Я просыпаюсь. В комнате еще темно. Дерек лежит на боку, подложив под голову руку. Он обводит контур моего лица, едва касаясь. Он достаточно близко для поцелуя, что я и делаю. Сейчас он не такой горячий.
— Привет.
— Привет. — Я снова его целую.
— По утрам ты не самая вкусная.
Я отрываюсь от него и прикрываю рот.
— Достаточно выздоровел, чтобы прерваться в шалопая. Беспомощным ты мне нравился больше.
Я целую его в лоб. Он поднимает лицо и ловит мои губы. Он тоже не самый приятный по утрам.
— Как насчет того, чтобы почистить зубы?
Я бегу в ванную. У меня есть зубная щетка и еще кое-какие вещи в концертной сумке. Я быстро чищу зубы. На голове бардак, но у меня нет времени на прическу. Я нахожу зубную щетку Дерека на раковине в наборе для бритья и выдавливаю на неё зубную пасту. Я наливаю в стакан воду, мочу полотенце под теплой водой, отжимаю его и возвращаюсь к Дереку.
Я ловлю его за отсоединением трубки, воткнутой в живот.
— Ты сам это делаешь?
— Половину своей жизни. — Он прикрывает полоской пластиковое отверстие в животе. — Раньше трубка проходила через мой нос и спускалась вниз по задней части горла. Это легко.
Я иду, чтобы положить зубную щетку ему в рот.
Он выхватывает её у меня.
— Я не парализован. — Он нажимает на кнопку, и спинка кровати начинает подниматься, пока ему не становится удобно. Он невыносимо долго чистит зубы. — Куда я должен сплюнуть?
Я хватаю пластиковый стаканчик с тумбочки и передаю ему. Он отдает зубную щетку. Я бегу в ванную, чтобы промыть её, так что не вижу, как он сплевывает. Действительно не заводит. Ни одна дырка в животе. Ни один шприц, прикрепленный к груди.
Я возвращаюсь, когда он делает глоток воды. Я беру полотенце, хорошо, что оно еще теплое, и протираю его лицо. Медленно. Быть командиром возбуждает. Компенсирует все остальное.
— Так намного лучше.
Я вытираю его шею и двигаюсь к плечу.
— Об обтираниях полотенцем…
Он тащит меня к себе и наши губы соприкасаются. Мне удается забраться на кровать не прерывая поцелуй. Изголовье кровати плавно опускается, наш поцелуй становится страстнее.
Я лежу на боку, половина кровати его, половина моя. Я стараюсь быть осторожной. Он все еще слаб и я не хочу наткнуться на шприц, прикрепленный к потру в его груди, уходящему под кожу.
— Ты до жути хорошо делаешь это на больничной койке.
— Преимущество жизни в берлоге.
Его губы снова сливаются с моими. Его рука скользит под медицинскую футболку, которую мне дали и он ласкает мою спину. Я спала без лифчика. Я наслаждаюсь его прикосновениями к моей коже, целую его сильнее, поворачиваюсь на спину без стандартного падения на пол и жду его.
Он придвигается и ласкает мой живот. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на его ласках, его пульсирующих пальцах.
— Тебя может это убить?
— Да, и я вижу, куда ты клонишь. — Его лицо мрачнеет. — Не уходи, Бет. — Он разводит руки.
Маска слетает с его лица. Я вижу его тоску и разочарование.
— Это чересчур. — Его лицо кривится. — У нас ничего не выйдет.
Я сажусь на свою сторону, обхватываю его лицо руками, целую его мягко и нежно и шепчу:
— Получится, когда придет время.
Он отворачивается.
— Оно не придет, Бет. Я болен навечно.
Он позволяет мне себя поцеловать. Я шепчу:
— Однажды ужасное чудовище, встретило прекрасного принца. Принц увидел страдания чудовища и подарил ему свой поцелуй.
— Я чудовище, Бет.
— Тссс… — Я прикладываю пальцы ко рту. — Магия поцелуя навсегда изменила чудовище. Она стала человеком. Она научилась любить и полюбила принца всем сердцем.
— И он полюбил её.
Я смотрю ему в глаза.
— И будут они жить долго и счастливо.
Он не спорит и позволяет мне себя поцеловать. Снова и снова.
Кто-то стучит в дверь, и я отскакиваю от него вся раскрасневшаяся и запыхавшаяся.
Его мама входит в комнату, следуя за крепким мужчиной ростом с Дерека с небольшой сединой в темно-каштановых волосах. Мое лицо горит, дезодорант не работает.
— Привет, пап. — Он разваливается на подушке, словно у нас только что ничего не было. — Познакомься с Бет.
Его отец кивает и подмигивает мне. Почему эти люди так милы со мной? Он подходит и целует меня в щеку.
— Добро пожаловать в команду.
Он сжимает мой локоть и встречается улыбкой с улыбкой Дерека.
Его отец обращается к нему, вскинув бровь.
— Тяжелая ночка?
Дерек тянется к моей руке.
— Спал как младенец.
Его мама обходит кровать с другой стороны. Она осматривает пустую капельницу.
— Ты еще не принимал свои лекарства?
— Нет, мам. Только не накидывайся из-за этого на Мэг.
— Она опаздывает. — Она уходит, чтобы найти медсестру.
Его отец садится на стул.
Дерек откидывается на кровати.
— Как работа?
Его отец пожимает плечами.
— Как обычно.
Я ухожу в ванную. Когда возвращаюсь, его мама уже привела Мэг с кучей таблеток в руках. Дерек покорно все выпивает.
Его мама замечает меня, стоящую у шкафа.
— Я отвезу Бет домой, пока ты на терапии. Папа останется тут.
Я не хочу уходить.
— Почему я не могу остаться?
Дерек легко закидывает руку за голову, словно бросает мне вызов.
— Тебе нужно немного отдохнуть, юная леди. — Его отец не сможет помочь зевая. Он поднимает жилет и трясет его.
— Мне не нужен отдых. Разве вы не устали?
Он качает головой.
— Давай, Бет. — Его мама обхватывает меня рукой за талию. — Ты уже достаточно сделала.
— Я хочу…
— Нам нужно о многом поговорить.
Я через голову смотрю на Дерека. Он прикрывает рукой глаза и качает головой.
Я стараюсь придерживать свой язык.
— Если так, то ладно.
— Когда ты вернешься? — Тревожные нотки в его голосе заставляют мое сердце перевернуться.
Я смотрю на его маму.
— Через пару часов.
Он показывает пальцем на свою маму.
— Только не пугай её до смерти.
Его мама заставляет меня позвонить, пока мы едем к ним домой. Моя мама не кричит на меня, но говорит, что я должна сегодня вечером вернуться домой и завтра пойти в школу.
— Но это чрезвычайная ситуация. Я должна быть с ним.
Мама Дерека протягивает руку к телефону. Я подчиняюсь.
— Мы гарантируем, что она будет там. Нет, нет. Будет не поздно. Она была замечательной. Хорошо. До свидания. — Она протягивает мне телефон.
Я кладу его в сумку. Спорить не смею. Она все контролирует и хочет, чтобы я это понимала.
— Я не была вчера замечательной, скорее похожей на катастрофу. Почему вы так легко сделали это для меня?
— Он говорит, что любит тебя. Ты любишь моего сына?
Я киваю.
— Тогда почему бы не сделать все возможное, чтобы держать тебя поблизости? Мне нужен союзник.
— Против него?
— Ради него. Когда ему было почти пять, врач сказал, что ему осталось два, максимум три года. С тех пор я воюю, доказывая, что люди ошибаются.
— Дерек сопротивляется?
Мы останавливаемся на красный свет.
— Он боролся с терапией и лекарствами, когда был маленьким. Скармливал свои таблетки собакам и все в этом духе. Но сейчас это отошло на второй план. Он сопротивляется другими способами. Опасными. Некоторое время это были девушки. Затем он стал встречаться с одной милой особой из хора. Но ему по-прежнему хочется бунтарствовать. Вся его жизнь превратилась в наркотик, но он не скатился по этому пути. — Загорелся зеленый. Она нажала на газ.
— Как вы тогда позволили ему сесть на мотоцикл?
— Ему девятнадцать. — Она вздрагивает. — Отец был не против. Что я еще могла сделать?
— В Швейцарии он немного сошел с ума.
— Ты когда-нибудь выдела его на скейте?
Чертов адреналин.
— Вы должны были…
— Связать его?
— Посадить в комнату, обитую войлоком.
Она включает левый поворотник.
— Я поймала себя на том, что с нетерпением ждала момента, когда он окажется в больнице, чтобы круглосуточно следить за ним. — Она поворачивает и кидает мне мрачную улыбку.
— Камера?
Она кивает.
— Но в последнее время он серьезно говорит о жизни. — Она смотрит на противоположную сторону от дороги. — Спасибо тебе.
— Мне? — Я закатываю глаза и откидываю голову на подголовник. — Я все делаю неправильно.
— Я так не думаю.
— Мне нужна помощь.
— Она у тебя уже есть. — Она пододвигается и похлопывает меня по колену. — Вчера я еле стояла на ногах, но как я могла его оставить? А потом появилась ты. Ангел Дерека.
— Вела я себя не как ангел.
Она смеется.
— Я должна была взять с него слово. — Она фокусируется на дороге, едет и на секунду замолкает. — Дерек не должен был так играть с твоим счастьем. Не каждая бы осталась. Это весьма болезненно.
— Самое ужасное было не знать.
— Это не самое ужасное, Бет. — Она смотрит мне в глаза. — Самое ужасное еще впереди.
Я отстраняюсь от нее, не хочу слушать. С ним все будет хорошо.
Мы подъезжаем к небольшому двухэтажному дому к западу от Лондона. Мотоцикл Дерека привален к боковой двери. По пути в дом мы обе кидаем на него противные взгляды. Она ведет меня через прачечную, забитую грязными вещами, словно я часть семьи и проводит через кухню в гостиную. Здесь высокий шкаф и длинный черный стол. Он узкий и покатый и стоит за диваном.
— Порой жилету требуется помощь. Раньше я била бедного ребенка по сорок пять минут четыре раза в день, чтобы он отхаркивал всю гадость из легких. Даже представить себе не можешь, как ему это нравилось.
Чемодан с лекарствами стоит на кухне. Она открывает посудомоечную машину, а та полностью забита разными медицинскими штуками. Она вытаскивает оттуда пару кружек.
— Ты иди в душ, а я сделаю нам какао. — Она отправляет меня в комнату Дерека. — Не обращай внимания на беспорядок.
Я пробираюсь через его грязную одежду, останавливаюсь у его кровати и смотрю на отпечаток его тела. Рядом с кроватью стоит капельница, на которую накинута одежда. Его компьютер почти похоронен под завалом тетрадей и нот. По пути в ванную я ударяюсь пальцем ноги об утопленную в бардаке клавиатуру. Ванная довольно чистая. Его мама, должно быть, подготовила её для меня. Сомневаюсь, что Дерек оставил тут чистые полотенца и положил их на полочку, когда в последний раз был здесь.
Я снимаю позаимствованную одежду и залезаю в душ. От горячей воды я чувствую себя лучше. Я вся в слезах, поту и соплях, прилипших ко мне за все это время. Волосы в лаке из-за прически для выступления. Я нахожу еще шпильки, когда мою голову его шампунем. Я намыливаюсь его мылом и втираю, пока по телу не проходит покалывание от чистоты, затем все смываю. Его запах задерживается на моей коже, даже после того, как я вытираюсь полотенцем.
Мои джинсы были в сумке, так что я достаю их. Перед этим надеваю нижнее белье. Не совсем мой стиль, но то, что я носила, еще хуже. Лифчик выглядит нормально, но розовая футболка испачкана и покрылась коркой. Боже. О чем я только думала? Я заимствую белую футболку у Дерека из сложенной на комоде стопки. Его мама ничего не говорит по этому поводу, когда я возвращаюсь.
Мои волосы сохнут и завиваются, пока я сижу в кухне и попиваю какао с зефиром.
Его мама наклоняется над дымящей кружкой.
— Расскажи мне, как вы познакомились. Ну и все остальное. Если я спрошу Дерека, он только проворчит.
Я дую на какао и пытаюсь понять с чего начать.
— Пожалуйста? — Её брови взмывают вверх. — Все, что говорят о матерях неправда. Мы не ненавидим девушек своих сыновей. Неряшливых — может и да. Но в основном мы в восторге и немного в шоке, когда замечательная девушка любит твоего сына. И я благодарна, Бет.
— Я не замечательная.
— Уверена в обратном. У Дерека хороший вкус.
Я хлюпаю намного громче, чем предполагалось, пытаясь поймать зефирину, и мы смеемся.
— Думаю, все началось с Мэдоу.
Я говорю ей о страхе сцены Мэдоу и как я заняла её место. Об ужасном макияже. О Дереке на горной вершине и о том, что он уже тогда узнавал мой голос. О том, как он шел за мной и обнаружил на скамейке. Она кивает головой, когда я объясняю свои генетические проблемы, понимая мою боль, как никто другой кому я уже об этом говорила.
— Тебе в этом повезло. Мы ничего не знали, пока Дереку не поставили диагноз. Я хотела полный дом детей, но риск…
— Знаю. — Наши глаза встречаются. — Это ужасно. Дерек был… невероятно понимающим.
На меня накатывает, и руки начинают потеть. Даже кружка какао, которую я держу, не помогает. Я ставлю её и откидываюсь на спинку стула.
Его мама улыбается и качает головой.
— Маленький беспринципный дьяволенок.
— Нет. — Как объяснить, как много для меня это значило? — Я никогда не была привлекательной для таких парней как он, все наоборот меня оскорбляли. Тогда врачи сказали, что они правы. Я на самом деле чудовище.
Она качает головой и взбалтывает свой какао.
— Потом появился прекрасный парень, который успокаивает меня пока я плачу. Когда он поцеловал меня, весь мир перевернулся. Я уже не буду прежней. Муковисцидоз? Что это меняет?
Выходит очень слезливо, когда я рассказываю ей, как волшебно было в Лозанне, как я испугалась, когда все закончилось, и какое облегчение испытала, когда увидела его на байке, пока он не взял меня прокатиться. Я смотрю на все признаки его состояния вокруг нас.
— Теперь я знаю, почему он держал меня на расстоянии.
— И почему он не сказал мне о тебе.
— Куда мы поедем отсюда?
— Я поеду усмирять учебное учреждение. А ты усмирять его.
— Ему не нравится, когда я командую.
— Я не об этом. Он хочет жить. Ради тебя. Хочет жить с тобой. Дай ему надежду. Дай битву. До тех пор, когда они его спасут.
Мое сердце сжимается, но я смотрю на неё и киваю.
— Хорошо. Это не так уж и сложно.
Она наклоняется через стол, и кладет руку поверх моей.
— Это может быть самая сложная вещь, которую ты когда-либо делала. Ты уверена?
— Я не боюсь.
Её маска спокойствия спадает на мгновение, и она шепчет:
— А я — да.