Не позволяйте никому говорить, что лазеры — это не больно.
Вам знакомо, когда дантист говорит, что сейчас чуток пощиплет, а затем он втыкает иглу в край вашего рта, и кажется, словно игла проходит прямо через нос и выходит из макушки головы? Из того, что я нашла в интернете, лазерное лечение именно на это и похожее.
Мама говорит, что рожать ребенка это как ломка у наркомана. Не знаю, достаточно ли я смелая для такого. Выдержать такую боль? Это того бы стоило, чтобы иметь ребенка, милого, красивого свертка, воркующего у меня в руках. Все, что угодно, стоило бы этого. Но даже после вмешательства Мэдоу и ее мамы, нет ни единого шанса, что какой-нибудь парень подойдет ко мне близко. Было бредом мечтать о слепом, толстом и старом мужчине. Я слишком уродлива, чтобы со мной встречаться. Колби прав на счет этого. К примеру, мы со Скоттом всегда были друзьями и все, что происходило между нами за весь этот период, это то, что он дотронулся до моих губ кончиками пальцев. Не думаю, что эта ерунда что-то значит для Скотта. И как она вообще могла бы что-то значить? Я такая ужасная. Он — милый. Вот и все, что связано с ним, но даже при одной мысли об этом, меня бросает в жар. Или это просто огромные электрические лампы у меня над головой и стоящий рядом техник с лазерной палочкой в руках?
Кресло, в котором я сижу, такое же, как у дантиста, но огромное, теплое и пахнет жареным мясом.
— Просто расслабься. — Техник машет своим магическим лазером. Она улыбается, чтобы успокоить меня. Ее взгляд убедителен. Я не могу увидеть ее лица, потому что на ней бледно-розовая хирургическая маска. — Мы собираемся осторожно выжечь пораженную кожу. — Все мои шрамы от прыщей. — У тебя будет отек некоторое время, но не стоит об этом переживать. Ты заметишь огромные изменения, когда все заживет. Две недели, и ты — королева красоты. — А чего не принцесса?
Стоп-стоп-стоп! Осторожно выжжем? Выжжем осторожно? Я могу справиться с этой женщиной. Я больше и сильнее, но я лежу здесь и киваю. Идеальная картина взаимодействия. Я делаю тоже самое у дантиста.
— Может, тебе нужно что-нибудь, что поможет расслабиться?
Да. Определенно. Да. Пожалуйста.
— Нет. Я в порядке.
Она включает звук волн, разбивающихся о берег, положенный на музыку и дает темные очки, чтобы уберечь мои глаза, — словно мне свет бьет в глаза! — и нажимает кнопку, которая откидывает спинку кресла назад.
— Ну вот. Давай начнем. Постарайся не двигаться.
Я задерживаю дыхание. Ненавижу это. Ненавижу всё это. Все смотрят на меня. Стараются разобраться, как меня исправить. Ненавижу, когда мне напоминают, какая я жалкая и сломанная, замечая отвращение в их глазах. Я ненавижу то, что нуждаюсь в техническом исправлении лазерами, вместо того, чтобы ехать в салон и выбирать убийственный гардероб. Я не подхожу этим людям. Особенно маме Мэдоу. Я последний проект, которым она одержима. Она позволила своей дочери отдать мне её соло. Сейчас она берет все, что было мной и выворачивает наизнанку, режет, играет, маскирует. И я обязана позволить ей делать это. Я должна быть благодарна.
— Можно дышать, милая. — Техник обтирает моё лицо слизью с примесью анестезии.
Я выдыхаю и снова наполняю легкие воздухом.
— Это то же самое, что удалять татуировки. Возможно, ты захочешь закрыть глаза.
Хорошо. Закрыла.
Аккуратно. На первый взгляд. Но когда она дотрагивается до чувствительного эпидермиса, безумно больно. Жжет. Мои глаза наливаются слезами. Рада, что на мне очки.
— Здесь закончили. Получилось неплохо. Давай перейдем к следующему.
Черт. Она ведь только начала. Со мной что-то не так. Кажется, у меня кружится голова.
— Дыши, Бет.
Точно. Дышать. Я делаю гигантский вдох и звучно выдыхаю.
— Не так глубоко. Старайся делать мелкие вдохи. Так ты не будешь двигаться.
Она склоняется над следующим шрамом.
Нужно потерпеть. Но могу ли я? Слюна собирается где-то в глубине моего рта, сгущается, отчего я теряю способность сделать вдох. Нос. Верно. У меня же есть нос. Я всасываю крошечную дозу воздуха через нос и также выдыхаю. Я не могу вынести этот неприятный сгусток слюны во рту. Если я сглотну его, лежа на спине, я задохнусь. Я знаю это. Она почти переворачивает меня с ног на голову. Возможно ли утонуть в собственной слюне? Черт, это больно. Черт. Ненавижу это слово. Почему оно засело у меня голове?
Нет, нет, нет, нет. Мрак растет во мне. Мне нужно глубоко вдохнуть, сесть и сглотнуть, но я застряла здесь. Что она скажет, если я оттолкну ее и сбегу отсюда? Мой рот полон слюны. Абсолютно весь. Я дышу через нос очень осторожно. Концентрируюсь на этом. Не думать о…ЧЕРТ!
Я, должно быть, издала какой-то звук.
— Тебе нужен перерыв? — Она садится на стул.
Я сглатываю всю эту жидкость. Ужас.
— Мы скоро закончим?
Она кивает головой.
— Вот. — Она разворачивает пару капсул в индивидуальной упаковке и протягивает их мне со стаканом воды.
Я хватаю эти таблетки. Мне все равно, что это.
— Расслабься немного. — Она отворачивает сияющие лампы и свет пары свечей. — Я вернусь в течение получаса. — Уходит.
Волны разбиваются о берег, а я сканирую помещение в поисках зеркала. Ничего. Мудрые люди.
Как по заказу, Мэдоу входит в комнату.
— Мне полагается составить тебе компанию.
— У тебя есть зеркало?
Она вглядывается в моё лицо.
— Не думаю, что это хорошая идея.
— Мне нужно зеркало.
Погодите. У меня есть одно. В моей сумке. В мой первый визит — тот, когда Скотт собирался держать меня за руку во время процедур, — они решили, что нам нужно почистить лицо до того как они смогут поработать лазером. Они начали с нового секретного средства от прыщей, что-то касающееся Европейского SPA. Они провели процедуры здесь и отправили меня домой с запасами. Утренними, дневными и вечерними. Вы бы не поверили, что это моя кожа, увидев меня. Я обязана рассказать доктору Намару об этом средстве. Он удерживал меня от того, чтобы я полностью покрылась прыщами, каким, по словам тёти Линды, был усыпан мой биологический отец в старшей школе. У него было много нарывов, особенно на спине и груди. Так отвратительно. Так… уродливо.
Команда также рассказала секрет о том, что Европейская SPA-косметика гипоаллергенная и некомедогенная, то есть, она не отзовется сыпью на моем теле или не спровоцируют что-то более худшее. Гладкие коробочки и тюбики выглядят так красиво, что не хочется дотрагиваться. Я запуталась в некоторых. Баночки с блеском для губ все имею разный аромат. «Тутовая аллея». «Конфета с корицей». «Арбузный лед». Я не могу заставить себя краситься так сильно в школу, но компактная пудра пригодится. И все это в моей сумочке лежит на всякий случай.
Я вытягиваю руки и верчу головой из стороны в сторону, чтобы размять шею.
— Не могла бы ты подать мне мою сумочку? Мне нужно написать смс маме.
Мэдоу бросает мне сумку.
На самом деле, это не моя сумка. Я никогда раньше не пользовалась дамской сумкой. Рюкзаки. Чехол для инструментов. Сумочка? У Мэдоу ими забит шкаф.
Она дала мне эту мягкую сумку из коричневой кожи до того, как мы пошли за покупками.
— Ты не можешь пойти в эти магазины с рюкзаком на плече.
Вообще-то, я тогда собиралась отсидеться в машине.
Я ищу сквозь груду вещей и, наконец, нахожу компактную пудру. Я вытаскиваю ее и быстро открываю.
— Нет! — Она пытается выхватить ее у меня.
Я держу пудру на таком расстоянии, чтобы она не добралась до нее. Я встаю и подхожу к двери, туда, где льется мягкий свет. Четыре раны зияют на моем лице. Черт. Что если это не заживет так, как положено? Что если у меня будут шрамы еще больше, чем предыдущие? Всё мое лицо будет одной отвратительной раной.
— Что? Выглядит не так уж и плохо.
— Легко тебе говорить.
— Моя мама выглядела еще хуже, чем ты. Когда это все заживет, у тебя будет новая кожа. И ты молода. Значит, это очень быстро заживет.
В этот момент я решаю, что Мэдоу почти человек.
— Правда?
— Ага. — Она вырывает пудру из моей руки. — Дай-ка я заберу это у тебя.
Я наблюдаю, как она кидает ее в свою сумочку.
— Ты пойдешь, приляжешь на чуть-чуть, а я позабочусь об этом.
Она уходит с сумкой. Она вовлечена в «Проект БЕТ» больше, чем в пение соло. Может, я верну ей его и скроюсь в какой-нибудь норе? Это было бы проще, не так ли? Стоит ли этого мой мировой дебют? Я погружаюсь в мягкое кресло и это последняя вещь, которую я помню.
Выделения? Клейкое, вязкое, текучее, гнойное месиво. И сегодня мне нужно идти в школу. Я могла бы остаться дома, но моя подгруппа готовит доклад по истории и, если меня там не будет, они завалят все выступление. Мой средний бал по этому предмету должен быть твердой пятеркой.
Я смываю засохшие комки, застывшие на лице ночью, тепловой водой и специальным моющим средством, которое они мне дали. Затем исследую тюбик медицинского консилера для ран и ровный строй косметики, расставленной по краю ванны. У меня нет выбора. Лицо, увеличенное в зеркале, которое дала мне Мэдоу, напоминает лицо жертвы автомобильной катастрофы из фильма.
Я выдавливаю немного консилера. Он должен содержать анестетик. Эта маленькая ранка, кажется, выглядит намного лучше. Я распределяю консилер по всему расколошмаченному лицу. Накладываю еще один слой для лучшего эффекта. Затем я опускаю кисточку в коробочку и наношу румяна так, как мне показывали. Легкое касание капли блеска для губ цвета «Арбузный лед». Я даже пытаюсь накрасить правильно глаза. Корректор. Тени натурального бежевого цвета с небольшим отливом. Немного коричневой туши на ресницы. Бронзатор для создания эффекта загара, который сочетается с цветом моих волос.
Я надеваю очки и делаю шаг назад от зеркала. По-моему, не так уж и плохо. По крайней мере, до урока истории я буду в порядке. Я уйду сразу после доклада. И мне плевать.
— Это ты?
Скотт начинает с вопроса о том, когда они покрасят меня в блондинку, но эта шутка уже устарела. И мои волосы не цвета «пепельный блонд». Но и здесь нет никакого акта пощады. Мой цвет сейчас, на самом деле, на несколько оттенков светлее, чем натуральный каштановый. Парень Мэдоу в салоне сделал невероятную работу с переливами на волосах. Когда Сара и Леа помогают мне сушить и выпрямлять их, они выглядят здорово. Сара говорит, что с моим ростом, я могла бы быть моделью. Если не буду поворачиваться лицом. Для похода в школу, я позволила им завиться и тем самым защитить себя от нападок Колби, но сегодня мне необходимо было убрать их от лица, так что я сделала хвостик и выпрямила челку. Я прошла по коридору так, что Колби меня не заметил, но Скотт не унимается.
Он идет рядом со мной с книжками подмышкой, а затем прислоняется к стене рядом с моим шкафчиком.
— Я думал, что макияж это только для хора. Что ты странно с ним себя чувствуешь.
— Я и правда чувствую себя странно. Плохо выглядит?
— Что ты пытаешься доказать, Бет? — Он накручивает мой светлый локон на палец. — Каждый раз, когда я подхожу к тебе с разных сторон — ты разная.
— Лечение лазером превратило меня в месиво. — Я бросаю свой рюкзак в шкафчик. — Я должна была скрыть язвочки. Я так плохо выгляжу? — Я разворачиваюсь в его сторону, чтобы он мог оценить моё лицо.
Он на секунду замолкает.
— Ты хорошо выглядишь. — Его голос снова становится низким. Я не могу прочитать, что же в его глазах. Он опускает их и пялится на мои колени. — Не думал, что тебе понравится делать макияж.
— Каждый раз что-то меняется. Макияж — это забавно. Я знаю, что никогда не буду красивой, но я начинаю быть менее отталкивающей. — Я вытаскиваю из кармана толстовки несколько блесков для губ. — Что ты думаешь об этом цвете? — Я наношу свой светло-розовый, мерцающий «Арбузный лед».
— Выглядит вкусно.
Я протягиваю тюбик к нему.
— Ты никогда не догадаешься, какой у него вкус.
— Лучше я попробую его с твоих губ.
Он снова берется за свое, делает меня сумасшедшей. Надеюсь, пот, выступивший на моем лице — тому доказательство. Макияж не может полностью скрыть, насколько я покраснела.
Сейчас я достаточно смелая, чтобы сказать ему правду.
— Тебе реально нужно найти себе девушку. — Я буду скучать по времени, которое он проводит со мной, но я — его друг. Он должен услышать это от кого-то, кому он доверяет. От кого-то, кому он верит. — Ты превращаешься в красавчика, Скотт. Правда.
Он режет меня холодным взглядом и отступает. Он такой трогательный все эти дни. Я стараюсь быть мягкой. Жертвую самой собой. Героически. Он ограждает меня от каждого мелкого действа, которое они со мной вытворяют. И это не моя вина. Я просто хочу петь. И теперь он дразнится. Практически флиртует.
Он все еще не понимает, как много боли причиняет. Мы больше не в третьем классе. У меня есть чувства, как и у любой девчонки. И он единственный парень в моем мире. Не удивительно, что он меня заводит. Я в таком отчаянии, что все эти гормоны стремятся вырваться наружу. Но он мой друг. Мой лучший друг. Он никогда не подумает обо мне как о девушке. Я тоже не хочу его видеть своим парнем. Правда. Не хочу. Его дружба значит для меня все. Немного сопливо звучит.
Мой телефон вибрирует. Мэдоу. Просто супер. Она любит играть свою мамочку. Думаю, она тренировалась этому всю свою жизнь. Какова мама, такова дочка. Ее мать хотела заполучить диву-суперзвезду, а все, что она получила — миниатюрную меня.
Моя мама звонила её маме прошлой ночью. Ей было не совсем удобно перед этой женщиной, которая так усердно играет роль названной мамы со своей дочерью. Мама благодарила ее за такой сильный интерес к моей жизни и сказала:
— Я обеспокоена по этому поводу.
У нас нет столько денег, как у них, но моя мама партнер бухгалтерской фирмы. Она прекрасно справляется. У меня на зубах брекеты, как и у многих других. У нас есть страховка и прочее. Только потому, что я выбрала жизнь в джинсах и мешковатые толстовки не значит, что я не могу позволить себе стильные шмотки, если конечно найду что-то подходящее своему росту и худобе. У меня есть собственная машина. Старая добрая Джанет. Я не получаю новую тачку каждые пару месяцев как Мэдоу, не могу даже мечтать о том, чтобы остаться в Европе после Олимпиады хоров и водить автомобиль до школы в Германии. Я могу получить Порш на Рождество точно такой же, как у нее, но Джанет — моя жизнь.
Мама делает паузу.
— Но… — Еще одна пауза. — Спонсоры хора?
Еще одна длинная пауза.
— Это замечательно. Одежда тоже? И все девочки пойдут в салон? Что насчет косметической хирургии? Я была бы счастлива…
Разговаривая, она заметила меня и прошла в холл. Отлично, мам. Я последовала за ней и встала, глядя ей прямо в лицо. Она хмуро смотрит на меня.
— Тогда отлично. Я даже не думала, что хор имеет так много спонсоров в бьюти-бизнесе.
Прибавка к маминым сомнениям. Мама Мэдоу могла бы соврать. Вложили ли деньги родители Мэдоу или это было даровано фондом, моя трансформация, на самом деле, не имеет значения. Они пожертвовали хору тонны денег.
Они говорили о том, что не плохо бы для нас было выступить на паре мероприятий, которые вскоре состоятся и записаться для рекламы на радио. Девчачий хор и роскошные автомобили. Думаю, это сработает. Я рада всему этому. Им нравится, как шумит мой двигатель, но машине требуется огромная работа над собой. Они заработают на мне деньги, но для меня эти деньги абсолютно ничего не значат.
Мой телефон все еще вибрирует.
— Привет, Мэдоу.
— Моя мама напоминает, что сегодня вечером примерка. Надень свой новый лифчик и не забудь про подкладки.
Судьи отметят ложбинку между моих грудей. Не нужен мне этот дурацкий лифчик и подкладки! Это однозначно вещи-убийцы. Верните мне мой спортивный лифчик!
— Как ты сегодня?
— Нормально. Как твоё лицо?
— Оно было приклеено к подушке, когда я проснулась утром.
— Оу… А сейчас?
— Прямо сейчас? Практически неподвижно. Это убьет меня, когда анестетик в креме испарится.
— Попробуй алоэ. — Я смеюсь. — Это стоит того, когда ты красивая.
— Этого никогда не произойдет. Может быть толь в бюро ритуальных услуг. Ну, если только они не похоронят меня в очках.
— Фу. Ты такая зануда. Слушай, ты никогда не будешь красивой, если не поверишь в это.
— Я стараюсь думать о том, что когда выйду на сцену, по крайней мере, не испугаю публику.
— Моя мама говорит, что нужно делать себе самой позитивные посылы каждый день. У меня получилось так уменьшить свой гардероб до сорокового размера.
— Я попробую.
Она вешает трубку. Нужно сделать много звонков. Нужно покомандовать людьми. Она любит это, и ей совсем не обязательно петь. Я чувствую столько давления на данный момент. Всю эту боль. Весь ужас. Весь труд. Но это стоит того.
В середине второго урока мой телефон вибрирует. Я хватаю его и прячу под партой. Снова Мэдоу.
«Сегодняшнее утверждение: Я — красотка. Повтори это сто раз. Напишу тебе новое завтра».
Красотка? О, Господи!
Я стараюсь продержаться весь урок истории. Все в классе пялятся на меня. Я начинаю паниковать, что из моего лица снова сочится гной, и оно слегка превращается в месиво, но никто не замечает этого кроме моих товарищей по подгруппе. Они знают, что я смогу помочь им заработать лучший бал за семестр, так что они не осмеливаются жаловаться. Прелести групповых проектов. По крайней мере, я никогда не мучаюсь с парнями в подгруппе. Парни не желают со мной работать. А я не против нескольких менее талантливых, чем я девушек. Даже если они просто сидят рядом и болтают, пока я делаю всю работу.
Я бросаюсь в уборную, чтобы поправить то, на что так пялились ребята. Но моё лицо в порядке. Вообще-то, я почти хорошо сегодня выгляжу. Мои глаза увеличены до причудливых пропорций под очками, но остальное вполне презентабельно. Губы выглядят особенно мило. Не удивительно, что у Скотта случилось помутнение в голове. Я очень далека до красотки, но я не чудовище. Может быть, я смогу написать об этом песню?
Новые песни у меня пока не получается, но зато я отлично переделываю старые на уроке экономики.
Перемены…
Почему они меня удивляют?
Сможет ли каждый увидеть,
Что внутри я всё та же девочка?
Кем она теперь станет?
Может ли быть красивой?
Будет ли она все также слепа?
Почему мне беспокойно
Оставлять свое старое убежище позади?
Возможно ли это?
Полюбят ли меня все эти люди?
Нет преисполненного надеждой припева. Хотя вышло мелодично. Возможно, эта самая надежда за поворотом.