Глава 4. Трансформация

— Что случилось с твоими волосами? — Скотт перебирает их пальцам и разбирает на локоны, затем садится рядом со мной в столовой.

— Чтобы быть солистом, нужно чем-то жертвовать.

Чувствую себя голой. Волосы по-прежнему вьются. Ни за что не стану прибавлять к времени своей утренней рутины выпрямление волос ужасным орудием пыток, которое они мне дали. Это просто школа. Мои волосы уложены слоями и на тридцать сантиметров короче, чем были. В салоне это выглядело фантастически. Сегодня я снова Чудовище, проходящее шоковую терапию.

— Они заставили тебя отрезать волосы? — Скотт пихает полную вилку спагетти в рот. — Мне нравились твои волосы.

Только Скотту могли нравиться мои отвратительные волосы.

Как только пришло наше официальное приглашение на четырнадцатую Олимпиаду хоров, Мэдоу принялась за меня. Она назвала это ночной макияж-вечеринкой, пригласила Сару, Леа и остальных самых симпатичных девочек из хора. И меня тоже. Не было никаких предположений о том, кого будут преобразовывать.

Я откладываю свой сэндвич.

— Они застали меня врасплох.

— Кучка худющих слабачек застали тебя врасплох?

— Мэдоу усадила меня в своей блестящей ванной комнате. — У нее есть зеркало Голливудского типажа. — И обработала моё лицо шпателем.

Все девушки ахнули и сказали, что я прекрасна. Я надела свои очки и поняла, что они имели в виду. Что-то типа разрушительного эффекта. Потом я вынуждена была сказать им все о контактных линзах: как я надела их, когда мне было двенадцать, как я была довольна и каким бедствием это закончилось. Помню, как я говорила маме, что мои красные гиперчувствительные глаза не пострадали. Мама смыла линзы в унитаз.

— Боже, Бэтти, это жестко. Но объясняет высыпание. — Он возвращается к своим спагетти.

— Так мило, что ты заметил.

Небольшой выброс гормонов в прошлом месяце спровоцировал кучу прыщей на моем лице, которые превратились в красные пятна на коже. И не только в постоянной зоне.

Он сглатывает.

— Глупое ребячество. Да кто они такие?

— Красавицы. Которые не признают уродство. — Я разделяю свой сэндвич напополам.

— Ты не уродливая, Бэт. — Он открывает свое молоко.

— Я хотела пойти домой и забыться. — Я откусываю кусочек и жую. — Они заставили меня переночевать.

Скотт ставит обратно картонную коробку с молоком.

— Они подождали, пока ты уснешь, и отрезали тебе волосы?

— Неужели все выглядит так ужасно?

— Они неровные.

— Подстрижены каскадом. Предполагалось, что будет стильно. Мэдоу рано нас разбудила, и мы съездили в салон.

— Черт, Бэт! — Он хватает мою руку. — У тебя ногти накрашены.

— Знаю. Не могу от этого избавиться. Тебе следовало бы увидеть мои большие пальцы ног.

С помощью воска они превратили мои густые брови в тонкие линии. Не говоря, о том, где еще побывал воск. Они пытались приклеить мне накладные ресницы, но после восковых процедур, я устроила истерику, и они оставили меня в покое.

— Тебе следует потребовать назад деньги за стрижку. — Он выпивает залпом пакет молока и смотрит на моё яблоко.

— Платила мама Мэдоу. — Я подталкиваю к нему яблоко. — Её вдохновение граничило с безумием. Она заставила своего стилиста заняться мной. — Он мыл, увлажнял, лил горячее масло, и вылил целую бутылку средства от спутывания волос, словно я бомжиха, которая никогда в жизни не расчесывалась. Потом он выпрямил их, отрезал длинные локоны и сделал так, что я не могу отвести эту бахрому от своих глаз. — Мама Мэдоу хотела, чтобы он их перекрасил, но у него не было времени.

— В какой цвет? — Скотт откусывает кусочек от моего яблока.

— Может быть в блондинку. — Я отвожу челку от глаз, но волосы снова спадают на лицо. — Я вышла из себя посреди спора. Не хочу быть блондинкой. Вот ты можешь представить меня блондинкой?

— Нет. — Он дотягивается рукой и отводит челку от моих глаз. — У тебя замечательный цвет волос.

— Мышино-коричневый? Распрощайся с ним. Как ты думаешь, как я буду выглядеть с осветленными прядями?

Он кладет яблоко, становится серьезным.

— Такой же, как все остальные.

— Вот именно.

— Но ведь это не ты. — Он смотрит прямо в мои супер-огромные глаза. — Я думал, им нужна была ты.

— Им нужна звезда. Мама Мэдоу сказала, что у меня хороший нос. В любом случае, у нас нет времени его менять.

Мэдоу дала мне сумку, полную вставок для лифчика. После операции, ей они больше не нужны. Это грубо. Я не буду пользоваться ее вставками. В следующую субботу мы снимаем мерки для нашего будущего гардероба. Потом мама Мэдоу, Мэдоу и я — я умоляла Леа и Сару пойти с нами, чтобы держать все под контролем — пойдем на шопинг за идеальным лифчиком с пуш-апом, дизайнерскими джинсами и футболками с V-образным вырезом, открывающим мои поразительные ключицы.

Скотт накрывает своей ладонью мою.

— Я узнаю тебя, когда они закончат?

— Просто ищи высокую девушку с осветленными прядями, натыкающуюся на все подряд.

— Они не планируют укоротить твои ноги? — Он бросает быстрый взгляд на мои джинсы.

— Т-с-с. У нее везде шпионы. Давай не будем им подсказывать.

Мой телефон вибрирует. Я подпрыгиваю.

— Бедная Бетти. Я никогда тебя такой не видел. Ты уверена, что оно того стоит?

— Чтобы петь на мировой сцене? А ты как думаешь? — Я вытаскиваю свой мобильник из кармана и смотрю на экран.

— Это она?

Я киваю.

— Команда косметологов ее мамы может принять меня в четверг утром. Хочешь пойти, подержать меня за руку?

Он выхватывает мой телефон и смотрит на экран.

— Причем тут лазер?

— Удаляет шрамы.

— Ты доверяешь им?

— Мама Мэдоу могла бы сойти за ее сестру. Должно быть, они профессионалы.

— Ты правда хочешь, чтобы я пошел?

Его рука скользит по моей и сжимает ладонь. Он становится таким милым. Сегодня мне это нравится. Мне нужно немного лести.

— Нет. Это сделает все только хуже. — Я вырываю свою руку и забираю телефон. — Они не собираются делать ничего радикального. Простое лечебное воздействие лазера на шрамы. Что-то новенькое для моих прыщей. Никаких инъекций коллагена в губы или чего-то подобного.

— У тебя прекрасные губы. — Он смотрит на мой рот словно голодный. — Они очень выразительные, когда ты поешь. — Он дотрагивается до моих губ кончиком пальца. Его голос становится хриплым. — Не позволяй им трогать их.

В ошеломлении я теряю дар речи. Мне нужно сказать ему. Он растапливает сердца. Моё — делает странные вещи. Я должна направить его на то, чтобы найти кого-то, но я не хочу испортить этот момент. Я уверена, что он не осознает, что делает со мной. И насколько сногсшибательна эта тонкая волна светлых волос над его левым глазом.

Мне следует ему сказать. Он должен знать. Он никогда не разберется в себе, но он будет мне нужен на протяжении следующих нескольких недель. Мне нужно что-то реальное, за что можно держаться, пока безумная мамочка Мэдоу обкромсает оставшуюся меня. Если Скотт будет увлечен какой-нибудь веселой девочкой, что произойдет со мной? Отвратительно. Эгоистично. Я знаю. Он заслуживает того, чтобы быть счастливым. Поцеловать, наконец, кого-нибудь. Если он проделает с ней тоже, что сейчас со мной, она по-настоящему будет с ним.

Но он нужен мне.

Он заботиться обо мне. Один из немногих, кто это делает. Он хочет мне помочь, хочет быть моим другом. Значит ли это, что я его использую? Это нечестно? Разве я заслуживаю чего-то такого? Чтобы кто-то был моим другом? Он знает меня внутри и снаружи, и я все еще ему нравлюсь. У всех есть кто-то, кто их любит. Все, чего я прошу, чтобы этот милый парень оставался моим другом.

Пока я не буду готова взлететь.

Звучит как попсовая песня, да?

Вознеси меня, пока я не полечу. На твоих плечах я дотронусь до неба.

Дурацкая попсовая песня.

Мне нужно сказать Скотту, что он красавчик. Я должна сказать Скотту, чтобы он не переживал за меня. У него может быть девушка и девочка, которая будет ему хорошим другом. Я должна ему сказать.

Но не могу.

Я встаю, целую его в макушку и очищаю его поднос. По крайней мере, это я могу сделать.


Днем позже я юркаю в тени, стараясь добраться от входа в школу до своего шкафчика. Я приручила-таки свою новую прическу с помощью резинки. Когда мы выступаем, нужно, чтобы наши волосы были собраны, поэтому парикмахер оставил мне достаточно длинные локоны, чтобы зачесать волосы назад или сделать хвостик.

— Эй, Чудовище! — Колби появляется передо мной. — Что случилось с твоей гривой?

Я не отвечаю, туплю взгляд. Я изучаю новые кроссовки. Они застегиваются на молнию. Никаких шнурков. Ужасно, но на Колби смотрится неплохо. Каждый хочет себе такие.

— Так не честно, Чудище, — Он тыкает мне пальцем в плечо. — Ты не должна заставлять нас смотреть на это лицо. Вот. — Он пихает мне в руки что-то холодное и эластичное.

Я не успеваю схватиться за вещицу. Она падает на пол. Маска ведьмы с зеленым лицом, волосатыми бородавками и потрескавшимися губами лежит у моих ног.

— Подними.

Я должна убраться отсюда подальше. Я начинаю отворачиваться от маски и обуви Колби.

Он останавливает меня, хватая за руку.

— Никто не отказывается от моих подарков.

Я дергаюсь изо всех сил, чтобы вырваться. Он сильнее сжимает мою руку. Он смеется, наслаждаясь зрелищем. Его глаза смотрят куда-то мимо меня, сигнализируя. Трэвис и Курт появляются из ниоткуда, хватают меня своими липкими ручонками и заводят мои ладони за спину. Они крепко держат запястья и связывают так сильно, что они чуть ли не расплющиваются. Я чувствую тепло их тел, чувствую запах пота.

Я пытаюсь замкнуться в себе, быть дальше от них, но не могу. Я в их распоряжении.

Колби подталкивает маску носком своего кроссовка.

— Заставьте ее надеть это.

Трэвис и Курт заставляют меня нагнуться, держат меня, пока я не разжимаю кулаки и не беру пальцами маску. Винил, гладкий и прохладный, вызывает желание закричать и убежать. Они силой заставляют меня выпрямиться.

Колби, единственный парень в школе выше, чем я, берет маску из моих рук и натягивает ее мне на голову, прижимая очки к лицу и заставляя их покривиться под маской.

— Носи это, пока твои волосы не отрастут снова.

Я не могу дышать в маске. Не могу видеть. Мои очки прижаты к лицу. Я изо всех сил стараюсь сорвать маску, но мои руки все еще связаны.

Колби наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Идеально.

У него жаркое, чувственное дыхание, которое вторгается в мою голову и провоцирует ненужное чувство желания, словно молния внутри меня ударяет в кишки. Это убивает сильнее, чем маска.

Наши тела соприкасаются.

Я схожу с ума, борюсь, чтобы вырваться на свободу. Не могу закричать. Почему я не могу закричать?

Они смеются над этим.

— Не беспокойся, Чудовище. Ты слишком уродлива, чтобы сидеть в столовой за общим столом.

Колби отступает, и ребята отпускают меня.

Я стремительно бегу по направлению в женскую уборную, врезаясь в стену глазеющих людей. Зубоскалов. Чья-то рука хватает меня за задницу. Я срываю маску и позволяю своим очкам упасть на пол. Я опускаю голову и обхватываю себя руками, словно что-то внутри меня разваливается на части. Я быстро шагаю по коридору.

Мое лицо мокрое. Черт! Я не должна была позволить им сделать это. Я врываюсь в уборную, пугая пару курильщиц. Запираюсь в кабинке. Правда, которую сказал Колби, побеждает внутри меня.

Это я, разве вы не знаете?

Дотронуться до неба?

Кого я обманываю?

Складываю свои крылья, устремляюсь вниз.

Я думала, моё время настало,

Но мечта превратилась в пыль.

Сейчас я кланяюсь, чтобы по-рабски угодить вам.

Я вижу, что все это — ложь.

Я не покидаю своё спасительное место до того момента пока не звучит звонок. Я решаюсь выйти только тогда, когда полностью уверена, что в туалете пусто.

Я умываюсь холодной водой и всматриваюсь в свое, покрытое пятнами, ужасное отражение. Мэдоу и ее мама несут бред. Будто стрижка и макияж могут избавить меня от уродства.

Все утро маска появлялась из ниоткуда. Приклеенная к моему шкафчику. Оставленная на моем стуле в классе экономики. Когда она опускается на мой обеденный поднос, Скотт хватает ее, стирает с нее шоколадный пудинг, сминает и пихает в карман.

— Идиотские шутки!

Он берет чистую салфетку и вытирает капли пудинга, попавший на мою шею. Он не старается обратить все в невинную шутку.

Я чувствую тяжесть в груди.

— Ничего не выйдет, не так ли?

Колби дал мне понять это сегодня. Я всегда буду Чудовищем.

Скотт поглаживает меня по плечу.

— Просто пой, Бет. Это единственное, о чем тебе нужно беспокоиться.

Его слова рождают небольшой просвет в той тяжести, которую я испытываю, и позволяют давлению в моем сердце быть еще больше. Я не летаю. Небо все еще слишком далеко, но я знаю, что он прав. Есть единственная вещь, которую я могу делать. Петь. Все прихлебатели Колби, он сам и их ужасные уродливые маски ведьм не могут украсть этого.

Загрузка...