Спой мне колыбельную

Глава 3. Берем двоих

То, что Терри ответила потом, отскочило от моего мозга и не позволило мне осознать произошедшее.

Она прочищает горло и повторяет это еще раз.

— Мэдоу, я отдаю соло «Забери меня домой» Бет.

Я? Солист? Серьезно? Мои ноги подкашиваются. Я плюхаюсь на скамью позади меня.

— Но оно — моё. — Мэдоу впивается в деревянный дверной проем. — Вы не можете отдать его этому…

Отвратительному монстру. Ей не нужно произносить это вслух. Все итак знают, что она имеет в виду.

— Ты не можешь сбежать в ванную комнату, когда мы будем стоять на сцене в Лозанне.

— Не похоже на то, что я сделала это специально.

— Нам нужен солист для этого отрывка, милая. Ты старалась изо всех сил. Я знаю это. Бет может спеть. Ты слышала ее, не так ли?

Мэдоу топает ногой.

— Сдайся, Терри. Мы никогда не будем стоять на сцене в Лозанне.

Ее холодные слова окутывают помещение, потушив свет музыки, которую мы сводили среди ночи. Мы вспоминаем жалкие записи, которые предоставили.

Я не могу поверить, что Терри, наконец, сказала это Мэдоу. Меня тошнит от всего этого ребячества, но Мэдоу права. Слишком поздно. Сейчас это не имеет значения. Кажется, нам необходима эта часть выступления в Ванкувере. Пение есть пение. Я буду там солистом. Может быть, это путешествие не впишется в стандарты Мэдоу, и она бросит нас.

Мэдоу смотрит на меня.

— Я говорю, мы не будем петь этот тупой отрывок! Он мне не нравится.

— К сожалению, Мэдоу, я думаю, что он нам все еще нужен. — Терри становится на скамью для того, чтобы все девочки слышали ее. — Вы не должны верить этим словам, леди.

— Тише всем! — Леа запрыгивает на лавку и размахивает руками. — Послушайте. Тише.

— Я узнала кое-что об Олимпиаде хоров вчера.

Мертвая тишина.

Пожалуйста, хоть бы это было да. Хоть бы да. Хоть бы да.

— MP3-файл с нашим выступлением для прослушивания, который я отправила им, был испорченным. Им нужна новая копия. Я собиралась переотправить им нашу январскую запись, но была слишком занята сегодня и отложила это.

Кто-то визжит. Затем голос другой девочки. Становится шумно. Терри приходится кричать, чтобы быть услышанной.

— Как на счет того, чтобы мы собрались вместе в субботу и записали песню еще раз с Бет?

— Погодите. — Это Мэдоу. Она выглядит еще хуже, чем была до этого. — Кто расскажет об этом моей маме?

Я прибываю домой. Заплываю в дом. Проплываю мимо маминой комнаты, абсолютно озадаченная тем, что могу рассказать. Фрагмент «Забери меня домой» звучит в моей голове, когда я стучу в ее двери. Мать дышит, потому что должна. Это о моей маме. Будьте уверены. Она дышит для меня.

Я говорю ей, и она подпрыгивает.

— Ты будешь солисткой?

— Ага. Я. И Терри на сто процентов уверена, что с моим пением нас примут. Ты должна послушать меня сегодня вечером. — Я плюхаюсь на ее кровать и скручиваюсь калачиком рядом с ней, все еще стараясь убедить себя, что это правда.

— Ужасно, что бабули Лиззи нет с нами. — Мама гладит меня по голове. — Она бы очень хотела увидеть это.

Бабушка Лиззи именно та, от которой мне передался голос. Она была в большой группе, пела для солдат во время Второй Мировой войны. Она умерла после того, как я родилась.

— Может быть, она видела? Может, она была там сегодня? Держала меня за руку?

Мама плачет и обнимает меня.

Я укладываюсь на ночь в свою кровать, но не могу уснуть. Встаю и пристально смотрю на себя в зеркало. Девочка, которая смотрит на меня оттуда, не похожа на солистку. Она та, которую хочется спрятать за цветочную композицию. Это бы сработало. Я могу петь откуда угодно. Не хочу, чтобы это лицо разрушило то, что они услышат. Я все еще та чертовски уродливая дочь, все еще ограничена, все еще верю им.

Я вхожу в школу на следующий день ужасно сонная. Клюю носом. Окончательно просыпаюсь только в хоровом кружке. Скотт присаживается рядом со мной. Я ужасно счастлива, чтобы возвращаться к той теме, на которой мы вчера расстались. Ему никогда не придется снова поднимать мне настроение. Он может быть милым и глупым, если захочет. Я так высоко, что меня ничего не может расстроить. По крайней мере, ничего, о чем мечтает Скотт. Колби мог бы попытаться, но он уже выполнил план на некоторое время. Он вынужден залечь на дно после прикола с полуголым новичком. Только пара парней кинуло в мою сторону грубые слова, когда я кралась через холл сегодня утром. Жизнь хороша. Правда, хороша.

— Что с тобой?

Скотт все еще ворчит. Ему, правда, нужно найти милую, миниатюрную девушку. Он начинает увеличиваться в размере. У него появилась шея. А у него никогда не было нормальной шеи. И он позволяет своим светлым волосам отрастать. Только немного подрезает их. У него, практически, локоны. С шеей это смотрится неплохо.

— Ты набираешь вес?

— Я хожу в спортзал с папой.

— Должно быть круто.

— Ему нужна поддержка. Ты не хочешь пойти с нами в субботу?

— У меня запись в субботу.

— Ты подписала контракт с Мотаун (прим. перев. — звукозаписывающая компания), пока меня не было?

— Почти. — Я не могу сдержать дурацкой, полной сил, я-не-могу-поверить-в-свою-удачу улыбки. — Я новый солист Блисс.

— Этот фантастический девчачий хор? Давно пора.

— Это отличная новость! А это все, что ты можешь сказать?

— Мои поздравления. Когда подпишешь контракт с Мотаун, дай знать.

Я хочу схватить руками его новую сексуальную шею и придушить, но кружок начинается, и ему еще предстоит петь.

В субботу я встаю рано. Выхожу из дома. Я так энергична и жива. Интересно, похоже ли чувство влюбленности на эти ощущения? Да кому это надо, когда у тебя такой душевный подъем, такое волнение? Может, поэтому дивы отшивают мужчин. Какой парень может соответствовать такой высоте?

Дороги чистые. Никаких пробок, никакой слякоти, никаких дорожных работ. Солнце даже радует своим коротким появлением. Я плыву внизу по дороге, практикуя своё соло с помощью CD-записи, выжимаю Джанет до 70 км/ч. Она трясется и вибрирует, но я не даю ей продохнуть, пока скоростной лимит не упадет до 55.

Я добралась в церковь достаточно рано, чтобы помочь Терри установить записывающее оборудование. Все взято в аренду. Огромные микрофоны. Магнитофон в этот раз с двумя катушками, чтобы сделать резервную копию. Мы запутались в проводах и не заметили, направляющихся к нам Мэдоу и ее родителей.

Ее отец деликатно кашляет.

— Могу я вам помочь?

Он стягивает коричневые кожаные перчатки для вождения, берет из моих рук комплект запутанных шнуров от микрофона и умело распутывает их. Он одет в шерстяное пальто верблюжьего цвета, идеально сидящее на нем. Красивое. И не только пальто.

Щеки Терри розовеют, когда она заговаривает с ним.

— После того, что случилось с последней записью, я не слишком доверяю цифровой технике. — Она кивает на дополнительное оборудование.

Он поворачивается, чтобы подключить микрофоны к системе звукозаписи.

— Да. Мэдоу сказала мне, что вы делаете перезапись сегодня утром.

— Верно. Олимпиада хоров не смогла получить файл, который мы отправили вместе с заявлением на участие. Так что у нас есть редкая возможность… Девочки намного выросли по сравнению с тем, на каком уровне они были в январе.

Мэдоу смотрит в мою сторону.

— Но это жульничество. Вы должны отправить ту же запись еще раз.

— Это какая-то неразбериха. — Удивительно, что она сделала это. — Я позвонила в комитет и объяснила, что нам нужна перезапись. Они были не против. — Она смотрит на меня.

Я отворачиваюсь и закусываю щеку, чтобы успокоиться.

Отец Мэдоу вертит ручки на деке, делая вид, что занят.

— Мэдоу говорит, что вы отдаете Бет ее соло.

Он многозначительно смотрит на Терри. Она слабеет. Этот мужчина знает, как использовать свою власть. Он продает автомобили. Тысячи автомобилей. Терри сглатывает и пролистывает нотную тетрадь.

— Мэдоу была слишком больна, чтобы петь в этот четверг.

— Больна? — Отец Мэдоу смотрит на свою жену.

Та посильнее заворачивается в меховой воротник, обернутый вокруг шеи.

— Мэдоу не была больна. Вы заставили ее выступать, когда она не была готова. — У нее целый шкаф меховых накидок дома. Она носит их на наши концерты.

Терри продолжает. Могу сказать, что она изучила её от и до.

— Бет заменила ее. Девочки думают, что мы должны записать обеих солисток, прослушать записи и проголосовать, какую запись отправить.

А это выход, Терри. Умно. Как они смогут возразить теперь?

Мать Мэдоу смотрит на меня.

— Бет может быть первой. Дорогой, — обращается она к мужу, — тебе лучше остаться.

Могу сказать, что нет ни одного шанса на то, что всемогущий отец Мэдоу захочет потратить свою субботу на утомительное время звукозаписи, особенно на пение Мэдоу, но он готов повиноваться.

— Я помогу вам разобраться с оборудованием. — Он театрально улыбается Терри. — Старое хобби.

Я представляю музыкальную установку, которая есть у них дома, и улыбаюсь себе. Спорим, Мэдоу поет в караоке.

Около половины девятого утра лавки заполнены. Я разогреваюсь и растираю шею. Все расслаблены и энергичны. Кажется будто это вечеринка. Время записи обычно волнительно, но не в этот раз. Шепот пробегает по комнате. Кажется, никто не в состоянии держать свой инструмент. Терри видит это. По обыкновению она встревожена, смотрит на каждую девочку, которая создает нежелательный шум.

Все девочки хотят видеть, что будет делать мама Мэдоу, когда услышит мое пение. Сара думает, что та сбежит вместе со своей чековой книжкой. Девочка впереди меня говорит: «Никаких шансов. Она такая злобная. Она скажет, что Мэдоу лучше».

Терри просит внимания. Тишина. Она делает знак отцу Мэдоу начинать запись. Я должна нервничать, но свирепое желание во мне не оставляет места для бабочек. Я выпрямляюсь, чтобы сделать полный вдох диафрагмой и закрыть глаза. Пианино вступает. К тому времени, как пианист делает знак, я снова становлюсь той одинокой рабыней, молящей Господа забрать ее в лучшее место. Хор присоединяется ко мне. Музыка растет и извивается. Я теряюсь в ней. Никакого микрофона. Никаких звукозаписывающих устройств, ловящих каждый оттенок и тон моего голоса. Нет Мэдоу, сидящей на хоровых сиденьях со своей мамой, которая смотрит с ошеломленным выражением на лице. Я телепортируюсь, теряюсь в словах и трагедии, тихом героизме, которое они описывают. Я и есть эта музыка. Торжество растет, подходит к своей кульминации и здесь только я. Мой голос наполнен эмоциями, освященный песней, которую я пою:

Моё лицо снова мокрое. Я не знаю, когда я начала плакать.

Тишина. Никто не дышит. Все глаза смотрят на поднятые руки Терри. Она кивает отцу Мэдоу. Он жмет кнопку, и все кончено. Отличная попытка.

Для первого раза.

Этого больше никогда не произойдет.

Наши глаза направлены на Мэдоу и ее маму. Они шепчутся. Мы все еще молчим. Мама Мэдоу встает. Задерживается. Вот надвигается циклон. Женщина печально трясет своей головой с идеально уложенными волосами и помогает Мэдоу встать на ноги.

— Говорила тебе, что они могут поссориться, — шепчет Сара. — Скажи новым нарядам до свидания.

Я легко пихаю ее локтем, чтобы заткнуть.

Мама Мэдоу ведет ее к постаменту, где священник читает проповеди. Мы все провожаем их взглядом. Лицо Мэдоу сосредоточено, губы превратились в тонкую полоску.

— Я очень хочу поехать в Швейцарию. — Мэдоу облизывает накрашенные блеском губы. Она смотрит на меня. — Мы отправимся туда с этим. — Мэдоу переводит взгляд на мать. — Мама сказала, что это здорово. Я не должна петь это соло.

Ошеломленная тишина.

Она не может сдаться. Не так легко. Я думала, что она разозлится, когда поймет, что потеряла свое право голоса. Но она хочет остаться и позволить мне спеть. Я совершенно ничего не понимаю.

— Что? — Мэдоу пробегает глазами по комнате. — Вы думаете это легко быть обязанной петь соло все время? Вы думаете, что мне хочется испытывать давление? — Она пожимает плечами. — Позволю сделать это ей для разнообразия.

Ад кромешный дубль три.

Хорошо, что мы не записываемся еще раз с Мэдоу, потому что ни у кого нет сил петь после всего этого крика. Терри раздает большую сумку желтых медовых леденцов для горла, и мы садимся и слушаем запись по новой.

Я никогда не слушала себя так до этого момента. По спине пробегает холодок. Этот богатый, прекрасный звук, возвышающийся над хором — я? Это не кажется реальным. Мы посылаем запись в международный соревновательный комитет. Я. Мы посылаем туда меня. Я потеряна в фантазии. Я пою на сцене в свете прожекторов.

После прослушивания записанной песни я избегаю Мэдоу. Она самоустранилась лучшим образом, так как я и мечтать не могла. Может быть, она говорит правду? Если бы у меня был ее голос, я бы тоже не желала петь соло. У нее уши также как и у всех нас. Ей позволено хотеть поездки в Швейцарию независимо от того, чего это будет стоить, как и всем нам.

Её мама — другое дело. Она нависает сзади, страстно шепча своему мужу, пока он сматывает шнуры микрофонов.

— Итак, девочки. — Терри игнорирует злобную женщину, стоящую в конце комнаты. — Если мы хотим подготовить наше выступление к мировой сцене, нам нужно проделать много работы. Увидимся во вторник.

Я расслабляюсь и могу поблагодарить Терри, но мама Мэдоу снисходит до нее.

— Если вы действительно собираетесь пройти через это, нам следует обсудить наряды. Это должно быть что-то элегантное. Моя дочь не появится на международной сцене в одной из этих старых накидок.

Я заставляю себя отступить. Считаю, наши накидки ужасны. Вручную нарисованные цветы спереди похожи на месиво, но они очень милы. И мы вынуждены надеть удобные черные брюки и хлопчатобумажные футболки с эмблемой хора под накидки.

Мама Мэдоу продолжает громким голосом:

— Они будут нуждаться в новом гардеробе для путешествия.

Брови Терри взлетают вверх.

— Нам лучше сохранить основной. Большинство девочек не имеют возможности обновить гардероб.

— Не беспокойтесь об этом. У меня есть поставщики. — Она взволнована. — Несколько классических штрихов, которые можно комбинировать.

— Удобно. — Терри не выиграет этот бой.

— Хорошо сделанная одежда всегда удобна. — Мать Мэдоу с энтузиазмом ныряет в список того, что у нас должно быть обязательно.

— Большое спасибо, — наконец говорит Терри. — В этом вопросе я вам доверяю. — Молодец, Терри! Мы выиграли войну, позволь ей выиграть сражение.

— Я настаиваю на этом. По крайней мере, они будут хорошо выглядеть. — Она ловит мой взгляд из толпы. — Большинство из них.

Я не могу должным образом поблагодарить Терри, когда эта женщина стоит у меня на пути. Терри видит меня. Она знает. Я бросаю это дело, вешаю сумку для музыкальных инструментов на плечо и поворачиваюсь к выходу.

Мэдоу. Прямо перед мои лицом.

Я слабо бормочу:

— Привет.

Она хмурится.

— Я не собираюсь тебя бить.

Я протягиваю свою руку.

— Откуси, если тебе станет от этого лучше.

— И соскочить с моей диеты?

— Спасибо за…

— Это соло сводило меня с ума. Я никогда бы не спела его так, как нужно. Терри постоянно критиковала меня, просила остаться после занятий и прогонять все снова и снова, снова и снова. У меня есть дела поважнее, чтобы тратить на них свое время.

— Важнее, чем пение?

— Можно и так сказать. — Она улыбается и откидывает свои искусственные волосы за спину. — Вне этого места существует множество вещей важнее, чем пение.

Догадываюсь, что Мэдоу ценит любовь выше пения. Может быть, она не правильно судит? Для нее очевидно легче заполучить парня, чем спеть соло. Ее мега-крутой парень забирает ее иногда на своей мега-крутой красной спортивной машине. Возможно, он дарит ей такие же эмоции, которые получаю я, когда музыка проходит сквозь меня, захватывает хор и переносит нас в другую реальность.

Сара смеется позади нас.

— Ты уже видела, кто в программе? «Парни из Эмебайл» — один из ведущих хоров.

«Парни из Эмебайл», хор теноров и басов, только что пересекли границу Онтарио, но блистали годами ранее нас в мире молодых хоров. Вся Эмебайл-структура такая. Их девочки изобрели своего рода движение. Хэтфилд сочиняет для них. У меня есть все их диски. Они устанавливают стандарты. Они легендарны.

А мальчики?

Они просто рок-звезды.

Их диски у меня тоже есть. Не могу поверить, что мы можем с ними познакомиться. Каждая девочка в мире, поющая в хоре, влюблена в них. Это не значит, что все они красавцы. Некоторые из них. Большинство просто нескладные тинэйджеры. Милые и симпатичные. Что-то вроде Скотта. Но когда они поют, это круто. Удивительно.

Мэдоу поворачивается к Саре.

— Точно? Ты уверена?

Сара вздыхает.

— Забавно, что мы должны проехать весть этот путь до Швейцарии, чтобы с ними познакомиться.

Леа стоит на лавочке позади нас, разбирая ударные инструменты. Она вторгается в разговор:

— Вы видели их последние фото в галерее на их сайте? Те, с Рождественского концерта. Я бы умерла за парня в смокинге…

— …который умеет петь. — Мы говорим это хором. Даже я, Чудовище-Бет, у которой никогда в жизни не было парня, поняла это.

Сара корчит рожицу.

— И почему они такие классные?

Мэдоу направляет взгляд своих неестественно — голубых глаз на меня.

— Ну, Мисс Солистка, чем мы там займемся?

Я оглядываюсь вокруг в поисках помощи.

— Э-э-э-эм… — Леа и Сара тоже смотрят на меня. — Будем усердно тренироваться, как сказала Терри.

— Не пойдет. Послушай, я не знаю, откуда ты взяла этот ошеломляющий голос, но, — Мэдоу пожимает плечами и морщится не только своим носиком, но и всем лицом, — остальное у тебя просто кошмар.

Я смотрю на дыры своих джинсов, через которые видны коленки и потираю ладошками места над ними.

— Уверена, твоя мама вернется с отличной одеждой для нас.

— Не беспокойся о гардеробе. Считай, что это уже сделано. С этим легко справиться. По крайней мере, ты не страдаешь ожирением. И у тебя есть грудь где-то под всем этим, так? Но…

Я опускаю голову и смотрю на ее лодочки.

— Я думала, я могла бы стоять за чем-нибудь. За горшком с цветами или за кулисами.

Сара и Леа смеются.

Я улыбаюсь Мэдоу.

— Я буду петь за сценой, а ты можешь петь под фонограмму.

Леа говорит:

— И нас вышвырнут оттуда после этого.

— Никаких наград, — добавляет Сара.

Леа щелкает замком на футляре для инструментов.

— Никакой пресс-конференции.

Сара подмигивает.

— Никакой финальной песни с «Парнями из Эмебайл».

Брови Мэдоу дергаются вверх.

— Мы не можем поставить все под угрозу. — Она всматривается в мое лицо. — Брось свою сумку. Постарайся встать прямо. — Она обходит вокруг меня. — Статная. Милые скулы. Челюсть немного тяжелая. — Она хватает локон моих волос. — По крайней мере, есть с чем работать. — Она стягивает мои очки. Многого я не вижу, но могу сказать, что Мэдоу сейчас в более подходящей ей стихии, чем пение. — Мы можем поработать с твоими глазами. Ты когда-нибудь пробовала контактные линзы?

— Вау! Полегче. Думаешь, ты можешь стать доброй волшебницей для меня? Это не сработает.

— О, милая. — Мэдоу потирает руки. — Между мной и доброй волшебницей нет ничего общего.