Сорок апрельских дней

Ночь. "Взлом"

Мэйби укладывает меня на постель и прикладывает лёд к разбитому лбу.

— Что это ты выдумал, сознание терять? Сидел-сидел, и свалился!

— Мэйби? Помнишь, когда мы прилетели... Ты говорила, что это ещё не конец, что всё хорошо.

— Я только сказала: «не обязательно». Могу и сейчас повторить.

— Не стоит. Я делал томографию весной, ещё до знакомства с тобой, — я ощущаю, как холод от пакета со льдом проникает под череп, как застывают мысли. — Это конец.

Она опускает глаза.

— Кир, ничего не потеряно. Мы на Земле, надо ждать.

— Ждать? Чего? Думаешь, я смирюсь? Даже не попытаюсь взломать Маяк?

— Я тебя не удерживаю. Но помогать не буду, не хочу зря растратить последние тёплые дни.

Последние тёплые дни? Ну да... Они не такие уж тёплые даже сейчас, а что будет потом? Холод, только лишь холод...

Накатывает тоска. С одной стороны, в холоде нет ничего ужасного, а с другой...

— Знаешь Мэйби, я столько дней зря растратил. На мелочи, на чепуху.

Она удивляется:

— И что? Считаешь себя каким-то особенным? Все так и делают: тратят дни не на то, не на тех. Ведь кажется, что весна навсегда!

— Особенным? Вряд ли... Наверное, каждый ждёт: ну когда же, начнётся настоящая жизнь? Которая в это время проходит.

Девушка сводит к переносице брови:

— Вот и нечего быть идиотом! Смирись и трать время только на важное! Смотри на облака, траву, океан. На то, как закат окрашивает антенны. Выбирайся из дурацкого кокона! Пока тепло, пока не пришли холода! Я и Облако всегда будем рядом с тобой.

— Нет. Я попробую побороть судьбу. Взломаю Маяк.

Дождь барабанит по куполу. На некогда кристально прозрачные окна, налипла такая грязь, что потки воды их не могут отмыть.

«Видно, эта грязь — навсегда», — пришедшая мысль не вызывает эмоций.

Пустой экран, лишь мигает курсор, в готовности превратить мои мысли в слова.

Думаю: «жизнь». Моментально возникает ответ: «вечность».

Думаю: «правда». Маяк откликается: «пустота».

«Любовь — смерть. Отец — сын. Маяк — Тьма».

Вздрагиваю.

Тьма? Да ещё и с большой буквы? Странная ассоциация! Как может быть связан Маяк и Тьма?

«Человек — частность. Болезнь — выбор. Желание — боль. Смерть — нет».

Нет? Смерть — нет? А ну-ка! Вновь думаю: «Жизнь».

Маяк отвечает мне: «Да».

Улыбаюсь.

Диалог — не важен. Смысл — в работающей в фоновом режиме программе-декодере.

Разговор разочаровывает. Ассоциации, в целом, банальны, и я подключаю словарь. Пусть машины беседуют сами с собой.

А часов через шесть — запущу анализ и перейду к следующему этапу.

Со временем, я смогу понять логику Маяка.

Встаю и иду к двери.

— Ты куда? — Мэйби наконец-то проснулась. А я — не ложился, спать уже не выходит. Только закроешь глаза, накатывает отчаяние. Мышцы напрягаются, колотится сердце, каждая клеточка каждого органа кричит: «Не валяйся, сейчас не до этого! Делай что-то! Спасай, спасай нас всех! А мы уж тебе поможем!»

Режим «бей или беги». Телу не объяснить, что смерть не поборешь, от неё не сбежишь. Что она — неизбежность...

— Пойду, заварю чай. Тебе принести?

Натыкаясь от усталости на разбросанные повсюду коробки, ковыляю в кухонный блок.

Чудесно, теперь я могу ментально управлять чайником! Ну, и компьютерами, конечно. Других применений для ВДК на этой пустынной помойке мне не найти.

Превосходный подарок на совершеннолетие!

Слезящимися глазами смотрю на весёлый танец листиков в чашке.

— О! Чаёк! Угостишь? Очень хочется пить. А ты, как я погляжу, жируешь: две чашки на одного!

Отец. Он какой-то другой: свеженький, бодрый. И — очень быстрый.

Отдаю ему свою чашку. Он шумно прихлёбывает и обжигается.

— Тьфу ты! Горячий!

Да, похоже я остался без чая! Заваривать ещё одну чашку — тут, рядом с ним, нет никакого желания.

Вытаскиваю из микроволновки бутерброды, беру чашку Мэйби, и шагаю обратно к себе. Отец увязывается за мной:

— Сын, ты ведь больше не злишься? Понял мой замысел? Осознал, как я был прав?

Я вообще не понимаю, что он несёт. Но действительно, больше не злюсь. Честно сказать, об отце я даже не вспоминаю.

— Слушай, Кирилл, у нас были с тобой разногласия, но теперь ведь всё позади?

Я захожу в свою комнату. Он — за мной.

Просто отлично! Хорошо хоть, я погасил экраны.

Мэйби удивлённо таращится на отца, а тот её словно не замечает. Бегает вокруг меня и тараторит:

— Кирилл, ты не беспокойся, у нас ещё полно времени! А я уже недалёк от успеха! Пойдём ко мне, сам всё увидишь!

Я ставлю чай и тарелку с бутербродами перед Мэйби:

— Не забудь поделиться с Облаком!

Отец озирается удивлённо. Смотрит сквозь девушку, словно не замечая:

— С кем это ты разговариваешь? С тобой всё хорошо? Какой-то ты странный!

— Не страннее тебя!

Он поправляет:

— Правильно говорить: «страньше»! Ладно, пошли!

Не прекращая кудахтать, он волочёт меня в свою комнату...

Ну и бардак! Всё опутано кабелями, аппаратура подключена в каких-то немыслимых сочетаниях. На экранах — какая-то абракадабра. Всюду раскиданы баночки и разноцветные капсулы.

Надо последить, чтобы сюда не зашла Мэйби...

Он тычет в экран:

— Видишь? Видишь, насколько я близок к разгадке?

Наверное, близок. Только к разгадке чего? Я давно отключил его аппаратуру от нейросети Маяка...

Возвращаюсь к себе.

— Кир? Ну что? Он какой-то чудной!

Я только машу рукой...

Компьютер продолжает беседовать с Маяком... Ничего интересного.

Падаю на кровать.

Очередной потолок. Для разнообразия — вогнутый. Но тоже не интересный.

Без чая, глаза сами собой закрываются...