Спасительный свет

ГЛАВА 54

Так ли уж безболезненно разрушать брак?

Оливия выбралась из постели, сознавая, что ни разу не подумала о Поле с тех пор, как он покинул ее дом накануне вечером. Конечно, вчера вечером она работала допоздна, гораздо позже, чем должна была, отдавая пациентам все свое время и внимание. Она работала до тех пор, пока у нее совсем не кончились силы, и уработалась настолько, что не сомневалась: она уснет, едва добравшись до постели, – сразу же и без сновидений.

Теперь, приняв душ и высушив волосы, она подумала, что специально не допускала в голову мыслей о Поле, как будто, если бы она позволила им появиться, позволила охватить себя, они могли бы раздавить ее.

Однако она думала об Алеке. У нее был выходной, и она занялась домашней работой, прислушиваясь, не звонит ли телефон, и желая, чтоб Алек позвонил. Она сама не станет звонить ему еще раз. Ему необходимо время, чтобы разобраться в самом себе.

Около полудня она неохотно отправилась в магазин. Через час, свернув на свою улицу с двумя пакетами продуктов, она заметила Алека, стоявшего на пирсе за ее домом. Хотя он находился в трех-четырех домах от нее, его ничто не загораживало, и она остановила машину, чтобы понаблюдать за ним. Он стоял, прислонившись к перилам, из-под руки глядя на залив. Она почувствовала, как ее переполняет болезненная нежность. Каким ужасающим был для него, должно быть, вчерашний день. Те поразительные подробности, которые она узнала о своем муже, не шли ни в какое сравнение с тем, что Алек узнал о своей жене.

Она поехала дальше, и он, должно быть, услышал, как она подъезжает, потому что, когда она начала выгружать продукты из машины, он подошел, чтобы помочь ей.

– Я рада тебя видеть, – она смотрела на него через крышу автомобиля. – Я не была уверена, что ты позвонишь, и не хотела тебя беспокоить.

– А я думал, что рискую, приходя сюда, – он взял пакеты с продуктами. – Тут мог оказаться Пол, а я еще не готов к встрече с ним, – он остановился, не дойдя до входной двери. – Его ведь здесь нет, правда?

– Нет, – она отперла дверь. – Заходи.

Он прошел следом за ней на кухню и поставил пакеты на стол.

– Итак, – он глянул на нее, когда они начали выгружать продукты, – ты поговорила с ним?

Она поставила в холодильник пакет молока и вернулась к столу, опершись на него руками и чуть подавшись вперед:

– Он заходил вчера вечером. У него был извиняющийся вид побитой собаки, и из него буквально сочилось раскаяние, – она услышала издевку в собственном тоне и подумала, кажется ли она Алеку такой же безжалостной, как самой себе? – Он сказал, что был дураком. Вчера он разбил все кассеты с интервью Энни и сжег все ее фотографии, – она покачала головой. – Похоже, он никогда не потеряет своей склонности к драматическим представлениям. Я рассказала ему о ребенке, и если бы чувство вины могло убивать, у меня на руках вчера оказался бы труп, – она печально улыбнулась. – Он сказал, что хочет, чтобы мы снова были вместе, что мы должны попытаться наладить наши отношения ради ребенка, но я лишь… – Ее голос, к собственному удивлению, сорвался, и она отвернулась от Алека.

– Все нормально, Оливия, – тихо произнес он. – Не держи это в себе.

Она покачала головой.

– Но я не расстроена. – Слезы наполнили ее глаза, и она смахнула их пальцами. – На самом деле, нет.

Алек протянул к ней руку. Его пальцы скользнули вокруг ее шеи, и Оливия, закрыв глаза, позволила ему обнять себя.

Он не разжимал объятий, позволяя ей выплакаться, и не говорил пошлостей, не произносил фальшивых слов утешения, как будто зная, что единственное лекарство – это ее слезы.

– Я порвала с ним, – сказала она ему в плечо. – Все кончено. Я больше не люблю Пола. И, думаю, уже давно.

Она замолчала, получая удовольствие от близости его тела и зная, что это именно то место, где ей хочется быть. Она соединила руки у Алека за спиной.

– Должно быть, вчерашний день для тебя был ужасен.

– Да.

– Хочешь поговорить об этом?

– Когда-нибудь. Но не сейчас.

– Мери Пур точно знала, что делает, как ты думаешь?

– Да, – Алек мягко отстранился от нее, – именно так.

Он взял со стола йогурт и творог и понес все это к холодильнику. Когда он наклонился к нижней полке, она заметила, что на его руке нет обручального кольца. На загорелом пальце от него осталась полоска белой кожи.

Он выпрямился, его взгляд упал на окно над мойкой.

– А где витраж Энни, павлинье перо? – спросил он.

– А, я разбила его в тот вечер, когда Пол сказал мне, что они с Энни… – она оборвала себя и посмотрела в окно, пытаясь сообразить, как закончить фразу, не говоря слишком много.

Но Алек закончил за нее:

– В тот вечер, когда он сказал тебе, что они с Энни занимались любовью.

Она пораженная посмотрела на него:

– Откуда ты знаешь?

– С тех пор, как вы переехали сюда, это было только один раз?

– Насколько я знаю.

– Как раз перед Рождеством, верно? – Да, но откуда…

– Я понял это вчера ночью. Весь вечер я провел, сопоставляя факты. Свидетельств ее лжи было множество, но я не замечал ничего, потому что мне и в голову не приходило что-то подозревать, – он прислонился спиной к холодильнику. – Однажды вечером перед самым Рождеством она пришла домой из студии очень поздно и была очень расстроена. У нее под кожей на руке застряла стеклянная заноза, и она не могла сама ее вытащить. Я помог ей, а она все время плакала. А затем, перед тем, как укладываться спать, она захотела принять ванну, сказала, что это поможет ей расслабиться. Но теперь я думаю, что перед тем, как лечь со мной в постель, она хотела смыть с себя прикосновения Пола.

Он опустил глаза, и Оливия закусила губу.

– Когда вчера вечером я думал об этом, когда сопоставлял факты, я понял, что в тот вечер между ней и Полом что-то должно было произойти. Но я надеялся, что, может быть, они все-таки не… – он посмотрел на Оливию. – Но они все-таки сделали это. Я имею в виду, – он грустно улыбнулся, – ведь это не то, что он пытался заставить ее, а она непреклонно отказывалась?

Оливия ответила ему грустной улыбкой: – Пол сказал, что это было… взаимно.

– Я не думал, что ты знаешь, Оливия. Я решил, что если бы ты знала, то непременно бросила бы мне это в лицо, когда я обвинял тебя в том, что ты менее честный человек, чем Энни.

– Я думала об этом, но не хотела причинять тебе боль.

Он шагнул к ней, обхватил ее голову ладонями и нежно поцеловал в лоб.

– Спасибо, – сказал он. – Не думаю, что я бы выдержал тогда подобную новость, – он опустил руки на ее талию и вздохнул. – Теперь я должен решить, когда и как рассказать моей маленькой девочке о том, что ее настоящий отец – Том.

– О, об этом я и не подумала. Наверное, она должна об этом узнать: наследственные болезни и все такое прочее…

Он кивнул:

– Конечно, но я должен подождать, пока сам привыкну к этому. Я хочу рассказать ей все таким образом, чтобы она не стала думать об Энни хуже, чтобы испытывала к ней сострадание. Не думаю, что сейчас я могу справиться с этой задачей.

– Ты хороший отец, Алек.

– Мне казалось, у тебя есть кое-какие сомнения по этому поводу.

Она покачала головой:

– По поводу некоторых твоих методов, – возможно, но я никогда не сомневалась в твоих намерениях или в твоей любви к Лейси, – она коснулась его щеки. – Ты доволен, что узнал правду?

– Да, – кивнул он. Его руки двинулись вверх, пока не коснулись ее груди. – Теперь я не чувствую себя таким виноватым из-за того, что люблю тебя.

– Ты снял кольцо.

– И ты тоже.

Она улыбнулась, прижавшись лбом к его подбородку:

– Алек?..

– М-м-м?

– Мы можем отправиться в постель?

Он засмеялся, и она почувствовала на щеке его теплое дыхание:

– Конечно.

На этот раз они занимались любовью не торопясь. Воздух казался густым, похожим на мед, от солнца, заполнявшего комнату, и заставлял их двигаться медленнее и растягивать наслаждение. Она сидела на Алеке верхом, когда он кончал, и смотрела, как его тело напрягается и изгибается дугой в золотом свете. Должно быть, Алек наблюдал за ней точно так же всего несколько секунд назад.

Когда его дыхание успокоилось, он открыл глаза и посмотрел на нее.

– Ты красиво смотришься отсюда, снизу, – он ласкал ее кожу, проводя пальцами вдоль золотой цепочки, лежащей у нее на груди. – Я люблю тебя, Оливия.

Она вдруг вспомнила о своей наготе, которая минуту назад совершенно не беспокоила ее. Но сейчас ей стало казаться, что она представляет собой один большой живот, а все остальное тело, – маленькое и жалкое.

– Мне страшно любить тебя, – сказала она.

– Почему?

– Я только что перестала любить человека, который хотел, чтобы я была Энни. Я боюсь, что любовь к тебе может закончиться тем же.

Он медленно покачал головой, не отрывая ее от подушки.

– Я хочу именно тебя, Оливия, – он крепко сжал руками ее бедра. – Я хочу тебя такой, какая ты есть: с твоим организованным складом ума, с твоей жаждой порядка и честолюбием, которое подталкивает тебя вперед, с твоей способностью всегда быть в первых рядах, – он легким движением прикоснулся к тому месту, где их тела соприкасались, и она затрепетала, – и с твоими настоящими, нескрываемыми плотскими желаниями.

– И с моей беременностью?

Он провел рукой по твердой, золотистой сфере ее живота.

– Я уже воспитываю и люблю ребенка от другого мужчины, – сказал он. – И смогу вырастить еще одного.