Сорок апрельских дней

Ночь. "Зоопарк"

Свет...

Свет из безоблачного яркого неба.

И вместе с тем, всё теперь — Тьма.

Рассматриваю чувствующее и размышляющее тело, что ходит среди вольеров. Наблюдаю, как возникают и тают мысли. Ведь я — снова Я. Пустота в пустоте, я шагаю по облакам. Люди считают, что только безумцы говорят о себе в третьем лице, но я теперь знаю: истинное безумие — говорить о себе в первом.

Зоопарк Диэлли — самый большой в Галактике. Мыши, кролики, тараканы. Клоны свиней, коров, лошадей. Есть даже ягуар. Хотя, "Ягуар«Ò— скорее коммерческое название. Это ведь геноморф, с построенным из уцелевших последовательностей нуклеотидов геномом, и вряд ли у него много общего с хищником, пожиравшим людей тысячелетия назад.

Их, геноморфов, тут тьма.

Я всматривался в звериные морды, в зеркала глаз — не додумывающие, а лишь отражающие — меняясь с узниками местами, вбирая их в себя, расширившегося до размеров Вселенной. Обращался в мышь, кролика, корову. В странных созданий, из-за просчётов генных инженеров, влачащих существование в мучениях. К истинной цели прогулки я подбирался с опаской — кругами, стараясь оттянуть свидание с лишённым жалости зверем.

Ягуаром.

И всё-таки, мне придётся встретится с ним опять, стать им, понять его чувства, преодолеть свой страх. Иначе, не выйдет двигаться дальше, не получится повзрослеть и стать человеком.

Поворачиваю к нему, на дорожку, покрытую пятнами света. Теперь — вперёд, сквозь частокол лучей пронзивших кроны деревьев. Мимо вольеров с рычащими, стонущими, воющими от нестерпимой боли геноморфами.

И вдруг, всё меняется.

Я снова внутри, я — Кирилл. Вместо Тьмы, вместо бесконечной Вселенной — обычный маленький человек.

Что теперь? Сбежать?

Нет. Значит, так надо. И я продолжаю идти.

Вот он, в огромном вольере, установленном в центре парка на возвышении — лапы на уровне глаз. Так — страшнее.

Люди неотрывно смотрят на хищника. В какой-то момент начинает казаться, что это — одно большое животное, уставившееся само на себя.

Продираюсь сквозь толпу к решётке — видимо, силовые поля сочли ненадёжными. Народ бурчит, возмущённо толкает локтями.

Теперь ягуар совсем рядом со мной — возле прутьев, в тридцати сантиметрах. Я ощущаю запах — резкий, с трудом выносимый.

Почуяв раздражение толпы, хищник встаёт, лупит хвостом и рычит — утробно и гулко, окатив меня вонью дыхания. Мои зубы стучат, руки покрываются «гусиной кожей», а волоски встают — жалкая попытка казаться больше.

Нет! Мне ничего не угрожает. Я не на Дзете, а это — не ягуар с фюзеляжа, забравший Облако.

И я поднимаю глаза.

«Будто горные массивы, в ином мире, на другой планете. Узлы, отроги, цепи»

Всё замирает. Я утрачиваю чувство реальности. Не слышу, как галдят дети в толпе, как одежда касается кожи. По жилам, вместо горячей крови, струится морозная жижа, превращая тело в бесчувственную глыбу льда.

Есть только эти глаза. Я отчаянно пробую пробиться сквозь непроницаемое стекло роговицы вовнутрь, в душу хищника. Но, ничего не выходит. Я по-прежнему здесь, внизу, перед клеткой, дрожащий и жалкий. Он — по ту сторону прутьев, столь же непостижимый и жуткий, как сама смерть.

Смерть...

Вдруг, я понимаю, кто он такой.

Смерть!

Неотвратимая и чудовищная. Отбирающая родных и друзей, да и сам смысл жизни. Показывающая правду. Превращающая тебя из покорителя Вселенной в перепуганное животное, а то и попросту в вещь — дряхлеющую и разваливающуюся.

Он — то, с чем я пока не смирился. То, что я отталкиваю, не в силах принять.

Теперь мне понятно, что нужно сделать — не бегать в ужасе от чёрной воды, а окунуться в этот растворяющий тебя океан с головой. Исчезнуть сейчас, до срока.

А вот и она, тут как тут — беспроглядная, тяжёлая, свинцово-чёрная воронка, с оглушительным рёвом вращается надо мной. Я сам её позвал, всё решено. Пройдена точка невозврата — не убежать, не скрыться.

Тьма обрушивается на меня, а я погружаюсь во Тьму. Она входит вовнутрь, сминая и выжигая пространство и время, будущее и прошлое, воспоминания и надежды — уничтожая меня целиком...

Наконец, я отрываюсь от жёлтых лунных глаз.

Вот и всё. Так просто!

Мир сияет. Мир, в котором меня больше нет, и — как я теперь знаю, никогда не было.

Ягуар приветственно рычит, показывая прозрачные клыки — сверхтвёрдый пластик, торговая марка: «Горный хрусталь». Очередной инженерный просчёт — грозный хищник появился на свет без зубов. Ошибку легко устранили, только меняют зубы раз в год.

Машу рукой ягуару в ответ и хохочу — он мне не страшен, я больше не пища. Поворачиваюсь и смотрю на людей, на небо и облака.

Я здесь и не здесь, и так было всегда.

Пацан, лет десяти и белокурая маленькая девчонка с огромными, синими как небо глазами.

Я подмигиваю — девчонка хохочет. Корчу страшную рожу — она начинает плакать.

Так просто!

Мать наклоняется к ней. Девчонка тычет в мою сторону маленьким скрюченным пальчиком, и женщина смотрит на меня осуждающе. Гляжу в ответ грозно, как только могу, хоть нутро разрывает от счастья. Женщина отворачивается.

Дети и ягуар. Трава, солнце, небо и облака.

Так просто, но никто в целом мире меня не поймёт. К счастью, это не требуется. Наконец-то, я дома.

Назад, вдоль клеток, мимо колонн света с танцующими пылинками.

На выход.

Сзади раздаются шаги, и меня обгоняет какой-то мужчина: белые брюки, цветастая рубашка — типичный зевака-турист. Вот только, курортники расхаживают вальяжно, у них нет никакой цели.

Он оборачивается на ходу и смотрит куда-то, поверх моей головы. Его лицо плывёт, меняя черты.

Преступник! Преступник, с нанесённым на лицо наногелем.

У брюк исчезает нижняя часть штанин и они превращаются в шорты, а рубашка подобным же образом, становится безрукавкой. Одежда меняет цвет.

Да, это тебе не стриптиз, что Мэйби устроила в туалете!

У обычных преступников, таких технологий нет. Террорист? Агент повстанцев?

Мужчина сворачивает в проход.

Я должен бежать на выход, подальше от толпы, от площади с ягуаром, но глаза — синие глаза той девчонки, не дают мне этого сделать. Уж слишком они похожи на небо, в которое мы с Мэйби смотрели с крыш.

И я поворачиваю назад.

Выбежав на площадь, ору:

— Бомба! Тут заложена бомба!

Реакция зевак удивляет — они мигом хватают детей и бегут врассыпную. Что ж, люди привыкли к войне. Мимо меня пробегает женщина с той самой девочкой на руках. Узнав меня, она кричит на бегу:

— Ты за это заплатишь! — и уносится прочь.

Что она имеет ввиду — непонятно. Мне полагается наказание за страшную рожу или за то, что я сею панику?

Площадь пуста, только ягуар носится по клетке из угла в угол.

Я мчусь на выход.

Через пару секунд раздаётся взрыв.

В спину, словно ударяет кувалдой. Я падаю, обдирая лицо и руки. На дорожку, со звоном, падают обломки решётки, куски пластика и ошмётки, несколько мгновений назад бывшие ягуаром.

Ну и дела! Грозный хищник, олицетворение смерти, сам стал её жертвой.

Вдруг, я понимаю: всё вновь изменилось. Из мира ушла простота и свобода, и я снова — жертва. Мальчишка, распластавшийся на дорожке...

— Подними!

Задираю голову вверх. Надо мной стоит Мэйби. Рука указывает на сияющий, будто хрусталь, обломок клыка:

— Подними!