Сороковник. Книга 4

Глава 4

Очутившись в так называемой столовой, я всерьёз задумываюсь: а не ставят ли в Белой Розе эксперименты с пространством? Здание госпиталя само по себе поражает размерами, но внутри, похоже, расширено многажды: бесконечные коридоры, уходящие за пределы видимости, лестничные марши, ведущие, судя по "колодцам", не на пару этажей, а намного выше… Да один кабинет сэра Персиваля был немногим меньше библиотеки КаэрКэррола, в которой несведущий гость затеряется без сопровождающего. С подобным феноменом я уже встречалась во дворце незабвенного Омара ибн Рахима, но не думала, что магию такого рода можно применить в куда больших масштабах. Удивительно. Как, в сущности, мало я знаю об этом мире…

Сейчас из необъятного холла я попадаю в почти концертный зал, уютный, одомашненный…и ловлю себя на том, что, вопреки давнему предубеждению к чересчур большим помещениям, начинаю понимать их прелесть. Привыкаю?

Приучили. Глядишь, во вкус войду, и вскоре собственная квартирка, случись в неё вернуться, покажется мне крохотной шкатулкой. Как это Николас в ней не задыхался после своих-то хором? Удивительно тактичный попался родственник, ни словом, ни жестом не намекнул, что ему малость тесновато…

Своды двусветного зала с матовыми плафонами вознесены почти под небеса, как в храме; украшенные гобеленами и вымпелами панели из светлого дерева источают ароматы воска и ладана. Что ещё? Панорамные окна с видами на прелестный уголок парка с розарием, небольшие столики, разбросанные друг от друга в отдалении, достаточном для приватности… всё вкупе удивительным образом совмещает королевский размах, таинственность средневековья и почти домашний уют. Царят гармония и покой.

С хоров под потолком льётся негромкая скрипичная музыка. Между столиками, из которых занято менее половины, бесшумно скользит улыбчивый официант, похожий на херувима в своём развевающемся хитоне. Судя по белоснежным паладиновским одеяниям посетителей, большинство из них — персонал, а таких пациентов, как мы с Аркашей, здесь немного. Нам дружелюбно кивают. Кое-где за столиками ведётся оживлённая беседа — это заметно по жестикуляции, мимике говорящих, но звуки приглушены, словно над каждым установлена невидимая глазу сфера… нет, не защиты, а просто изоляции. Мне этой магии уже не разглядеть, даже если захочу. Отчаянная недавнишняя попытка докричаться до суженого хоть и увенчалась успехом, но отняла последние капли силы, и без того невесть откуда взявшейся. Подтверждение этому — жгучий голод, который, наконец, оживает, хватанув вкусных запахов из двери на кухню. Оно и понятно, браслеты-накопители, скорее всего, уже пусты, и мне, наконец, можно восполнить силы самым простым и традиционнейшим способом — поесть. Жаль, что Диана меня не видит в этот момент, вот бы порадовалась.

Аркадий проводит меня в отдалённый уголок, подальше от окна, в полусумрак. Словно почуяв наше приближение, толстая круглая свеча, установленная в центре небольшого столика, сама собой затепляется живым весёлым огоньком, отблески которого пляшут на шелковистой поверхности шпалер, оживляя сказочного единорога и прекрасную деву, доблестного рыцаря и прекрасную деву, башенку старинного замка… и, конечно, прекрасную деву. Оборотник по-джентльменски отодвигает тяжёлый стул, я присаживаюсь, а сама не могу оторвать взгляд от гобелена с рисунками, пусть неуклюжими, но вытканными с любовью. И не сразу замечаю фрагмент, несколько чуждый общему романтическому настрою. Для чего он здесь? Наверное, чтобы и в счастливые времена напоминать: ничто не вечно.

Статный мужчина — должно быть, правитель, об этом указывает золотой венец на голове — отдыхая, откинулся на спинку массивного деревянного кресла… может, даже и трона… и задумчиво глядит вдаль. В складках пурпурного плаща трепещут изломанные сгибами лилии, об ноги владыки, как простой большой мурлыка, трётся лев, выпрашивая ласку. Почему-то мне не нужно слишком пристально вглядываться, чтобы разглядеть крошечный предмет в изящных белых монарших пальцах; я знаю, что это кольцо. Откуда знаю? Да слишком часто стали они проявляться в моей жизни, нежданные-негаданные, и все — с какой-то своей особой миссией, а вот это… На меня вдруг снисходит понимание. Я знаю, ч т о начертано на внутренней стороне кольца — арабской ли вязью, на иврите или иными восточными письменами, неважно, главное суть: "Всё пройдёт. Пройдёт и это". И мне вдруг начинает казаться, что вот-вот Соломон усмехнётся по-мальчишески, и проявится у него лёгкая щербинка, замеченная однажды… не вспомню, у кого…

— А ты заметила, — окликает меж тем Аркадий, и я, вздрогнув, отвожу глаза. Наваждение пропадает. — …какова стала твоя родственница? Зуб даю, не такой она была.

Зуб… дался он мне, с чего я о нём вспомнила? Пытаюсь отыскать на гобелене фрагмент с мудрецом, но почему-то не нахожу. Оборотник тем временем садится напротив, поглаживает плечо, что-то тихо приговаривая. Он всё ещё успокаивает фамильяра, которому досталось от моего безмолвного крика.

— Я прав? Значит, моя теория верна.

— Что за теория? — спохватываюсь. — Аркаша, а с Джемкой всё будет в порядке? Бедняга, такой крохотный…

И вдруг с тоской вспоминаю Рика. После каждого перехода мой кидрик рос, как на дрожжах; каков-то он сейчас? Поди, не узнаю, если увижу.

— Не боись, мы с этим парнем и не такое проходили. Главное — чтобы я был в норме, а он от меня наберётся… Вот слушай. Сдаётся мне, что механизм Сороковников давно обходится без Игрока. Я так думаю, что когда этот салага только начал играть, он относительно удачно продумал алгоритм квестов, убедился, что тот работает, и запустил на автоматический прогон. С первыми попаданцами он встречался сам, а когда приелось, поставил дело на поток, отслеживая только наиболее интересных. Поэтому-то он на тебя особо внимания и не обращал: ты для него была одна из многих, затянутых методом случайного отбора. Вот только навыки у тебя проявились слишком уж специфические, — Аркадий ухмыляется. — Редкие навыки, прямо скажем.

— Это понятно. А причём здесь Анна? Ты вроде с неё разговор начал?

Он задумчиво почёсывает кончик носа.

— Видала, как она в седле держалась? Как влитая. — Что-то прикидывает в уме, просчитывает на пальцах. — Ежели вы с ней в Гайе появились с небольшим отрывом, выходит, она тут около недели…Я бы даже сказал — как типичная амазонка держалась. Сравни: ты сама за несколько уроков лишь худо-бедно к Лютику приспособилась, большего с тебя выжать не смогли… и не выжмут, какой-то у тебя подсознательный страх перед лошадьми. В детстве, что ли, напугалась? А вот подруге твоей словно свыше умение отсыпали; будто эту неделю она не в замке прохлаждалась, а гоняли её до седьмого пота, и не абы кто, а моя собственная рыжая фурия… Ничего, Ло не обижается, когда я её так называю, ей даже нравится. Лук у твоей Анны не учебный, я заметил; хороший лук, боевой, обстрелянный, не иначе, как из Кэрроловского фамильного арсенала, и стрелы в колчане с толком подобраны. Не пропадёт она в Китеже с такой подготовкой. Приживётся. Ещё и местным нос утрёт.

Невольно улыбаюсь. Дай-то бог… Но что же это получается?

— Выходит, квест она при попадании не проходила, а способности ей выдали? Так?

— То-то и оно. — Не прерывая разговора, Аркадий призывно машет официанту. — О чём я и говорю: маховик раскручен, машина движется сама по себе. Подумаешь, выпало небольшое звено — монстра не подставили! Шок при переходе был? Был, наверняка…

Ещё бы. Анна умирала. Как тут не быть шоку…

— Ситуация жёсткая, стрессовая, встряска для организма ещё та. Да к тому же, попала она не в чужой мир, а фактически в родной, здешняя магия для неё — всё равно, что для тепличного цветка натуральное солнце; толчок мощнейший. Ей понадобилось гораздо меньше времени на адаптацию. Большинство попаданцев никак не могут примириться с новой действительностью, а она уже была к ней готова. Но самое главное — Аркадий торжественно поднимает палец, — сдаётся мне, Анна с самого начала не хотела быть твоей тенью! Как и ты, допустим, не захотела бы стать чьей-то. Вот и получилось, что получилось.

— Выходит, при равности исходных данных…

— Вы просто пошли каждая по своему пути. Ты — с самого начала, ещё дома выбрала мягкость, бесконфликтность, покой и уют домашнего очага, эта линия тут и продолжилась; Анна потянулась к приключениям, подвигам и, возможно, к славе — тому, чем посчитала себя обделённой. Каждая будет по-своему счастлива, но в то же время каждой будет не хватать того, от чего когда-то отказалась.

— Сколько тебе лет, Аркаша? — вдруг срывается у меня.

Он усмехается, с виду — юноша, гибкий, тонкий, как ивовый прут… но я-то знаю, что эти неширокие плечи спокойно несут груз боевых доспехов, которые друиду при его роде занятий без надобности; да и меч, который я в своё время удерживала на весу с трудом — только, чтобы полюбоваться — не особо его отягощал. Но самое главное — речь, вроде бы простая, но со временем начинаешь подозревать, что собеседник просто подстраивается под тебя, не впадая в заумь, чтобы не смущать чересчур сложными оборотами…

— Много лет, Ванечка. Просто специфика такая: как начинаешь в человеческое тело возвращаться — включается обязательная регенерация: обновить кожный покров, внутри кое-что подправить, особенно если до этого был существом другого вида — рептилией или птицей. Вот и омолаживаешься; вроде как побочный эффект. — Аркадий весело сверкает глазами. — Женщины расстраиваются, говорят: несправедливо, вам, мужчинам такие возможности даны, а вы не цените…

Не сдержавшись, улыбаюсь. Но задаю встречный вопрос:

— А нога? Она-то почему так долго не заживает?

— Потому что нога — это, в первую очередь, кость. Она при обороте практически не меняется.

— А-а, — тяну разочарованно.

— Обидно, да? Вроде бы чудо — а не всесильно… Однако, хватит друг друга байками кормить, иногда нужно что-то и посущественнее. Вот, кстати, и Виташа, местная знаменитость, рекомендую.

Не успеваю переключиться, как к моему уху склоняется молодой человек в ангельских одеяниях и с такой же улыбкой. И когда он успел подойти?

— Какие-то особые пожелания? — мурлычет он. — Или… мне самому угадать?

— Угадывай, Виташа, — благожелательно отвечает за меня друид. — Удиви нашу гостью, она здесь впервые и не знает, на что ты способен. А мне — как обычно.

— Обычно? — Официант кидает на моего спутника заинтересованный взгляд. — Хм. Нет, сегодня внесём кое-какие дополнения. А что касается молодой мамы… — Юноша сощуривается. — Ну, тут однозначно, влияние вашей крови; пока она рядом — у вас и вкусы будут совпадать… Хотя надо учитывать и специфику родственных аур… ммм… хорошо, попробуем…

Колыхнув полами белоснежного бурнуса, юноша исчезает в отдалённой двери, той самой, из которой волнами идут дразнящие ароматы. Невольно провожаю его взглядом, а когда отвожу глаза — обнаруживаю, что стол накрыт бело-розовой скатертью и сервирован на двоих. Когда?.. Как?.. Аркадий тихонько посмеивается над моим недоумением.

— Бытовая магия, Ванечка. Есть тут умельцы, которые не любят себя загружать черновой работой.

Осторожно беру одну из вилок, смирно улёгшихся в рядок с остальными по правую, как и положено, сторону от дивной красоты фарфоровой тарелки. Серебро приятно холодит, черенок утяжеляет небольшая овальная жемчужина. Всё, как есть, настоящее! Хрустальный бокал отзывается на постукивание мелодичным звоном. Кувшин с каким-то соком — холодным, если не ледяным — уже покрывается испариной.

— Однако, — только и говорю. — Бытовая? А почему я раньше с этим не сталкивалась? Впрочем, когда… Это что, тоже специализация? И… я не поняла: что он там собирался угадывать?

— О-о, Ваня, — Аркадий выуживает из плетёнки хлебную палочку, аппетитно похрустывает. — Это же его конёк… Хлеб насущный, в правильных дозах и удачно подобранный, тоже лекарство; а Виташа и иже с ним как раз определяют, что твоему конкретному организму в конкретную минуту надо: может, арбуз, а может, суп из акульих плавников, или, например, начнут тебя пичкать одними орехами или цампой. Знаешь, что такое цампа? Тюрька из обжаренной ячменной муки, разведённая зелёным чаем. Дрянь дрянью, но в нужный момент подсунутая, таким деликатесом покажется — за уши не оттащишь. Главное — каждый раз ребята импровизируют.

— Ребята?

— Ну да, он же тут не один, Виташа, у него пара помощников. Причём, заметь, такой кухни ты больше нигде не найдёшь, во всяком случае — в Тардисбурге, она уникальна. Здесь, — Аркадий обводит рукой вокруг, — вообще всё уникально и направлено на лечение, причём не только телесное. Тут не ограничиваются процедурами и наложением рук; всё вокруг, даже деревья в парке, картины, музыка — содержат целительную энергетику. А уж еда и подавно. Поэтому что бы тебе сейчас ни преподнесли, поверь: оно тебе и нужно, и понравится.

— Ты меня пугаешь. А вдруг это будет какой-нибудь морской ёж, а я не соображу, какой вилкой его есть? Тут их целый арсенал!

— Да брось ты ерундой заморачиваться, никто тебе экзамен по этикету не устраивает. Хоть руками хватай, попаданцам всё простительно. Давай лучше о другом поговорим. Мы с Ло хотели тебя кое о чём попросить.

Заинтригованная внезапным блеском его глаз, наклоняюсь ближе.

— Ну?

Он вроде бы небрежным жестом выуживает из кармана небольшой футлярчик, обтянутый алым бархатом, но по тому, как аккуратно открывает и ставит на стол, видно истинное отношение к вещице… вещицам. У меня вдруг перехватывает дыхание, и наворачиваются слёзы на глаза.

Я своё кольцо получила совсем не так. Да и продержалось оно у меня недолго…

— Так вы что, до сих пор неженаты, что ли?

— Вроде бы и ни к чему было, — как-то виновато отвечает Аркадий. — Ло, знаешь ли, суеверна, всё боялась "счастье спугнуть". Я её несколько раз пытался в мэрию затащить, а она всё отбивалась: не хочу, говорит, чтобы как у всех было, не нужны нам никакие бумаги с печатями, да и где это видано — замужняя амазонка, людей только смешить… В общем, сто причин находила, лишь бы не жениться. А сейчас ей загорелось, и немедля. Пришлось через Магу действовать: и кольца заказать, и с мэром договориться, чтобы сюда приехал. Нас здесь ещё дня три продержат, а ведь моей красотке если что в голову взбредёт — вынь и положь немедленно… Нравится?

— Очень! — только и могу сказать. Две крошечные короны, с зубцами в виде трилистников, разделёнными мелкими топазами, искусно выполнены из червонного золота. — Это правильно, надо ловить её на слове, пока не передумала. А какова моя роль?

— Свидетельницы, — совершенно серьёзно заявляет Аркадий. — У нас в Тардисбурге, конечно, многие юридические процедуры упрощены — из-за попаданцев, но без свидетелей на свадьбе — никуда.

Улыбка у меня, наверное, до ушей. Нет, что ни говори, а женщины везде устроены одинаково: стоит услышать о чьей-то свадьбе-женитьбе — все дела побоку, нам срочно подавай подробности, и побольше, побольше!

— А почему — я? — спохватываюсь. — Нет, я, конечно, с удовольствием, безумно за вас рада, но ведь у Лоры подруг — целая дивизия, да таких, с кем она огонь и воду прошла! Не обидятся? Меня-то она знает без году неделю!

— Потому и просит. Вы все для неё дороги, но если она начнёт из своей кавалерии выбирать — остальные полгода дуться будут, что не их пригласили. А ты — наособицу, к тому же землячка, это совсем другое дело.

— А-а, — я успокаиваюсь. — Как вы, однако, дипломатичны. Молодцы! А что это будет за мероприятие? Где, когда и как?

— Сегодня вечером, здесь же. Пока невеста не передумала… Кольца есть, мэр с помощником и нотариусом подъедут, у них всё отработано, останется только официальную речь произнести и зачитать нам права и обязанности, — тут я невольно фыркаю, очень уж не на бракосочетание, а на арест смахивает, — а потом стрясти с нас согласие и окольцевать. Да, и в чём-то расписаться. Я ж говорю: процедура упрощённая, ни предварительного обручения, ни оглашения, ни тебе испытательных сроков. Да за те года, что мы с Ло вместе отбыли… — Аркаша усмехается, — думаю, нам уже медали положено выдать.

Кое-что припоминаю и хочу уточнить:

— И без контрактов?

— Без. Сама увидишь. Да, пришлось нам закрутить одну бумажную волокиту, с тобой связанную… — Он тянется за очередной хлебной палочкой, я вопросительно поднимаю брови. Со мной? — Так, формальности. Свидетелями брака должны быть непременно граждане Гайи. Не поняла? Темнота, уже несколько недель в этом мире живёшь, а как он называется — не знаешь…

— Гайя? Гражданство? — нервно переспрашиваю.

Чёрт. Как-то… Ни в одной книге о попаданцах мне не встречалось ничего подобного. Ну, да, женились, венчались или иными способами сочетались в различных храмах различных божеств, разводились, заключали сделки, поступали на службу, торговали и воевали, но чтобы при этом хоть раз упоминалось о виде на жительство и ему подобных заморочках?

— Это же такая волокита! У нас для присвоения гражданства кучу документов надо подготовить да ещё и ждать…

Мой друг смотрит снисходительно.

— Это кому же я тут полчаса твержу об упрощённых процедурах? Никакой бюрократии, Ваня. Во всяком случае — в этом городе и пяти близлежащих, где попаданец на попаданце. Сама посуди, никто сюда не переносится, прихватив заранее паспорт и свидетельство о рождении; в чём Игрок утянул — в том и попали. Почти за два десятка лет много народу собралось. Миру, конечно, прибыль — и в населении, и в хороших мозгах, но ведь нужно всех узаконить: пусть будут полноценными гражданами, спокойно живут, работают, детей рожают, налоги в казну платят… Всё отработано, Вань. Помнишь, когда мы у Васюты сидели, Лора из тебя всю подноготную вытянула? Для оформления документов хватит.

— И этого достаточно? — спрашиваю недоверчиво.

— Знаешь, что я тебе скажу? — Аркаша наклоняется ко мне через стол. — Для того чтобы тебе почётное гражданство оформить, господин Антонио Ломбарди, мэр славного города Тардисбурга, поднимет на ноги всю свою многочисленную канцелярию и, если надо, станцует тарантеллу на центральной площади. И при этом будет искренне считать, что слишком мало для тебя сделал. Вопросы есть? То-то.

Сконфуженно примолкаю. Что ж, если так…

Выросший как из-под земли Виташа своим появлением ставит точку во всех вопросах, не связанных с едой. Легко, словно играючи он переставляет с сервировочного столика блюдо со стопкой свежевыпеченных лепёшек, исходящих душистым паром, тонко порезанное филе какой-то красной рыбы, обложенной зеленью и маслинами с лимоном, снимает серебряные колпаки с основных блюд. Увиденное на поставленной передо мной тарелке заставляет нервно сглотнуть. Мне? Это?

Аркаша уже тщательно разминает вилкой вбитый в горку мелко рубленного сырого мяса яичный желток, обсыпанный колечками фиолетового лука, со вкусом добавляет толику перца из ручной мельнички — и неожиданно подмигивает. Мол, что смотришь, налетай! Судорожно вздохнув, берусь за вилку. Жрать охота — невыносимо, но сырая говядина… Рядом с мясной массой, чрезвычайно напоминающей бифштекс по-татарски, соблазнительно поблёскивают масляными боками две сардинки, пушатся метёлки укропа. Обрамлён сей натюрморт полукружием шампиньонов, тоже не тронутых готовкой, лишь порезанных на пластины; бело-розовая мякоть присыпана крупной солью, капли проступившего сока смешиваются с брызгами бальзамического уксуса. С детства на нюх не выношу сырого или непрожаренного, но сейчас все мои прежние установки идут вразнос и жутко хочется попробовать… Что-то не замечала я за собой подобных пристрастий в первую беременность!

И всё же с опаской уточняю:

— А мне не станет от этого плохо?

— Поголодаешь ещё полчаса — точно станет. Попробуй, не бойся, это только с виду непривычно. Ло поначалу тоже шарахалась, пока я ей не напомнил, что в квестах мы такими переборчивыми не были, там чего только… ладно, не к столу будь сказано, лучше промолчу. Ешь; если Виташа принёс, значит, тебе это нужно, он не ошибается.

— Ни в коем случае, — с достоинством подтверждает официант. — Живой белок с гемоглобином, не испорченный термообработкой, немного хороших разогревающих специй, зелень… Для будущих оборотников это полезно.

Белозубо улыбнувшись, исчезает, оставив меня в полнейшем обалдении, а мой сосед, пропустив последние слова мимо ушей, нетерпеливо приступает к действу. Он ест настолько аппетитно, прищуриваясь от удовольствия, наслаждаясь запахами; хотя чем уж так может благоухать фарш? — что мне хочется немедленно последовать его примеру, отложив вопросы на потом. Первую порцию отправляю в рот с опаской, но что-то странное случается со вкусовыми рецепторами: они взрываются настолько фееричной гаммой доселе невиданных ощущений, что я готова захлебнуться слюной и с трудом сдерживаюсь, чтобы не уплетать с удесятерённой скоростью.

В самом начале трапезы я ещё пытаюсь следовать золотому правилу: "Настоящая леди должна есть, как птичка: клюнуть — и отойти в сторону!" Но невозможно не попробовать сладко-кислые упругие грибочки с хрустящей солью и свежей зеленью, нежную маслянистую форель, сбрызнутую лимонным соком и скрученную в рулет с маринованными зелёными оливками и пресными чёрными, и не рвать руками расползающиеся от собственной нежности пресные лепёшки с сырной корочкой… О, чтоб мне пропасть! Никогда ещё у меня не было такого аппетита!

С сожалением отодвигаю пустую тарелку. Разум говорит, что ещё немного — и облопаюсь, зверь по имени жор требует добавки. Выигрывает сытость: заставляет течь мысли лениво, неторопливо, а заодно и ухватить за хвостик последнюю.

— Я вот что-то не поняла, — заявляю подозрительно, — а что там Виташа намекал на будущих оборотников? Он, часом, не подумал, что у тебя тут целый гарем? А третьего кольца у тебя в заначке не припрятано?

— А то, что мы с тобой с некоторых пор одной крови — забыла? — Аркадий посмеивается. — Всё правильно он определил. Да и я-то давно свой Дар почувствовал, просто молчу из скромности. Не бойся, не помешает. Не ты сама, так твои ребятишки перекидываться смогут.

Я роняю салфетку.

— Это кто же у меня родится? Аркаша, а это нормально?

— Кто родится, тот и сгодится. Некроманты сами по себе могут перекидываться, это ты, наверное, уже знаешь, да и в воинах кое-что заложено изначально… Хорошая смесь получится, гремучая. Тут это часто случается. Вот у нас с Ло, тоже трудно предугадать, кто получится: если к моим основной и ведунской ауре прибавить амазонскую… Подозреваю, будет у нас малолетняя валькирия, и устроят мне мои женщины развесёлую жизнь.

Он жмурится, как большой сытый кот. Благосклонно кивает Виташе, который ловко меняет приборы и заставляет стол розетками со свежей ягодой — малиной, клубникой, ежевикой, садовой земляникой. Поколебавшись, присовокупляет ко всеобщему великолепию добрую плошку мёда. Оставляет два серебряных чайника и с лёгким поклоном удаляется. Аркаша, улыбаясь чему-то своему, разливает чай, вручает мне палочку для мёда — со смешным миниатюрным бочонком на конце, — а сам всё молчит, словно ведя с кем-то неслышный мне диалог. Даже вынырнувший наконец из рукава на волю сонный растрёпанный Джемка удостаивается лишь рассеянного поглаживания и, обиженный невниманием, прыгает ко мне, требовательно вереща.

Поддаюсь угрызениям совести — как-никак, из-за меня бедолаге сегодня досталось! — и не жалею угощения. Бельчонок таскает с ладони ягоды, торопливо, но аккуратно, я насыпаю ещё, а сама опять вспоминаю Рикки.

— Аркаша, — спрашиваю после недолгих размышлений, — а твой Джем — тоже кидрик?

Ничуть не удивившись вопросу, он качает головой.

— Он просто фамильяр-оборотник. Настоящий кидрик появляется на свет один из тысячи таких ящерок. Они сами по себе редки, поэтому кидриков осталось десятка два на весь мир; и питомник почти разорён…

Плотнее сжимает губы — и весь уходит в скорбные переживания. Робко напоминаю:

— Почему ты не рассказал о них всё сразу? Ещё тогда, когда обнаружил его у меня в сердце?

— А ты представь, — оборотник встряхивается, словно отгоняя дурное видение. — Вывалил бы я на твою голову всё, что знаю, про возможные переносы… А тут Мага не так давно объявился, напугал тебя до полусмерти. И где гарантия, что ты не попытаешься с помощью своего малолетки драпануть из этого мира побыстрее? Хороша парочка: один едва прочухался, ни мира толком не чувствует, ни своих возможностей, всё на рефлексах, и ты — не знаешь, куда бежать, лишь бы подальше. Ох, и натворили бы вы дел… Нет уж, иногда полезно оставить всё, как есть, и дать событиям идти своим чередом. По-моему, в итоге получилось неплохо. Ник говорил, у тебя настоящий красавец вымахал, а главное — толковый. Скучаешь? — спрашивает неожиданно. — Значит, и он скучает. Найдёт он тебя, не сомневайся.

Ласково оглаживает ушки бельчонка, который так и льнёт к хозяйской ладони. Цапнув напоследок ежевичку, фамильяр пристраивается на плече у друида.

А я кручу в пальцах алую ягоду и, ещё не положив на язык, не раскусив, знаю, как упруго подастся под зубами плотная мякоть, как слегка сведёт скулы от кисло-сладкого сока, как хрустнут золотисто-зелёные зёрнышки. И кажется, что вот-вот я вспомню что-то очень важное, скрытое за заботливым дуновением ночного ветра, загасившим когда-то — давным-давно — две уставшие свечи…

— Леди Иоанна? — Кажется, озадаченный официант окликает меня уже не в первый раз. — Что-то не так?

Я нахожу в себе силы улыбнуться.

— Всё в порядке, просто задумалась. Всё было прекрасно, хоть и… — подбираю подходящее слово, — неожиданно. Интересно иногда узнать о себе что-то новенькое. Спасибо…

— Витаэль, — охотно подсказывает он — Всегда к вашим услугам, сударыня. И заходите к нам как-нибудь без этого варвара, увидите — будет совсем иной результат.

— Почему? — не могу удержаться от вопроса. Аркадий скептически хмыкает — его обозвали варваром! — официант же наклоняется к моему уху.

— Есть подозрение, — доверительно сообщает, — что детские матрицы весьма чутко реагируют на ближайшие родственные ауры и подстраиваются под них. Сейчас рядом с вами побратим — так ведь это называется? — и ваши вкусы совпадают; в соседстве с некромантами они изменятся. Если захочется чего-то привычного, своего — приходите без этой оравы, мы побалуем сугубо вашими любимыми блюдами, обещаю.

Благодушно улыбаясь, наш белокры… ой, нет, просто вьюнош в белом одеянии, исчезает, и вместе с ним таинственным образом опустошается столешница, сохранив лишь прелестную сухарницу, вновь полнёхонькую.

— Витаэль? — шепчу обескуражено. — Аркаша…

— М-м?

Мой спутник уже помогает мне встать и ведёт к выходу. Я не успеваю уловить переход от почти интимной тишины к привычному царству звуков, но, оказывается, скрипичный квартет уже выводит новую мелодию, к которой присоединяет свой голос флейта.

— А разве этот… Виташа — не паладин?

— Да я как-то не задумывался. Здесь полно волонтёров, либо тех, кто по обету работает, а спрашивать — не принято. На мой взгляд, тут все не за страх, а за совесть стараются и далеко не все — паладины. А что тебя смущает?

— Ну… — пожимаю плечами. Двустворчатая дверь сама распахивается перед нами, и мы попадаем в бесконечный холл. — Мне просто показалось странным полное имя. Знаешь, в нашем мире такие окончания свойственны именам…

…ангелов. Рафаэль, Тариэль, Даниэль, Габриэль… "Михаэль", — услужливо подсказывает внутренний голос. А что, если и… Качаю головой, отгоняя нелепое предположение.

— Эльфов? — подхватывает Аркадий, поняв меня по-своему и сдерживая смешок. — Неувязочка, Вань, уши у него нормальные, будь уверена, я бы разглядел за несколько дней. Пошли, посидим в саду, за мной ведь ещё рассказ, я обещал…

Мы идём мимо розария, коим любовались недавно из окон столовой, и мой спутник неожиданно трогает меня за рукав. На лице у него блуждает рассеянная улыбка… Опять он на связи с Лорой.

— Подожди-ка немного, — он ненавязчиво подталкивает меня к широкому деревянному дивану, устланному подушками, весьма кстати замаячившему под раскидистой ивой. Рядом поблёскивает небольшой декоративный водоём с толстыми лупоглазыми рыбинами, призывно разевающими пасти. Присаживаюсь, смирно выжидая, пока голубки не наговорятся.

— Ладно, — вслух заканчивает Аркадий. — Сейчас попробую. Джем, поработай, ещё маленько, да не дуйся, сюрпризов не будет, как в прошлый раз. Ваня, тут для тебя Ло кое что в памяти закапсулировала, вы же, женщины, без сентиментальных сцен жить не можете… Да не бойся, она уже в порядке. Давай, покажу, что она мне скинула; только с качеством может быть не очень, моя благоверная не слишком часто этим занимается.

Не могу удержаться от вопроса:

— А что, и такой навык у амазонок есть?

— А как же? Для разведки особо ценен, там на беглый осмотр надежды мало. Не отвлекайся, устройся поудобнее, сейчас проведу тебе ещё один сеанс.

Фамильяр, недовольно поцокав, перепрыгивает мне на плечо и кусает в мочку уха — ощутимо, я аж подпрыгиваю. Отомстил, паршивец, а ведь я его задабривала-задабривала… Вредина. Однако — туман, не могу ничего разглядеть… Нет, вижу. Ага, та же площадь, и состав присутствующих у портала почти тот же… Меня охватывает жадное любопытство — не моё, Лорино, у неё даже сердце начинает стучать сильнее.

Вот и он, мой ненаглядный, брови сдвинул, туча тучей. Смотрит, как на врагов народа… на моих девочек смотрит, между прочим. Руки в карманы засунул, с пятки на носок слегка покачивается… Девицы мои, что характерно, в той же стойке: руки в карманы, сами насупленные… И, по всему видать — не знают они, все трое, что им сейчас друг с другом делать.

За спиной брата Николас делает ободряющий жест. Но помалкивает. Хранит молчание и Глава, в отличие от младшего сына настроенный благодушно — похоже, один вид внучек действует на него умиротворяющее. Не торопятся разрядить тишину и окружающие, поглядывают с любопытством — и есть на что, ибо оба некроманта и мои девочки представляют весьма любопытное зрелище — две взрослые копии, две детские, такое не часто увидишь. И ещё мне кажется, что молчат члены Совета из чувства такта: похоже, многие уже осведомлены о нашей с Магой истории, и предоставляют первое слово отцу детей. Да и их, кажется, интересует: какой-то будет эта первая встреча? Мне даже страшно становится.

— Вот что, — наконец, размыкает губы Мага. — Решите в следующий раз дёрнуть из дому — подумайте о матери. Я её после вашего ухода сутки отхаживал. Понятно?

Девочки шустро выдёргивают руки из карманов и прячут за спину.

— Мы поняли, — вежливо отвечает Сонька. — Да знаем, что виноваты, но ты же нас сейчас к ней отвезёшь? Нам надо извиниться.

— И давай не будем сразу ссориться, — встревает Машка. Она у нас вечный миротворец. — А то получится ещё, как у вас с мамой… Мы и так друг друга сколько лет не знали.

Зависает пауза.

— Минуту, — вдруг громко говорит один из присутствующих паладинов, — кого же, в таком случае, мы видели совсем недавно? Кто уехал вместе с сэром Васютой? Мне показалось — или нет — что это была не совсем та Обережница, что присутствовала на последнем Совете?

— Ве" гнее сказать, совсем не та. П" гоэкция, д" гуг мой, — с французский прононсом отвечает ему сосед в мантии стихийника. — Я "гасскажу вам об этом уникальном создании чуть позже…

— Она не проекция, — тихо, но твёрдо возражает Машка. Видимо, не по уставу, поскольку Николас делает большие глаза, а все остальные чересчур внимательно начинают разглядывать мою девочку. Та сердито дёргает плечом, будто от чужих взглядов чешется спина. — Она всем хотела доказать, что человек.

— А человека определяют поступки, — договаривает сестра. — У неё получилось. Вы же видели!

Стихийник отвешивает им глубокий поклон. Улыбается в пышные усы.

— Итак, господа, — подаёт, наконец, голос дон Теймур, приближаясь к внучкам — думаю, вы уже поняли, кто перед вами. Позвольте представить новое поколение нашей семьи: Софья и Мария дель Торрес да Гама, дочери моего младшего сына и той самой обережницы, история которая вам всем хорошо известна. В связи с этим, уважаемые коллеги, а также бессовестно воспользовавшись присутствием высочайшего Совета практически в полном составе, хотел бы попросить вас о небольшой формальности, ибо возможность собрать вас в количестве, необходимом для принятия совместного решения, выпадет ещё не скоро…

Симеон сердито крякает.

— Не сори словами, Ящ… Теймур, умеешь загнуть, это мы знаем. Просишь, что ли, признать внучек наследницами? Что скажет наша уважаемая председатель?

— Похоже, — скептически замечает Акара, — выездные заседания Совета становятся традицией. Думаю, рассмотрение вопроса, поднятого одним из Глав Совета, не нуждается в дополнительном созыве и может быть проведено незамедлительно. Тем более… — окидывает моих девочек пристальным взглядом и неожиданно улыбается. — Тем более, что в данном случае для установления факта отцовства даже не требуется экспертизы, а наличие ауры обережной, уникальной для нашего мира, профессионалы определят невооружённым глазом. К тому же, совсем недавно мы видели двойника матери этих детей… Уважаемый Симеон, вы, кажется, хотите сделать заявление?

Старец пристукивает посохом. Не сердито, но весомо.

— Желаю. Принадлежность к двум кланам.

Дон Теймур словно сдерживает нетерпеливый вздох. Акара же кивает.

— Принято. Уважаемые члены Совета… — В полной тишине она обводит взглядом лица присутствующих. — Уважаемые доны Теймур и Маркос дель Торрес да Гама, а также отсутствующая в настоящее время Иоанна-Ванесса-Ива, ставлю вас в известность об официальном принятии Софии и Марии дель Торрес да Гама в клан Некромантов и клан Обережников мира Гайи, с наделением соответствующих прав и установлением обязанностей. Развёрнутый вариант решения, заверенный подписями и печатями членов Совета, предоставит вам наш секретарь. Поздравляю.

И, отвернувшись к кому-то, сердито вопрошает:

— Кто-нибудь объяснит мне, что произошло с этим чёртовым порталом?

…- Дальше неинтересно.

Мир вспыхивает послеполуденным солнцем. На меня обрушивается каскад иных звуков — шороха листвы под порывами ветра, чмоканья рыбин в пруду, дроби дятла неподалёку, отзвуков музыки из открытого окна… Да, по сравнению с предыдущим показом, когда я напрямую была связана с Лориным восприятием, "капсульное" приглушено — и в красках, и в озвучке, просто, увлёкшись, я этого не замечала.

Я вспоминаю хмурого Магу — и затаённую панику в его глазах, и чувствую, как расплываюсь в улыбке. Так-то, суженый мой, повозись с детьми, повоспитывай. Они сами тебя многому научат!

— Так они сейчас приедут? — спохватываюсь. — Наконец-то!

— Тихо-тихо! — перехватывает меня Аркаша, — не торопись! Ло просила передать, что до вечера ничего не получится: Мага хотел было напроситься, но сэр Перси устроил всем выволочку и сказал, что на сегодня с тебя хватит. Вань, да дай ты им хоть пообщаться, в самом-то деле, они отца впервые в жизни увидели! Пусть город им покажет, дом… знаешь, как он своим домом гордится? Зуб даю, девчатам понравится!

— Э-э, — внезапно озадачиваюсь. — Им-то понравится, да только где теперь Маге всю эту ораву разместить? Николас с отцом, дети, Мирабель, говоришь, с ними… А у него на всех одна кровать и два дивана!

— Э-э! — передразнивает Аркаша. — Не преувеличивай размер бедствия, дорогуша. А друзья на что? На свой дом я даже не рассчитываю, потому что ты не видела ещё, в каких хоромах тут Майкл обитает; по сравнению с его домярой твой супруг просто в каморке ютится. Даже не сомневаюсь: наш Майки с честью выполнит долг гостеприимства. Тем более что твоя будущая свекровушка отчего-то на нюх не выносит Магину холостяцкую квартиру; это тебе только на руку, полагаю…

Свекровь… До сих пор я воспринимала её как какой-то виртуальный объект. Теперь же — придётся столкнуться с этим объектом вживую. А я уже далеко не девочка — прогибаться перед родственницей только потому, что она родственница… Отчего-то даже общество незабвенного дона кажется мне сейчас куда более привлекательным.

Скинув обувь, Аркаша подгребает под себя пару подушек, устраивается на обширном диване, с хрустом в суставах потягивается.

— Не спать, а то развезёт на солнце, а у меня ещё дел куча; я ж сегодня женюсь, если не забыла. Давай тут посидим, я за эти дни насиделся в четырёх стенах, больше не могу.

— За тобой рассказ, Аркаша, — напоминаю я. — И если ты мне сей же час не выложишь, что, в конце концов, тут без меня случилось — я начну тебя шантажировать. Хочешь свидетельницу — гони отчёт, иначе я скоро беситься начну, так вы все ловко уклоняетесь… Будешь говорить?

— Буду. Главное, что момент тобой выбран правильно: мужчина сыт, доволен, и ему проще сдаться, чем оказывать сопротивление. Рассказчик из меня, конечно, не ахти какой да и Диана вот-вот может нагрянуть — тебя проверить… Всё-всё, больше не томлю, начинаю…

— Не так давно понял одну крамольную вещь, Ванечка. Знаешь, почему тебе никто не торопится ничего рассказать? Потому что гордиться-то нечем. Нет в этом ни славы, ни подвига — победить юнца… щенка, волчонка. Я вот — радости особой в этом не вижу. Всё его преимущество — это врождённые способности существа высшего порядка. Я теперь даже и не могу назвать его Демиургом, понимаешь? Демиург, Бог — это, в нашем представлении, нечто незыблемое, не имеющее возраста… или нет: пребывающее в состоянии вечной мудрости. Он был, есть и будет таким всегда.

А тут вдруг оказывается, что Бог — пусть даже местный — не умудрённый вечностью старец и даже не закалённый в боях муж, как большинство из нас ожидало. Мы ведь многие думали, что он на нас что-то новое отрабатывал, эксперименты ставил для какой-то там большей, ему одному известной цели. А он просто развлекался. Вот что обидно. К тому же, выходило, что демиурги не вечны, они когда-то рождаются, взрослеют… Этот вот ещё не повзрослел. Я сперва удивлялся, отчего его ваша компания Игроком кличет, потом понял: он ведь по уму ненамного старше тех мальчишек-геймеров, которых сюда перетаскивал, а потом уже увлёкся — и принялся за взрослых.

Дальше — больше. Стал целые куски из соседних миров подворовывать. Вот уж не знаю, как он с тамошними хозяевами объяснялся… Вот нравятся мне некоторые выражения из вашего мира, что иногда у моей Ло проскакивают. В данном случае — "крышевать" вполне подходит. Ощущение, что у нашего Игрока где-то очень хорошая "крыша". Прикрытие.

…И ведь какое дело: он, оказывается, эстет, сукин сын: тянет к себе самое лучшее, по мелочи не работает… Я там, в пещерах за полсуток не меньше, чем в десяти мирах побывал, красивы — неописуемо. А вот какие твари там иногда попадались… лучше не вспоминать. И понял я, что наш демиург — не такой уж и гений. Мы-то считали — он каждый раз что-то своё придумывает, изощряется, с генетикой экспериментирует, локации создаёт… А он пользовался готовеньким, представляешь? Воровал или копировал, и не только попаданцев, но и квестовых тварей, и пейзажи. Я в одном из порталов приметил озеро, специфичного такого окраса, розового — так вот, в моём мире такое же, одно к одному. В общем, разочаровал он меня. Никакой он не творец, а так, подражатель… А за одну подлость я на него очень даже обиделся.

Ты же знаешь, мы все немного чокнутые на своей специализации. Я вот на зверье чокнутый, и даже сам в этом не сомневаюсь. Для меня они все — разумны, живут, любят, страдают — так же, как и люди, просто мышление у них другое. А есть среди них вообще уникумы, над которыми трястись надо, как богачу над золотыми россыпями. Их, может, единицы на весь мир остались. А Он — над ними эксперименты ставит… Вот ты, к примеру, что бы сделала, если бы твою Нору мало того, что на цепь посадили, но ещё и голодом морить стали, чтобы злее была? И всё из-за интереса, сумеет мирная псина озвереть с голодухи или нет? Ты бы, даже если прибить не смогла того, кто это удумал, всё равно разозлилась бы. И я — до сих пор злой, как пёс.

Есть такое чудесное создание: Ледяной дракон. Красавец. Умница. Мирный, добродушный… Драконы — они ведь как собаки, бывают сторожевые, бывают рабочие, декоративные, бойцовые, а есть — просто друзья. Вот как твоя лабрадошка. И эта Ледянка такая же… Знаешь, впервые в жизни я пожалел, что не во всех могу перекидываться, но тут уж ничего не поделать: структура-то неживая, а в неорганику обернёшься — назад без посторонней помощи никак. Закаменею, сам в человека уже не смогу… А жаль, уникальная девочка, я тебе скажу, просто уникальная, так и хотелось скопировать…

Ну да. Девочка. Самочка Ледяного дракона. Да, ты же не в теме… Её ошибочно за Змея приняли, не разобравшись, не до тонкостей было. У неё всего две лапы, а крылья под землёй оборачиваются вокруг тела, чтобы не мешали; вот она и становится похожа на Змея. Игрок, гад, держал её впроголодь, а потом пищевой кристалл замаскировал под обычный валун и поставил на самом выходе из портала, как приманку. Когда ловушка активировалась, Ледянка учуяла, что едой пахнет, и ломанулась на запах… Жрать она хотела, а люди ей ни к чему. Не плотоядная.

Вот неважнецкий из меня рассказчик, я всегда это говорил…

… Первый раз о Ледовиках я узнал случайно: читал книгу о реликтовых животных и наткнулся на интересные заметки на полях. Не поверил, стал рыться в справочниках, перетряхнул библиотеки — и в Тардисбурге, и по соседству; даже в лавки букинистов заглянул. Собирал данные по крохам, раскапывал отовсюду и… заболел, в общем-то. Всерьёз и надолго заболел мечтой — найти это чудо природы. Ну не мог смириться с тем, что они вымерли, как сердце чуяло — есть они ещё в этом мире, есть!

Там, в бою, когда она из провала выскочила — я её сразу-то не разглядел толком. Дыму полно, копоти… Степь горит, сверху драконы огнём поливают, будто мало нам… Русичи заорали: "Змей! Змей!" Ну, для них любая тварь подобного облика — Змей да Горыныч, руби, не жалей… А я, хоть и в дыму, но заметил: что-то не так. Змей — тот на брюхе ползал бы, а у этого экземпляра лапы так и мелькали. И толстый чересчур, непропорционально как-то. Потом уже, дома, когда сопоставил размеры, подумал: может, крылья скукожены? Может, не Змей? Тот, если холодом дышит, промораживает в сосульку, человека потом на куски разбить можно. А у этого — заморозка слабенькая, поверх только прихватывает, обмораживает, но не до смерти. А вдруг какой-то другой вид?

Помнишь, я говорил о неорганике? Так уж устроено, что переход от живого к неживому встречается у реликтов часто. При смене жизненных фаз, например. Индрик, вот, развивается в каменном яйце, рождается живым, умирает — и снова обращается в камень. Так и Ледовички. Зарождаются они из особого кристалла, обрастают живой породой и лет через тысячу в конце концов рассыпаются в прах… Они потому и долгожители, что очень медленно стареют, камень ведь долго времени не поддаётся. Живут они в особых пещерах — кристаллических, в пластах очень редких минералов. Есть гипотеза, что слои с этой породой поднялись из самого сердца Гайи и потому до сих пор излучают её первозданную энергетику. Вот этой энергетикой Ледовички и питаются.

…Существа дивной красоты, Ваня, словно высечены из монолитных сапфиров — если бы только такие могли существовать. Представляешь? Пасть у каждого такова, что мы с тобой, обнявшись, без труда поместимся. И при всём том — не хищники, нет. Челюсти у них — это камнедробилки, чтобы пустую породу обгрызать со съедобных кристаллов. Ледовички находят пещеру для жительства и объедают её от шлаков, очищают. Но обычная скальная порода у них плохо усваивается, нужно излучение от тех самых кристаллов.

Представляешь, они в скалах роют норы, и к ним ещё отнорки и переходы. Есть нора-спальня, нора-кладовая, где лежат кристаллы про запас, нора-схрон, отсидеться, чтобы люди не беспокоили, несколько запасных выходов… Вот для чего нужны зубы: выгрызать ходы в скалах. Я видел — у них клыки не острые, притуплены, и малость стёрты, как у лошади. И самая главная нора — это детская.

Им очень трудно появиться на свет, новым Ледовичкам. Нужен камень особой структуры, некий "живой" сапфир, с вкраплением искры энергетического минерала, того самого, из центра земли. Когда будущие родители находят такое яйцо, они переносят его в самую безопасную, самую энергетически насыщенную пещеру, укладывают в гнездо, и по очереди… нет, не высиживают, а, пожалуй, вылёживают, свернувшись вокруг. Если для птенца нужно тепло, то будущему Ледяшке нужен холод, ровный, непрекращающийся, чтобы, наконец, вкрапленная в камень искра ожила — и стала прорастать, сперва снежинкой, затем, наращивать костяк, мышцы, шкурку… Чем дальше развитие, тем должно быть холоднее, и так — полгода, пока малыш не сформируется полностью. И следующие полгода — постепенное потепление, чтобы детёныш адаптировался к миру, в котором предстоит родиться.

Уж не знаю, как, но Игрок напрямую соединил выход из "детской" с порталом-ловушкой. И приглушил энергетику пещеры. Там всё было засыпано каким-то сверкающим порошком, без малейшего просвета, все кристаллы заизолированы. Мать-Ледянка была в пещере одна, куда подевался отец — непонятно.

Они голодали, Ваня. Ты можешь представить похудевшую статую? Я — видел своими глазами. У неё шкура складками свисала, даром, что каменная, крылья истончились до папиросной бумаги, до дыр. Она всё, что могла, отдавала детёнышу.

… И поэтому, когда сработала ловушка и Ледянка учуяла запах еды — ринулась наружу не задумываясь. Смела всех на своём пути, даже Васютиного копья не почувствовала, а оно у неё в хребте так и застряло, меж пластин. Она и людей-то не замечала, ведь из-под земли на свет выскочила, ослепла, всё металась, искала заветный камень. Огрызалась, конечно, плевалась холодом, ей же еда нужна была, и сама не заметила, как двоих нанизала на хребет: у неё пластины крючьями заканчиваются, как колючки на репейнике, вот люди и подцепились… Ещё двое сами вслед за ней в расщелину спрыгнули, чтобы товарищей выручить. Она всех за собой и потянула, когда камень нашла, наконец. Пылища к тому времени поднялась — почти до неба, пепел, зола — всё взбаламутилось. Поэтому, что с Васютой вместе ещё четверо сгинули — обнаружили позже…

— … Дальше, Аркаша, — прошу тихо, потому что оборотник надолго примолкает.

— Да всё без толку, — тяжело говорит он. — Она опоздала. У людей тоже так бывает: предельное истощение, когда умирающему организму уже ничего не поможет. Мама большая, а детёныш крошечный, свих-то запасов — мизер. Не выжил.

Зря он сетовал, что не умеет рассказывать. Возможно, иногда повествование и перескакивало по хронологии, и уводило в сторону от основных событий, но потихоньку передо мной выстраивалась цельная картина утомительного и долгого подземного квеста. Не было здесь ни романтики, ни приключений, как иногда красочно описывают в книгах; была тяжёлая школа выживания, горечь потерь, уроки мужества и доброты. И уже хорошо известные мне люди раскрывались с новой, неведомой стороны.

… Отдалённую пещеру-детскую русичи нашли не сразу. Сперва в горячке рванулись прямиком во внезапно открывшийся подземный ход — за Змеем, как полагали, потом сзади грохнул обвал, в портал сыпануло осевшей землёй, и наступила тьма. Куда податься? Поди, узнай, кто там, в темноте, караулит? Васюте только и оставалось — созвать остальных, чтобы ближе держались. Наскоро сделали перекличку и затаились, прислушиваясь. Никто не нападал, лишь земля несколько раз дрогнула — и стихло всё; только странный отдалённый шорох уходил всё дальше, будто пробивалось, тычась в изгибы тоннеля большое сильное тело, задевая в спешке боками за стены и вызывая осыпи. Так оно, как потом выяснилось, и было…

Когда глаза привыкли к темноте, прямо перед собой Муромцы разглядели широкий туннель, уходящий под уклон. Пробиваться назад было бессмысленно: внушительный оползень перекрыл выход на треть и недвусмысленно намекал, что за прорванной перепонкой портала — непробиваемая земная твердь. Оставалось идти вперёд. Да и голос чей-то воззвал из туннеля к своим… Надо было спешить на помощь. Положились на Хорса. Умный пёс, принюхавшись и не почуяв опасности, осторожно шагнул в темноту.

Поначалу шли почти на ощупь, но вскоре каменистые своды ожили. Мириады искр, вкрапленных в породу, замерцали собственным светом, не слишком ярким, но дающим возможность двигаться, не натыкаясь на выступы, без риска вывихнуть ногу или угодить в трещину, коих здесь было немало. Подземный проход строился большими ползающими существами и не был рассчитан на людей.

Ледянка и впрямь, оттого, что спешила, на поворотах чиркала шипами об своды, вот и стряхнула случайно подцепленных мужиков. Уцелели-то оба, но сильно помялись — один приложился об стены, да так, что, упав, потерял сознание: оказались сломаны рёбра. Другой повредил ключицу. Но то ж воины, народ бывалый, главное — отползти, найти товарища, потом уже звать своих. Обнаружили их быстро, благо, проход единственный был, это уж дальше он ветвиться начал….

Народ подобрался опытный, в боях битый, одно слово — Муромцы, знали, как врачевать. Были с собой припасены кое-какие зелья: чай, не на прогулку собирались, на войну. Но эликсир — не живая вода; остановит кровь, затянет рану, и только: кости не срастит. Ребята с такими сложными переломами были нынче не ходоки; да куда ходить, им и двигаться-то лишний раз нельзя было.

Пару мужских рубах пустили на перевязки. Возились долго: пока осторожно снимали панцири с товарищей, пока осматривали, бинтовали, да заново отпаивали зельями — потому как у Вячеслава кровавая пена изо рта шла, лёгкое, видать, было ребром пропорото… Половину запаса на него извели, Осип, глядя на такое дело, эликсир лишь пригубил и на друга показал: остальное, мол, ему. Никто и не отговаривал. Воин свою меру знает: раз терпит — значит, может.

Вот и получалось, что, вроде бы, все живы, и при оружии, и где-то под боком Змей с Игроком — а в погоню пускаться нельзя, пока раненых не обустроишь. Надо было найти сносное убежище, а тогда уже разборки заканчивать. К тому же, ещё час-другой, и людям, у которых за плечами тяжёлый бой, понадобится хоть какой-то отдых…

С Вячеславом и Осипом оставили молодого Михайлу; старшего Михаила взяли с собой. Чёрта брать не стали: напади кто в их отсутствие на раненых — боевой конь отметелит не хуже богатыря.

Шагов через сотню тоннель разветвился на шесть рукавов. Хорс, зарычав, сунулся было в один, но Васюта отозвал: похоже, пёс почуял Змея, однако соваться к подранку было не ко времени. Из крайнего слева хода явственно несло сквозняком; туда и свернули, здраво рассудив, что подобная тяга указывает, что выход близко. Угадали. Широкий проход довольно быстро вывел русичей в просторную выстуженную пещеру, где зияющий провал в одной из стен распахнул им обзор прямёхонько на горные пики, сияющие сахарной белизной.

Это был первый сюрприз от Игрока. Портал в ловушке вёл не только под землю, он перенёс нежданных гостей в другую локацию и, как оказалось, в тупик. Дальше пути не было. Снаружи поджидала не слишком большая ровная площадка, зажатая со всех сторон отвесными скалами, а впереди — пропасть; ни тропинок, ни уступов, ни малейшей возможности спуска или подъёма. Выбраться отсюда можно было разве что на крыльях. Возможно, кто-то так и делал, потому что обледеневшая заснеженная поверхность пятачка, на котором оказались Муромцы, была сплошь исчерчена отметинами от громадных когтей. О том, чтобы устроить лагерь в пещере, не могло быть и речи — и не только из-за неизвестных летунов: ночной холод убил бы и здоровых людей, не говоря о покалеченных. Зато в одном из гротов Хорс нашёл несколько высохших, вырванных кем-то с корнем молодых берёз. На стволах оставались метки от клыков, но, судя по рассыпавшимся в пыль, давным-давно опавшим листьям, тот, кто активно запасался… древесиной? топливом?.. не появлялся здесь целую вечность. Теперь русичи могли развести костёр.

Солнце садилось. Поднявшийся ветер щедро наметал в открытый проём охапки колючего снега и давал понять, что людям здесь делать нечего. Оставив дрова у развилки, небольшой отряд вошёл в следующий туннель, правее от предыдущего. Ход привёл их в очередную пещеру, заполненную водой, почему-то солёной. Ни гротов, ни выходов не наблюдалось, должно быть, водоём соединялся с морем подземными путями. Здесь, по крайней мере, было тепло, но вот морская вода не радовала: если в ближайшее время они не найдут источника пресной — будет туго.

По какой уж там причине — неизвестно, однако свечение стен стало постепенно меркнуть. Оставаться в полной темноте было опасно, и, посовещавшись, мужчины вернулись к своим. Помогли перенести раненых к развилке, разожгли огонь, выставили часовых… Поделили скудные припасы воды и сухарей, оставив толику на завтра, и залегли спать. Утро вечера мудренее. Отдохнут, наберутся сил, заготовят факелы из оставшегося сушняка — и вновь в разведку. Остались ещё пять туннелей: хоть в одном, но должен быть выход, для Игрока или для Змея — ведь ни тот, ни другой не могли жить в пещерах безвылазно.

Там, неподалёку от развилки, Муромцев и нашла на следующее утро спасательная экспедиция.

… - Постой, — прерываю Аркадия. — Что-то у меня в голове не укладывается, как же так? — Даже пальцы загибаю, подсчитывая. — День, когда Васюта с друзьями пропал, а меня похитили — это раз. Следующий, что я у Рахимыча провела и меня освободили — два. Здесь, в Тардисбурге, праздник по случаю победы — три. На следующее утро вы уехали, — четыре… Это ж четвёртые сутки, а ты говоришь — следующее утро! Как такое может быть?

Оборотник пожимает плечами.

— Без понятия. Должно быть, таковы свойства Лабиринта: там складки не только в пространстве, но и во времени. Я тебе говорил, что видел кучу миров? Пока мы искали Игрока — обшарили уйму порталов; из одного я выходил почти сразу, из другого — через час, хотя вроде бы одинаково, минут по двадцать тратил на каждый: выйти, осмотреться, следы поискать… А Мага всё торопил, опасался, что долго не удержит ходы отрытыми, они ведь на магии демиурга поставлены, ему с трудом давались… Время там здорово шалит, Вань. Просто поверь мне на слово: для русичей только ночь прошла. И хорошо, иначе раненые долго не продержались бы. На их счастье, сэр Арктур, узнав про поход, послал с нами двоих из ордена, да ещё Симеон увязался, настроил переход от Кайсарова дворца прямо в степь. Да, тебе, Ваня, особое спасибо…

Симеон сдержал данное мне обещание, предупредил о ловушке. Мало того: настырный старец решил, что миссия по исследованию логова есть мероприятие отнюдь не частное. Ибо касается интересов всех кланов, да и безопасности города. Найти пропавшего без вести героя — цель благородная, но к ней присоединяется возможность разыскать и экс-демиурга, а такой шанс выпадает один на миллион, и упускать его нельзя. В пику Ящеру или пользуясь политическими соображениями — но Симеон сдал Совету готовящуюся экспедицию с потрохами. Не выдав, однако, поставщика информации, хоть на этом ему спасибо. О том, как ему удалось откликнуться на призыв непутёвой Обережницы, самому просканировать настороженный Игроком капкан — он поведал много позже, по возвращении.

Совет же направил в качестве сопровождающих ещё по два представителя от каждого клана. Что, конечно, оказалось на пользу общему делу. Ибо без стихийников невозможно было бы справиться с тоннами земли, завалившей портал в логово Игрока; они же, стихийники, разобравшись в структуре странного изолирующего порошка, просто-напросто вымели его небольшим смерчем из пещеры-детской. А стараться там было для кого, но об этом позже… Они поговорили с водой и осушили дно в затопленной пещере, обнажив целую галерею тайных порталов в иномирные океаны, кишащие лютыми тварями: похоже, Игрок готовил новые квесты с прицелом на морскую стихию. Естественно, порталы запечатали намертво, несмотря на сетования друидов, но что поделать: исследовательский интерес можно понять, но держать под боком рассадник, полный мегалодонов и кракенов — чистой воды безумие.

Без Симеона Мага не справился бы с россыпью порталов, во множестве натыканных в Лабиринте; а возиться с ними оказалось под силу только моему благоверному, поскольку манеру Игрока, почерк, особенности в работе суженый изучал несколько лет и достиг, к удивлению своего папочки, немалых успехов. Не хватало знания некоторых тонкостей, которые незамедлительно вывалил на его голову Симеон, мастер по созданию порталов… внутри Гайи, наружу он так и не смог пробиться.

Послушники Невидимого Ока ныряли с Аркадием в каждый открывшийся проход. Оборотник проводил визуальную разведку, адепты ордена пытались уловить следы энергетики своего демиурга. В чуждом мире они ощущались бы явственно, как нечто инородное. Паладины… ну, они и в Африке паладины, без них Вячеслав не дожил бы до следующего утра, ибо лечебные эликсиры не вечны. Да кроме целительства, палы — непревзойдённые мечники, а это умение ох как пригодилось вскоре…

В общем, все были при деле. И напрасно Ящер в начале пути поджимал губы и смурно косил в сторону чересчур шустрого старца Симеона: помощь кланов оказалась бесценной, так что славой пришлось делиться.

…Пока помню, тороплюсь с вопросом:

— А почему ты называешь подземелье Лабиринтом? Или там больше шести коридоров, чем поначалу увидели?

— У-у Ваня, там их сеть. Только три выводили в обычные пещеры, остальные были утыканы порталами, как… С чем бы сравнить? Ни разу не видела, как жонглируют факелами? У настоящего мастера получается этакое огненное кольцо. Вот, считай, такие кольца мы и видели, они ещё и вращалось постоянно. В портал заскочишь, проверишь, выпрыгнешь — а выход уже сместился. Пока его глазами держишь — помнишь, где был, а потом теряешься. Вот мы их и позакрывали — чтобы по сто раз в один и тот же не тыкаться. Ох, Ваня, чего я только не насмотрелся… У меня вообще сложилось впечатление, что этот гад не просто тырил с разных миров локации — он потом вошёл во вкус и коллекционировал их, эстет чёртов. Даже сортировал. В одной пещере были выходы к побережьям, вообще к водоёмам. В другой — в пустыни, степи, леса, горы. И в последней — сплошь города, замки, деревни, отдельно — мосты, башни, какие-то монастыри… Меня даже зло взяло. Сидел я до сих пор в этом мире, других не видел — и не знал, что такая красота существует, но только прочувствовал — считай, собственными руками дверь запечатал, намертво. — Сердито сплёвывает кусок травинки, которую до этого машинально прихватил с газона. — Ты лучше не перебивай, что-то я отвлёкся, а времени у меня не так много осталось.

Портал-"обманку", который так меня напугал, удалось вскрыть без труда. Некроманты хорошо разбираются в ядах, а потому Маге не составило усилий идентифицировать и обезвредить смертоносную начинку. Но ловушка, как оказалось, лишь обозначала местонахождение портала под землёй, до него ещё нужно было добраться. Тут и пришла очередь стихийников, которые не только откопали вход в подземелье, но и расчистили от осыпей обширную площадь, дабы обеспечить нормальный спуск всадникам. И не успев войти, экспедиция угодила в сложное переплетение тоннелей и коридоров — такова уж была магия этого места. Муромцам-то выпал одиночный ход, спасатели угодили в лабиринт сразу.

Тут-то и сработала одна из "домашних заготовок" дона Теймура. Не было случая, чтобы Ящера подвело чутьё: он пригласил Яна в экспедицию не просто так. "Родственная привязка может пригодиться" — предположил он, и оказался прав. В магическом месте многажды усиливаются способности тех, кто туда попадает. Ян, кровный родич Васюты, уверенно шёл по зову этой самой крови через хитросплетения коридоров, поворотов, мимо тупиков и обрывов, трещин, ложных выходов, как по стрелке компаса; и, в конце концов, вывел всех к лагерю русичей, которые уже расслышали их приближение и были настороже.

Ох, Ян… Словно наяву, увидела я, как он сдержанно, по-мужски обнимается с живым и невредимым Васютой, а у самого в глазах — с трудом сдерживаемые слёзы. Не зря он не верил в гибель дядьки, который ему заменил отца; такие люди без боя не сдаются… Спохватившись, понимаю: из-за того, что расчувствовалась, отвлеклась, прослышала часть рассказа. Но переспрашивать неловко.

— …Яна с собой всё же решили не брать. Его с паладином-сопровождающим и ранеными отправили на выход и велели ждать там: если вновь Лабиринт начнёт чудить, то парень сам обратной связью поработает, теперь уже Васюта по привязке к нему обратный путь проложит, чтобы не петлять. Парень, конечно, разобиделся, но виду не подал. Раз уж Василий приказал, да ещё добавил: я на тебя рассчитываю… Куда деваться? А сами пошли к развилке.

Последовательность нарушать не стали, начали с того же места, где накануне остановились русичи. После пяти ответвлений от основного тоннеля, после бесконечной череды пещер дошла очередь и до хода, ведущего в "змеиную" нору.

— Только я сразу предупредил: Васюта, прибьёшь его — век не прощу. Хватит того, что у меня на глазах однажды дракониху зарубил. Не позволю. И знаешь — он только кивнул, не сказал — что, мол, ерунду несёшь, хотя тот же Михайла так прямо и выразился: прирезать этого Змея к такой-то матери, нечего с ним валандаться… Вася только цыкнул на него.

Бессмысленную рубку ради рубки Васюта не любил, и в словах друида увидел резон; поэтому в пещеру со Змеем, как всё ещё его называли, въехал первым. И сдержал умницу Чёрта, который по привычке намеревался полезть в драку.

Ледянка лежала неподвижно, как мёртвая. Впрочем, каменные создания бездыханны, но Аркаша вспомнил об этом позже, а поначалу — ужаснулся. Большое, красивое даже в тусклом свете пещерных искр, тело не шевелилось, обернувшись вокруг каменного постамента, в углублении которого лежало что-то похожее на…

… рассыпавшуюся скорлупу большого синего яйца. Осталось лишь несколько цельных кусков характерной закруглённой формы и фрагмент маленького хребта, остальное осело сверкающим драгоценным прахом, словно какой-то ювелир-изувер решил явить миру этакое страшное и извращённое произведение искусства. Не сдержавшись, Аркадий шумно вздохнул, Чёрт, вздрогнув, ударил в пол копытом, и чуть заметного шевеления воздуха от этих звуков хватило, чтобы скорбные останки взвились в завихрениях — и распались окончательно.

Только тогда осиротевшая мать подняла голову. Взгляд бездонных агатовых глаз был полон такой боли, что Аркаша содрогнулся. Ледянка слабо дёрнула хвостом, в основании которого до сих пор занозой сидело копьё, и уставилась на Васюту, отчего-то именно на него.

"Всем стоять тихо", — шепнул по мысленной связи оборотник. "Тихо. Она не должна броситься. Мы сейчас спокойно уйдём…"

Косые прорези гигантских ноздрей дрогнули. Да, Ледовички не дышат, но иногда втягивают воздух, дабы различить запахи. Она принюхивалась. Принюхивалась к Васюте и даже, кое-как поднявшись, заковыляла в его сторону. Угольно-чёрные глаза расширились.

"Вася, спокойнее, она не агрессивна, слышишь? Когда они нападают — глаза суживают… Держи Чёрта, он не человек, у него инстинкты…"

Сжав бока жеребца коленями, Васюта силой удержал того на месте. Чёрта била крупная дрожь, он никак не мог решить, что делать: броситься на врага — или подчиниться хозяину? Оборотник мысленно коснулся лошадиного сознания. "Друг. Это большой друг. Другу плохо. Просит помощи", — объяснял он, как мог, и упустил момент, когда дракониха подползла вплотную. Что-то её манило. Что-то влекло, заставив забыть об осторожности, боли и страхе. Что-то…

Когда огромная голова со сверкающими клыками нависла над башкой Чёрта, конь пригнулся, но не тронулся с места. Ледянка же уставилась на Васюту… умоляюще? Фиолетовый раздвоенный язык, неожиданно высунувшись из пасти, осторожно коснулся панциря Муромца, скользнул по железной груди к поясу…

— Я понял, — неожиданно сказал Васюта. — Бедная ты… Сейчас отдам. Только отойди, не пугай никого.

Отпрянув, она попятилась, уставившись на Муромца с каким-то странным голодным выражением глаз. Из кисета, прикреплённого к крючку на кожаном поясе, Васюта, помедлив, извлек небольшой предмет на массивной золотой цепочке. Прихватил цепь, раскрыл ладонь — на ней был изумительной красоты синий камень величиной с яйцо и такой же гладкий, не гранёный… А внутри, не на пещерных светлячков отзываясь, а своим собственным золотистым светом горела живая искра.

— Это, что ли? — с грустью спросил Васюта.

Ледянка заморгала, из глаз её покатились слёзы. Они падали, застывая на лету, и разбивались вдребезги, коснувшись каменного пола. Не испытывая более терпения Чёрта, Муромец спешился, подошёл к постаменту, бережно положил Василисин оберег в опустевшее углубление. И едва не был сбит с ног, так стремительно кинулась к новому яйцу дракониха. Она дышала на него холодом, капала слезами, облизывала, вновь охлаждала, а яйцо подрагивало, увеличивалось в размерах, и, казалось, оживало. Огонёк внутри него разгорался всё ярче.

Где, в каких пещерах Васютиного мира добыл этот камень старый волхв Снегирь? Знал ли о его свойствах, когда принёс Василисе? Кто ж теперь скажет… Но, видно, несмотря ни на что, суждено было этому найдёнышу родиться и вырасти, пусть и в чужом мире.

Васюта уже взобрался в седло, уже сделал знак остальным — едем! но Аркадий не мог уйти. Не выдержав, он соскочил на землю и, воспользовавшись, что дракониха ничего кроме яйца не видит, подскочил прямо к хвосту. Он понимал, что второй попытки у него не будет, а потому, схватившись за древко застрявшего копья, рванул изо всех сил. Ледянка дёрнулась, рыкнув, но силы толчка хватило, чтобы отбросить Аркашу вместе с копьём в сторону.

— Она же не со зла, — поясняет Аркадий. — Это от боли, рефлекторно: вздрогнула, хвостом пристукнула и забыла. Зато меня потом — в обоз, куда ещё со сломанной ногой-то…

Звуки лёгких шагов заставляют нас одновременно повернуть головы.

— О, вот и он, твой персональный ангел-хранитель! Вот кого надо было в Лабиринт брать, кого угодно со дна моря достанет… Вань, ну я пошёл, что ли, ко мне приехать должны, наверное, уже прибыли…

Леди Диана укоризненно качает головой.

— Сэр Аркадий, вы не слишком увлеклись разговорами? К вам действительно пришли из мэрии, не заставляйте себя ждать. И будьте любезны, впредь избавьте меня от ваших шуточек. Иоанна, вам пора отдохнуть.

— Но… — пытаюсь я возразить. Аркаша предупреждающе прикладывает палец к губам.

— Режим, — железным тоном заявляет Диана. И смягчает резкость улыбой. — Вам же хочется хорошо выглядеть на вечернем торжестве? Будьте благоразумны.

— Кажется, только этим я и занимаюсь, — говорю с досадой. — Ещё немного — и позволю надеть на себя нагрудничек и уложить в коляску… Да иду, иду. Аркаша… — Он притормаживает, уже было встав. — А дальше-то что? Ты мне потом доскажешь?

— Сэр Аркадий! — сердится моя маленькая надзирательница. — Вас ждут!

Он только усмехается.

— У Лоры спроси. Или у Майкла, он у нас, сама знаешь, с памятью хорошо работает…

— Сэр Аркадий!

— Ухожу, Ди, не ругайся! — Оборотник обнимает разгневанную сестричку и нежно чмокает в щёчку. — Не сердись, надо же мне душу отвести, считай — последние часы холостяцкой жизни! До вечера, девочки!

Он скрывается за ближайшим поворотом аллеи, миг — и его уже не видно, только слышен шорох гравия под ногами, и рыжим пятном скользит по кленовым ветвям приспавший до этого на солнышке фамильяр. Диана смущённо потирает щёку.

— Он не слишком вас утомил, дорогая?

В досаде притоптываю.

— Ну, надо же! Нет, что вы, он удивительно хорошо рассказывал, я нисколько не устала. Вот только прервался на таком месте… Я так и не узнала, нашли они…

— Игрока? — отчего-то шёпотом спрашивает Диана. Глаза её округляются.

— Откуда вы знаете?

— О, Иоанна, историю похождений ваших друзей знают и пересказывают, словно героическую сагу! Подумать только — сразиться с самим демиургом! Это фантастика! Однако, — спохватывается она, — пойдёмте в палату. Солнце жаркое, не хватало, чтобы вы перегрелись! Лучше посидите в тени, если не хотите лежать, на веранде тоже неплохо…

— Так нашли они его или нет? — спрашиваю в нетерпении. Диана поджимает губы.

— Сделаем так, — говорит решительно. — Я поговорю с сэром Персивалем, в каком виде и когда вам преподнести эту информацию…

— Вы меня своей секретностью просто в гроб загоните. Скажите хотя бы: "да" или "нет"!

Она с досадой прикрывает глаза. Говорит, поколебавшись.

— Да. Нашли.

Они обшаривали тоннель за тоннелем, портал за порталом; закрыли выходы не менее чем в сотню миров, вновь затопили озеро, расчистили пещеру Ледянки от мерзкой изолирующей пыли… Маркос дель Торрес был порядком истощён, и кто знает, сколь ещё продержался, если бы Николас дель Торрес не догадался с разрешения драконихи унести с собой горсть мелких кристаллов из пещеры и набить ими карманы брата… Помогло. Стихийникам было проще — они подзаряжались прямо от земли и скал; паладины время от времени подключались к источнику высшей, небесной энергетики… Лишь "отцы" выглядели свежо, как огурчики, скромно умалчивая о возможностях своих ресурсов.

Следов ауры сбежавшего демиурга нигде не было.

Казалось, пора уходить. Миссия по спасению выполнена: герои найдены, враг обескровлен — замуровав выходы из Лабиринта, ему перерезали множество путей к отступлению, да ещё, вдобавок, лишили возможности пополнить армию наёмников из других миров. Если только…

— Если только мы действительно ничего не упустили, — цедит дон Теймур. — Не мог этот хитрец уйти иным путём, просто не мог. Здесь слишком мощное сосредоточие силы…

Он смотрит на огонь, не щурясь. В чёрных глазах отражаются пляшущие языки пламени.

— В который раз мы выходим на эту проклятую развилку?

— Похоже, в седьмой. — Сэр Джонатан не торопясь выбивает трубочку об каблук, притоптывает несколько рассыпавших одиноких искр. — На несколько ходок больше, чем наши друзья, попавшие сюда раньше. Итак, какие будут предложения?

— Ещё минут десять на отдых, — подаёт голос один из стихийников. — Хорошие мысли всегда приходят в последний момент, дайте им разогнаться.

И снова наступает молчание. По кругу идёт фляжка, чрезвычайно похожая на ту, что была подарена обережнице самим Хлодвигом, Верховным магом воды. Усталые лица светлеют, становятся бодрее. Привал… Все надеются, что последний.

— Здесь он, — прерывает тишину Васюта. — Больше негде. Я не мог ошибиться. Сперва открылся обычный проход, туда он и прыгнул, а затем уже Змея… Ледянку выгнал. Что, если она затёрла его след своим?

— А что, очень может быть, — один из стихийников в раздумье потирает подбородок. — Её энергетика из самого сердца Гайи… собственно, весьма схожа с демиурговской. Но это пока только теории. Если рассуждать логически…

— А где вы взяли эти дрова, юноши? — не слишком-то вежливо перебивает дон. — Только я один это замечаю? Как долго горит этот костёр? Или у вас имеется запас несгораемой древесины?

Васютины пальцы, до этого машинально поглаживающие отполированное древко копья, неожиданно смыкаются в боевом захвате: рефлексы срабатывают первыми. Нахмурившись, он, как и Глава, всматривается в огонь. И видит то же, что только сейчас начинают замечать и другие. Даже если отбросить странности, творящиеся в Лабиринте Игрока со временем, можно прикинуть, что костёр горит вторые сутки. Перед исследованием тоннелей в него запасливо подложили несколько брёвен, но дежурного оставлять не стали: смысла нет, если можно разжечь погасший огонь ударом оземь магическим посохом. Да, прошли ночь, день и ещё полночи — а на поленьях обуглился лишь верхний слой, даже кое-где видна не прогоревшая береста, и углей практически нет.

— Крайний слева коридор, — говорит Васюта. — Выход наружу. Как же с первого раза не углядели?

И тянется за шлемом.

— Могли и не заметить. Наверняка наложил что-то, глаза отводящее.

Стихийник отпивает из стеклянного пузырька пару глотков какой-то синей жидкости, передаёт коллеге.

Посох в цепких руках Симеона вдруг вспыхивает всеми стихийными жилами.

Лора деловито проверяет стрелы, скидывает лук с плеча.

Отец и сын Кэрролы слегка поводят плечами, и на миг их окутывает ослепительное фиолетовое сияние, которое, взметнувшись облаком, оседает на всех членах группы. Защитная аура в действии.

Дон Теймур, вроде бы ничуть не озабочиваясь происходящим вокруг переменам, внимательно изучает свои руки, и, кажется, вот-вот достанет пилочку и займётся маникюром, но вместо этого резко разжимает пальцы — и ногти на них внезапно вспыхивают ядовитой зеленью, удлиняются и заостряются. Одновременно ту же манипуляцию проделывает Мага. Его брат, кротко вздохнув, вытаскивает из костра горящую головню, обстукивает — почти так же, как недавно его дядюшка докуренную трубку. Обгоревшая палка укорачивается, отращивает навершие — и в руках у Николаса уже рассыпает искры небольшой магический жезл, наполненный огневой мощью.

К бою готовы.

…Итак, крайний коридор слева… под уклон… ледяной пол пещеры как каток, и когда только успело намёрзнуть?.. тёмные закоулки и ниши, заиндевевшие стены, частые гребни сосулек, свисающих с уступов…

— Вот он, — внезапно говорит один из стихийников. — Вы бы него и не увидели.

И запускает горсть снежинок наружу, через провал в скалах, прямо, казалось бы, в пропасть, угадываемую за площадкой…

Портал невидим. Вернее сказать — абсолютно прозрачен. Он висит прямо в воздухе, в метре от края площадки, и становится доступен глазу, лишь облепленный снежинками. Не задетый буранчиком край выглядит как лёгкая рябь, вроде той, что поднимается иногда от нагретой почвы — бывает такое в холодный, но достаточно солнечный весенний день. Не зная, что проход именно здесь, его не обнаружишь. Да и кому придёт в голову, что в портал нужно не входить, а прыгать с разбегу?

— Кто первый? — хладнокровно спрашивает Мага и подбирается ближе.

— Минуту, — сухо останавливает его Глава. — Уверен, что нас там не ждут? Донна?

Они с Лорой обмениваются взглядами. Амазонка берёт лук наизготовку, и пока прицеливается, наконечник стрелы, на который внимательно щурится Глава, начинает дымиться. Дон удовлетворённо кивает.

Стрела свистит над головой Маги и прошивает зеркальную перепонку. С той стороны вдруг раздаётся довольно сильный хлопок и приглушённые вопли.

— Посторонись, — коротко говорит Васюта. — Сейчас полезут. — И занимает выжидательную позицию, не доходя до края площадки, левее от портала. Некромант становится правее. Остальные рассыпаются ровным полукружьем по внутреннему периметру площадки.

— Донна, держитесь в центре, — негромко обращается дон Теймур к Лоре. — Майкл, прикрой дополнительно…

Над амазонкой нарастает вторая защитная аура. Лора досадливо сжимает губы, но не спорит. Шустро вскидывает лук…

И несколькими стрелами отправляет в пропасть трёх кашляющих ламий, высунувших головы из портала. Затем ещё одну. Следующие монстры оказываются умнее и в состоянии не только ползать, но и прыгать. Им ничего не стоит перескочить расстояние, отделяющее портал от края скалы, будучи при этом вооружёнными до зубов, рогов, копыт, и чего у них там есть ещё… Они сыплются и сыплются, как горох: кентавры и крысюки-лучники; огромные мохнатые йети; минотавры и тигролюди с боевыми топорами наперевес; саблезубые львы; двухголовые гидродонты, изрыгающие огонь; химеры, плюющиеся ядом; ужасающие одним своим видом арахниды со скорпионьими хвостами… И вся эта армия монстров задыхается, шумно глотает воздух, а вослед им из портала сочатся тёмные струйки вонючего дыма, которые, впрочем, на отрытом воздухе быстро рассеиваются.

Первыми наши бойцы выводят из строя тварей-лучников: их ликвидируют сразу, чтобы не успели занять позиции. Затем каждый выбирает по способностям. Некроманты избирательно "работают" с ядовитыми существами, русичи и паладины наваливаются на зверолюдей, стихийники морозят химер и ящеров… Промёрзший пол пещеры давно вскипел, осушился и был вновь окроплён — и отнюдь не водой. Но закончилось всё быстро. Слишком опытные бойцы с многолетним стажем отбивали атаку; слишком много накопилось личных счётов к хозяину Лабиринта. И когда он сам вылетел из портала верхом на сапфировом драконе, очевидно, заменившим покойника Гарма — будьте уверены, его ждали с нетерпением.

— Оп-паньки, — едва увернувшись от смертоносного замораживающего дыхания, выдаёт Николас, — вот и папа пожаловал…

" Отвлеки его!" — кричит сэр Майкл мысленно. — "Ник! Хотя бы на минуту!"

"Понял…" Николас начинает шустро пятиться, заманивая рассвирепевшего Ледяшку вглубь пещеры. Дракон-папа раза в полтора крупнее своей супруги, высиживающей в настоящее время драгоценное яйцо и не знающей, в какую передрягу угодили её благодетели. Ледяшке не нравится, что какой-то мелкий человечек норовит тыкнуть чем-то жгучим и кусающимся. Человек ловко уклоняется от морозных струй, и в досаде дракон делает рывок вперёд, пригнувшись, чтобы проскочить под низким сводом пещерного проёма. Игрок на его спине пригнуться не успевает, и, приложившись головой о свод, пластом повисает в седле. Рассерженный Ледяшка протискивается в пещеру, его всадник, подозрительно быстро прочухавшись, зло дёргает узду, пытается ткнуть посохом в уязвимое крыло… но четыре молнии, сорвавшиеся с пальцев Маги, разбивают магическое оружие в щепки.

"Готово!" — наконец, подаёт голос сэр Майкл. "Теперь разверните его ко мне!"

Неизвестно, что собирался сделать Николас, но только оба стихийника, уловив мысленный зов паладина, не раздумывая, одновременно подпаляют дракону хвост. А что ему, он же каменный! Но, по-видимому, какие-то неприятные ощущения доставляют, потому что зверь разворачивается, едва не сбив хвостом Ника… а заодно, ещё раз невольно приложив своего наездника к каменной арке. Мой Наставник запускает прямо в зубастую пасть каким-то мелким сверкающим кругляшом. Инстинктивно щёлкнув челюстями, дракон-папа перехватывает подарочек и глотает.

… Нет, никакого взрыва не происходит, как можно было бы предположить. Свирепый зверь замирает, как вкопанный, взгляд его останавливается, словно Ледяшка прислушивается к чему-то. Сэр Майкл делает энергичный жест руками:

— Все ко мне! Быстро!

Сползает и шмякается на землю оглушённый Игрок в изрядно помятом шлеме. С другого бока от него проскакивает Николас, собирается было сунуться к Игроку, но тут над его головой раздаётся ужасающий шип, и мой родственник одним прыжком побивает все мыслимые и немыслимые рекорды скорости, оказываясь рядом с Майклом. Они вместе с Магой оттаскивают Ника в сторону, к остальным.

Игрок, удивительно шустро опомнившийся, уже на ногах, лихорадочно оглядывается. Посоха нет. Сзади — грозно шипит Ледяшка. Впереди — путь к порталу перекрыт…

— Что, сынок, поговорим? — буднично окликает Симеон.

— Вы… не смеете со мной так, — сипло говорит Игрок. Голос его от напряжения вздрагивает. — У нас Договор…

— Он трижды нарушен, — сурово сообщает сэр Джон. — Пункт о невмешательстве во внутреннюю политику Гайи. Пункт о ненападении. Привлечение в союзники иномирного магического клана. И вдобавок — разрешённые жертвоприношения.

Демиург срывает шлем, наползающий на глаза. Растрёпанная белая шевелюра испачкана алыми подтёками.

— Вы ничего не сможете мне…

За его спиной дракон, сузив глаза, выдыхает мощную струю холода. И ещё одну. И ещё, превратив бывшего демиурга в застывшую глыбу льда. Фыркнув, прочистив ноздри, обводит взглядом людей и шумно вздыхает.

Стремительно развернувшись, уползает прочь.

— …Ну и? — нарушает молчание Ник. — Ради чего я тут прыгал и изображал бой с быками? Майкл?

Паладин потирает шею, на которой всё ещё краснеет вспухший багровый след от сорванной цепочки.

— Я скинул ему воспоминание о гибели детёныша, со всеми подробностями того, что мы обнаружили. И то, что появилось новое яйцо. Сколько успел, времени было мало… Он сам разобрался, кто друг, а кто враг.

— Гхм, — многозначительно прокашливается за его спиной дон Теймур. — Я настоятельно просил бы всех… не расслабляться. Обратите внимание…

С застывшей оледенелой фигуры потрескивая, осыпается крошка. Не успевают русичи схватиться за мечи, а маги — за посохи, ледовый панцирь на погребённом, казалось, заживо демиурге лопается на тысячу кусков.

— Я же говорил, — он зло скалится, — ничего вы со мной не сделаете! Думали, я заперт? Ха! Эта дура-обережница навесила на меня не просто кокон — защиту! Магия против меня бессиль…

Тяжёлое копьё Васюты прибивает его к скале. Отчётливо слышится хруст ломающихся рёбер.

— Магия, может, и бессильна, — только и говорит Васюта. Не торопясь, подбирает отлетевшее копьё, осматривает погнутый наконечник, словно не видя сползающего по каменной стене подростка… Демиург в человеческом теле так же уязвим, как черепаха в панцире: сомни панцирь — и он сам вопьётся в плоть, мягкую и беззащитную.

— Нет, — хрипит Игрок, каким-то чудом удерживаясь на полусогнутых ногах, — нет, так нельзя…

И добавляет ещё какое-то слово. Пальцы его судорожно шарят по груди, обрывают медальон… Взмахом руки дон Теймур ставит над группой защитный купол. Но действия демиурга направлены не на людей. Блестящая вещичка выпадает из слабеющих пальцев и пробивает портал прямо под ногами её владельца. Туда, вниз, в неизвестное измерение и падает тот, кто был тогда-то Миром…

— Одноразовый, конечно, — с досадой говорит дон, развеивая защиту. — Не старайтесь, мальчики, не откроете. Это совсем иная технология. Не его. — Жестом пресекает вскинувшегося Магу. Поворачивается к русичам.

— Однако, дон Васюта…

И отвешивает Муромцу церемонный поклон. Тот в ответ почтительно склоняет голову.

Мощный толчок земной тверди прерывает обмен любезностями. Содрогается скала, трясутся горные вершины, срываются и катятся по склонам каменные глыбы. Похоже, мир рушится… Нет, это обваливается внутрь себя Лабиринт, потерявший хозяина и творца. И на глазах у людей вибрируют своды пещеры, грозясь похоронить под собой останки зверолюдей, ящеров, йети — последних солдатиков Игрока.

— Чёрт, — растерянно говорит Васюта. И бросается в пещеру.

Лошади остались у развилки тоннелей.

— Похоже, судьба, — бормочет дон. — Придётся вернуться… — и ныряет вслед за Васютой, вновь раскрывая над собой купол.

Им удаётся добраться до костра, собрать перепуганных лошадей… и наткнуться на последний сюрприз Лабиринта. Выходов больше нет. У них на глазах ход, ведущий в степь, зарастает. Будто его и не было. А за спиной ширится, растёт новая пещера, поглотившая прежние тоннели, и рождая новые порталы — странные, невиданные ранее…

Мага качает головой. Понимающе кивает Симеон.

— Нет, сынок… Это нам пока не под силу.

— Выход должен быть, — упрямо говорит Мага.

— Эх, — не может сдержаться Васюта, — если бы не я…

— Я бы тоже не оставил Василька, — прерывает его сэр Майкл. — Да и другие… Перестаньте, Васюта. Давайте думать.

— Должна быть какая-то логика, — шепчет Лора. — Должна быть… — И жалобно добавляет: — Ребята, а ни у кого не найдётся чего-нибудь поесть? А то у меня уже глюки. Мне прямо-таки кажется, что едой какой-то пахнет…

— Хлебом, — неожиданно говорит Михайло-старший. — Ей-богу, хлебом! Нашим, только что из печи, братцы! Да вы принюхайтесь только!

…Если бы не одуряющий запах свежеиспечённого хлеба — неизвестно, нашли бы уставшие, вымотанные люди и маги нужный портал из сотен новых? А нашли они его именно по непередаваемому хлебному аромату. И открылся портал при их приближении сам, будто поджидал…Увидели бы они чистое звёздное небо над степью, ожидающий их обоз, Яна, нетерпеливо выхаживающего вокруг костра — настоящего костра, с прогоревшими углями, источающего упоительный дух печёной картошки и жареного на палочках мяса? Узнали бы про Ново-Китеж и про то, что русичи смогут, наконец, вернуться домой?

…Наверное, было именно так. Основное мне рассказала Диана, подробности додумала я сама. Картина финального боя на площадке так и осталась для меня состоящей из отдельных разрозненных пазлов… да может, оно и лучшему. Леди Ди услышала сей рассказ от самого Симеона. Правда, говорил-то он не с ней, а с сэром Персивалем: они долго и кропотливо обсуждали нюансы сражения, приёмы, ошибки, методы упокоения, исключающие воскрешение противника… Сестричка не была ярой поклонницей военной тематики, а потому большую часть услышанного благополучно забыла; впрочем, я поступила бы так же… Но некоторые моменты виделись так ярко, цельно, будто я при этом присутствовала. Будь оно неладно, моё богатое воображение, зачем, зачем оно мне нарисовало всё в таких красках? И треснувший панцирь на груди Игрока, и струйку крови, текущую из уголка рта, и стекленеющий взгляд…

И то, что он пытался сказать, цепляясь за медальон перехода, как за последнюю надежду:

— Нет… нет, так нельзя…нельзя… Мама!