Спасительный свет

ГЛАВА 1

Рождество, 1990

Дождь шел целый день. Он лил с такой силой, что кустарник у входа в отделение скорой помощи распластался по земле, а новая крыша протекала. Одна из санитарок поставила в приемной ведро, чтобы вода капала в него, и оно наполнилось в течение часа.

Оливия Саймон наблюдала за ливнем через широкие окна своего кабинета. Дождь не давал ей сосредоточиться, и журнал на ее столе был все еще открыт на статье, которую она начала читать уже несколько часов назад. Было что-то неестественное в этом дожде. Он словно поглощал кислород, мешая дышать, он стучал по ее голове как стеклянные шарики, рассыпающиеся по листу жести. Как только она подумала, что не может больше выносить этот шум, он прекратился. В тишине Оливия наблюдала, как небо светлеет и проясняется. А потом вдруг пошел снег.

Она вышла в приемное отделение, где Кейти Брэш и Линн Уилкс играли в пинакль в течение последних двух, совершенно спокойных часов.

– Снег идет, – сказала Оливия.

Они подняли на нее осоловелые глаза, повернули головы в сторону окна.

– Не может быть, – Линн встала, чтобы посмотреть, халатом смахнув со стола несколько карт.

– Это становится традицией, – сказала Кейти. – В прошлое Рождество нас просто завалило снегом.

Оливия взглянула на часы. Пять тридцать. Сегодня она не могла застревать здесь. Линн снова села на свое место:

– Хочешь сыграть с нами, Оливия?

Оливия отказалась и вернулась в свой кабинет. Сегодня она не в силах была присоединиться к ним. Она была слишком неспокойна, слишком озабочена. Ей хотелось домой.

Она села за стол и набрала свой домашний номер.

– Снег идет, – сказала она, когда Пол поднял трубку.

– Да, я знаю, – его голос звучал раздраженно. Она уже почти привыкла к резкому тону, которым он разговаривал с ней последнее время. – Когда ты собираешься уходить оттуда?

– Скоро. Осталось полчаса.

У нее не было возможности выбирать себе расписание. Из четырех врачей отделения скорой помощи она была самой младшей по должности. Ей хотелось сказать Полу, как это неудачно, что она должна сегодня работать, как плохо, что она далеко от него, когда, видит Бог, им необходимо быть вместе. А все, что она видела за одиннадцать долгих часов – это оцарапанная коленка и нарушение пищеварения вследствие злоупотребления индейкой. В такие дни она начинала скучать по суматохе больницы «Вашингтон Дженерал», в которой она работала последние десять лет, и где должность позволяла ей в какой-то степени влиять на график работы. Последние дни она боялась уходить от Пола. Ей казалось, что он может исчезнуть, если она недостаточно близко, чтобы прикоснуться к нему.

Прошлое Рождество они провели с его семьей в Филадельфии. Пол посвятил ей большое стихотворение, а потом, когда она была на работе, вставил его в рамку. Стихотворение висело дома в кабинете, и теперь, глядя на него, она каждый раз задавала себе вопрос, как могли так быстро улетучиться те нежные чувства, которые Пол испытывал к ней всего лишь год назад.

– Индейка уже отделяется от костей, – сказал он. – Может быть вынуть ее?

Оливия хотела ответить, но как раз в этот момент в коридоре, закашляв, ожила радиосвязь с полицией.

– Подожди, Пол, – она отодвинула трубку от уха и прислушалась.

Кейти села перед радио:

– Скорая помощь Килл-Девил-Хиллз, – сказала она.

– У нас огнестрельное ранение в грудь, – мужской голос прорвался через помехи. – Женщина. Тридцать пять – сорок лет. Пульс сто пятьдесят, слабый. Давление семьдесят пять на сорок.

– Когда вы будете здесь? – спросила Кейти.

– Через пятнадцать минут. Может быть, двадцать. Здесь идет сильный снег, черт бы его побрал!

Оливия встала.

– Пол, мне нужно идти, – она повесила трубку и поспешила в операционную.

– Позвони Джонатану, – сказала она, проходя мимо Кейти.

Джонатан Крамер был не тем человеком, с которым Оливии хотелось бы работать, но сегодня он был в резерве. Он жил ближе других и мог добраться сюда за несколько секунд.

Она мыла руки в операционной, когда появился Джонатан.

– Огнестрельное ранение, да? – сказал он, закатывая рукава на мускулистых руках. – Мы стабилизируем ее и отправим на вертолете в Эмерсон.

Оливия включила монитор ЭКГ:

– Мы ее еще даже не видели.

– Ей понадобится система жизнеобеспечения. Оливия начала устанавливать оборудование для интубации. Джонатан раньше работал в заштатном госпитале в Луизиане. Возможно, огнестрельные ранения не были той областью, в которой он чувствовал себя уверенно. Немногим больше года он работал первым врачом на новой станции скорой помощи, единственной, обслуживающей Аутер-Бенкс, Северная Каролина. Ей сказали, что она будет с ним на равных, ее мнение будет иметь такой же вес. Однако, она часто спрашивала себя, не забыли ли сообщить об этом Джонатану.

– Давай сначала посмотрим на нее, – сказала она. К тому моменту, когда два санитара доставили пострадавшую в отделение скорой помощи, они уже все подготовили. Ее блузка и бюстгальтер были разрезаны. Пулевое ранение на левой груди было обманчиво маленьким и бескровным. Это могло означать только одно – пуля попала в сердце. Оливия прямо-таки почувствовала, как повышается адреналин в ее крови. Необходима операция, и они не могли терять времени.

– Готовь инструменты, – сказала она Кейти.

– Что?! – Джонатан помогал одному из санитаров натянуть на ноги женщины стерильные чулки. – Забудь об этом, Оливия! Надо отправить ее в Эмерсон.

– Приготовь мне две упаковки крови, – сказала она Линн, проверяя рефлексы женщины.

Потребуется сорок минут, чтобы доставить ее на вертолете в Эмерсон, может быть, даже больше – из-за снега. И пройдет еще, по крайней мере, пятнадцать минут, прежде чем она попадет на операционный стол.

– Она не выдержит этого.

Кейти принесла хирургические инструменты, которые позвякивали друг о друга в ее дрожащих руках. Она заколола свои темные волосы на затылке, и Оливия пожалела, что ей не пришло в голову сделать то же самое. Ее собственные прекрасные каштановые волосы доходили ей до подбородка, и каждый раз, когда она наклоняла голову, падали ей на глаза.

– Это несерьезно, – сказал Джонатан. – Мы не можем делать такие операции.

– Пятьдесят на тридцать, – сказала Линн. – Я не могу найти пульс в радиальной артерии.

– Поставь ей капельницу с нормальным физиологическим раствором, открой вентиль до конца. И сделай надрез, Джонатан, пожалуйста, – сказала Оливия. Женщине срочно нужна была кровь.

– Оливия, черт побери, это не округ Колумбия! Ей нужна система жизнеобеспечения.

– Введи ей бикарб, – сказала она Линн, – и эпинефрин. И готовь кровь.

Затем она повернулась к Джонатану:

– Послушай, мы можем отправить ее в Эмерсон, но мы с тобой оба знаем, что она умрет по дороге. Может быть, здесь не идеальные условия, но это для нее единственный шанс.

Оливия снова повернулась к столу и сделала надрез сама, скользнув скальпелем по голубой вене в паху женщины. Она подняла иглу капельницы.

– Я могу это сделать, – Кейти взяла у нее иглу и вставила в вену. Руки у нее больше не дрожали, и Оливия удивилась, как быстро она овладела собой. Джонатан бросил на нее сердитый взгляд.

– Я не буду участвовать в этом. Я вызываю вертолет. – Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Оливия ошеломленно смотрела ему вслед:

– Я не верю своим ушам.

Она повернулась к одному из санитаров:

– Вызовите доктора Шелли, – сказала она. – Скажите ему, чтобы он срочно ехал сюда.

Она начала протирать бетадином грудь женщины, затем сунула руку в стерильные перчатки, которые ей подала Линн.

– Может быть, нам нужно отправить ее, – тихо сказала Линн. Ее лоб блестел от пота.

– Мы сделаем для нее все, что в наших силах, Линн. – Оливия взяла с подноса второй скальпель и заметила, что теперь руки дрожат у нее самой. До нее вдруг дошло, что она – единственный врач, оставшийся в операционной.

«Спокойно, продолжаем. Спокойно». Она приготовилась сделать скальпелем разрез между ребер женщины, и все ее внимание сконцентрировалось на предстоящей задаче. Она начала резать. Никакой крови. Она продолжила, разрезая слои мышц, пока не достигла полости сердца. Внезапно кровь хлынула из сделанного разреза, залив ее стерильный костюм и пол. Санитар, стоявший рядом, застонал.

– Нет давления, – сказала Линн. – И пульса тоже. Оливия подняла взгляд на гладкую зеленую линию на мониторе за головой пациентки, и ее собственный лоб покрылся потом. Они теряли ее. Нужно было расширить разрез. Она взглянула на поднос с инструментами:

– Расширителя для ребер у нас нет? Кейти покачала головой.

Конечно же, у них не было расширителя. Она снова опустила скальпель и с силой надавила на пятое ребро. Когда рана стала достаточно широкой, она просунула руку внутрь. Она осторожно обхватила сердце женщины, а затем заскользила большим пальцем по поверхности в поисках пулевого отверстия. Она нашла его быстро – маленькая ямочка на гладкой поверхности сердца – и зафиксировала палец на нем, чтобы остановить кровотечение, а затем нашла выходное отверстие на задней стенке сердца. Она перекрыла его средним пальцем и почувствовала, как сердце сократилось в ее руке. В операционную вернулось оживление, и Оливия перевела взгляд на монитор.

– Есть пульс! – сказала Кейти.

Оливия улыбнулась и вздохнула. Теперь они ничего не могли сделать: оставалось только ждать, когда появится Майк Шелли – заведующий отделением скорой помощи. Она не была уверена, что сможет долго продержаться в таком положении. Ей было мучительно неудобно. Она стояла наклонившись, и ей приходилось изгибаться, чтобы удерживать руку в нужном положении на сердце. Если она хоть чуть-чуть сдвинет пальцы, женщина умрет. Это было так просто. Мышцы ее ног начали дрожать, плечо ныло.

Она слышала, как приближается вертолет, как он со знакомым жужжанием спускается на крышу. Она очень надеялась, что он им понадобится, что им удастся «подштопать» сердце этой женщины и стабилизировать ее состояние настолько, что она выдержит это путешествие.

Оливия первый раз взглянула на лицо женщины. У нее была белая, немного веснушчатая кожа. Никакой косметики, длинные, густые темно-рыжие кудри ниспадали с края стола закрученными спиралями. Она напоминала рекламную картинку.

– Кто стрелял в нее? – Оливия подняла глаза на младшего из двух санитаров, стараясь отвлечься от своего неудобного положения.

У санитара были широко открытые карие глаза и лицо такое же белое, как и у пострадавшей.

– Она работала на общественных началах в приюте для женщин, подвергшихся насилию, в Мантео, – сказал он. – Какой-то парень пришел и начал угрожать своей жене и ребенку, а эта женщина загородила их.

Приют для женщин, подвергшихся насилию. Оливия ощутила болезненный спазм в груди. Ей пришлось сделать усилие, чтобы задать следующий вопрос:

– Кто-нибудь знает ее имя?

– Энни какая-то, – сказал санитар. – О'Брайен или что-то в этом роде.

– О'Нейл, – прошептала Оливия так тихо, что ее никто не услышал. Она окинула взглядом распростертое перед ней тело, кремово-белую в веснушках грудь, плавно изогнутую линию талии. Она закрыла глаза. Плечо горело, кончики пальцев онемели. У нее уже не было уверенности, что она держит их в правильном положении. Она снова подняла глаза на монитор: если пальцы соскользнут, она сразу поймет это по изменению ритма сердца.

Неужели прошел всего месяц с тех пор, как Пол написал ту статью для журнала «Сискейп»? Она помнила фотографии витражей в студии Энни Чайз О'Нейл. Женщина в шелковом одеянии, прилизанная голубая цапля, закат солнца на песке. Пол изменился после этой истории. Все изменилось.

Приехал Майк Шелли, и по его глазам она поняла, что он потрясен увиденным. Но он быстро вымыл руки и через несколько секунд стоял рядом с ней.

– Где Джонатан? – спросил он.

– Он посчитал, что ее нужно отправить в Эмерсон, а я решила, что ее нужно оставить. Поэтому он ушел вызывать вертолет и не вернулся.

Надев перчатки, Майк продел нить в изогнутую иглу.

– Может быть ее и нужно было отправить, – сказал он очень тихо, очень мягко, приблизив свои губы к ее уху. – А так ее смерть будет на твоей совести.

Глаза Оливии сверкнули. Неужели она приняла неправильное решение? Нет, эта женщина не перенесла бы дороги. Это точно.

Майку приходилось работать рядом с ее пальцами. Если бы она сдвинулась хоть бы на долю дюйма, кровь хлынула бы рекой. Плечо Оливии пылало огнем, а дрожь в ногах распространилась по всему телу. Но она все же не меняла положения, пока Майк засовывал крошечный кусочек кожи под ее большой палец и пришивал его на место. Но закрыть выходное отверстие было не так легко. Оно было большое и до него было почти невозможно добраться, не повредив при этом сердце.

Она видела, как на лбу у Майка собрались глубокие морщины.

– Пожалуйста, Майк, – прошептала она.

В конце концов он помотал головой. Кусочек кожи отказывался держаться, кровь сначала сочилась, а потом полилась из отверстия в задней стенке. Оливия ощущала ее тепло на своих пальцах, когда зеленая линия на мониторе задрожала и выпрямилась, и в комнате воцарилась горестная тишина.

На некоторое время все застыли в молчании. Оливия слышала, как дышит Майк, быстро и глубоко, в такт ее собственному дыханию. Она медленно выпрямилась, сжимая зубы от боли в спине, и посмотрела на Кейти:

– Здесь есть кто-нибудь из ее родных? Кейти кивнула:

– Да, и мы вызвали Кевина. Он вместе с ними в приемной.

– Я сообщу им, – сказал Майк. Оливия покачала головой:

– Я должна сделать это. Я была с ней с самого начала.

Она повернулась и пошла к двери.

– Погоди, – Майк поймал ее за руку. – Лучше сначала переоденься.

Она взглянула на свой пропитанный кровью костюм и почувствовала, что решимость покидает ее. Мысли путались в голове.

Она переоделась в комнате отдыха, а затем пошла в приемную. Проходя по коридору, Оливия заметила в высоких окнах танцующие снежинки. Ей захотелось хоть на одну секунду выйти на улицу. Мускулы все еще горели. И она ненавидела то, что ей предстояло сделать. Она надеялась, что Кевин Рикерт, социальный работник, подготовил их к тому, что им предстояло услышать.

Кевин оживился, увидев ее.

– Это доктор Саймон, – сказал он.

Их было трое: девочка лет тринадцати, поразительно похожая на женщину, которую она только что оставила на столе, мальчик несколькими годами старше и мужчина – муж Энни, Алек О'Нейл. Темноволосый, высокий, худощавый и спортивный, он был одет в джинсы и голубой свитер. Он нерешительно протянул ей руку, и его голубые глаза спрашивали, что уготовила ему судьба.

Она быстро пожала его руку.

– Мистер О'Нейл, – Оливия старалась задержать слова, которые слетали с ее губ. – Мне очень жаль. Пуля прошла прямо через сердце. Ранение было слишком серьезным.

В его глазах все еще жила надежда. Так бывало всегда. До тех пор, пока не скажешь прямо, пока не перестанешь подыскивать мягкие выражения, надежда не исчезает. Сын тем не менее все понял. Казалось, это Алек О'Нейл в юности: те же темные волосы, те же голубые глаза под темными бровями. Он отвернулся к стене, плечи опустились, хотя он не проронил ни звука.

– Вы поняли, что сказала доктор Саймон? – спросил Кевин.

Мужчина смотрел на нее, не отрываясь:

– Вы хотите сказать, что Энни умерла? Оливия кивнула:

– Мне очень жаль. Мы больше часа делали все, что было в наших силах, но…

– Нет! – Девочка бросилась на Оливию, толкнув ее на деревянную ручку одного из кресел. Она молотила ее кулаками, но Кевин обхватил ее сзади руками.

– Она не могла умереть! – кричала девочка. – Ведь крови совсем не было!

Алек О'Нейл забрал девочку из объятий Кевина и прижал к себе.

– Ш-ш-ш, Лейси.

Оливия вернула себе равновесие и положила руку девочке на плечо. Откуда она узнала насчет крови?

– У нее было внутреннее кровотечение, дорогая, – сказала Оливия.

Девочка оттолкнула руку Оливии:

– Не называйте меня «дорогая»!

Алек О'Нейл крепче прижал Лейси к себе, и она расплакалась у него на груди. Оливия взглянула на Кевина. Она чувствовала себя беспомощной.

– Я останусь с ними, – сказал Кевин.

Оливия направилась к двери. Обернувшись к ним, она сказала:

– Если у вас возникнут вопросы, звоните мне, пожалуйста.

Алек О'Нейл посмотрел на нее, и Оливия остановилась, заставив себя взглянуть ему в глаза, полные боли. Она ограбила его. И ей необходимо было его вознаградить.

– Она была очень красива, – сказала она. Джонатан и пилот вертолета стояли в коридоре, и ей пришлось пройти мимо них, чтобы попасть в свой кабинет.

– Хорошая работа, – сказал Джонатан, в его тоне звучала издевка.

Не обращая на него внимания, она прошла к себе в кабинет и распахнула окна, чтобы впустить холодный воздух. Снегопад продолжался. Было так тихо, что, затаив дыхание, она услышала, как грохочет океан.

Через какое-то время в комнату заглянул Кевин:

– У тебя все в порядке, Оливия? Она отошла от окна и села за стол:

– Да. Как они? Кевин вошел в кабинет.

– Отец и сын пошли посмотреть на нее, – сказал он, садясь напротив. – Дочь не захотела. Думаю, у них все будет в порядке. Хорошая крепкая семья. Но все же, мать, очевидно, была ее центром, так что трудно сказать, – он покачал головой. – Жизнь не всегда хороша, ведь так?

– Да уж.

– Похоже, на этот раз тебе здорово досталось. Она почувствовала слезу на своей щеке, и Кевин вытащил салфетку из коробки, стоявшей на столе, и протянул ей.

– Крамер – скотина, – сказал он.

– Я в порядке, – она выпрямилась и вытерла нос. – Скажи, тебе приходилось когда-нибудь утешать Джонатана или Майка? Предлагать им салфетки?

Кевин улыбнулся:

– Ты думаешь, что женщины имеют исключительное право на дурное настроение?

Она вспоминала взгляд Алека О'Нейла в тот момент, когда она выходила из приемной. Этот взгляд будет преследовать ее еще очень долго.

– Нет, я так не думаю, – сказала она. – Спасибо, что зашел, Кевин.

Был уже восьмой час. Ее смена давно закончилась. Теперь она могла уйти в любой момент, когда пожелает. Она вернется в свой дом на берегу залива, где ей придется рассказать Полу, что случилось сегодня, и стать свидетельницей мужского горя второй раз за этот вечер. Что такого было в Энни О'Нейл?

Оливия опустила взгляд на свою руку, лежавшую у нее на коленях. Она развернула ее ладонью вверх и подумала, что все еще чувствует тепло сердца Энни.