Стой, курица!, или глэмпинг «в гостях у сказки» (СИ)

Глава 9. Кощей и Елисей

Кощеев

Жара держалась даже ночью — липкая, тревожная. Над проселочной дорогой лениво жужжали комары, в воздухе витал запах пыли, пота и горелой древесины. Где-то далеко, на другом конце деревни, все еще тлело пепелище: фермерская пристройка Стрельцовых сгорела быстро, как сухой костер. Остался только остов, который сейчас выделялся обгорелым скелетом на фоне ночного неба. Дом удалось спасти, но одна сторона у него тоже выглядела неважно.

Кощеев не спеша вышел из черного «Гелика», поправил дорогие часы. Лунный свет делал его лицо каким-то неестественным, потусторонним, придавая хищным чертам еще больше звериного. Мужчина, шагнувший ему навстречу, Артур — коротко стриженый, в спортивке, с ножом на поясе, больше напоминал братка из девяностых или местного жителя.

— Молодец, — коротко произнес Кощеев.

— Так это… деньги…

Договорить Артур не успел: характерный звук пистолета с глушителем — и он повалился на траву с аккуратной дыркой во лбу.

— Где их только таких дебилов делают, — сказал Бык, массивный, глуповатый, но надежный как бетонная плита. Он был в черном костюме, как и остальные, выделяло его разве что более массивное телосложение.

— Там же, где и этих, — кивнул в сторону деревни Глеб.

Его Кощеев уважал больше всего, потому что при самом на первый взгляд неплотном телосложении, этот мужик знал несколько видов боевых искусств и был способен построить схему рейдерского захвата быстрее, чем хозяйка в Лузянках ставит чайник на плиту.

— Ну что, село сгорит или продастся? — первым нарушил молчание Артем, оглядываясь. — Крестьяне тугие, но огонь — убедительный аргумент.

Кощеев побарабанил пальцами по запястью.

— Дом Стрельцовых — пробный шар, — произнес он. — Мы показали, что не шутим. Остальные сделают выводы.

— А если не сделают? — буркнул Бык, разминая шею. — Там этот… как его… Елисей. Москвич с деньгами. Чуть мне пальцы не отхряпал.

Кощеев метнул в подчиненного острый, как заточка, взгляд.

— Елисей — лишняя переменная. Он городской, заигрался в генерального менеджера. Не понимает, что в таких местах порядок устанавливают не по закону, а по страху. Уверен, он просто выскочка. Поиграется и уедет обратно к своим миллиардам.

— Все он понимает, — вмешался Глеб, не поднимая глаз от планшета. — Говорит, если что — обратится к Окуневу.

Имя прозвучало как пощечина. Наступила пауза.

— Этот… Окунев? Следователь? — переспросил Бык, нахмурившись. — А он разве не… ну, как все?

— Нет, не как все, — сквозь зубы ответил Кощеев. — Слишком чистый. Не берет. Не договаривается. Я ему когда-то предлагал — отказался. Но даже Окуневу нужны будут доказательства. Угрожать…

Он перевел тяжелый взгляд на Быка:

— С твоей стороны было глупо. Но угрозы-угрозами, а вы к пожару не имеете никакого отношения. Этого…— Он кивнул на исполнителя. — Никто не найдет.

Бык вздохнул и виновато потупился.

— Вообще-то это Артем про пожары начал. Я просто подхватил…

— Цыц, — перебил его Кощеев и продолжил: — Земля в Лузянках скоро станет золотой. Через год здесь будет федеральная трасса. Ценник поднимется в три, а то и в пять раз. А пока ее можно скупить по цене коровьего навоза. Главное — заставить людей продать.

— Но они же не хотят, — усмехнулся Артур. — Все эти бабки с коровами, дачники, мужики-огородники. Они землю считают святой.

— Вот и надо ее обесценить, — вмешался Глеб. — Строим схему: поджог — первый этап. Следующий — слухи. Пускаем через своих, через этого председателя, что здесь будут карьеры для отходов. Потом озеро отравим. Рыба повсплывает брюхом кверху, люди испугаются. Земля — не еда. Люди ее бросают, когда страшно.

Кощеев кивнул.

— Артем, Бык, это вы. Работа грязная — ваша. Без смертей. Пока. Понимаете?

— Поняли, — буркнул Бык. — А с Елисеем-то что? И с его мужиком с камерами? После Стрельцовых он их везде понатыкает, отвечаю.

— А что с ними? — усмехнулся Артем. — Мы же в самой деревне появляться не будем, а в лесу камер нет. А Елисей… Елисей в город уехал.

— Я бы все-таки не стал его недооценивать, — сказал Глеб, поглядывая на темный лес. — Этот действительно к Окуневу может пойти. На этот случай предлагаю повнимательнее присмотреться к Василисе.

— Это кто? — Кощеев повернулся к нему. Голос у него был все такой же спокойный, но глаза чуть прищурились.

— Василиса Моргунова. Бабка у нее тут живет, та самая, которая председателя как пацана посылает. А внучка приехала на выходных и обратно не собирается. По крайней мере, пока.

— И что в ней такого особенного?

— То, что Елисей наш на нее запал, — усмехнулся Глеб. — Я видел, как он на нее смотрит. Глазами обнимает. Это же из-за нее он своего спеца прислал.

— Это не деревенские его наняли? — Кощеев нахмурился.

— Нет, куда им. Я сам видел, как этот тип в очках, с ноутом по улице шел. Камеры вешал. Местные говорят, от Елисея. Ходит, все фоткает, что-то чертит в планшете. Говорит, для «безопасности деревни». И не китайское барахло. Там датчики, wi-fi, аккумуляторы, все по уму. Даже на сарае Ларионовых что-то ставил, а те ж глухие, ничего не поняли. Только махнули рукой — мол, пусть делает, раз для блага. Так что Елисей наш, Щукин, весьма непростой. Не гламурный мажор, который родился с золотой ложкой в жопе.

— Значит так, — голос Кощеева стал стальным. — Эта девка, Василиса… ее пока не трогать. Но слежка круглосуточная. Кто с ней говорит, где бывает, какие маршруты. Все. И этого спеца с камерами тоже пробейте. А на Елисея мне полное досье. Поняли?

— Поняли, — хором буркнули Артем с Быком.

— Принято, — отозвался Глеб.

— И еще. Если он передает видео в облако, нужно будет взломать и посмотреть, что там уже сохранилось. Если нет — найдите, где у него база. Пусть «случайно» что-то откажет. Проблемы со связью в деревне, как известно, дело обычное.

Глеб хмыкнул:

— Сделаем. А если они не остановятся? Или продавать так и не захотят?

Кощеев снова побарабанил пальцами по запястью.

— А на этот случай у нас есть Василиса. Но мы не трогаем ее… пока. Если Елисей продолжит в том же духе, эта Василиса исчезнет. Тихо. Без следа. Вот тогда и посмотрим, на что способен наш королевич.

Он посмотрел на небо, где звезды мерцали как неисправные точечные светильники, потом перевел взгляд на своих подчиненных и усмехнулся.

— Главное для нас сейчас — это земля. Остальное — мусор. Камеры, вся эта тупая деревенщина, спецы их доморощенные. Все решаемо. Мы тут власть, поняли? Не Елисей. Не Окунев. Мы.

Елисей

Впервые за долгое время Елисей снова стремился… в деревню. Даже не в свой коттедж, который построил, чтобы отдыхать от городской суеты и наслаждаться простыми, но такими красивыми видами, а в Лузянки. Больше того, он не мог дождаться выходных именно по этой причине, а каждый разговор с Василисой неизменно вызывал на его лице улыбку. Это было совершенно ненормально… Потому что еще неделю назад он встречался с Аней, собирался ехать с ней в Эмираты, но… девчонка из желтого «жучка» перевернула всю его жизнь с ног на голову.

Рядом с ее бабушкой Елисей словно снова оказывался в детстве. Об этом мало кто знал, но его бабушка с дедом тоже жили в деревне. Когда-то безумно давно он гостил у них в точности так же, как сейчас Василиса. Вот только домик у них был попроще, но зато дед, работающий егерем в тайге, учил его обращаться с пилой, топором и прочими прелестями жизни вдалеке от цивилизации. Вопреки представлениям многих о том, что он всю жизнь не вытряхивал жопу из офисного кресла, Елисей вытряхивал. И дом он построил не потому, что ему понравились виды, наверное, чтобы оказаться поближе к тем, кого уже нет.

Василиса и ее простая уютная доброта обнажали все то, что он считал давно забытым, законсервированным где-то глубоко внутри. Просто потому, что в современном мире немодно чувствовать, немодно предаваться ностальгии, немодно вспоминать деревенский дом со старенькими коврами, которые он от души лупил выбивалкой для пыли — такой старой, пластмассовой, узорчатой. И кружевные занавески на окнах, и теплый запах свежих, только что приготовленных пирожков.

Прогулка по Лузянкам как машина времени отправила его в собственное прошлое. Он не сказал об этом Василисе, ему это показалось лишним, но… наверное, она бы поняла. Да даже не наверное. Она бы как раз поняла, даже несмотря на то, что это было слишком личным и сокровенным для их более чем непродолжительного знакомства. Но разве не было сокровенным все то, что она ему показала?

Дороги, озера, деревенскую дискотеку, тихое кладбище…

Дед погиб, защищая диких зверей от браконьеров, поэтому Елисей с детства усвоил, что некоторые люди гораздо опаснее диких зверей. Поэтому понял, что сразу надо показать этим троим: за Василису, за Валентину Аркадьевну и за Лузянки есть кому постоять. Даже если этот плешивый председатель уже сдал позиции.

Со Львом Елисей познакомился на предыдущем месте работы, он занимался системами безопасности, имел репутацию, которую немногим удается заработать и в целом был мужиком надежным. Поэтому, отправляя его к Моргуновым, он был уверен, что все будет хорошо. Но просчитался: сначала ему позвонил сам Лев и сказал, что ублюдки подожгли пристрой Стрельцовых и здание администрации. Но если второе удалось потушить быстро, то у Стрельцовых сгорел пристрой, где обитали звери.

— Животные хоть не пострадали? — с трудом сдерживая клокочущую внутри ярость, спросил Елисей.

— Нет, к счастью, вытащили всех. Только хозяйка ожоги получила, но незначительные. Деревенские — они пошустрее городских будут, знают, что к чему. Василиса твоя вон лично стену дома с мужиками спасала от возгорания. И спасла. Потом еще дождь пошел, к счастью. Пожарные сюда бы не успели, сам понимаешь.

При мысли о том, что Василиса могла пострадать, все внутри похолодело.

— Уроды работали со знанием дела, на камерах не засветились, — прокомментировал Лев, предвосхищая его вопросы. — Только хмырь какой-то в трениках бродил по деревне, я его снял, можешь посмотреть в облаке. Или могу сам по базе пробить.

— Поставь камеры везде, где только можно. Мне неважно, сколько это будет стоить, — сказал Елисей. — Чтобы видно было все. Со всех сторон.

— Хорошо.

Они попрощались, и Елисей набрал Василису:

— Ты почему мне ничего не сказала? — набросился на нее с первого слова.

— А должна была? — опешила она.

— Рассказать о том, что у вас там пожар устроили?! И что ты его лично тушила? У вас там что, мужиков мало?

— А что это я должна в стороне сидеть?! — вскинулась она. — Там каждая пара рук была на счету. Лев бабушку защищал, а я побежала к ним.

Елисей вздохнул.

— Ты хоть понимаешь, что могла пострадать?!

— Ну не пострадала же!

Они говорили не по видеосвязи, но Елисей почему-то отчетливо представил, как она вздернула свой и без того немного вздернутый нос.

— Кроликов хотели пожечь, — неожиданно зло сказала она. — Твари! Увижу… палку в задницу суну, честное слово!

— Только постарайся, чтобы в этот момент с тобой рядом был я или Лев, — сказал Елисей. В том, что Василиса способна броситься на троих амбалов с палкой, он не сомневался. Впрочем, он ее прекрасно понимал, сам был такой же: когда обижают слабых — беззащитных женщин, детей, стариков и животных, инстинкт самосохранения отодвигается на второй план, и даже если силы неравны, ты все равно бросаешься в бой.

— Ну… обещать не могу, но постараюсь.

Он невольно улыбнулся.

— До встречи, Василиса Прекрасная.

— До встречи, королевич Елисей, — фыркнула она и положила трубку.

После нее он сразу набрал Окунева и перешел к делу. Выслушав его, армейский друг отца произнес:

— Я за этим Кощеевым уже года три охочусь. Он ко мне приходил, пытался договориться… не сам, разумеется. А того, кого ко мне подослал, в камере порешили, вот и нет свидетеля, пытавшегося дать взятку от его лица. Сложно там все, Елисей. Вот если бы были прямые доказательства, я бы его прямо за решетку упрятал, но…

— А если есть доказательства? — Елисей открыл видео от Льва, где неприятный гоповатого вида мужик разгуливал по Лузянкам.

— Присылай.

Елисей отправил запись, а спустя несколько часов Кирилл Окунев перезвонил ему сам.

— Этого парня сегодня нашли мертвым в лесополосе. Точнее, то, что от него осталось, по жетону армейскому опознали. Он его в кармане таскал, а те, кто от тела избавлялся, явно недалекого ума. Не проверили или забыли, не посчитали нужным.

Елисей поморщился.

— Получится через него выйти на Кощеева?

— Дело открыто, я его сам веду. Так что если у меня будут какие-то новости, сразу тебя наберу.

Окунев не сказал о том, что это между ними, но это было бы лишним. Елисей знал, что таким не делятся, и что такое тайна следствия тоже знал. В детстве, особенно после гибели деда, он и сам хотел пойти в полицию, но жизнь расставила приоритеты иначе.

— Буду ждать, — поблагодарил он интонациями и отключился.

Посмотрел сквозь панорамное офисное окно на залитый солнцем город, потом снова перевел взгляд на почту. Там в отдельной папке «Аня», в личной, не в корпоративной, были варианты уютных домиков на природе, которые он отправлял ей в качестве альтернативы Эмиратам.

«Глэмпинг «Сосновое» всегда рад гостям», — гласило письмо от менеджера, с которым Елисей общался.

И тут ему в голову пришла идея.

Степанида

Она шла неспешно, знакомым маршрутом вдоль озера, по едва заметной тропинке через луг, мимо кладбища и к старой церкви, а потом через ольховую рощу. Было еще рано, солнце едва золотило горизонт, но Степанида любила это время. В ранний час все вокруг становилось прозрачным, чистым и искренним, и можно было считать особо крупные капли росы на низких травинках и лохматых макушках чертополоха.

Она знала, что добром ее не встретят, но не боялась. В ее возрасте страх за собственную жизнь перестал быть колючим, она куда больше переживала за лес и деревню. Когда она уйдет, судьба сама решит, кому передать роль хранителя, пусть даже этот кто-то будет на Степаниду совсем не похож. Но во все времена находились люди, которым род, особая связь с землей и небом дороже золота. Степанида знала: ее слово не будет последним, но разговор все же должен был состояться.

Первыми ее встретили ворота — солидные, глухие, при каменном, с острыми пиками, ограждении. Потом уже донеслись голоса собак. Судя по утробному вою, здоровенных.

— Эй, бабка! — Из будки мужик вышел в черной рубашке и темных брюках. — Ты к кому?

— Кощеева желаю видеть, Петра Васильевича.

Мужик открыл и закрыл рот, но в будку вернулся и кому-то позвонил. Через минуту он вышел снова.

— Иди ты, бабка, отсюда, пока цела. Не принимает он гостей. Тебя приглашали? Нет. Вот и топай!

— Ты бы, сынок, еще раз позвонил, — сказала Степанида, неотрывно глядя ему в глаза. — Шуйская моя фамилия по мужу. До грозы бы поговорить мне с Петром Васильевичем.

Слова ее сопроводил далекий пока еще раскат грома, и мужик бодро сбежал обратно в будку. На сей раз он был там дольше, и, высунув нос, буркнул:

— Жди, бабка.

Она сложила руки на поясе и так и стояла, вполголоса читая молитву. Каждому надобна защита, даже плохим людям. Этих приблудных следовало защищать от них самих.

Кощеев вышел через десять минут: высокий, лет шестидесяти пяти, с массивным носом и холодными серыми глазами, в которых пряталось так много недобрых эмоций. Рядом с ним шла здоровенная псина с коротким отрезанным хвостом и огромной головой — алабай, кажется.

— Шуйская, значит, — сказал Кощеев без приветствия. — Из тех, что деревню основали?

— Да. Степанида Ивановна мое имя, моим прадедом деревня заложена.

— И? — отозвался мужчина. — Зачем пришла?

— Вам бы поискать другое место, — спокойно сказала Степанида. — Добра здесь не найдете.

Ее слова снова сопроводил раскат грома, но Кощеев и глазом не моргнул.

— Это все? Деревенские тебя, что ли, прислали? Мне хватило разговора с председателем.

— Свой дом вы построили на месте старообрядческого кладбища, — продолжила женщина. — По мертвым ходите, живых не жалеете. Вам, Петр Васильевич, хорошо должно быть известно: мертвых лучше не беспокоить.

— Иди, мать, таблетки прими, — бросил Кощеев. — Пока не легла раньше времени рядом с предками в землю.

— Знаю дела твои, Петр, — негромко сказала Степанида. — И людей твоих грехи ведаю. Огонь тот жизни не забрал, а ныне хотите за воду взяться!

Скулы мужчины обозначились чуть резче.

— Зря ты нос свой суешь, куда не следует!

— Остановись! — произнесла Степанида, не мигая глядя ему в глаза. — На себя пристальнее взгляни, Петр Васильевич! Законов ты ни Божьих, ни людских не соблюдаешь, но за чертой за все ответишь. Знаешь ведь в душе: худо будет без прощения, а иные твои деяния и Богу простить будет трудно.

— Иди-ка ты, мать, домой, — посоветовал Кощеев. — Ребятне свои сказки рассказывать будешь.

Противника он в ней не видел, но Степаниду это не волновало. Она сказала, что хотела, предупредила мужчину. Не свернет с тропы — увязнет в трясине, да там и сгинет. Одумается — получит шанс спастись.

— Хотела бы сказывать — выбрала бы тех, кто сердцем чист, — сказала женщина. — Не троньте озеро, в последний раз прошу! Не губите лес, людям зла не чините! Или мало тебе бед, что на семью твою обрушились? Мать твоя, ведаю, мучилась перед смертью, заклинала тебя свернуть с избранного пути!

Прогрохотало в третий раз: прямо над их головами. Пришла, разрослась черная туча, съела яркое солнце. Степанида не могла сказать, когда именно в ней проявил себя этот дар, но порой, едва взглянув на человека, она знала части его прошлого, видела их внутри себя, словно сны. Так получалось не со всеми, но увиденное всегда оказывалось правдой. Вот и теперь по глазам Кощеева она поняла: не было ошибки. Тяжело уходила мать Петра, и до последнего за сына болело ее сердце. И, хотя он был упрям, а дорожил ею и пытался помочь, но деньги не сыграли роли.

— Не лезь не в свое дело, — Кощеев махнул рукой.

Из ворот появились двое с собаками, у которых на мордах читалась ненависть ко всему живому. Так их, бедных, научили: рвать, грызть по команде, слушаться, пока удобны. Кощеев шагнул к дому, но потом все же обернулся:

— Больше сюда не приходи. — И добавил: — Территория частная, спустим собак.

Два громадных кобеля рванулись по команде на коротких поводках, встали грозно на задних лапах, повисли, захлебываясь лаем, но Степанида не шелохнулась.

— Своим умом живите, — сказала она, с каждым из вышедших встретившись глазами. — Сами что собаки при хозяине лаете да зубы кажете, да этих бедных научили только злобе! Сейчас еще можно остановиться, потом будет поздно.

Могли ли здесь у нее появиться союзники? Или этим ребятам уже нельзя было помочь? Но не во всех глазах она прочла пренебрежение и насмешку…

— Пшла прочь, бабка! — рявкнул один из бугаев, повторно спуская собаку.

Однако, пес как о стену разбился, не добравшись до Степаниды каких-то десять сантиметров. Он хрюкнул, расчихался и сконфуженно заскулил, отступая.

— Зверя не наказывай, — сказала Степанида. — Он не виноват, что его хозяин — дурак.

И пошла прочь неспешно, под раскаты грома да блеск молний. Там, у северного края стены, она оставит им подарок — мешочек с травами да камушками от нечистой силы, как ее бабушка учила. Мало кто сейчас в это верил, но порой достаточно было просто чувствовать. На невидимое обычными глазами смотреть — что глубину омута травинкой измерять. Потустороннее себя показывало редко, и только тем, кто зрит душой. Кощеев, понятное дело, не видел ничего дальше своей алчности. Земля была для него капиталом, лес — материалом, озера — просто лужами. Степанида не знала, конечно, его точных планов, но она привыкла анализировать и предполагать, и, судя по его реакции, попала в точку в своем предположении. Теперь ей следовало найти более молодых и активных союзников, и кое-кто у женщины на примете уже был...

Внезапно она услышала за спиной пыхтение и поняла, что собаку-таки спустили с поводка ей вслед. И бежала она, судя по всему, быстро. Степанида знала, что делать в таких случаях: дед ее, к которому она давным-давно ездила в гости в Сибирь, держал мохнатых кавказских овчарок.

Она обернулась и встала прямо, глядя мимо зверя, одной рукой медленно доставая из кармана особую смесь специй, а вторую пряча под плотный передник. Женщина взяла специи на всякий случай, зная, что у Кощеева много собак.

— Добрый зверь, хороший зверь, — сказала она мягко. — Не злись. Фу. Нельзя. Я не хочу тебя обижать.

Жил у них в деревне один кинолог. Лаской, говорил, злую собаку, особенно если она атакует, не остановишь. А у женщины против такой махины и вовсе, по его словам, не было шансов…

Оглушительный раскат грома сбил пса с толку, и он, сбавив темп, остановился в метре от Степаниды в напряженной позе, показывая огромные клыки.

— Хороший пес, — Степанида по-прежнему не смотрела собаке в глаза. — Умный зверь, сильный. Иди домой. Иди на место.

Хлынул ливень. Пес стерег ее, словно добычу, но она по-прежнему не боялась. Кто кого? Она была терпелива, и дождь ее не донимал.

— Рок, ко мне! — наконец донеслось откуда-то, и зверь тотчас, развернувшись, побежал обратно к хозяевам.

По пути он еще обернулся на нее, пронзив тяжелым взглядом, но в собачьих глазах не было ни холода, ни злобы, лишь странный интерес. Внутренним чутьем Степанида осознала: они очень скоро снова встретятся.