Сороковник. Книга 4

Глава 11

— Над чем ты смеёшься? — улыбается он.

— Да вот… — Запустив пальцы в его волосы, вычёсываю очередную горсть пёрышек. Мага довольно прищуривается, как сытый кот. — Недавно выпроводила девчонок под предлогом, что у щенят грязные лапы, и в постель к себе не пустила, а у самой теперь вся подушка в перьях. Не ровён час увидят — стыда не оберёшься. То шерсть, то перья… В кого ты ещё перекидываешься? К чему мне быть готовой?

Он сдерживает зевок.

— Могу в нетопыря, но это неинтересно. Слишком оглушает, а вижу плохо. Ива…

Прикрывает глаза.

— Да?

— Прости, я сейчас отключусь. Много работы было, потом долго летел, отвык…

— Спи, спи.

Всё же он успевает спросить:

— Как сама, как дети? Как мама? Не ссоритесь?

— Всё хорошо. — Поглаживаю его по плечу. — Притираемся.

— Ммм… Ива, вот что… Разбуди меня через полчаса, слышишь? Надо быть на месте к утру, обязательно.

И моментально засыпает.

Под глазами у него залегла чернота — явно от недосыпа, и сам он бледнее обычного. Я уже научилась отличать эту аристократическую белизну кожи, свойственную взрослым некромантам, от нездоровой блёклости. Похоже, действительно вымотался. Согревание замёрзшего летуна — дело серьёзное, требующее полной отдачи, а потому — за те полчаса, что он здесь, мы и поговорить толком не успели, и мне до сих пор неизвестно, что там с Бусинами, как продвигаются у Совета исследования… Качаю головой. Судя по всему — дела застопорились. Планируй они завершить миссию через день-два — вряд ли суженый сорвался с места, уж дотерпел бы. Что-то у них не ладится.

Как бы самой не уснуть. Пригреюсь сейчас у него под боком и вырублюсь, а человек на меня рассчитывает…

Осторожно перебравшись через спящего мужа, сползаю с кровати. Угнездившись в кресле и приготовившись к бдению, тянусь, наконец, за таинственной книгой. Чем-то надо себя занять. Да и супруг ненаглядный может перед отлётом поинтересоваться: как там насчёт моей просьбы? Читать не пыталась?

Открываю наугад, чтобы просто… как в детстве говаривали, "картинки посмотреть". Перелистываю странички.

Да тут и текста нет, именно что картинки: сперва во весь разворот — яйцо, покрытое золотой вязью, будто письменами, потом — малыш-кидрик, точь в точь Рикки у Галы на запястье, только чуть меньше. Ага, вот и подросший маленечко… Вот ещё… и ещё… Блёклая чешуя с каждой новой страницей наливается красками, ящерок толстеет, становится крепеньким, как здоровый младенец, растёт на глазах.

Страницы переворачиваются без моего участия, с весёлым чуть слышным шорохом, но почему-то я не удивлена. И как-то странно суживается мир — до круга света от ночника, до моего кресла, а дальше — темнота, будто нет ни спальни, ни кровати с уставшим спящим мужем, ни громады Каэр Кэррола, ни окрестных лугов, озера, гор, да и самой Гайи. Краски и звуки завязли во тьме, как в трясине, словно перенесло меня в то самое межмирье, о котором в последнее время так часто слышу.

А вот теперь это он в иллюстрациях, мой малыш Рикки. Мой храбрый защитник.

Вижу его, грозно шипящего на степных гадюк, а затем исполняющего победный танец на плоском степном камне… На Бусине! В то утро мы с ним сидели на Бусине, может, оттого-то у него и прибавилось сил? Да ведь так и есть, шепчут страницы, у Бусин и у Золотых кидриков единая природа магии, древней, как этот мир, привнесённой сюда ещё более древними существами, которых вы зовёте Богами. Искорка Силы подпалила угасший костёр, камни, заснувшие после переброски двоих пришельцев из Рая, очнулись. Это мой маленький Рикки их оживил…

Вот почему он был такой голодный. И потом, напившись молока, предложенного Михелем, осоловел — а потому благополучно продрых весь напряжённый разговор с доном Теймуром. Проснулся, лишь почувствовав знакомый Зов старых Бусин и Силу, от них идущую, которую так приятно было впитывать всем быстро растущим тельцем, и не терпелось применить хоть на чём-то… Поэтому, стоило в кармане куртки обнаружить забавный кругляш с выбитыми двумя городами и двумя солнцами, и уловить ярко выраженное желание мамы… ну да, так он меня и воспринимал… убраться куда-нибудь подальше — страстно захотелось помочь. Вот он и черпанул по наитию из Бусин, сколько мог, проложив одновременно… Нет, Рикки не знал таких слов, как "курс", "параметры", "координаты", но применил именно это. Перстень же на моём пальце, тайный подарок дона Теймура, полный некромантовской энергии, из всех планет с двумя солнцами притянул именно к той, где томился единственный на весь этот мир некромант: Николас дель Торрес да Гама.

И я уже не удивляюсь, видя на картинках и себя с Ником, и ванну в его особняке, и плавающую в воде сброшенную шкурку, и Рика в новой ипостаси…

Ему здорово досталось в пещере, и неизвестно, хватило бы собственных силёнок на перенос ко мне домой, если бы не смерть старого Индрика. Незадолго до этого малыш танцевал в испарениях волшебного источника и до того напитался местной магией, что аура окаменевшего реликтового зверя, ещё живая, ещё мятущаяся, жадно кинулась на знакомый запах. И срослась с его носителем сразу, поскольку индрики и кидрики одного роду-племени.

Это было удивительнейшим совпадением в череде многих, преследовавших меня в новых мирах. Ибо, как нашёптывала Книга, золотой кидрик становится Золотым лишь в том случае, если кто-то из Индриков добровольно поделится с ним душой — в знак того, что когда то их первопредки, творения Макоши, вылупились из одного яйца.

И вот уже на очередной странице не малыш Рикки, а крупный щен прыгает передо мной на задних лапах и пытается махать пробившимися крылышками. Надо же, я в то время и не знала, что у кидриков их не бывает, и всю жизнь им суждено ползать, как ящеркам. Но Рикки-то был Золотым кидриком!

На Земле ему не от кого было подпитаться. И вряд ли у него хватило бы сил перетащить в Гайю всю нашу ораву — двоих взрослых и ребятишек со зверятами. Но храбрый мой герой ещё и умнел не по дням, а по часам, и когда тихим вечером к маме заявился непонятный страшный гость — сумел этим воспользоваться по-своему. Рик почуял его издалека и здорово перепугался. Гость делал невероятное: менял тела, говорил разными голосами, пытался окутать маму каким-то коконом… Вот тут кидрик и спохватился. В коконе было много потрясающе вкусной магии, грех было ею не полакомиться, а заодно хоть чуточку вытянуть из чужака — авось не убудет, Силы в нём через край, так и хлещет… И впрямь — тот и не заметил пиявку. А вот кидрик изрядно облопался.

Потому-то, когда Ник приказал, спасая Анну: "Уходим, Рикки, как и договаривались!" — он в запале прихватил и остальных, потому что с девочками у него тоже был уговор. Вдобавок, казалось невозможным расстаться с новыми друзьями, Тобикой и Бобикой, как и с их добрым покровителем, дядюшкой Котом; вот он и утянул их за собой. И только в Гайе понял, что натворил. После перехода из одного мира в другой он научился заглядывать во время, случайно увидел, как больно оставшейся одной маме, как, оказывается, страшно — потерять детей… Он, дурачок, даже не думал, когда соглашался взять девочек с собой, что мама Ваня так будет горевать.

Потом шок от перехода спал, временные окна свернулись, и бедолага так и не успел узнать, встретится ли мама с детьми, поможет ли ей тот хороший человек, который всегда так тепло к нему относился… Рику было плохо и стыдно. И он поступил как маленький — сбежал. Улетел, куда глаза глядят и куда несут новые большие окрепшие крылья — в какие-то горы. И вот из одной пещеры выпорхнули несколько золотых созданий, и закружили вокруг, радостно воркуя: Сынок! Малыш! Братец, братец вернулся! Наконец-то! Какой красивый!

Счастье было столь огромным, что временно затопило память. И только позже, когда он рассказал настоящим Папе и Маме о своих странствиях, ему вновь стало невыносимо стыдно, и от проступка, и от собственной трусости.

"Ты ещё неопытен, малыш, ты так молод, а юности свойственно ошибаться", — сказала Ма. Должно быть, она выразилась немного иначе, и уж куда более сложным языком и целой лавиной образов, ведь кидрики общаются меж собой по-своему. Но Книга перевела для меня именно так.

"Ошибки — не повод огорчаться. Мы все на них учимся", — сказал Па. "Жаль, что рядом с тобой не было никого из наших. Тебе повезло, что ты встретил человека, который так много о нас знает. Сын, ты, конечно, должен помочь твоей приёмной матери. Однако не торопись показываться ей на глаза. В тебе бурлит новая сила, с которой ты пока не справляешься, подучись немного. Иначе — даже из благих намерений можешь случайно навредить. Ты понял?"

Па и Ма, и старшие братья и сестрички, уже слетавшие в несколько миров, и прекрасные Ледяные драконы, чей родиной был другой мир, но вот занесло же их в Гайю — все они щедро делились с маленьким Рикки опытом, знаниями, мудростью. А однажды призвали его на Совет.

"Ледяшкам нужна наша помощь", — сказали они. Возможно, кидрики как-то по- другому назвали Ледяных драконов, но Книга выразилась именно так. "Им тесно в наших горах. Пещер с открытым сапфиритом очень мало, детёныши часто голодают, и растут долго, тяжело. Сапфирита не хватает на всех. Но, как мы узнали, люди собираются открыть переход в другой мир, где сапфирита — бессчётные залежи. Ледяшки мирные драконы, вреда чужому миру не принесут, их немного, а Рай — огромен, в нём хватит места для всех. Поговори с людьми. Нам трудно общаться, ты — один из немногих, кто вырос в человеческом сердце, а потому хорошо понимаешь их речь. Мы поможем открыть хороший надёжный портал, чтобы могли перелетать драконы. Мы сделаем портал для людей и грузов, если между мирами начнётся торговля. Но главное — мы вместе подумаем, как эти порталы обезопасить для миров".

Самим Золотым кидрикам порталы были ни к чему, они просто переносились, куда и когда хотели, Правило трёх переходов на них не распространялось. Порталы они не строили, но знали о них много. И очень хотели помочь синекрылым друзьям.

"Жди, когда тебя позовёт приёмная Ма", — сказали Рику.

"Мы на тебя надеемся", — сказали Рику.

"Она скоро прочитает Книгу Вызова", — сказали Рику. "Мы знаем. Мы умеем ненадолго заглянуть во время. Как только картинки с ней поговорят, она узнает, что её мужчина сможет спать до утра, потому что в лагерь к Бусинам доставишь его именно ты".

С бьющимся сердцем осторожно закрываю Книгу. В ушах — всё ещё глухой рык, и клёкот, воркование и сипение — голоса кидриков. Перед глазами — скалы, уступы, прекрасные пещеры, полные самоцветных камней; крылатые силуэты, умные добрые морды… В голове лёгкий туман от пережитого.

Поглаживаю переплёт, тёплый, словно кошачий живот.

Рик, мой мальчик… Дурачок ты мой… Я-то жду, когда ты объявишься, а ты, выходит, тоже ждёшь, когда позову? Ну что за глупости, давно бы уж появился, я ведь и не думала на тебя сердиться…

Свет ночника мигает от энергичного маха большого перепончатого крыла. В мои колени покаянно тычется знакомая, малость подросшая морда и шумно дышит…

…Маркос дель Торрес да Гама просыпается, когда прямоугольник солнечного света, переместившись от окна по комнате, попадает прямо ему на лицо. Прищурившись, суженый оценивает ситуацию и испускает вздох.

— Ива, я же просил… Что… кто это? Эй, отдай!

Вскакивает, во все глаза уставившись на смеющуюся морду Рика, который зубами стягивает с него одеяло и молотит при этот хвостом от радости. Общение с лабрадорами не прошло бесследно: кое-что от собачек у него осталось. И не только привычки.

Добившись того, чтобы Мага вскочил, церемонно протягивает ему лапу.

Лапища ещё та: до локтевого сгиба покрыта пушистой золотой шерстью, от локтя до когтей — переливающейся в розовых солнечных лучах чешуёй. Этот упрямец сумел совместить в себе три ипостаси, три! Млекопитающего, рептилию и птицу… Думаю, такого даже Аркаше в страшном сне не приснилось бы, но на Рике… смотрится фантастически красиво.

— Это и есть… — Мага прокашливается, прочищая охрипшее ото сна горло.-… Твой фамильяр? Это — Галина ящерка? Ива… Чтоб мне… И кто же он теперь?

Я лукаво наклоняю голову набок.

Скосив на меня хитрые глаза, Рикки повторяет мой жест и от удовольствия высовывает язык. Розовый, но раздвоенный.

— Симуран, — говорю с удовольствием. — Крылатый пёс. Не знаю, водятся ли у вас такие, но у нас — точно водились когда-то. Ничего не могу поделать, он сам такой облик выбрал. Но ты не расстраивайся — он может быть и дракончиком, Золотые — они, знаешь ли, тоже оборотники… Мага, он доставит тебя в лагерь, мы уже договорились. Ри-ик! Погоди, дай я ему хоть штаны найду!..

Худой мир, который по уверениям многих, лучше доброй ссоры, длился после отбытия Маги вот уже четвёртый день. Прекрасная Мирабель заметно присмирела и то и дело впадала в задумчивость, ей не свойственную. Правда время от временив мою сторону кидались неприязненные взгляды, но более вызванные, как шепнула Золотая леди, обидой на то, что ненаглядный сыночек последний визит нанёс не мамочке, а свежеиспечённой супруге, беременной неизвестно от кого… Я только вздохнула на такие слова. Горбатого могила исправит. Не скандалит — и то ладно. Похоже, Рейли устроила ей основательную выволочку, и небезрезультатную, но свекровушка — из тех вздорных особ, что без боя не сдаются и огрызаются даже в ответ на справедливые попрёки.

Ничего, мы потерпим.

С другой стороны, есть с чего сердиться, когда после долгого отсутствия сынок даже не соизволит повидаться с матерью, ограничившись приветствием, переданным через постылую невестку. Аргументы вроде того, что непоседливый кидрик даже не дал Маге собраться, а сдёрнул его прямо с постели — в расчёт не принимались. Мало ли — кидрик, не велика птица, я могла бы его и придержать! Чей фамильяр-то, в конце концов? Я не заводилась при подобных намёках, лишь покусывала губы от сдерживаемого смеха, представляя, каково пришлось супругу, оказавшемуся посреди лагеря в одном одеяле. Надеюсь, он всё же успел представить перед переносом более-менее уединённое место. В старании услужить мальчуган Рикки всё ещё слишком усердствовал. Надеюсь, туда же, к Бусинам, скоро прибудут его старшие товарищи и немножко его урезонят.

Да и Ник всегда умел с ним общаться. Ни дать, ни взять — заботливый папаша. Наверняка поделится с братом методами воспитания.

Время в ожидании вестей течёт утомительно долго.

Карыч появился лишь единожды, через два для после отбытия Маги, с известием, что в лагерь прибыли пятеро взрослых кидриков — по одному куратору на каждую Бусину. Уже слетаются Ледяшки, и не только в ожидании перелёта в новый мир: они внесут свою лепту в создание порталов, накрепко заякорив те на залежи сапфирита в Рае. Энергетика уникального минерала сделает межмирные мосты незыблемыми, в отличие от того, что вёл в Васютин мир, а значит — безопасными.

И, конечно, строится Великий Лабиринт. Не менее чем с сотней порталов по периметру, с выходом на сто точек вдоль экватора Рая. И Лабиринт Зеркальный — на сто таких же порталов в мире двойной звезды. Да, в том самом, обесточенном от природы, навеки закрытым от магии…

Думала ли я, что фокусы, устраиваемые на кухне ради развлечения нетрезвого некроманта, обернутся спасением двух миров? У моего родственника оказалось богатое воображение. Размышляя о том, куда бы и каким способом отвести лишнюю энергетику, он представил вдруг оба мира, плотно сцепленные, разъединённые лишь перепонкой портала, сквозь который просачивается, перетекает в мир, магически пустой, животворящая сила. Пройдёт какое-то время — и она напитает собой всё, населит планету добрыми волшебными сущностями и духами, сделает невозможное возможным… Только в меру. В меру. Чтобы всё вершилось постепенно, и люди не сходили бы с ума от новых возможностей. Может, по примеру Рая, использовать для хранения магии некие природные ресурсы, а в сам мир отдавать толику, чтобы к новой жизни он адаптировался без потрясений?

Умнейшие головы Совета решали судьбу уже не одного, а двух миров. И, откровенно говоря, в великом смущении я иногда тихо радовалась тому, что отсиживаюсь вдали от основных событий. Без меня Гайе жилось гораздо спокойнее.

Как я уже упоминала, весточка от Абрахама была единственной. Дон Теймур передал через него, что безопасности ради вся территория, на которой создаётся Лабиринт, окружается магическим куполом. Продовольствием и всем необходимым они запаслись, и теперь полностью изолируются от внешнего мира. Сразу после возвращения ворона и ещё нескольких вестников будет активирована защитная сфера, и… тем, кто останется снаружи, придётся вооружиться терпением.

И спокойствием, в который раз добавляю про себя. Спокойствием… Ну и каша заварилась с этими пророчествами и мирами…

Каэр Кэррол погружён в мягкий сумрак августовского вечера. Стоя на балкончике Южной башни, вглядываюсь в светящуюся точку далеко на юго-западе у самого горизонта. Это не сам купол, а отражённый солнечный свет, превращающий его в звезду. На закате и рассвете лучи концентрируются на нём под особым углом, и тогда в небо ударяет столп розово-алого сияния. Не собираются ли маги и само светило привлечь себе на помощь? Кто знает…

Осталось совсем немного. Сегодня или завтра всё произойдёт. Я уверена…

Плотнее запахиваю плащ. Показывая мне эту башенку, леди Рейли не зря предупреждала, что наряжаться для прихода сюда нужно теплее, здесь вовсю гуляет ветер. Панорама-то открывается прекрасная, но, заглядевшись на леса и горы, можно забыться до серьёзной простуды, а мне это ни к чему. Уже стынут и краснеют руки, набравшись холода от каменного парапета, уже нахальный сквозняк пробирается под юбки…

Зябко. Должно быть, от этого каждый вдох начинает отдавать в сердце уколом, словно засел где-то в грудине осколок Кривого зеркала и теперь напоминает о себе, чтобы не расслаблялась. И уже не в первый раз покалывает, но отчего-то, если это случается при леди Кэрролах, ощущающих чужую боль, они даже не реагируют. Должно быть, это у меня нервное. Пора уходить, а то и впрямь наживу себе неприятностей на этом сквозняке…

В комнате девочек пусто. Это настораживает: обычно они всегда дожидаются меня, чтобы вместе пойти к вечерней трапезе. Им очень нравится эта ритуальность: переодевание, чинный сход в парадную столовую, неторопливые разговоры за ужином, красоты сервированного стола, на котором хватает места и цветам, и пирамидам из фруктов и пирожных… Ежевечерний маленький семейный праздник. Ни разу они на него не опоздали, а тут вдруг… Или это я задержалась? Но нет: часики на каминной полке отзванивают без четверти шесть, наше обычное время сбора. Где-то дочурки зависли…

Большой старинный замок — это, я вам скажу, не мелкая квартирка, где крикнешь из кухни — и шёпотом ответят из спальни. Здесь надо побегать, прежде чем кого-то найти.

— Мири, вы не видели девочек? — спрашиваю нейтральным тоном у свекрови, пристроившейся в гостиной и со скучающим лицом листающей какой-то альбом. — Не могу их найти.

— Я им не сторож, — не повернув головы, отвечает она. Ясно. Прихватив двумя пальчиками юбку, изображаю нечто вроде реверанса и собираюсь удалиться, когда слышу:

— На твоём месте я бы не стала рыскать сама по всему замку. На то есть прислуга. Не умеешь с ней общаться — попроси Рейли, она распорядится. Да, я что-то слышала с утра, они говорили с Абигайль и Гелей о подземном ходе. Он давно на замке, но наведаться к нему они могли. Не исключено.

И снова углубляется в альбом, будто в настоящий момент нет ничего важнее.

Спасибо и на этом.

Нет, Рейли мы беспокоить не будем, а есть у меня своя система поиска, местная, и весьма неплохая. "Тейлор! Лиз!" — зову мысленно.

Умные собаки поджидают меня у выхода в сад. Одинаково склонив головы, выслушивают мою просьбу. Пару раз они уже отыскивали Машку и Соньку, загулявших без присмотра в саду, и нынешняя моя просьба им не в новинку, напротив: "Найти и привести" — их любимая игра. К тому же, в отличие от наших служебных собак, им не нужна какая-то вещица разыскиваемого, они прекрасно знают всех обитателей замка и по именам, и по запахам.

А уж если рядом с девочками щенки-неразлучники — найдут в два раза быстрее. У этих псов изумительная привязка к детям, и к своим, и к человеческим.

Мастифы переглядываются. Поводят ушами. Чуткие носы ловят неощутимые для меня запахи. Эти умные создания словно собирают предварительную информацию, прежде, чем отправиться на поиски. И вот уже Лиз, вильнув хвостом, трусит к конюшням, а Тейлор, оглядываясь на меня, направляется к чёрному ходу из кухни. Ясно, не так давно девочки побывали и там, и там, поэтому собаки разделились… Что ж, иду за Тейлором. Раз он приглашает, значит, отправил подругу проверить след на всякий случай, а сам, как главный, пошёл по более сильному. Я уже хорошо понимаю этих псов. Капля оборотнической крови в моих жилах делает своё дело.

Игнорируя вкусные запахи из кухни, пёс сворачивает в боковой коридор, заканчивающийся массивной дверью. Рядом на стене, на специальных крюках подвешены ключ, фонарь… Один большой крюк свободен. Ага, светильников явно было два.

Да не трясись ты, Ваня, с упрёком выговариваю себе. У входа в опасный подвал не держат на виду ключи и не оставляют наготове фонари, чтобы зашёл каждый желающий. Обычное дело — спуститься за припасами, большую часть которых держат в ледниках или прохладных сухих кладовых. Дочки наверняка спросили разрешения у старшего повара, это ведь его ведомство. И пёс не волнуется, не рвётся, спокойно ждёт, когда я открою эту чёртову дверь…

Которая подаётся легко, несмотря на массивность. Петли смазаны и ухожены, широкие ступени, чуть стёртые посередине от частого хождения, чисты до блеска, стены из белого тёсаного камня — без малейших следов паутины или грибка, словно кто-то ежедневно обметает их метёлкой. А что, может, и тут есть свой брауни, не все же они в деревнях попрятались… В общем, с виду подвал вполне обжитой, ухоженный и даже по- своему колоритный. А уж когда передо мной открывается обширный зал с целым рядом винных бочек, со связками окороков и копчёностей под потолком, с ларями для муки, круп и прочих припасов — кажется, будто попала в сказку братьев Гримм или Гауфа, и вот-вот вынырнет из очередной кладовки какой-нибудь Карлик Нос, рыщущий в поиске очередной таинственной травки Вкусночихи.

Сюда ещё пробивается свет из маленьких окошек где-то под потолком, но Тейлор без колебаний трусит дальше, к отдалённому коридору, похоже, уводящему в самые недра Каэр Кэррола. Когда я с опаской вступаю под арку, тёмный тоннель озаряется светом: это сам собой вспыхивает огонёк в фонаре, который я прихватить прихватила, но сугубо по наитию, ибо рядом не обнаружила ни спичек, ни чего-то, похожего на зажигалку или огниво. Я так и понадеялась, что уж в таком-то месте, где всё предусмотрено, наверняка сработает какая-то осветительная магия. И не ошиблась.

Этот коридор заметно уже предыдущего. И… какой-то необжитой. Здесь и чисто, и сухо, но всей кожей чувствуешь — заглядывают редко. Да и без надобности, должно быть, ведь кладовки остались там, у меня за спиной, а какая необходимость — праздно шататься под основанием замка? Хотя странно: если и есть тут подземный ход — неужели он в свободном доступе для всех желающих?

Коридор заканчивается тупиком.

Яростно почесав лапой за ухом, Тейлор задумывается. Запах-то он чувствует, я же вижу, стало быть, тупик — не тупик. Пёс обнюхивает кирпичи кладки, и мы с ним внимательно изучаем свежую каменную крошку у подножья, будто совсем недавно осыпавшуюся. "Здесь", — слышу его посыл, и когтистая лапа касается одного из камней. "Нажать. И здесь. И здесь".

Ничего не получается, пока до меня не доходит, что все три камня, расположенные на разных уровнях, нужно нажать и удерживать одновременно. Балансируя на одной ноге, давлю носком другой в нижний кирпич, руками жму на два из среднего ряда… Есть! Едва успеваю отскочить, как стена на невидимых шарнирах проворачивается вдоль своей оси. Но хода не замедляет, и потому, недолго думая, ныряю вперёд… глупая женщина… Хорошо, что Тейлор оказывается умнее и прыгает вслед, прихватив зубами фонарь за верхнюю дужку. Вот бы сейчас я оказалась в полной темноте, да ещё и одна… Нет, Ваня, столько лет прожила, а ума не набралась. Конечно, дверь закрывается, как незадолго до этого закрылась за девочками. Отсюда и каменная крошка на полу, совсем свежая.

Пёс не торопится. Так же старательно, как до этого изучал внешнюю сторону двери, обследует внутреннюю. И, как-то по своему, по-пёсьи ухмыльнувшись, даёт понять, что выход открывается так же просто. Что ж, если мы всегда можем спокойно вернуться — нечего зря беспокоиться, идём дальше!

Здесь уже классическое подземелье, в котором вряд ли в ближайшие лет десять бывали уборщики. Нет, скелетов и крыс не водится, но воздух застоявшийся, тяжёлый, на стенах серый налёт… Всё бы ничего, если бы не идти так долго, неизвестно куда, в полной тишине. И если бы не давили своды, хоть и высокие, но как представлю, какая под ними каменная громада… А каково было русичам в пещерах? Я-то знаю, что рано или поздно должен быть выход, а вот у них впереди была полная неизвестность. Так что — держаться, Ваня, держаться. Если девчонки побывали здесь раньше, и я до сих пор не наткнулась на них, плачущих от страха — значит, куда-то они всё же дошли? Дойду и я.

Плохо только, что минут через тридцать такого монотонного хода тоннель расходится на два. Вот так-так…

— Это мне уже не нравится, — говорю вслух. — Тейлор, дружище, но ведь у нас есть ты с твоим чутким носом, не правда ли? Куда идти?

Звук собственного голоса, да и уверенность, с которой пёс ныряет в правое ответвление, придают храбрости. Однако на душе беспокойно. Что, если это не единственная развилка, и, возможно, девочки заблудились или попали в какую-то… Нет, не может оказаться в паладиновском замке вероломных ловушек, от слова "никогда". Но тревога моя нарастает тем сильнее, чем больше мы отдаляемся от спокойных романтических подземелий, словно специально созданных для туристов. Слишком мрачно становится вокруг. Тоннель идёт под уклон, хоть и не совсем заметный, стены суживаются, свод опускается, а главное — здесь его поддерживают дополнительные опоры. Или сверху плохой грунт, или… Озеро? Река? Нехорошо, что я потеряла ориентацию, я даже не соображу, в какую сторону иду. Знать бы, что придётся так кружить — ещё наверху постаралась бы зацепиться…

Так. Минуту. Без паники. Не так уж много было поворотов, и не такая уж дырявая у меня память. Когда я заходила в замок, солнце светило в спину — значит, ушла я на восток. Озеро оставалось сзади, на западе. Поворот направо по коридору, спуск в подвал по прямой и разворот на последних сходных ступенях под прямым углом налево… опять на восток. Прямо вдоль погреба, прямо по коридору до потайной двери, ещё прямо до развилки… Спрашивается, чего я голову ломаю? Всё это время я только отдалялась от озера. А вот то, куда мы свернули потом…

Плохо, очень плохо. Я, конечно, не топограф, и глазомер у меня так себе, средненький, но по моим подсчётам вкупе с тем, что успела изучить наверху — я прошла подо всем замком, под садом леди Рейли и углубилась в лес. Если мои предположения верны, над моей головой и в самом деле может течь небольшая речушка. А она как раз перед заговорённой границей владений Кэрролов, за ней — дикий лес.

В груди зарождается противная дрожь. Как назло — воспоминание не из приятных: однажды, когда Марта помогала мне одеваться, я поинтересовалась: не страшно ли в замке без мужчин, которые постоянно в разъездах? Она и ответила: " Вы ограды наши видели? Заговорены… Кто из господ паладинов ни приезжает, всяк руку приложит к защите, объедет да нашепчет, намолит своё. Да и пёсики у нас — сами видели, какие пёсики. Ни человек, ни нежить мимо не проберутся. Порода, знаете, какая? Два таких пса медведя загрызут".

"А что, было и такое?" — поинтересовалась я.

"Было". Марта даже побледнела. "Когда лес чистили, многих зверей турнули, да не все уходили добром. Это ещё при сэре Джонатане было. У него потом долго спина не заживала, с мишкой-шатуном наобнимался…"

Божечка мой… Медведи… Шатуна летом не встретишь, но с детей хватит и обычного. Кто там ещё может быть? Волки. Кабаны. Рыси. Да кто угодно… Ладно, мои чада не поняли, куда прутся, но ведь с ними рассудительная Абигайль, вдоль и поперёк изучившая здешние места, должна была сообразить! И Гелечка, постарше всех троих, хоть и тихоня, но… Божечка, о чём я говорю? Они все — дети. Загорится одному — на приключения потянет всю компанию.

Потираю занывшую грудь.

— Вот что, Тейлор…

Успокоиться. Сосредоточиться.

Как хорошо, что я не одна, а именно с этим псом!

Присаживаюсь на корточки и берусь за медальон. Мастифф косит на меня подозрительно: хорошо помнит, как я отослала его — да что там, почти прогнала когда-то, отказавшись от помощи. Нет, голубчик, сейчас я тебя никуда не отпущу, ты мне можешь ох как пригодиться… Да и дверь потайную ты сам не откроешь, а возвращаться вместе с тобой — потерять время, может быть — драгоценное. Мы сделаем кое-что другое.

Золотой жетон с литерой "Т" на ошейнике — не только украшение с начальной буквой собачьего имени. Поначалу я считала это хозяйской причудой, не более: украшение для любимцев и верных помощников, забота о гостях, которые не сразу запоминают собак "в лицо", а может понадобиться помощь… На самом деле медальон служил своеобразным маячком, по которому можно и носителя разыскать, и связаться с владельцем точно такого кругляша.

Заглядываю в умные собачьи глаза, само внимание.

— Лиз. Говори с Лиз. Скажи: ищем детей. Скажи: ушли в дикий лес. Пусть хозяйка Рейли говорит с охраной. Понял?

Повторяю ещё раз, для лучшего запоминания. Четкие команды, простые понятия — о, с этим наши псы справляются без труда. Главное — не слишком большой объём информации, собаки всё-таки не маги, возможности у них небольшие… Тейлор прикрывает глаза и на какое-то время замирает.

"Лиз. Слышит. Помнит слова. Идёт к хозяйке".

Только сейчас понимаю, что почти не дышала в ожидании ответа.

— Теперь можно поторопиться.

Разувшись, засовываю за пояс туфли, несмотря на искушение бросить их тут же, чтобы не мешали. В лесу, где я скоро окажусь, босиком делать нечего, зато здесь — гладкий земляной пол, и бежать по нему, прихватив повыше юбки, гораздо удобнее без каблуков…

Как хорошо, как замечательно провела я последнюю неделю в Каэр Кэрроле! Длительные прогулки пошли впрок, и сейчас я покрываю значительное расстояние, даже не задохнувшись, а доведись мне бежать столько же, к примеру, удирая от раптора в первом квесте — пожалуй, он стал бы для меня и последним. Однако я не железная, и, в конце концов, выдыхаюсь — впрочем, труднее становится по причине, которая не может не порадовать: уклон сменился подъёмом. За несколько метров до вожделенных ступенек, ведущих наверх, к низкой, до сих пор небрежно полуприкрытой двери, меня сгибает пополам от неожиданного колотья в боку. Чтоб мне… По крайней мере, использую передышку с толком, чтобы обтереть подошвы от налипших частичек грунта и переобуться… Но поднимаюсь на всё ещё слабых ногах. Или это от волнения?

Дверь ведёт не наружу, как я полагала, а в какое-то помещение. Здесь полусумрак, но после тьмы подземелья и постоянно маячившегося перед глазами пятна фонаря я не сразу соображаю, куда попала. Сторожка? Башенка? Небольшое круглое строеньице, совершенно пустое, с ещё одной дверью напротив той, через которую я вошла. Сквозь прорези двух окошек проникает вечерний свет, доносится шум листвы. И запах, хорошо знакомый запах свежести, грибов, плачущих елей… Не сравнить с затхлостью тех давно нехоженых троп, на которых я только что побывала. Оставляю фонарь на приступочке у входа и вновь пропускаю Тейлора вперёд: без него мне тут делать нечего, разве что кругами бродить да аукать.

Пес держится настороже, что меня, конечно, не радует. И так уж в голову лезет всякая дрянь, а тут ещё перед глазами его подёргивающаяся спина, шерсть, вздыбленная по хребту… Он несётся так быстро, что я боюсь потерять его из виду, потому что то и дело шарахаюсь от веток, норовящих угодить в глаз. Но вот заросли орешника и молодых дубков сменяются ельником, передвигаться легче… Едва не налетаю с разгону на остановившегося пса. Тот сосредоточенно обнюхивает землю. В этом месте хвоя утоптана, будто здесь какое-то время стояли по меньшей мере с десяток человек.

Пес поднимает голову.

"Дети. Здесь. Другие люди. Друзья. Стояли хорошо. Говорили. Дети пошли с ними".

— Другие люди? — переспрашиваю в волнении.

"Друзья. Не злые — от злых плохой запах. Дети…" Вновь принюхивается. "Огорчение. Но не страх. Нет страха".

— Тейлор, умница… Я поняла. Их кто-то встретил и увёл с собой, или предложил пойти в их компании? Без дурных намерений предложил, иначе ты бы почувствовал опасность, так? — Он кивает. Эти собаки прекрасно считывают не только следы, но и остаточные дуновения эмоций, и у меня словно камень с души сваливается. Девочки не одни. В лесу вряд ли встретишь праздношатающихся, скорее всего это или охотники, или грибники, или за хворостом кто-то решил наведаться… — Давно они здесь были? — Спохватываюсь, потому что вопрос некорректный: временными понятиями пёс не владеет. — Успеем догнать, пока не стемнеет?

"Быстро идти. Успеем".

Надо бы поспешать, да каблуки увязают… Зелёные сосны и ели на жёлтом, почти оранжевом песке какого-то заброшенного карьера-оврага, куда мы выбрались — очень красиво, но совершенно неприступно: нужно карабкаться по крутому склону, а он осыпается. Тейлор уводит меня в сторону, где без труда можно подняться по естественным ступеням, образованным из выступающих корней деревьев. Одолев подъём, малодушно думаю: вот тут-то я и рухну, всё-таки для меня это чересчур… Пёс замирает. Приподняв ухо, будто вслушивается, коротко гавкает в ответ. И присаживается у моих ног, всем видом показывая: никуда больше бежать не надо.

— Что там? — тереблю его.

"Хозяйка. Хорошо. Дети хорошо. Люди привели охране. Охрана приведёт в дом. Хозяйка говорит: осторожно, лучше стоять на месте. Скоро к тебе придут".

В изнеможении опускаюсь на песок. Тейлор пристраивается рядом, зорко поглядывая по сторонам. Неимоверно длинная для него тирада, как он всё запомнил и пересказал? Умница.

Непременно надо освоить мысленное общение. Могла бы так — уже давно знала бы всё в подробностях. А пока лишь догадываюсь, что Золотая леди сообщает: какие-то люди сдали наших заблудших ребятишек с рук на руки охранникам дона Теймура, и те в скором времени вернут их в замок. Что уж там случилось, узнаю позже, главное — опасность миновала.

…А пожелание оставаться на месте — это к чему? Тут кто-то бродит?

Спокойствие, только спокойствие. Тейлор здесь, маячок на нём, сейчас прибегут собачки и приведут с собой подмогу. Для того, наверное, и надо никуда не уходить, чтобы не сбивать поисковикам этот… как его… пеленг. Да вот и они… наверное…

Нет, лай, что доносится издалека, слишком грубый. Друзья Тейлора редко подают голос, но их тональность я хорошо знаю. Там, в отдалении, лают чужие собаки. А мой страж, расслышав их, уже в боевой готовности.

Страх живо поднимает на ноги и заставляет нервно оглядеться. Кто здесь, кто? А главное — почему людские и собачьи голоса приближаются, неужели кого-то гонят прямо на меня? На краю этого оврага я как на ладони. Куда бежать? Вперёд? Могу нос к носу столкнуться с неведомым хищником. Вправо-влево? А вдруг свернёт туда же? Только назад, в башенку, в подземный ход, как-то успеть прикрыть дверь… если добегу. Тейлор не даёт мне додумать. Зарычав глухо и страшно — никогда я не слыхивала ничего подобного — он, распушившись, как кот, и став чуть ли не в два раза больше, поднимается на задние лапы и… толкает меня передними, всем весом, со всей силы… Не удержавшись, кубарем лечу назад, в овраг, ослепнув от песка, который тотчас попадает в глаза… Счастье моё, что та же песчаная подушка смягчает падение, которое я не в силах остановить — меня перекатывает, как волчок, с боку на бок до самого дна оврага. Но, кажется, я цела, потому что, приподнявшись на локтях, хруста костей не слышу: ушибов полно, а руки-ноги-рёбра целы… Торопливо отползаю в сторону, отчего-то мне сейчас кажется важным не оставаться на том же месте. Как в драке: упал — отползи, а то ударят! Промаргиваюсь как могу, а сверху доносятся рычание, рёв, стоны чуть ли не человеческие…

Глаза слезятся, но всё же кое-как различаю на самом краю обрыва две сцепившихся мохнатых фигуры — огромную и поменьше. Медведь? Слишком длинные передние лапы. Не вижу. Не вижу…

Да где они, люди, охрана? Куда все подевались, когда так нужны?

Неизвестный зверь с рыком трясёт Тейлора, пытаясь оторвать от себя, и вдруг, потеряв равновесие, оступается и рушится со склона, так же, как и я недавно. Вцепившись мёртвой хваткой друг в друга, противники катятся вниз, точно так же, как я до этого. И снова, как когда-то, мне хочется заорать и броситься со всех ног прочь, да и кто меня осудит? Но на глаза попадается приличный тяжёлый сук, смахивающий на дубину, здесь таких полно, и, не долго думая, я перехватываю его поудобнее. Я не дам убить Тейлора. Он, понимаешь ли, успел меня отпихнуть, встать на пути этого гада, жизнь за меня отдаёт, а я — сбегу? Ни за что. Вот-вот кто-то придёт нам на выручку, надо только продержа…

Рычаще-ревущий комок распадается надвое совсем рядом. С воем и бульканьем поднимаясь с колен, держится за растерзанное горло заросший шерстью получеловек — с мужским торсом, с ободранных хвостом и страшной волчьей мордой. Затуманенные красные глаза находят меня — и словно проясняются.

Мой верный пёс, истекающий кровью, напружинивается для очередного броска. Я замахиваюсь, оборотень делает громадный прыжок ко мне, Тейлор повисает у него на ноге, заставив в полёте скрючиться от боли… Поэтому мне удаётся довольно точно заехать монстру в лоб. И даже отскочить в сторону. Взревев, тот выпрямляется во весь свой громадный рост, я, наконец, визжу, как сумасшедшая…

Промокшая от крови грудь оборотня вдруг расцветает иглами, словно из волка он превращается в дикобраза. Но удивиться этой метаморфозе я не успеваю: почти одновременно в плечо и в ногу впиваются пчёлы. Или что-то ещё — не могу понять… Ещё одна бьёт под лопатку, и от её укуса темнеет в глазах. Наверное, от этого я не вижу землю, больно ударившую в грудь и по лицу. Пытаюсь поднять веки и не могу. Слышу только, как хрипит где-то неподалёку чудовище, как скулит Тейлор, чувствую на щеке его шершавый мокрый язык…

— Ива…

Это Мага? Как он тут оказался?

— Ива, бога ради… только не это… Ты меня слышишь?

Слышу, хочу сказать, но отчего-то не шевелятся губы. И отчего-то я совсем не удивляюсь, услышав неподалёку голос дона Теймура:

— Сын…

— Ива, не смей! Потерпи немного, мы тебя вытащим…

— Сын, она умирает.

Чушь, хочу ответить. Я прекрасно себя чувствую, вы даже представить не можете, как мне хорошо и спокойно…

— Да где этот Майкл? Где хоть кто-нибудь?

— Они не успевают, Мага. Всё, что ты можешь — говорить с ней. Пока она слышит твой голос — даже за гранью — она будет тянуться к тебе. Говори.

— Ива, я не дам тебе уйти. Что за глупости — искать тебя столько лет и потерять так по-идиотски… Я голову сниму с этого стрелка, я его в землю прикопаю, только не уходи, слышишь? Я кретин. Ты же эту стрелу тогда почувствовала, на тебя надо было ставить защиту, на тебя…

Холодно. Пусто. Темно.

— Ты не будешь одна. — Голос суженого отдаляется, слабеет. — Ива…

И всё исчезает.

Парю в вакууме, в космосе, на волнах невидимого океана, вверх-вниз, вверх-вниз, и мне хорошо. Непонятно, что его так волновало, того, кто мешал уйти мне сюда, в покой, в безмятежность. Если бы он знал, как восхитительно — оставить заботы, страхи, огорчения, хлопоты и стать, наконец, той, кто ты есть на самом деле: не матерью, не женой, не дочкой, не невесткой, не обережницей — самой собой, никому ничего не обязанной…

Долго ли, коротко длится это странное состояние — не знаю. Но однажды — именно что однажды, ибо не могу понять, сколько времени прошло, час, год? — ко мне приходит понимание ненормальности происходящего. Словно разбросанная в вакууме звёздной пылью субстанция, бывшая когда-то душой и телом, собирается воедино молекула за молекулой, в прежнее состояние, и при сборке вдруг понимает, что где-то явный перекос. И не в теле. В сознании…

Глубоко вздохнув, открываю глаза.

Валун, похожий на Бусину. Гала на валуне, покуривающая трубочку и не обращающая на меня никакого внимания.

Шелковистая густая трава подо мной. Странное низкое небо, более похожее на нарисованное. Степь, колыхающаяся зелёно-жёлтыми волнами при полном безветрии. Буйство цветов — при отсутствии солнца. Ни птиц, ни щебета насекомых, ни запахов, только горьковатый табачный аромат…

Гала выбивает трубочку о камень, на котором сидит, неспешно голой ладонью гасит одинокие дотлевающие комочки.

— Долго почивать изволишь, голуба. Не взыщи, перенесла тебя в знакомое место, чтобы особо не дёргалась. И без того тебе придётся сейчас нехило.

— Так я всё-таки…

Очень трудно выговорить это слово.

— Умерла, — безжалостно подтверждает Гала. — И прими это сразу и окончательно. Потом легче будет.

— Что… Как это случилось? Что вообще произошло?

— Случайность. Один из местных учеников чародея в соседнем селе решил в превеликой гордыне обернуться в волка сам, без участия Наставника. Не справился с ипостасью, вот крыша и поехала. Пошёл бузить по деревням, но кое-что всё-таки соображал, понял, что за его художества ловить-то его начнут… Спрятался в лесу. Местные, зная, что господа все уехали, организовали облаву сами. Твоим девахам ещё повезло, они только из хода вышли — наткнулись на охотников, те перепугались — господские девчонки, не ровён час случится что, придётся отвечать… Да сразу их в замок и отправили. А тебя вот угораздило… Не все же такие стрелки, как ты, целились в оборотня — попали в тебя. Говорю же — дурацкая случайность.

— Нет. — Сжимаю голову руками. От горя меня раскачивает из стороны в сторону. — Нет, нет, не может быть. Не может, слышишь?

— Я умерла, — прерывает она меня. — А ты видишь меня живой и здоровой. Я не привидение. Мы просто в другом мире, мы, обе мёртвые. Мы в Царстве Мораны, прими и этот факт, как должное.

— Этого не может быть! — срываюсь я на крик.

Гала пожимает плечами. Щёлкает пальцами. Толкнув меня под попу, вырастает из-под земли, вздымая меня на себе, ещё одна псевдо-Бусина.

— Может, голуба, может. Знаешь, почему?

— Почему?

— Так и не поняла? — Ведунья смеряет меня долгим взором. — Хорошо, давай с самого начала… Давно ты в этом мире, дорогуша?

— Только что попала, — ляпаю растерянно.

— Нет, я не про это, — Гала с досадой поводит рукой вокруг. — Я имела в виду Гайю.

— Э-э… давно.

— А точнее?

— Ну… С месяц, наверное. Может, чуть больше.

— А ещё точнее? — Сощурившись, она какое-то время наблюдает за моими мысленными потугами. — Не трудись. Многие после смерти какое-то время тупят. Ты попала сюда ровно сорок дней назад, ровнёхонько.

Ну и что, хочу сказать, и вдруг понимаю, оцепенев.

— Не может быть…

— Эк тебя переклинило… Помнишь, во время нашей встречи я сразу предупредила: "Не может быть" — слова-табу. Выкинь их из головы. Прощаю только потому… Потому что. Мы теперь в равных условиях. Очень даже может. Вот считай…

Гала, задумавшись, суёт руки в карманы цветастой шерстяной юбки, богато изукрашенной чёрно-красным шитьём. А я невольно обращаю внимание на то, что выглядит ведунья не в пример лучше, чем в последнюю нашу встречу. Словно мало того, что выздоровела, но и скинула с десяток лет. Однако, судя по всему, характер у неё в лучшую сторону не переменился.

— Первый свой квест ты знаешь. Второй — пещера.

— Погоди, — не могу удержаться. — Ты что-то путаешь! Второй…

— Наивная, ты что же, в самом деле приняла свой уход из замка за квест? Дурочка… Ни хрена не запомнила из наших разговоров. Я тебя чему учила? Если увидишь, что попала в такой переплёт, что на грани жизни и смерти — это и есть квест. Просекла? Вот то-то… Так что второй твой квест — пещера с Индриком. И приличный бонус — благословение Белого… Правда, бонус ты получила не от Игрока, этот сучонок его зажилил, и пришлось кое-кому за тебя похлопотать…

— Кому?

— Позже узнаешь. Третий — незабвенной памяти Омар ибн Рахим. Там тоже было дело серьёзное. Ежели бы его твои освободители к стенке припёрли, он тебя живой не отдал бы. И опять кое-кто увильнул от подарочка, но бонус ты всё-таки срубила — фляжечку с живой водой. Жаль, не успела ты о ней узнать в полной мере, но ничего не попишешь. А вот сейчас, в сороковой день, самое время… Догадываешься, для чего?

— Так это Финал, — онемевшими губами еле выговариваю. — И что… я его не прошла? Запорола?

Во взгляде, который бросает на меня Гала, толика жалости и сочувствия.

— Ошибаешься, голуба, — тяжело, медленно, с расстановкой говорит она. — Всё только начинается.