Кир добрёл до центра Станции. Здесь, на бетонной площадке, стоял небольшой чёрный куб — Гиперпространственный Излучатель, сердце Маяка.

Простой скучный куб. Он не светился и не гудел — стояла тишина, нарушаемая лишь свистом ветра в башнях накачки.

Вот они впечатляли! Куб окружали восемь прозрачных колонн, уходящих ввысь на три сотни метров.

Кир задрал голову. Башни светились мягким, почти не заметным в яркий день, алым светом. Возле колонн воздух дрожал, из-за чего их силуэт расплывался.

Вокруг летали мириады фиолетовых мошек. Конечно, это были не мошки — насекомых на Земле давно уже не было: в бесконечных войнах и экологических катастрофах выжили только растения — те, что могли обойтись без опыления насекомыми. Да в океане ещё теплилась жизнь — водоросли, моллюски и фитопланктон. На других планетах, использовав замороженные образцы земной фауны, люди создали искусственные экосистемы. Но, не здесь — Земля была никому не нужна.

Что за создания летали вокруг башен, не знал никто. Разумеется, отсутствие знаний о гиперпространстве не мешало человечеству его использовать.

Кирилл опустился на землю. Он всегда задерживался в центре Станции — сидел на растущей лишь в этом месте, невысокой мягкой траве и смотрел на башни накачки.

Молчаливый куб пугал. Чем именно, Кир не знал. Вероятно, обыденностью. Если бы он гудел и переливался горящими гранями, паря над землёй, то не вызвал бы страха — ведь, по мнению мальчишки, Гиперпространственный Излучатель должен выглядеть именно так. Но от хитрого куба, маскирующегося под обычный предмет, ждёшь любого подвоха!

Кир никогда не приближался к нему и не трогал. Он бы вообще обходил его стороной, но уж слишком красивы были колонны, подпиравшие небосвод. Глядя на них, мальчишка задавался вопросом: почему красота, так часто соседствует ужасом, будто они друг друга притягивают?

С другой стороны, жуткий куб не сделал ему ничего плохого...

Мысли прервал шорох. Реющий над степью парус начинал менять форму, приходить в соответствие изменившемуся узору внизу...

«А я ведь этот узор, я никогда и не видел! — подумал Кирилл. — Если смотреть сверху, с крыши Преобразователя — угол чересчур мал, а снизу — вообще ничего разглядеть невозможно».

Станцию Кир излазал вдоль и поперёк. А то, что было на самом виду, выходит, не замечал!

«Как же подняться на парус? Наверное, нужен какой-нибудь блок».

Что именно, Кир представлял весьма смутно. Но, на Станции проблемы всегда разрешались сами собой, стоило приложить хоть немного усилий.

Мальчишка встал и решительно направился в поле.

Потихоньку настроение улучшалось. Щекотала ноги трава, спину согревали нежаркие весенние лучи. А главное, теперь у Кирилла была цель.

Вверх! Вверх на парус!

На что он надеялся!

Теперь Кир удивлялся своей наивности.

«А ещё — сын учёного, победитель олимпиад! Всерьёз полагать, что над степью колышется парус, прикреплённый тросами к красным штуковинам, которые бегают по каким-нибудь рельсам! Как мне такое вообще взбрело в голову?»

Конечно, в действительности всё было иначе. Никаких рельсов в степи не нашлось. Зато в промоинах виднелись катушки, видимо генераторы поля.

Не зря его всегда так отталкивало это место! Похоже, сработало то, что учёные, за неимением лучших определений, зовут: «интуиция». Ещё неоткрытые органы чувств или животная осторожность, кто знает? Мальчишке приходилось прилагать нешуточные усилия, чтобы попросту не сбежать: казалось, что воздух дрожит, а волосы шевелятся от затопившего степь напряжения.

Многогранники парили в метре над землёй. Тросов к ним не крепилось, да и не за что было бы их зацепить, ведь грани безостановочно двигались. И не было паруса. Даже при неизменном направлении и силе ветра, никакие тряпки не стали бы парить над землёй. А вес тросов? Смех, да и только!

В небе висели треугольники из странного, поглощавшего свет, материала. Они меняли положение, повинуясь танцу многогранников. И только. Какая сила их связывала, оставалось неясным.

Идти среди сотен движущихся объектов было непросто. Давно надо было вернуться, но Кир всё шагал вперёд.

Зачем? Он не знал... Почему бы и нет? Ничем не хуже, чем сидеть часами на арке или валятся в кровати!

Глупое упрямство неминуемо ведёт к катастрофе, но изредка правила нуждаются в исключениях: в центре поля Кирилл обнаружил купол, из которого вверх тянулся туго натянутый леер.

Отлично!

Оставалось найти какой-нибудь электрический блок — и вперёд! Страха сорваться не было, сегодня на арке он добровольно едва не шагнул в пустоту. Только не факт, что на складе найдётся что-либо подходящее. А если найдётся, как он заберётся к тросу? Стенки купола были гладкими и скользкими, из вездесущего белого пластика.

Кир обошёл купол... Никаких удобненьких лесенок!

Рука сама собой полезла чесать затылок. Вот глупость: будто от такого массажа, мозг станет лучше работать!

Как же обидно! Протопать через всё поле, играя в догонялки с гудящими, будто рассерженные пчёлы, штуковинами — и зря!

Бросить затею вот так? Нет!

В отчаянии, мальчишка пошёл на второй круг. И сразу заметил чёрный кружок на девственной белой поверхности.

Подошёл, присмотрелся, потрогал рукой...

Среагировав на прикосновение, пластик поплыл, и на месте кружка появилась ниша с экраном, заполненном символами, а на поверхности стены возникли углубления-ступеньки. В нише лежал свёрток.

Трогать экран Кир не стал. Достал свёрток, раскрыл.

Да! То, что надо. Блок-подъёмник и подвесная система.

Комплект для облуживания «паруса»? Но зачем? Насколько Кир понимал, в персонале Маяк не нуждался.

И ещё... Он готов был поклясться, что во время первого обхода, не было никакого кружка на стене.

Или был?

Может, и был...

Закинув подвесную систему за спину, Кир взобрался на купол, продел ноги и руки в лямки, защёлкнул на тросе блок.

Экран-крохотуля, да три кнопки: пара оранжевых треугольников и квадрат, означающий, видимо: «СТОП» — вот всё нехитрое управление.

Внутренне собравшись, Кир надавил на оранжевый треугольник, и... ничего не произошло. Тогда он нажал повторно. Потом постучал по корпусу.

Ничего не изменилось, за исключением того, что Кир ощутил себя дураком.

«Веду себя, будто старик с барахлящим дрим-проектором! Мозг-лентяй всегда выбирает примитивные, не затратные решения. Только если они не срабатывают, начинает работать на всю».

Взяв себя в руки, Кир придирчиво осмотрел устройство.

Ну вот! Превосходство интеллектуального подхода налицо! Сбоку, в углублении, обнаружился выключатель.

Щёлкнув кнопкой, Кир вновь надавил треугольник. Мелко завибрировав, блок потащил мальчишку наверх.

Земля осталась внизу. Лишь ветер, да шорохи «паруса».

Кир поднял голову. Трос терялся в чёрном облаке. Ещё чуть-чуть, и масса шуршащих, движущихся кусков, окружит со всех сторон.

Что там, наверху? Наверняка, ничего страшного. Может, площадка для обслуживания. Не для самоубийц ведь предназначался лежащий в нише комплект!

Он взглянул вниз. Высоты хватало, чтобы увидеть всё поле, а многогранники сливались в цельный рисунок.

И что? Узор и узор, как в калейдоскопе. Сложнейшие переливы, метаморфозы. Красиво, и только!

Сказать, что Кир разочаровался, значило не сказать ничего. Исчезла цель, смысл. Осталась тоска и безысходное одиночество.

«А пошло оно всё! Отцепится и лететь, лететь вниз, кувыркаясь в воздухе...»

Монотонное урчание блока сменило тональность и стало прерывистым. Стропы задёргало. Блок захрипел, застыл, и заскользил вниз.

Скорость росла. Противно заныло внизу живота.

Когда урчание блока превратилось в режущий уши визг, Кирилла поглотил животныйбезудержный страх. Мальчишка не пытался спастись, не пробовал даже нажать на «СТОП» — он лишь безвольно болтался в стропах.

Но это была только видимость. Организм действовал. Выбрасывались гормоны, пульс всё учащался. Кровь отхлынула от лобных долей, выключились ненужные медлительные механизмы самосознания. Больше не было никакого «Кирилла», осталось нацеленное на выживание тело.

Тело таращилось вниз, на поле. Что оно надеялось там увидеть, навсегда останется тайной. Наверняка не огромнейшее лицо, на мгновенье мелькнувшее в переливах узора!

Раздался резкий, как выстрел, щелчок. Скорость спуска начала уменьшаться.

Исчезло инстинктивное забытьё, и появился Кирилл — телу вновь нужен был интеллект и самосознание.

Блок застыл. На экране возникли буквы: «АВАРИЯ! Разблокируйте устройство».

Разблокировать? Как? На такой высоте, нажимать все кнопки подряд желания не возникало.

Кир болтался над полем, не решаясь ничего предпринять — до тех пор, пока надпись на экране не изменилась.

«Устройство разблокировано».

Как всегда! Проблема решилась сама собой.

Куда же теперь? Вверх?

Кир посмотрел на блок-подъёмник. Из корпуса поднимался жёлтый дымок.

Нет уж, хватит исследований! Трясущимися руками он надавил кнопку «ВНИЗ»...

Свесив ноги в бездну, Кир сидел на окаймлявшем крышу Преобразователя парапете. Перед ним трепетало чёрное пламя «паруса», а правее и значительно дальше, над куполом реактора вспыхивало его уменьшенное отражение. Не чувствуя вкуса, мальчишка жевал питательную кашу из банки — из-за авантюр обед вышел весьма запоздалым.

Время от времени накатывал страх, и ложка скользила мимо...

С тех пор, как Кирилл остался один, он опасался момента, когда не получится больше верить рассудку. Похоже, не зря — на это указывали мерещившиеся повсюду лица.

Видеть привычное в непривычном, пытаться свести незнакомые формы к знакомым — неотъемлемое стремление здорового мозга. Разведчики не раз натыкались на «лица», высеченные в скалах «предтечами».

Только это не похоже на происходящее с ним. У него картина была идеальной, чёткой, подробной. Лицо какой-то девчонки — до боли знакомое, но раньше не виденное.

Настораживали моменты, в которые оно появлялось — в те, когда он находился на грани. Если рассуждать романтически — девчонка спасала от смерти. Если использовать логику — в те секунды сознание было отключено, и бессознательное чудило по полной.

Не было причин сомневаться, что это проделки сдуревшего от одиночества и однообразия мозга. Девочки в океанах не водятся...

«Бежать! Срочно! В последний раз выйти на связь — не отсюда, из дома. А завтра — хватать рюкзак и валить с этой Станции. Иначе, я просто рехнусь!»

Как всегда, банка отправилась вниз. За ночь исчезнет... Следом за ней, по приделанной к стене сияющей нержавеющей лесенке, спустился и Кир. Ушло на это почти пятнадцать минут.

«Ну и бред! Маяк мгновенно перемещает корабли на тысячи светолет, а я ползу по дурацким ступенькам! С другой стороны, хорошо, что хоть лесенки есть!»

Миновав радиаторы, куб и башни накачки, он вышел на антенное поле и очутился в игрушечном Египте — поле было утыкано белыми пятиметровыми пирамидками. Между ними стояли антенны другого типа: сделанные из трубок, свернувшихся в клубки, способные запутать опытного тополога. И, как в любом другом месте Станции, иглы громоотводов царапали небо.

Здесь было здорово: ни электрического гула, как на поле многогранников, ни шума воды и пара, как в реакторной зоне. Лишь резкий запах разогретых солнцем трав, да шорохи ветра...

Кир пересёк бирюзовый океан цветущего льна и уткнулся в полутораметровый забор — компромисс между инструкциями, чётко указывавшими на необходимость ограждения режимного объекта и отсутствием на планете людей. Когда-то, сверху крепилась колючая лента. Теперь только жалкие остатки колечек пружинками свисали с забора.

Привычно преодолев препятствие и прошагав по усыпанному маками полю, Кир очутился на потрескавшейся бетонке, соединявшей центральные ворота Станции и домик смотрителя, видневшийся вдалеке. Из-за излучения, нельзя было жить ближе трёх километров от Станции.

Кир зашагал по бетону, розовому в закатных лучах. Чтобы стряхнуть липкий страх, мальчишка воображал, что он — взмывающий звездолёт, трещинки в бетоне — реки, а трава — густые леса. Было немножечко стыдно заниматься такой ерундой, когда в начале июня тебе уже стукнет шестнадцать — а значит, ты без двух месяцев взрослый. С другой стороны, никто ведь не видит...

Перед ним маячила пара проблем. Первая — сводящее с ума одиночество. Вторая, весьма деликатная, похоже была следствием первой. Ему не верилось, что Вселенная действительно существует.

Когда Кир подходил к дому, на ещё светлом небе загорелись первые звёзды. Он шагал отвернувшись, чтобы не видеть Луну — при взгляде на жёлтый обгрызенный диск захлёстывала тоска.

Обычно, в этот час Кир сидел на какой-нибудь арке или на крыше Преобразователя — это слегка успокаивало. Здесь, на ведущей ко входу дорожке, возле клёнов и просевшего неприметного холмика, потели ладони.

Он ни за что бы сюда не пришёл, припасы и нужные вещи были на Станции. Там же, в Логове на крыше Преобразователя, был ноутбук с доступом в Сеть. Кроме того, Маяк мог создать что угодно — разумеется, если хотел.

Но... Кир не мог не прийти, от отчаяния он был готов на любые безумства...

Типовой дом: белый пластик, огромные окна и острые грани.

Кир прошёл сквозь вспыхнувшее на миг силовое поле и осознал — что-то не так. Вроде бы, всё привычно: бело-зелёная мебель, кухонные агрегаты, неубранная посуда. В то же время, он готов был поклясться, что входит сюда в первый раз.

«Абсурд! Я прожил в этом доме полгода!»

Чтобы прогнать наваждение, Кир попробовал вспомнить первое, до чего смог дотянуться мысленный взор...

Яхта... Свесив ладонь, он лежит на борту, тщетно пытаясь схватить гребни волн — мягкие и неуловимые, как шерсть приходящих во сне овечек. Папа крутит штурвал, будто отважный пират.

Прекрасный день перетекает в восхитительный вечер. Поставив яхту в эллинг, они набирают в теплице овощей и устраиваются на террасе. Ужинают, а после — долго сидят, потягивая свежий сок из высоких запотевших бокалов. Смотрят сквозь узкие щёлочки прищуренных глаз, как солнце, не сумев удержаться на небосводе, соскальзывает на острые горные пики...

Самый первый их день на Земле. Кир видел его предельно отчётливо, словно он был вчера. Но, в то же время казалось, что он вспоминает всё это впервые.

Странно... Неужто за год, ему ни разу не захотелось припомнить столь дивный день — то время, когда отец ещё не ушёл с головой в работу?

Кир был настолько ошеломлён, что не пошёл к терминалу. Вместо этого он побродил по первому этажу, задумчиво пнул валявшуюся на полу статуэтку, зашёл в оранжерею и вернулся на кухню.

Всё было чужим. Будто надел на себя чей-то ношеный свитер.

Кир нашёл на кухне пачку галет и заварил травяной чай. Долго сидел за столом, разгрызая галеты и растягивая ароматный напиток. Когда кружка опустела, Кир вышел на улицу.

Сумрак... И клёны... Ощущая себя дураком, он вернулся на кухню и вновь заварил чай.

Пить не хотелось... Кир выплеснул чай в раковину. К потолку взметнулось облако ароматного пара.

Невозможно было тут находится и не было сил быть собой. Есть, пить, думать и разговаривать с похожими на андроидов «официальными лицами».

В отчаянии, Кир швырнул кружкой в окно. Небьющаяся кружка отскочила от противоударного стекла и покатилась по полу.

Ощущение нереальности происходящего усилилось.

За чёрным окном качали чёрными ветками клёны.

Обогнув бурое пятно возле лестницы, Кир поднялся наверх. Вошёл в зал, усыпанный хрустящими под ногами обломками нелегальной и редкой аппаратуры. Уселся на стул, машинально поправив причёску, и надавил кнопку включения на терминале спецсвязи — монолитном, небьющимся, неразборном...

Спустя час Кир отключил терминал, твёрдо решив больше никогда его не включать. И вспомнил, что уже принимал такое решение.

«Кир, пойми: Маяк не считает рациональным перемещение к Земле пустого лайнера, рассчитанного на тысячи человек и миллионы тонн груза! Нужно ждать попутный корабль с двигателем искривления. Не волнуйся, таких кораблей сотни тысяч: военные, детские, специальные! Пока что, в твоём районе им нечего делать. Но как только...»

Топать сюда не было смысла. Он мог выйти на связь с ноутбука, это ничего бы не поменяло. Но ему Кир не верил: ни изображениям на экране, ни пляшущим в воздухе голограммам. Он не верил уже ничему. Мальчишке казалось, что сначала нужно сбежать за пределы Станции — лживой, постоянно меняющей формы, а уж оказавшись в «настоящей реальности», связаться с людьми.

Вот только работой этого терминала управляет Маяк. Как управляет и всём остальным: научными исследованиями, добычей ресурсов, транспортом, киберзаводами, «умными домами», телефонами, а через нейрочипы — людьми.

Маяк всюду. Не получится выбраться за пределы.

Дрожа и задыхаясь, Кир вышел на улицу.

Клёны...

Ноги подкосились. Он сел на дорожку и, больше не сдерживаясь, зарыдал. В голове наперебой продолжали звучать голоса...

«Кир, пойми...»

«Кир, не волнуйся...»

«Кир, корабль прилетит со дня на день...»

Сочувственные интонации, тёплые взгляды. Осенью он им верил... Полгода одиночества, полгода рассказов о том, что вот-вот его заберут...

Незачем было вставать, незачем что-то делать, куда-то идти.

Но оставаться здесь было хуже.

Мальчишка поднялся, развёз по лицу рукавом сопли и слёзы, и, ориентируясь на кроваво-красные заградительные огни, побрёл сквозь ночную степь обратно на Станцию.

Загрузка...