Сорок апрельских дней

Ночь. "Ложь"

Потоки тропического ливня окрашены в цвета городских огней.

Мы проходим сквозь прозрачную водяную стену, тянущуюся от подъездного козырька до тротуара, и над головами вспыхивают радужные зонтики силовых полей.

На ней — белый полупрозрачный дождевик с забавной мордочкой ягуара по центру спины. Каждый шаг, любое движение, рождают переливы перламутровых волн — с плеч на рукава, и обратно.

Пахнущее мокрым экопластиком такси — теперь, когда ГСН не в состоянии отслеживать Мэйби, можно болтаться по городу беспрепятственно. Ливень не унимается, будто жаждет смыть со стекла кабины мерцающие искры огней прибрежного мегаполиса — жёлтые, красные, голубые. Набегающие потоки воздуха рисуют на стёклах кабины замысловатые водяные узоры.

Мэйби дышит на стекло и рисует весёлую рожицу. Поворачивается, с написанным на лице вопросом: «Ну как?»

Пожимаю плечами в ответ.

Она тихо кладёт голову мне на колени, уткнувшись носом в живот. Как три месяца назад, в красном спорткаре.

Такси выхаркивает нас из своего тёплого жёлтого нутра возле знакомой заброшенной стройки. Пустой небоскрёб тянет в облачную высь уродливые этажи.

Что я тут забыл в шесть утра?

— Пошли? — над её головой вспыхивает зонтик.

Энергия поля отъезжающей машины растёт, на белоснежную одежду летят с дороги грязные брызги.

— Пошли.

Волочёмся по стройке, обходя штабеля двутавровых балок, груды щебня и испещрённые трещинами холмы закаменевшего пластика. Растворяемся в чёрной глотке центрального входа.

Теперь, вверх по лестнице, разящей мочой...

— Как же тут замечательно! Тихо, спокойно... Правда, Кирилл?

Кому как!

Хотя... Сам бы я сюда не пришёл, но теперь понимаю: есть в этом месте некая странная привлекательность...

Пролёты, пролёты. Дыхание сбивается, пот течёт по лицу.

Наконец, бесконечная лестница обрывается...

На этаже куда лучше.

Полумрак. Запах мокрого металла и пыли. Всюду пустые бутылки и банки. Стены размалёваны светящейся краской. Ветер играет прозрачными шарами с пёстрыми огнями внутри, будто по пустынным залам слоняются привидения. Возле стены — белая гора полипены, — и дураку понятно, зачем.

Похоже, недавно тут была вечеринка. У молодёжи на Диэлли — свои развлечения.

— Класс! — Мэйби кружится, машет руками. Одежда шуршит.

Она до нельзя соответствует обстановке: кроссовки, испускающие фиолетовый свет, люминесцентные браслеты на руках и левой ноге, светящиеся узоры на коже.

Мэйби стягивает шорты. Спиной назад, раскинув в стороны руки падает в полипену.

— Кир, она — как облака!

Конечно, я забираюсь к ней.

Чмокая и сопя, она лижет мне ухо. При очередном оглушающем поцелуе я дёргаюсь, а она гладит мне грудь и успокаивающе щебечет.

Стягивает с меня штаны и залезает наверх. Полы дождевика щекочут живот, ткань шелестит, словно волны, точно прибой. Шорох, шелест, шуршание...

Очередная волна уносит меня в океан...

Вроде бы, так хорошо, среди этого фальшивого праздника. С полной уверенностью можно назвать это счастьем.

Так отчего же, лёжа на вонючих облаках полипены, я ощущаю, как некий бездушный киберхирург, вонзив в плоть сотни чувствительных датчиков, режет грудную клетку электропилой, подбираясь к сердцу?